Кое-как прикололи, стоят в обнимку и улыбаются.
- Красивые мы? - спрашивают.
- Очень, - говорю.
Один другого спрашивает:
- Мы с тобой, Миша, на демонстрации?
- На демонстрации, - говорит Миша.
- Мы с тобой, Миша, имеем право?
- Имеем, - говорит Миша.
- Мы с тобой, Миша, красивые?
- Красивые, - говорит Миша.
- Деньги, - говорю, - давайте!
Они стали значки отцеплять.
- На, парень, держи!
И пошли. А идут-то как, красивые! Уж им-то ни к чему значки. Без значков вполне хорошие. Пусть Штора меня ругает не ругает - ничего у меня не получается.
…У него торговля идет, но не шибко. Покупают, но давки никакой нет, все спокойно.
Увидел меня, подмигнул.
- Ну, как? - спрашивает.
Я по карманам похлопал.
- Никак, - говорю.
- Становись, - говорит, - рядом и шуруй! Толку от тебя как от козла молока, пропадешь ты без меня, бальзак, на том свете исправишься.
Я встал рядом с ним, постепенно карманы мои стали освобождаться. Торговали дотемна.
Операция в общем прошла успешно. Оставшееся он собирался завтра реализовать, поехать на маевку. Выпившие люди, по его мнению, по два значка приобретут, на обе стороны груди.
- Только я с вами не поеду, - говорю, - меня дома не отпустят.
- Заработать, значит, не хочешь? Пришел бы завтра. Да ты не надувайся, как пузырь, не надувайся, а то лопнешь! Завтра приходи!
- Как завтра?!
- Сразу и получишь.
- Нет, - сказал я, - сегодня.
- Арбуз на крючок с червяком не поймаешь, - сказал он загадочно, - а грибы на паркетном полу не растут.
- При чем здесь грибы?
- Рыба на деревьях не вьет себе гнезда, - сказал он загадочно.
- Вы что, умнее всех на свете, да? - сказал я.
- Ты надо мной не труни. Вот плоды моих действий, моей философии! Вот они! - Он выгреб из кармана кучу денег, повертел перед моим носом. - Слепой ты, да? Гляди! Мы с тобой еще наделаем продукции! К Новому году, к следующей годовщине Октября, к женскому дню Восьмое марта…
- Ко Дню артиллерии, - сострил я.
- Ну, ты, бальзак, брось! Ты ведь еще не полный бальзак, а кусочек, тебе до Бальзака еще много учиться. Напрасно ты так со мной, вся сумма у меня, ты помни! Ты не особенно-то дергайся, прощай, бальзак!
- Как прощай?!
- Ага! Испугался! Ну то-то! Клад ты, бальзак! Ваша светлость!
Ненавижу я эти штучки. Отдал бы деньги, и все тут. Нечего мне мозги крутить, что за привычка!
Он обнял меня за плечи.
- Да пошутил я. Так же шуток не понимаешь, как моя жена. Неразвитые вы люди! Да разве я могу оставить вашу светлость? Бросить посреди улицы? Садись.
И помчались мы обратно по Буйнаковской улице.
Расходились демонстранты. Пошли переполненные трамваи.
8
Домой я не явился в эту ночь.
Мы затаскивали мотоцикл в сарай, как Штору окликнули.
- А я к тебе в гости после демонстрации, - сказал улыбающийся маленький толстяк, обнимая за плечи улыбающуюся женщину.
- Смотри, Картошин! - воскликнул Штора. - Целую Кате ручку!
- Катались? - спросила Катя.
- Катались, катались, - сказал Штора, моргнув мне. Поднялись в квартиру.
Штора чуть не захлопнул перед моим носом дверь, я успел проскочить, вернее, втиснуться. Забыл, что я сзади иду, что ли?
- Мой помощник, - сказал он Картошину.
- Все великие дела творишь? - сказал Картошин, улыбаясь.
- Угадал, - сказал Штора. - А ты?
- После окончания нас с Катей направили в Кировабад на строительство электростанции. Там остались. Милый городишко. Сейчас в конструкторском бюро. Примчались, как ты сам понимаешь, на праздники, к родным…
- Не думаете из своей дыры перебираться?
