– Ну, будет вам шутить, Бенедикт, – сказала Юлия. – Ребята могут подумать, что вы серьезно. Указ президента направлен не на разгон палаточного городка, не на прекращение оранжевой революции, а на ее укрепление. Вы обратите внимание на сложившуюся ситуацию, друзья мои. Верховный суд дал нам шанс доказать легитимность избранного президента. Потому и назначил повторные выборы. Все это сделано благодаря вам, вашему мужеству, вашей настойчивости. Я с восхищением вспоминаю, как ребята из Ровно стучали железными прутьями в пустые железные бочки перед зданием правительства и как этот грохот музыкой отдавался в наших сердцах. Я пять ночей не спала ни капельки: все сидела, пила кофе и смотрела пятый канал. Киевляне проходили, морщились, но далеко не все. Большинство улыбались и даже скандировали: так держать. А теперь представьте: враги народа и оранжевой революции во главе с Яндиковичем обманным путем заставят народ проголосовать на свою корысть – что мы тогда будем делать? Весь наш энтузиазм – коту под хвост.
– Не дадим, не позволим! – возмутились полевые командиры.
– То-то же! – обрадовалась Юлия. – Вот почему нам надо действовать, не сворачивать свой энтузиазм. Лидер нации очень занят, потому он и издал такой указ – краткий, но мощный, без разжевывания, помня о том, что краткость – сестра таланта. Это уж моя задача разжевать вам его, разобрать по косточкам, как говорится. Так вот, этот указ направлен на усиление нашей революции, доведение ее до логического завершения. Что думает по этому поводу маршал Хоменко?
Андрей, не поднимаясь с места, пробурчал:
– Начальству виднее. С вашими доводами, Юлия Феликсовна, трудно не согласиться. Я бы оставил две тысячи манифестантов здесь вплоть до инаугурации президента, а остальные десять или пятнадцать тысяч отправил бы в регионы.
– А я бы отправил в регионы на избирательные участки и гостей, их не меньше ста тысяч, – сказал начальник штаба оранжевых Игорь Горбань. – А может, и больше. Это молодежь из Грузии, России, Белоруссии, Узбекистана, Казахстана, Ирландии, Молдавии, Австралии, Голландии, Канады и США. Даже французы были, израильтяне, это же целый интернациональный сброд, сколько денег на них ушло, а сколько наших девчат перепортили! Пусть работают, вернее, пусть отрабатывают, бездельники.
– Вот против них и направлен указ президента. Мы их приглашали, но не так настойчиво, как вас, друзья мои, – с улыбкой произнесла Болтушенко. – Мы их не можем использовать. Большинство языка не знает, ни украинского, ни русского. Разве что три слова: Вопиющенко – наш президент. Можно согласиться с мнением Хоменко. Две тысячи наиболее храбрых бойцов надо оставить на майдане, а остальные могут сворачивать палатки уже в понедельник, после выборов, и брать билеты, ах, виновата, – спохватилась Юлия. – Не после выборов, а до начала выборов, так, чтоб успеть на избирательные участки. Завтра у нас что, четверг? Так вот уже завтра надо уезжать, а то и сегодня ночью. Не задерживайтесь, прошу вас, мои дорогие. Это в ваших интересах, в интересах революции.
– И это все?
– Да, все, – сказала Юлия. – Но знайте: слово "все" в ваших интересах.
– А то, что мы больше вам не нужны?
– Это тоже в ваших интересах.
– А деньги на дорогу нам дадут? – спросил полевой командир Гнилозубко.
– Деньги на дорогу? – удивилась Юлия. – А разве вы не накопили… целое состояние? Если рядовые революционеры получали по десять долларов в сутки, плюс питание, плюс шампанское и все остальное, энергетические напитки, к примеру, то полевые командиры получали по пятьдесят долларов в день. Куда вы девали деньги, господа командиры?
– Ну, как все живые люди, и по магазинам захаживали, покупали… сувениры, подарки своим новым подругам, дабы иностранцы их у нас не перехватили. Знаете, эти сопливые иностранцы такие денежные, как натащат всяких вин и закусок в палатку, аж глаза разбегаются, и у девушек в особенности. Ну и мы… не лыком шиты.
