– Ничего страшного не происходит. Ну, приехала молодежь из Галичины и других западных областей, пошумят немного и разъедутся по домам. Что им в Киеве делать? Работники метеорологической службы передают, что погода ухудшится, мороз усилится, ветер северный со снегом. Мне достаточно пять минут побыть на свежем воздухе, и я уже начинаю дрожать, потом наступает чих, который никак не остановить. А провести ночь в палатке – ни за какие деньги. Зря Виктор Писоевич это затеял. Ничего у него не получится, гарантию даю. А если что, я подключу своих друзей из-за рубежа. Я и соперников призову и скажу: ну-ка подайте руку друг другу и сделайте это так, чтоб камера зафиксировала. Вот и всё, все проблемы. Думаю: нет причин для беспокойства. В крайнем случае я воспользуюсь правом президента и призову всех, все силовые структуры, стать на защиту конституционного строя. Тогда, милые мои, вам придется вывести свои подразделения и призвать к порядку всех, кто покинул родные места, заводы, фабрики, семьи, детей и жен. Но, думаю, дело не дойдет до этого.
Доводы главы государства были настолько же убедительными, насколько и наивными. Он не знал, что все, кто сидел здесь, кого он возвел на самые высокие посты, еще задолго до первого тура голосования предали его. Кроме того, как и президент, силовики погрязли в коррупции и растаскивании скудного богатства страны, свято веря в то, что они будут занимать свои должности до конца дней своих. Их мозги, заплывшие жиром, не способны были разгадать лживые обещания Вопиющенко о том, что он сохранит всем прежние должности взамен на неучастие в подавлении оранжевого путча.
В этой гнилой команде один Яндикович был чистым как стеклышко и работящим премьером, который не горлопанил и не обещал золотые горы. Он сумел за короткий период поднять страну из болота, в котором она застряла. Но народ считал его одним из членов команды Кучумы. Даже старики, которым Яндикович повысил пенсию в два раза, далеко не все голосовали за его кандидатуру: политические симпатии были выше хозяйственных достижений. Ведь Вопиющенко – зять Америки, а Яндикович кто? Поклонник России.
– Я не отдыхал уже два года, – сказал министр МВД Белый Конь в конце совещания.
– Так в чем дело? Пиши заявление и отправляйся на свою дачу. У тебя в Закарпатье особняк? Отправляйся в Закарпатье. К воскресенью майдан уже будет чист, как стеклышко, – произнес президент фразу, от которой сидевший здесь же Яндикович пришел в недоумение.
– А может, все-таки администрацию президента опоясать тройным кольцом омоновцев. Кто знает, как они себя поведут… А вдруг что?
Министр обороны был без погон, в гражданском костюме и никакого грозного вида не производил.
– Ладно! – произнес президент, награждая всех приятной старческой улыбкой. – Выдели еще пятьсот легавых, пусть дежурят, а то деньги получают, и не малые, надо сказать, а ничего не делают.
– Слушаюсь, – произнес Белый Конь, вставая с кресла и вытягивая руки по швам.
– Тогда на сегодня все. Отдыхайте, товарищи, – сказал президент. – И будьте покойны, все близится к завершению, никаких причин нет для беспокойства.
Когда за последним посетителем закрылась дверь, Леонид Данилович облегченно вздохнул и, склонив голову на ладони, стал думать о том, что если Бог отобрал у него здоровье, то все же не лишил ума. А это так много значит. Вот и сейчас он принял правильное, даже можно сказать, мудрое решение. Зачем эти водометы? К чему разгонять толпу студентов, пусть помитингуют. И к тому же срок его президентских полномочий все равно истекает, какая разница, кто станет президентом – Вопиющенко или Яндикович? Если Яндикович и Украина при нем расцветет, потомки скажут: вот, мол, Кучума все развалил, а Яндикович вывел страну из тупика.