- Не думаем.
- А я разворачиваюсь, брат, вовсю…
- Мы с Катей, когда тебя исключили…
Штора перебил:
- Об этом я не жалею.
- Можно было бы тебе восстановиться…
- Брось, Картошин, я плевать хотел на них, мне не надо… Мне это все, знаешь… начхать. При моих способностях, ты, Картошин, знаешь… Я им всем покажу!
- Да, да… - сказал Картошин.
Я заметил, со Шторы вдруг слетело то хорошее настроение, та уверенность в себе, которые только что наполняли его до краев.
- Мы ведь с тобой, Картошин, не виделись с того дня, как я из института ушел, - сказал Штора.
- Да, да, с того дня, как тебя… как ты ушел, мы с тобой не виделись…
- И вот встретились в праздничный день, - сказала Катя.
- Сейчас мы все организуем, - засуетился Штора, - сейчас я своего помощника пошлю…
Он отвел меня в сторону.
Супруги Картошины закричали:
- Не надо ничего, Виконт, не надо беспокоиться, мы просто зашли тебя проведать!
Но он уже хлопнул дверью. Я его убедил, что детям до шестнадцати лет спиртного не отпускают.
- А вы, значит, его помощник? - спросила меня Катя Картошина.
Скажи "да", она сразу поинтересуется, в чем я помощник. Но мне не хотелось распространяться про значки. И Штора, как я понял, не собирался перед ними хвастаться сегодняшним днем. И я сказал:
- Я его родственник.
- Так, значит, вы его родственник? Вы нам что-нибудь расскажете? Виконт и сейчас, вероятно, откидывает номера? В институте он откидывал такие номера! Он был очень живой, правда, Паша?
- Да, он откидывал номера, - сказал Паша, - а что он сейчас делает?
- Работает, - сказал я.
- Ну, это понятно, а где он работает?
- Очень крупное место занимает, - сказал я почему-то.
- И какое же это место?
- Не знаю, что-то позабыл… Как его…
- Какое же?
Они меня вовсю допрашивали. Хотелось выпутаться из этой родственной истории, но не тут-то было. Смотрят на меня в упор, с таким интересом, как-никак родственник…
- Он ваш дядя, что ли?
- В общем-то да, - говорю, - но не совсем.
- Как это понять?
- Матери разные, понимаете.
- А-а-а…
Помолчали.
- А жена у него есть? - спрашивают.
- А какую вы имеете в виду?
- Смотрите-ка, второй раз женился!
- Вы, наверное, стюардессу имеете в виду? - спрашиваю.
- Про стюардессу мы ничего не знаем, ой, как интересно! Расскажите нам про стюардессу! Он нравился женщинам, правда, Паша? Смотри-ка, на стюардессе женился!
Паша задумчиво моргал.
- Да это раньше, - говорю, - у него была жена стюардесса, а сейчас… Как ее… Сикстинская мадонна, в общем…
Они переглянулись, удивились они здорово. Сикстинская мадонна их совсем убила.
Опять помолчали.
- А скажите, стюардесса интересная женщина, как она выглядит? - спросила Катя.
- Она, - говорю, - раньше в кино снималась… Да вы ее знаете… Красоты необыкновенной. Волосы абсолютно золотые, а глаза настолько синие, что хоть сейчас же помирай… А о фигуре и говорить нечего. Все падают…
- В каких же она картинах снималась? - спросила Катя.
- Да в этих, - говорю, - как их…
- Вспомните, вспомните…
- Много больно разных картин в голове перемешалось…
- Очень жаль, мы постоянно следим за новыми лентами… Кино - наша слабость, правда, Паша?
Паша кивнул.
- Интересно, отчего же она в авиацию подалась? И должность не ахти.
- Романтика, - говорю.
