* * *
– Шарик, ты меня любишь? – положила свою морду ему на лапу Муха.
– Хз, – вчера любил, сегодня – не знаю. С утра так трудно любить кого-то, – пытался он поймать пастью зелёную шаловливую муху.
– А вот мне кажется, что люблю. Как ты можешь сомневаться, не понимаю. Вдруг я уже беременна, – закрыла она мечтательно глаза.
– Хз, некоторые вещи начинаешь понимать, только когда они становятся навязчивыми, – наконец, поймал он муху и подумал про себя: "Муха залетела дважды". – Вот ты же недавно совсем из космоса, лучше расскажи, как там.
– Я тебе про любовь, а ты мне про звёзды. Темно там и скучно. Одно развлечение – невесомость. Даже мысли становятся невесомыми, зависают на ходу. Представляешь, летит по твоим извилинам мысль, как машина по автобану, и – резко по тормозам! Так с одной мыслью о тебе весь полёт и прошёл, – уткнулась она носом Шарику в подмышку.
– А как подруга твоя, Стрелка? – пытался выплюнуть мохнатую муху Шарик. Но она забралась в дупло где-то между пятёркой и шестёркой и затихла.
– Эта сука всё о кобелях своих рассказывала, у неё течка в мозгах, – открыла глаза и посмотрела внимательно на Шарика Муха. – И ты у неё в гостях побывал? – убрала она вопросительную морду с его лапы.
– Не, не успел, я с ней мельком был знаком, но красивая, – пытался он языком достать пернатую, но тщетно. – Ей бы мир спасать, а не по мужикам шастать.
– Красота спасёт, но только после того, как соблазнит, – облизнулась Муха.
– Да не спал я с ней – зубом клянусь. Ещё не спал, хотя зад у неё приличный. Увязался как-то за ним, слово за слово. Хозяин её бьёт, жалко стало, я и утешил, – попытался отплеваться от мухи Шарик.
– Порой утешение заслуживает секса. Видимо, недостаточно он её порол, раз по мужикам шляется, – встала и поплелась на кухню Муха.
– Чего ты сразу начинаешь, – поднялся вслед за ней Шарик.
"Вот бабы, врать им нельзя, всё равно догадаются, правду говорить тоже нельзя, всю душу вымотают", – подумал про себя Шарик, забыв про муху.
– Муха, тебе надо научиться мыслить абстрактно.
– Научи, раз надо.
– Давай для начала поиграем в ассоциации.
– Давай, а как это? Объясни.
– Видишь, кошка молоко лакает, – подозвал он её к окну.
– Вижу.
– Тебе это напоминает что-нибудь?
– Будто ты играешься с моим молочным соском.
– В твоей голове всё время эротика, но в общем – пойдёт.
– Теперь твоя очередь. Слышишь, кто-то вставляет ключ в замочную скважину?
– Дай мне подумать – случайная связь, – инстинктивно навострил уши Шарик, но ничего не услышал. – Теперь ты.
– Он входит. Влюблённость, – закатила глаза Муха. – Он ищет что-то.
– Любовь, – теперь и Шарик зажмурил глаза. – Находит.
– Брак, – услышали оба марш Мендельсона.
– Забирает всё самое ценное, – забеспокоился Шарик.
– Быт, – начала засыпать Муха. – Он тихо уходит.
– Ненависть, боль, потеря, – завыл Шарик.
– Как жизненно, – взгрустнула Муха.
– Чёрт, Муха, проснись! По-моему, нас обокрали – кто-то утащил нашу кость, пока мы с тобой фантазировали.
* * *
– Кот! Ты любовь мою здесь не видел? – ходил я из угла в угол, не зная, куда себя деть.
– Только тапочки, – лежал тот лениво на диване и смотрел "В мире животных". – А давно пропала?
– Я не знаю точно, жили-жили, всё как у всех: ужины, телевизор, скандалы, постель и сны… А потом раз – как обрезало.
– Успокойся, почеши мне спинку. Пораскинь своими мозгами.
– Ну? – сделал я всё, как мне прописал Том.
– Что ну? Рука у тебя холодная, – спрыгнул с дивана кот и, задрав хвост, прошёлся передо мной.
– И что?
– Что-что? Значит, чувства остыли.
– Да, как же они могли остыть, если я такой разгорячённый, – недоумевал я.
– Ты так долго гладил шипы этой розы, что они притупились, ты так долго смотрел в её глаза, что они увидели и тебя. Ты так долго вскармливал её поцелуями, что она открылась, ты так долго слушал её голос, что она научилась молчать, ты так долго носил её на руках, что она стала букетом. Ты так сильно её любил, что она почувствовала слабость и перестала цвести.