"А я хочу, чтоб потомки помнили именно мое правление, а не какого-то Яндиковича – шахтера, понимаешь. А Вопиющенко… он болтун, при нем еще и хуже будет, чем было при моем десятилетнем правлении. Тогда и будут говорить: Кучума был хороший президент, а вот этот – дерьмо на палочке. Еще и памятник мне поставят. Вот только Юлия пищит, обиделась, девка. Это благодарность за то, что я ее вытащил в Киев и пригрел гадину. Никому нельзя делать добра: сделаешь человеку добро, а он тебе ответит злом и никак иначе.
Кончается мой срок; жаль… еще бы лет пяток потрудиться на благо своего отечества, но я сам виноват: надо было не пяти, а семилетний срок установить. Кажется, во Франции, такой срок установлен. А чем это плохо, хотелось бы знать? Надо смыться отсюда. В Россию или в Индонезию. Жарко там, правда. Нет, к Путину поеду, он мне выделит кусочек земли для дачи. Мы с ним чуть не поссорились из-за этой Тузлы, будь она неладна, эта Тузла-музла. Разве нам Крыма недостаточно? Крым – наш. На вечные времена. В Крыму мне нужен особняк".
Все складывалось как нельзя лучше. Утром ушло срочное сообщение о заседании Совета безопасности в десять часов утра, Леонид Данилович вовремя сел в свой президентский лимузин, тронулся с места, сопровождаемый солидной охраной не только в автомобилях, но и на мотоциклах. Эскорт машин почти подъехал к зданию, где размещался его рабочий кабинет, и здесь – о чудо! – огромная толпа оранжевых преградила им путь. Да кому? Самому президенту! Неслыханная дерзость.
– Кучума – геть! Кучума – геть, Кучума – геть! – скандировала толпа оранжевых.
– Ребята, все будет хорошо, вы только не волнуйтесь. Я все равно проведу Совет обороны у себя на даче, на кухне, а то и в своей спальне, – тараторил президент, сидя на заднем сиденье, но его никто не слышал.
– Что делать? – спросил начальник охраны.
– Как что делать? Поворачивать обратно. Если эти мальчики не пропускают своего президента в рабочую резиденцию, то лучше вернуться на дачу и отдохнуть, а Совет обороны проведем как-нибудь на следующей неделе.
19
Нимфодора хорошо знала Раису Матвеевну Плодожорко еще с прошлого года, когда справлялось пятидесятилетие мужа. Тогда Раиса Матвеевна принесла огромный серебряный сервиз стоимостью в несколько тысяч долларов. Она как бы побила рекорд среди своих коллег, приглашенных на юбилей и принесших дорогие подарки. В этом соревновании она заняла первое место.
Другие члены Верховного суда косо посматривали на нее, но потом, по прошествии некоторого времени, простили ее, тем более что председатель значительно потеплел, стал чаще улыбаться, и эта улыбка была приветливой и доверительной, как у старшего брата. Он стал каким-то более откровенным и добрым. В тесном кругу на протяжении нескольких лет он позволял себе обсуждать не только вопросы права, но и вопросы светской, в том числе и семейной жизни. И на Раю он стал смотреть более добрыми и, как ей показалось, восторженными глазами. И то, что именно Рая стала доверенным лицом в получении семи миллионов долларов и распределении между остальными членами суда, исключая председателя, вовсе не случайно.
Нимфодора проявила удивительную смекалку в качестве посредницы в передачи выделенной суммы взятки членам Верховного суда. Да и ждать пришлось недолго. Плодожорко сама позвонила на квартиру Кази Казимировича, дабы поставить его в известность, что она задержится на даче в понедельник и во вторник по случаю ремонта отхожего места специальной, очень дефицитной бригадой. Но, к ее удивлению, трубку подняла Нимфодора.