- Интересно…
- Очень даже, - говорю. - Она сейчас за адмиралом замужем. Адмирал мне кортик подарил…
- Вот как бывает!.. - воскликнула Катя. - Что значит красота!.. Бросила сниматься, совершила вроде бы опрометчивый, легкомысленный шаг. Ринулась в романтику. Порвала с кино. Ан нет! Выходит замуж за адмирала…
- Любопытная история, - сказал Картошин, - почему они все-таки разошлись?
- Ах, - сказала Катя, - брось ты: почему да почему! Так надо!
Она глубоко вздохнула и уставилась на стену. Я посмотрел туда же. Там на гвоздике висел значок. Тот самый. Первомайский. Она смотрела дальше. В пустоту.
- Нет, почему же все-таки? - допытывался Картошин, уставившись на меня.
Тут я ничего придумать не мог и сказал "не знаю".
- Оставь ты в покое мальчишку, - сказала Катя, но он от нее отмахнулся.
- Ну, а вторая жена, - спросил Картошин, - как вы изволили назвать, живет с ним? Все нормально? В порядке? Да?
- Красивая, - говорю, - очень… Исключительно поет. Зовут в оперу, а она не идет…
- Но с ним она живет? - спросил Картошин, слегка раздражаясь.
- А с кем же ей жить, - говорю, - конечно, с ним…
Катя Картошина смотрела в пустоту. Картошин сказал:
- Какая у него все-таки должность, вы не вспомнили?
- Не могу, - говорю, - вспомнить.
- Пока он не вернулся, вы нам что-нибудь еще расскажите, со стороны племянника видней…
Я им всякую чушь понес.
- Бывают, - говорю, - у него разные гости, наезжают сюда разные директора заводов, фабрик, предприятий, институтов, лечебниц и больниц и обсуждают разные вопросы. Пьют чай с вареньем "Роза"…
Они даже посерели от моих басен.
- …Был один министр с женой… Два мастера спорта, боксеры…
- А как фамилия, не помните?
- Нет. Одного вроде бы Николаем звали… Тяжеловес из Москвы… О! Вспомнил. Королев! Бритая голова, и пиджак по швам трещит, как повернется… А другого фамилию я никак не припомню…
- А министра, министра как фамилия была?
- Министра?
Он весь вперед подался, очень хотел фамилию министра услышать. А я сморщил лоб, будто вспоминаю.
- Ну, ну? - спрашивает.
- Сейчас, сейчас…
- Какой отрасли, отрасли какой?
Я изо всех сил сморщился и говорю:
- Забыл.
- Что у вас за голова, простите, - разочарованно сказал Картошин. - Такой молодой - и такая память… Ваш дядя, насколько мне известно, не страдал этим изъяном.
- А потому, что матери разные, я же вам объяснял.
- При чем здесь матери! - завелся Картошин. - От вас ничего толком не добьешься, племянничек называется…
Мне мысль в голову пришла культурненько от них отделаться.
- Вы меня простите, - говорю, - мне нужно домой по телефону позвонить, я вас на минуточку оставлю.
Звоню родителям, так и так, говорю, задержусь сегодня на работе, в парке крупное праздничное гулянье намечается, требуется усиленная реклама.
Могу теперь сидеть хоть до утра. Пока мне денег не заплатят.
…Появился Штора в обнимку с приятелем. Оба уже где-то заметно хватили.
Несколько бутылок появилось на столе.
- Мы слышали от твоего помощника, - сказал Картошин, - что у тебя тут министры заседают…
- Ладно, ладно, - сказал Штора, звеня рюмками в буфете.
Приятель вываливал в тарелки купленную закуску.
- Что вы на меня уставились? - вдруг сказал Штора.
Картошины действительно на него глазели, как будто он с того света или с луны свалился. Сидят на диване, держатся за руки как маленькие и глаз с него не спускают. Задал я им задачу! Вот-вот спросят, как фамилия министра.
Вопрос их немного смутил.
Поднимая рюмку, Штора сказал:
- Я сегодня завершил почти полностью грандиозный эксперимент, мероприятие крупного масштаба, но это только часть моего плана…
Картошины смотрели ему в рот.
- За это и выпьем… И за встречу.
- С летчицами знакомство заводишь, - сказала Катя, пригубляя из рюмки.