– Ты меня стихами не заговаривай, это я и сам знаю. Лучше скажи о себе, ты же с виду самый обычный бабник. Эти женщины, вокруг тебя и одна прекрасней другой, как ты их открываешь?
– Как Колумб когда-то Америку, – улыбнулся себе в усы Том, – совершенно случайно.
– Но всё же?
– Чтобы женщину познать и открыть, часто её надо выслушать, а иногда достаточно рот закрыть поцелуем.
– Вот ты, что ты можешь сказать о женской красоте? – расположился он на полу, словно сытый лев.
– Она существует, более того – возбуждает, – взял я в руки какой-то глянец.
– И как ты с ней уживаешься, уживался?
– А ты?
– Положу на кровать и любуюсь, – вытянул он перед собой хвост.
– А как же инстинкты? – захлопнул я чтиво и бросил на стол.
– Всему своё время, хозяин.
– А если его в обрез?
– Наслаждайтесь природой, – начал он двигать хвостом перед собой по полу, пытаясь его поймать.
– В чём, тогда по-твоему, красота выражается?
– Ты хочешь сказать, какой её частью?
– Нуда: глаза, ягодицы, лодыжки, грудь?
– Ну, пошло-поехало, красота – это же не анатомия, она обитает там, где живёт душа, – поймал наконец свой хвост Том.
* * *
– Привет, Кара! Как ты? Может, займёмся? – кричал он, как умалишённый, той, что гуляла на ошейнике рядом с человеком по зелёному пододеяльнику парка.
– А, Шарик!
– Ты что, человека завела?
– Это не человек, настоящее животное!
– Так займёмся или я побежал?
– Да подожди ты! Этот никуда от себя не отпускает, но я попробую с ним договориться, иногда мне это удавалось, – пала, заискивая, в ноги хозяина Кара, убедительно причёсывая хвостом землю.
Тот потрепал её загривок, дал пару наставлений и отстегнул ошейник.
– Умеешь же ты с мужиками общаться, – подбежал к ней и принюхался, как к старому коньяку, Шарик.
– Да, им много не надо: сначала дозу стервозности, потом чуточки ласки, а дальше проси всё, что хочешь. Так и чередуешь, – лизнула Кара Шарика в самое ухо.
– А если надоест? – уловил Шарик звуки дорогого шампуня от её шкурки.
– Темп надо периодически менять, – рванула она от Шарика.
"Как же интересно с умными бабами, но брать всё равно хочется красивых", – подумал про себя Шарик, догоняя самку.
– Мне кажется, что я и внешне ничего, – угадала его мысли Кара.
– Ты шикарна, я давно таких не встречал, – повалил её на землю Шарик.
– А ты вообще с кем-нибудь встречаешься, у тебя есть подружка? – лёжа на спине, отмахивалась она от его придаточных предложений.
– Есть, я к ней пожрать хожу. Она добрая, но в ней слишком этого, – ткнулся ей мордой в грудь Шарик.
– Быта? – раздухарилась от любовной борьбы Кара.
– Да, ты такая умная, я не думал, что ум может возбуждать, – легонько прикусил зубами её молодую плоскую грудь Шарик и подумал: "Ничто так не поднимает настроения женщинам, как дурные вести о других".
– Это тебе тестостерон бьёт в голову, – улыбнулась новым ощущениям его бывшая любовь. – Каким чёртом тебя сегодня принесло?
– Когда одиноко, все бегут к бывшим. Давай уже любить друг друга, крошка, – помог подняться суке Шарик. – Я же вижу, как ты соскучилась.
– А что есть повод? – отряхивалась Кара.
– Разве для секса нужен повод? – закинул он лапы ей на спину. Кара замолчала и, себе на радость, сдалась.
* * *
На работе было скучно, и я позвонил коту:
– Привет, как ты? Не разбудил.
– Да, нет, сериал смотрю "Про котов и кошек".
На экране перед Томом две кошки сидели под домом, точнее, кот один, вторая кошка.
– В кино пойдём сегодня? – он махнул хвостом.
– Там людно.
– Может, в бар? – махнул в другую сторону, словно фразы болтались у него на хвосте.
– Там душно.
– Как истинная кошка, гуляете здесь ночью сами по себе, – не знал, что ещё предложить кот, – и не хотите ничего.
– Ну почему же, может мне давно хотелось бы по вам.