– Вы, глубокоуважаемая Раиса Матвеевна, – сказала Нимфодора, не отвечая на приветствия судьи Плодожорко, – часто названиваете моему мужу, и я уже проникаюсь чувством ревности, и это чувство усиливается мимо моей воли, ибо не может мой муж Казя Казимирович равнодушно смотреть на такую женщину, как вы. Но ничего не поделаешь: это факт, а факт упрямая вещь, от него никуда не денешься. Но мы друзья, вернее, подруги, и не будем разрушать нашу дружбу. Хотя, Раиса Матвеевна, я все же хочу сказать: пока вы добираетесь до места работы, я звоню мужу Казе, который тоже спешит на работу, чтоб первую вас лицезреть, и говорю ему, что у меня начинается сердечный приступ. Он, конечно, все бросает и мчится домой… несмотря на то, что в его прямом подчинении находится такая симпатичная, нет, я не так сказала, что в его подчинении находится такая красивая женщина, как вы. Вот что я должна сказать вам. И далее, самое интересное, самое пикантное. Пока моего Кази нет, к вам явлюсь я, Нимфодора, его супруга, и вручу вам портфель. Этот портфель мне только что передал депутат Курвамазин, вы его хорошо знаете; он просил передать по назначению, то есть вам. В нем материальная помощь из фонда Юлии и Писоевича. Как говорит депутат Курвамазин, вы должны распределить эту помощь между членами Верховного суда поровну. Это, мол, им на бутерброды, так как жалоба кандидата в президенты Вопиющенко на то, что его оппоненту удалось сфальсифицировать выборы, будет разбираться в течение продолжительного периода времени именно вашим судом. Бедным судьям, то есть вам, придется заседать с утра до вечера. А времени на то, чтобы поехать домой либо в ресторан пообедать, просто не будет.
– Согласно статье… я, как заинтересованное лицо, должна прислушаться к совету, который мне дает жена уважаемого Кази Казимировича относительно распределения материальной помощи жрецам правосудия, поступившей от кандидата на пост президента Вопиющенко и его подруги Юлии. Он проиграл выборы, и теперь этот проигрыш мы, судьи, должны признать незаконным. А признав прошлые выборы недействительными, назначить повторные выборы в самые кратчайшие сроки. Только надо, чтоб Кази Казимирович был согласен. Он согласен?
– Конечно, – ответила Нимфа. – Я его настрою на это, я проведу с ним профилактическую и организационную работу. Вы можете быть уверены в положительном исходе этого дела.
– Казя Казимирович уже получил материальную помощь?
– Должно быть, так оно и есть. Потому что именно он посоветовал распределить содержимое портфеля в равных долях между всеми членами суда.
– Благодарю вас, Нимфодора. Материальная помощь – это свежий воздух, это глоток свободы. Вон на мне синтетическая облезлая шуба, туфельки со сломанным каблуком: я не хожу, а хромаю, сотрудники посмеиваются надо мной, хотя и сами выглядят не лучше. Садитесь на такси и быстро к зданию Верховного суда.
Нимфодора так и сделала. На это ушло всего пятнадцать минут. Раиса Матвеевна уже стояла на ступеньках. Нимфа выскочила из машины и, держа портфель за ручку, немного наклонилась вправо, показывая, какую тяжесть она держит в правой руке.
Раиса Матвеевна, как ей казалось, ждала слишком долго, не пятнадцать, а все сто пятнадцать минут и потому исполнилась злостью. Она схватила портфель, тесно прижала его к животу и тут же скрылась за дверью, к изумлению Нимфодоры. "Правильно она сделала, – решила Нимфодора. – Я бы точно так же повела себя. Зачем ей я, ей портфель нужен".
А в кабинете первого заместителя Кази Казимировича Раисы Плодожорко собрались все члены Верховного суда. Раиса Матвеевна выступила с коротким сообщением:
– Господа судьи! Благотворительный фонд кандидата в президенты Вопиющенко прислал нам семь миллионов долларов через своего доверенного лица Курвамазина… на мелкие расходы, куда включаются и личные нужды.
– Ура-а! – заревела мужская часть Верховного суда. – Наконец-то. Хоть один нас оценил. Наша-то задача в чем состоит?
– Я думаю, в хорошем, внимательном отношении к его документам, в помощи оформить их грамотно, а в совещательной комнате, когда будет решаться вопрос: быть или не быть, надо принять единственно правильное решение – быть!
– А вы уверены в этом, Раиса Матвеевна?
– Абсолютно уверена! И вы все будете уверены, как только получите по пятьсот тысяч долларов. Они-то на дороге не валяются.