- Налей-ка, Вася, - сказал Штора приятелю, не слушая ее. - Выполнение и перевыполнение плана есть насущная задача… Четкое решение задачи…
Пошло, пошло, покатилось, подумал я.
Все держали рюмки в руках, а он произносил тост. Рюмка его, между прочим, стояла на столе.
- …Выпьем за успехи и за праздник! - закончил он.
Я отказывался пить. Штора с Васей на меня наседали, заставляли, уверяли, ссылаясь на праздник (такой день и такое отношение!), на болезни (кто не пьет, тот скорее заболеет и умрет), не пьют только плохие люди, и курица пьет…
Катя пыталась меня защищать. Картошин ее поддерживал. Но Штора им не давал рта раскрыть, тараторя без умолку. Только Вася ухитрялся каким-то образом вставлять словечки, находя паузы в потоке слов хозяина.
Хозяин с Васей пили хорошо.
Картошины пили плохо.
Вася беспрерывно наливал.
Хозяин беспрерывно говорил.
Картошин испуганно отставлял свою рюмку.
- Ты должен выпить, - твердил ему Штора, - ты уважай этот дом, ты слушай меня, по восточному обычаю, слушай сюда, Картошин…
- Мне достаточно, - молил Картошин, - мне вполне достаточно, я больше не могу…
Удалось прорваться со своим вопросом Кате:
- А где пироги? Почему нет хозяйки?
Штора ей не ответил. По самой простой причине. Хозяин закусывал.
- Сейчас я вам прочту стихи! - воспользовался этим Вася.
Глядя в тарелку, он начал:
Вечность в вечности моей души,
Я могу прожить в глуши,
Но принцем…
Я могу прожить в тиши,
Но принцем…
Картошин потянулся к рюмке, немного отпил и поперхнулся. Вася после стихотворения "Принц" перешел на следующее стихотворение без названия:
Могу я все, и все я не могу,
Туда иду я, не туда иду…
- Ерунда, - сказал Штора, - мы туда идем, мы все можем!
Вася налил.
Картошин накрыл свою рюмку ладонью, и Вася налил ему на руку.
Катя сказала:
- А мальчишке все-таки, я думаю, незачем сидеть со взрослыми, ему к родителям пора. Добрый дядя ему попался…
- Пусть идет, никто его не задерживает, - сказал Штора, на меня не глядя. - Может быть, ты пойдешь домой? - спросил он, опять же на меня не глядя.
- Никуда я не пойду, - сказал я.
- Ну и сиди, - сказал он.
Вася снова попытался читать стихи, но Штора остановил.
- Пусть, пусть читает, - попросил Картошин, - мне понравилось.
- Поэт… это такое… - сказал Вася, - это настолько… Это Пушкин!
- И Лермонтов, - сказал хозяин.
- Не только, не только, - запротестовал Картошин.
- Но только не он, - сказал Штора, указывая на Васю. - Вот я вам сейчас продемонстрирую!
- Виконт пишет стихи! - воскликнула Катя.
- Не пишу, а демонстрирую, - поправил Штора, - прошу внимания! Прошу.
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна,
Эт Штора Викентий…
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле,
Колокольчик динь-динь-динь…
Эт Штора Викентий
Средь неведомых равнин!"Эй, пошел, ямщик!.." - "Нет мочи:
Коням, барин, тяжело!"
Эт Штора Викентий…
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
Эт Штора Викентий
Да кружит по сторонам.Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Эт Штора Викентий…
Одичалого коня!
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Эт Штора Викентий
И пропал во тьме пустой…
"И пропал во тьме пустой… И пропал во тьме пустой…" - завертелось назойливо у меня в голове.
- А дальше я запамятовал, - сказал Штора.
- Это "Бесы"! - сказал Вася оживленно. - Во дает!
- Сам ты бес, - сказал Штора.
- А что, не "Бесы"? - полез в бутылку Вася. - Не "Бесы"? Точно "Бесы"!
- Точно, точно! - подтвердил Картошин.
- Давай-ка, Вася, твое стихотворение… - сказал Штора. Он попытался взять у Васи стихи, но Вася запротестовал.