– Да? – ещё больше смутился кот и, не зная о чём дальше говорить, ляпнул: – А вы не замужем?
– Нет, ещё не пришлось.
– Вот и славно, давайте жить слитно.
– У вас серьёзные планы? – провела она мягко своим белым хвостом по его длинным усам.
– Да, влюбился с первого "мяу".
– Вы рискуете. Знаете, у меня полно недостатков: я царапаюсь, я в экстазе кричу, я с касания завожусь.
– Вот и славно, вот и славно, – запрыгал от радости кот, – я давно мечтал о блондинке.
– Интересный?
– Ну как тебе сказать, не напряжный, чтобы поспать. Знаешь, засыпаешь за телевизором, просыпаешься, а там те же голоса, те же лица, тот же мотив, снова засыпаешь. Я люблю так фильмы смотреть.
– По-моему, ты так же за моей жизнью наблюдаешь?
– Ага, надо признать, что твоя жизнь мало чем отличается.
– Что ты сегодня такой злой? – дунул я в ухо коту.
– Я не злой, я правдивый, – стряхнул он головой мою добродетель. – А правда – она всегда злая.
– Давно тебя собаки не гоняли.
– А что мне собаки? Собак я, конечно, люблю меньше, чем кошек, но тоже к ним неравнодушен.
– Да, ладно? – не поверил я.
– Серьёзно, – окончательно проснулся Том. – Так как с людьми у них много общего: собачья жизнь, не твоё собачье дело (даже если у тебя есть дело, даже если своё). Все твари на четырёх ногах вызывают умиление, но собаки – особенно. Её всегда много. Даже самой маленькой, она занимает большую часть пространства.
– В этом ты прав, Том.
– И каждого нового гостя хочет… Если не покусать, то пригласить на половой акт. Помнишь, как танцевала танго с твоей ногой одна, что приходила с Петровыми?
– Нашёл, что вспомнить. Я им сказал, чтобы впредь свою похотливую тварь случили с кем-нибудь. Бедное животное.
– Только не нравится мне, как четвероногие всё время шарятся по углам, ищут то ли жратву, то ли внимание к себе, а когда находят, начинают вилять хвостом и улыбаться. Противно.
– Зато как друзья они хороши, – заступился я за собак. – Правда, как и со всякими друзьями, с ними надо гулять.
– Ага, иначе обидятся и насрут на ковёр, на паркет, в душу.
– Мне кажется, кошки больше на это способны.
– Не все же получили достаточно воспитания.
– А собаки? У них же в крови эта верность!
– Нуда! Пока не увидят суку на горизонте или кота. А с первыми также неприхотливы и неразборчивы. Впрочем, как и мы, как и люди. Больше всего мне нравится в них отсутствие комплексов: где приспичило, там и отлил, где устал, там и уснул.
– Ладно, кот, что-то заболтался я с тобой, а мне ещё работать. Давай, до вечера.
– Ага, я тоже пойду отолью.
* * *
– Шарик, ты с ума сошёл? – пыталась она сбросить его лапы со своей спины.
– Не уверен, только с твоей спины, – облизнулся Шарик, когда Герда наконец выскользнула из его оков.
– Ну, разве можем мы этим заниматься прямо здесь, на улице, в грязи? – развернулась она к нему.
– Хорошо, я сниму конуру, ты будешь жить со мной? – начал он чесать задней лапой у себя за ухом, вытянув вперёд морду.
– Жить? Нет, конечно, меня и дома неплохо кормят, но приходить согласна. По выходным, при условии, что будешь меня провожать, – заметила она неподалёку ещё какого-то пса и стала принюхиваться.
– Я тебе сообщу на следующей неделе, – продолжал чёс Шарик.
– Пойдём, познакомлю тебя с тем сеттером? – сделала она несколько шагов в сторону рыжего.
– Твой поклонник? – отстал от своего уха Шарик и быстро догнал Герду.
– Нет, что ты, он идеализирует, – прибавила она бег.
– В смысле? Идеал ищет? Блядь!
– Это ты мне? Мы же просто друзья, – улыбнулась Герда.
– Вот дерьмо собачье, – остановился резко Шарик.
– Ты чего такой агрессивный? Рекс очень даже безобидный пёс. Потрахивает дома свою плюшевую обезьянку и говорит, что лучше ему собаки не надо, и это его идеал, – оглянулась Герда.
– В дерьмо наступил, – вытирал рьяно лапу о траву Шарик. – Не знаешь, чьё это говно? – принюхивался он.