– Юра, ты философ, – произнесла Юлия и почесала затылок.
– Надо нам купить билеты на дорогу, – сказал великий демагог Пустоменко. – Я позвоню начальнику вокзала и прикажу ему выдать бесплатные билеты нашим революционерам. Военные всегда пользовались бесплатным проездом, почему бы не пойти на такую, так сказать, маленькую жертву?
– У нас есть группа девушек, так называемый отряд особого назначения, – сказал Бенедикт Тянивяму. – Я ходатайствую перед командованием оставить этот отряд до дня инаугурации президента.
– Добро, Бенедикт, – сказала Юлия. – Твоя просьба будет учтена. Велики твои заслуги перед революцией, Бенедикт, и я назначаю тебя командиром отряда амазонок. Когда приедут главы государств на инаугурацию нашего президента, твои амазонки должны быть в полном боевом. Правда, это не значит, что они могут понадобиться: у них своих полно, да и квалификация там выше, чем у нас.
– Слава Юлии! – невольно вырвалось из груди Бенедикта.
Полевые командиры захлопали в ладоши, но тут же погрузились в свои блокноты.
– Есть ко мне вопросы? – спросила Юлия.
– Как нам быть с молодой парой Людмилой Пополизко и омоновцем Андреем, которые, кажется, не так давно поженились? – спросил Хоменко.
– Оставьте их пока при лагере.
– А как с квартирой в Киеве?
– Какой еще квартирой?
– Вы же им и обещали. Вы сказали, что поговорите с мэром Киева.
– Ах, да, припоминаю. Я поговорю на днях. Но вы им ничего не обещайте. Сейчас такое время: не знаешь, за что хвататься. Вы им скажите, что их отъезд из Киева и возвращение на родину – в их интересах. Можно даже издать об этом указ.
– Юлия Феликсовна, – произнес Хоменко, – вы, конечно, в этом я нисколько не сомневаюсь, станете премьер-министром. И тогда вам ничего не стоит решить несколько квартирных вопросов, подарить, так сказать, наиболее отличившимся полевым командирам. Ребята заслужили это вполне. А что касается нашего штаба, то это, конечно, в первую очередь…
Юлия поневоле наливалась краской, но, скрепя сердце, держалась, как могла. Депутат Пинзденик попытался встать, но она дернула его за рукав, приказывая сидеть, не двигаться.
– Это не вписывается ни в какие юридические нормы, – не выдержал депутат Курвамазин.
– Что вы имеете в виду? – настороженно спросил Хоменко.
– Юрий Анатольевич хотел сказать, что действия правительства Яндиковича и его избирательного штаба вне закона. Режим Яндиковича будет свергнут народом, так, Юрий Анатольевич? – произнесла Юлия, толкая носком сапога в колено Курвамазина. – И вообще, товарищи, давайте заканчивать: дел много, а времени мало. Мы сейчас все уйдем, а штаб останется во главе с председателем координационного совета Андреем Хоменко и решит, кому собирать чемоданы, а кому остаться. Это все делается в ваших интересах.
Штаб заседал до вечера. Решение штаба было окончательным и обжалованию не подлежало, как и вердикт Верховного суда. Во-первых, отселению подлежали все иностранцы, их было свыше пятидесяти тысяч, за ними отселили всех киевлян, которым больше нравилась в палатках свободная любовь и только потом уж революция. Затем следовала Киевская область. Во-вторых, надо было не только освободить, но и довести до ума дворец культуры, оккупированный оранжевыми. В-третьих, и это самое трудное, необходимо было убедить революционеров в том, что революция кончилась, лидер нации в преддверии полной и окончательной победы и необходимости оставаться на майдане еще несколько недель нет никакой. Оранжевая революция принесла свои плоды, но она исчерпала свои ресурсы.