– Ого! На такой гонорар можно купить машину, построить шикарную дачу и жить так, как живут члены Верховного суда в России, – сказал член Верховного суда Украины Слизняк.
– Прикажите закрыть дверь на замок, – распорядилась Раиса Матвеевна.
– Где табличка? – спросил Слизняк. – Надо указать, что мы сегодня принимаем заявления с часу дня.
Он нашел такую табличку и отправился ее вывесить. Но в коридоре уже стояли Курвамазин и еще несколько депутатов. Это были доверенные лица проигравшего выборы Вопиющенко.
Как только приоткрылась дверь, Курвамазин просунул носок ботинка между дверным полотном и наличником двери и сказал:
– Я прошу Казю Казимировича. Доложите, что это Курвамазин просит.
– Нет Кази Казимировича. Он будет позже. Извольте немного подождать, имейте совесть. Нечего лезть нахрапом, надоели, честное слово.
– Перед вами депутаты Верховной Рады…
– А перед вами судья Верховного суда – знаете, что это такое? Нет, не знаете, а коль не знаете, катитесь колбасой.
Слизняк вернулся и получил свою долю. Он был так рад, что встал у окна и начал напевать революционную песню "Вставай, проклятьем заклейменный".
– Да ты что? Радоваться надо. Мы живем в демократической стране, где сила закона, а не закон силы. А когда Вопиющенко станет полноправным президентом, права граждан еще больше расширятся. А мы кто? Мы тоже граждане, следовательно, наши права тоже поднимутся на ступень, а то и выше.
Казалось, судья Слизняк не остановится, если уж он разошелся. Но в это время входная дверь отворилась широко, до самого конца, и показался сам Казя Казимирович почти под руку с Курвамазиным. Дальше следовали другие депутаты, такие как Школь-Ноль, Заварич-Дубарич, Бенедикт Тянивяму, Пустоменко и Дьяволивский.
Все судьи тут же в срочном порядке с оттопыренными карманами направились в зал заседаний Верховного суда и расселись за овальным столом. Однако при появлении председателя пришлось встать и даже захлопать в ладоши.
– Садитесь, коллеги, – сказал председатель, усаживаясь в председательское кресло. – Раиса Матвеевна, примите заявление у господина Курвамазина. Мы завтра же начнем его рассматривать.
Окончив последнюю фразу, Казя Казимирович сделал суровое лицо и обвел всех судьей не менее суровым взглядом. А сие означало, что все должны удалиться, как положено по законам судебного этикета. Судьи удалились в совещательную комнату. Раиса Матвеевна для видимости стала просматривать каждую бумажку у Курвамазина, но после того как председатель Верховного суда моргнул ей, сгребла все бумажки и сказала:
– Завтра в десять ноль-ноль по киевскому времени начнется первое заседание, а вернее, слушание по этому делу. Казя Казимирович, следует ли уведомлять оппонента о начале слушаний?
– Обязательно уведомите, а как же. Права у всех одинаковые, что у заявителя, что у ответчика. Я сегодня на вечернем заседании Верховной Рады увижу депутата Шафрича и скажу ему об этом, – в хорошем расположении духа произнес Курвамазин. – Он мой соперник по количеству выступлений в Верховной Раде. Правда, я уже 1977 раз выступил, а он всего 77 раз. Он очень отстал. Впрочем, если хотите, я могу передать ему уведомление явиться на заседание суда.
– Нет, этого нельзя делать, – сказал Мудьведко. – Мы ему пошлем электронной почтой. Господин Яндикович ознакомится с сообщением уже через двадцать минут.
– А если он напишет встречное заявление, в котором укажет, что больше всего нарушений было со стороны команды Вопиющенко, что тогда? – спросила Раиса Матвеевна.
– Примите у него такое заявление, мы отказать не можем все по той же проклятой уравниловке. Права не имеем. Но мы его рассматривать не будем. Рассматривается только первое заявление, а на второе начхать. Мало ли, сколько заявлений поступит еще!