- Как там дальше в "Бесах"?.. - вспоминал вслух Картошин. - Как там: "Бесконечны, безобразны, в мутной месяца игре, закружились бесы разны, будто листья в ноябре…"
- Да-а… Пушкин… - вздохнула Катя.
- Эх, Пушкин… - вздохнул Вася.
Заговорили о Пушкине. Вспомнили его жену. Поспорили, виновата она в смерти Александра Сергеевича или нет.
- Я хотела бы познакомиться с твоей женой, Виконт, - сказала Катя.
В дверь позвонили, Штора пошел открывать. Из коридора раздались восторженные возгласы.
Ну и здоровенный детина вошел!
- Супермен, - представил его Штора.
- У вас есть что-нибудь поесть? - грохнул супермен с ходу.
- Есть, есть… Вот водка… Рыба, молоко… - Штора бросился из комнаты и вернулся с бутылкой молока.
- Ну и прекрасно! - сказал супермен. - Художнику больше ничего не нужно!
- Великий художник! - сказал Штора. - Талант редкий и необычный. Но с неудавшейся судьбой. Пять раз этот человек, этот красавец, супермен чистой воды, благороднейшей души человек, обаятельнейшая личность…
Мне вдруг показалось. Штора забыл, что пять раз.
- Пять раз этот человек, скромно стоящий сейчас перед вами, поступал в Академию художеств и пять раз не был принят! Похлопаем же ему!
Захлопали Картошины, скорее всего, от испуга. Идиотство хлопать человеку, который пять раз проваливался на экзаменах!
Я так и не понял, хвалил ли его Штора или издевался.
С большим подъемом Штора продолжал:
- Кто из вас, здесь сейчас сидящих, может сравниться с волей, стойкостью, упорством, последовательностью, верой в свое дело, непреклонностью этого простого парня? Кто?! Никто! И он будет принят! Он добьется своего! Такие люди всегда добьются своего, так выпьем же за него, друзья!
Обаятельнейшая личность взяла в одну руку бутылку водки, в другую бутылку молока и, стоя, возвышаясь над всеми, гордо и твердо, театрально и монументально, спокойно, вперекидку из двух бутылок вливала в себя обе жидкости. Как при исполнении особо сложного номера в цирке, стояла мертвая тишина. Не хватало только барабанной дроби.
Картошин зябко ежился. Катя Картошина отчаянно моргала. Отечески смотрел на супермена Штора. Напрягся готовый крикнуть "Браво!" Вася.
Супермен пил не морщась. Супермен знал свое дело. На то он и был супермен.
Он выпил все.
Качнувшись, рухнул на пол.
Храп супермена возвестил о том, что спектакль окончен.
- Я думаю, его следует положить на постель, - сказал Картошин мягко.
- Ему следует поступить в академию, - сказал Штора.
- Не может же он так лежать! - возмутилась Катя.
- Может быть, человеку хочется полежать, - сказал Штора.
Картошины притихли. Возможно, они размышляли над ответом хозяина. Но им не пришлось долго размышлять.
Хозяин вдруг исчез и так же внезапно возник с пистолетом в руке.
- Отличная штука! - заорал он, размахивая в воздухе вальтером. - Я им волков стрелял и лис!
Подскочив к лежащему супермену, Штора выстрелил над самым его ухом.
Резкий звук пистолетного выстрела наполнил комнату. Зазвенело у меня в ушах.
Но не в ушах супермена. Он не шелохнулся. Сон его тоже был суперменским.
По всей вероятности, Картошины решили, что супермена убили и настала их очередь. Они уже не держались за руки, а обхватили друг друга за шею и зажмурились.
Хозяин дома с великим удовольствием выстрелил вторично в потолок. Тогда вскочил с места Вася.
- Я не люблю! - заорал он. - Я не люблю!
- Чего ты не любишь? - уставился на него Штора.
- Ненавижу, - заорал он, - когда в руках пистолет!..
- Спокойно, Василий! - сказал Штора.
- Не спокойно! - заорал Василий.