Сколько слез, сколько проклятий сыпалось на головы бедных активистов, невозможно передать в одной главе книги, – это не вместится ни в какой отдельный том. А посему оставим все это на совести тех, по чьей вине разгорелись эти страсти.
На майдане были революционеры и более старшего поколения, кому было за тридцать и даже за сорок. Это люди, которые искали, но не могли найти работу, это те, кто не искал работы, а перебивался случайными заработками. Кто поднимал то, что плохо лежало, либо, в крайнем случае, подстерегал женщину с золотыми побрякушками в ушах или с дорогим кольцом на пальце, а также те, кто не занимался ни тем, ни другим, ни третьим в силу проклятой лени. Именно для таких людей покидать майдан было истинной трагедией. Многие оранжевые революционеры уже хорошо отзывались о Яндиковиче, прочили ему успех на выборах и даже хотели, чтоб он выиграл их, а кому быть президентом, снова решалось бы в Верховном суде. Именно в этом случае их никто бы не снимал с насиженного места, кормил бы их и поил вдоволь, давая возможность побаловаться сладким бабьим телом, которого хочется даже в том случае, если и вовсе не можется.
28
Известие о разгоне оранжевой братии, такой сплоченной Майданом Независимости, было воспринято как величайшая трагедия в жизни многих юношей и девушек, чьи судьбы, так или иначе, переплелись, как ветки необрезанного винограда, с ветвями рядом растущей сливы. Кто-то наслаждался ради наслаждения по вечерам, когда майдан пустовал, а жизнь кипела только в оранжевых палатках, кто-то, были и такие, понравились друг другу, жили душа в душу и строили грандиозные планы на будущее.
В большей степени это относилось к тем парам, где партнером был полевой командир, поскольку именно полевым командирам не только хорошо платили, но и обещали всякие блага после окончания оранжевой революции. А тут на тебе: поезжайте по домам и все.
В тот же вечер после совещания под патронажем Юлии Болтушенко полевые командиры довели до сведения своих подчиненных, что пора сматывать удочки. Девочки в слезы, – как? Мы не хотим расставаться со своими возлюбленными. Петя, Аркаша, Андрюша, не покидайте нас!
– Подождите, мы сейчас решим, – предложил главный координатор Андрей Хоменко. Он увел всех полевых командиров в свою палатку и провел с ними короткое совещание. – Ребята, сегодня устроим сабантуй, напьемся все до потери пульса, бросимся в объятия нашим девкам, а к утру нам принесут билеты на поезда, и мы пока разъедемся в разных направлениях. Надо будет – соберемся здесь же, на Майдане Независимости. Так и передайте всем подчиненным. Если утром билетов на поезда не будет, никому никуда не двигаться с места. Понятно?
Полевые командиры разбрелись по своим секторам, по палаткам для проведения разъяснительной работы.
– Эй вы, плаксы! Давайте устроим прощальный сабантуй, – бросил клич один из полевых командиров по кличке Зубр. – Сбрасывайтесь по двадцать долларов с рыла, пока магазины не закрылись.
– Андрюша, ну ты не прочь, чтоб мы погуляли перед отлетом? – спрашивали наперебой то девочки, то мальчики Андрея Хоменко.
– Гуляй, братва, сколько душе угодно, заодно и я погуляю с вами. Где наша не пропадала? Мы привели лидера нации к власти, теперь…
– Мы никому не нужны, – произнес один из полевых командиров Кривой Нос.
Хоменко торопился, поэтому ничего не ответил на реплику Кривого Носа. Он стремился попасть в каждую палатку, но это ему не удалось: палаток было слишком много.
Майдан гулял до утра. В десять, во время завтрака, депутат Пустоменко принес полный чемодан билетов на поезда во все концы страны. Во втором чемодане, доставленном чуть позже, были грамоты и удостоверения, что такой-то – Иванов, Петров, Сидоров, направляется на избирательный участок как представитель лидера нации Вопиющенко.