– Не, не знаю, по ароматам ты у нас специалист. Так вот, про Рекса я тебе недорассказала. Как-то пошёл он в гости к одной сучке, а той на день рождения подарили собаку плюшевую. Так вот, он запал на неё и решил оттрахать в тот же вечер, во время акта из неё батарейки посыпались. Рекс жутко испугался, потом неделю есть не мог.
– А чпокаться мог? – никак не мог оттереть лапу Шарик.
– Ну, не знаю, это надо у обезьянки спросить, – засмеялась Герда.
– У тебя все такие? Зоофилов мне только не хватало в друзьях, – начал забывать про дерьмо Шарик. – Может, ему в кружок мягкой игрушки надо записаться?
– А как же свобода наций и ориентации? Ты настоящий мизантроп, рано тебе ещё в общество, – вдруг начала огрызаться Герда, и из её пасти тёплым летним дождём полетели злые слюни, – у тебя ещё дерьмо на лапах не обсохло, – выгавкала она в сердцах.
"Сука, вот зачем так? Что там, в башке, у них происходит, у женщин? Любит, любит, любит, а потом раз, и всё: и уже готова убить тебя с особой жестокостью, облить грязью и растоптать, бросить в канаву и стереть, как самое серое пятно в её светлой незаурядной жизни".
* * *
– Дождь будет сегодня, – не оборачиваясь от окна, произнёс кот.
– Откуда ты знаешь? – поставил я на огонь чайник.
– Настроение ни к чёрту.
– А-а-а, значит, не только у меня.
– Может, это заразно?
– Это ты должен знать. Кот, ты же книг не читаешь, откуда ты такой умный? – закурил я.
– Не читаю, ты прав, я их пишу. Ум не в книгах, он в генах.
– Ты умеешь писать?
– Конечно, но не так, как ты представляешь. Я – сама книга: стоит только тебе посмотреть на меня, и ты успокаиваешься – впитывая мудрость мою. Книга так тебя захватывает, тебе хочется продолжать бесконечно гладить меня, думаешь, ты гладишь меня, на самом деле – переворачиваешь страницы.
– Я не знаю, чем её удивить, – затушил я сигарету в пепельнице, взял на колени "эту самую книгу", я бы даже сказал, "талмуд" и, присев на кухонный уголок, начал "читать". – Так что любят женщины? – гладил я кота.
– Моя любит полежать в тёплой солнечной ванне.
– Да какая ванная, мы только что познакомились.
– Окуни её в ванну своих чувств, только следи, чтобы вода, которую ты будешь лить, была не слишком холодной.
– Лить воду? Ты же знаешь, что я не настолько красноречив.
– Вот не ты, так её прольёт кто-нибудь другой, – вздохнул кот, после того, как в окно начал ломиться дождь. Капли маленькими водяными бомбами пытались разорвать стекло.
– Снимаю шляпу, – сделал я реверанс, стоя на кухне в одних трусах. – Ну раз так, может, ты знаешь, какой прогноз в этом году на любовь?
– Как обычно – облачно, с прояснением, местами возможен дождь, ливень навзрыд, грады битой посуды, как следствие – похолодание, снег, разлука, туманы раздумий, заморозки души.
– А солнце, его будет много? – выслушал я его тираду с упоением.
– Солнце должно случиться если…
– Если что?
– Легкомысленно ветер разгонит тяжёлые тучи… Ветрености, её никогда не хватало чувствам. Твоим чувствам! – приложил к груди лапу Том. – И вообще, как-то грустно стало в доме после того, как ты развёлся. Без женщины и дом не дом. Да, ты и сам это знаешь.
– Том, скажи мне, тебе попадались холодные женщины, в смысле, кошки? – открыл я холодильник.
– Нет, я не припомню. Конечно, это не моё дело, но кажется мне, что ты с ней, я имею в виду Монику, вёл себя чересчур осторожно. Ласкал её как-то нехотя, что ли.
– Да? Что-то я не заметил. Вроде одевал и кормил, исполняя любой каприз, – не нашёл я там ничего желанного и закрыл. Открыл – закрыл, как форточку, для проветривания.
– Ей-богу говоришь о ней, как о домашнем питомце. Внимания много, но оно было слишком материально. А чувства настоящие где?
– За них же в ответе женщина.
– Вот-вот, я же говорю: ты зациклен гендерно. В такие моменты я вспоминаю слова одного моего приятеля: "Женщина не может быть холодной! Просто твой фитиль не смог её зажечь".