20
По желанию заявителя судебный процесс был открытым. Мало того, хорошо оплачиваемые молодые люди в оранжевых куртках окружили здание Верховного суда, создавая видимость давления, однако давления никакого не было. Это было тоже секретное соглашение между судом и оппозицией, стремившейся захватить власть.
Верховный суд тут же вынес решение: запретить публикацию данных об итогах голосования в пользу Яндиковича, что автоматически означало: итоги голосования суд признает сомнительными и до вынесения вердикта недействительными. Только суд, но не народ путем голосования, мог вынести то или иное решение. Надо сказать, что судебное заседание проходило довольно скрупулезно и создавало видимость объективности.
В течение первых двух дней судьи зашли так далеко, что уже можно было приступить к утверждению, что черное это белое, но никак не черное.
Судья Слизняк уже поднял руку и приоткрыл рот, но его сосед Свербилко ущипнул его в районе пятой точки и показал на председателя суда Казю Казимировича, который стал чаще тереть лысину, извлекать носовой платок из судейской мантии, дабы убрать пот с высокого оголенного лба. Глядя на мученическое выражение лиц Дьяволивского, Заварича-Дубарича, Курвамазина и еще одного, чья фамилия никак не запоминалась, – председатель Верховного суда сильно стукнул себя по лысине кулаком и тихо произнес: эврика.
Он тут же объявил перерыв и призвал всех судей следовать в совещательную комнату. Судьи как бы почувствовали свою вину, и им ничего не оставалось, как последовать за главным с опущенными головами, а один из них, по фамилии Личинка, так долго сморкался, что привел свой носовой платок в полную непригодность. Он вошел в совещательную комнату последним.
– А Личинка… Тычинка, – произнес Казя Казимирович, а потом улыбнулся, чтоб не обидеть добросовестного судью лишним словом "Тычинка", – вы настолько добросовестно исполняете свои обязанности, что еще немного, всего несколько заседаний, и нам придется признать победу Яндиковича. А как быть с презервативами, надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю, их что – возвращать? Собственно, я к этому готов, господа судьи. Обидно только, что все кругом берут, начиная с президента Кучумы и кончая заведующим баней Сидором Сидоровичем, а мы, великие мужи свободной независимой Украины, сидим на мели. Вы, Личинка, как думаете?
– Да я как все. Мечтаю о даче, но еще и не приступил к грандиозному строительству, только одну канавку для того, чтобы залить цемент, выкопал, и то сам на майские праздники, ну если надо, я готов пожертвовать, но, как говорил один великий юрист: ты мне друг, но истина дороже.
– На мыло такого судью, – вынесла вердикт судья Раиса Матвеевна. – Вы согласны, товарищи?
– На мыло, на мыло судью!
Взрыв негодования был единодушным. Личинка, бывший комсомолец, бывший член партии большевиков, привык подчиняться коллективному мнению, и хоть довольно часто его тянуло к буржуазному, индивидуальному способу мышления, все же в самый важный момент он охотно демонстрировал коллективное мышление. И сейчас он поднял обе руки кверху.
– Я с вами, товарищи! – произнес Личинка и чуть не заплакал. – Только я хотел бы знать, в чем моя вина. Может, я не туда смотрю, не так сижу, не так моргаю, не так киваю головой, – говорите, не стесняйтесь. Нет такого человека, который был бы неисправим до конца дней своих. А потом, мне всего лишь пятьдесят, кстати, вчера исполнилось, и никто из этой оранжевой сволочи меня не поздравил.
– Как не поздравил? – возмутилась Раиса Матвеевна. – Судья Личинка, Варварий Варварович, ну-ка посмотрите мне в глаза! От кого вы получили пять пачек… чая в экзотической упаковке, а?
– Я имел в виду лично, чтоб потрясти ручку, чмокнуть в лысину. Там среди этих оранжевых есть и женская особь, молоденькая такая: мне бы в дочери сгодилась.
– Господин Личинка! Вы не только судья, но и философ. Это похвально, конечно, но давайте как-то так: и нашим, и вашим, – вынес свое заключение председатель Верховного суда.