Вскоре появился оркестр одной из воинских частей, начался митинг, на котором были речи, слезы, словом, проводы. Молодежь в тех же оранжевых куртках направлялась для агитации, поддержания порядка и соблюдения дисциплины на избирательных участках. Надо отдать должное руководству оранжевых: каждому выдали дополнительно по десять долларов в виде премии за хорошую работу на благо родины и всего человечества.
На майдане осталось около двух тысяч человек вместе с руководителями Хоменко, Горбанем, Боровым и Лонговым.
29
Как только судьи Верховного суда вынесли радостный для всех оранжевых вердикт о проведении третьего тура выборов 26 декабря, Виктор Писоевич со своими единоверцами три часа плясал, а потом разрешил отправиться на дачи для продолжения сабантуя. Сам решил поехать в то село, где работал бухгалтером.
Катрин пыталась убедить его в том, что нельзя расслабляться ни на один день, но он только улыбался и говорил одно и то же:
– Не переживай, все будет тип-топ. Выборы будут проводиться до тех пор, пока победа не будет за мной. Ты думаешь, что я выложил двадцать миллионов долларов за просто так? Моя победа в третьем туре – их забота, а не моя. Срочно собери мне рюкзак.
– Хорошо, – согласилась супруга и подалась в другую комнату, где извлекла мобильный телефон, чтоб позвонить Майклу, ближайшему советнику и другу.
Майкл примчался через сорок минут. Он привез новую инструкцию.
– Виктор Писоевич! – сказал Майкл. – Садись и слушай. Мы тебе сказал: не расслабляйся. Ти должен сделать вид, что победа за тобой. Эта ночь не спать, другой ночь – тоже не спать. Собрать свой штаб, я знакомлю всех с новой инструкцией.
Штаб оранжевых собрался в течение часа. Майкл выступил с речью. Вожди оранжевой революции слушали, раскрыв рты. Их привлекало не содержание, поскольку это была смесь украинской, польской и английской речи, а само звучание слов – благородных, пусть не всегда понятных, они звучали музыкой в революционных ушах. Если кто случайно засопел, его тут же локтем в ребра, он тут же просыпался, вскакивал и громко произносил: Вопиющенко – так!
Никому не разрешалось конспектировать речь Майкла, за исключением Юлии.
Каждое слово Майкла весило тонну, оно было зафиксировано, записано в толстой тетради с твердой обложкой. Наверняка эта тетрадь останется в архивах с грифом "совершенно секретно" и будет открыта лет эдак через пятьсот. Собрание оранжевых длилось всю ночь. И только в пять утра, когда сам Майкл задремал, уронив голову на трибуну, оранжевые во главе со своим лидером засопели, повалились на пол, поджали колени к подбородкам и нещадно захрапели.
В воскресенье, 26 декабря 2004 года, почти половина граждан страны, надеясь приобщиться к богатой кормушке Запада путем вступления в Евросоюз, голосовала за Вопиющенко, – в этот самый день произошла одна из величайших экологических катастроф в мировой истории в Юго-Восточной Азии под названием цунами. Она унесла около трехсот тысяч человеческих жизней.
Не будем гадать, не станем предполагать, что это недобрый знак свыше, может, это чисто случайное совпадение: так захотелось судьям Верховного суда, которые добросовестно старались отработать двадцать три миллиона долларов и быстрее посадить Вопиющенко в президентское кресло. Потому-то они и назначили дату выборов чуть ли не в тот же день – день вынесения постыдного вердикта.
Не берем на себя смелость обвинять Вопиющенко и его команду в том, что они знали, что произойдет 26 декабря, и поэтому вместе с судьями специально назначили выборы именно на это роковое число, дабы показать своей нации и всему миру: вот какие мы грозные! Вот какие знаковые события происходят в день выборов лидера нации в президенты, – мы хотим бегло перечислить те, далеко не все известные нам нарушения элементарных норм не только законодательства, но и человеческой морали, которые допустили оранжевые эмиссары на избирательных участках. Надо признать: это скучно, но ничего не поделаешь.
В восточных областях оранжевые эмиссары без оранжевых шарфов и оранжевых курток разъезжали в шикарных джипах по деревням и заключали соглашения с нищими крестьянами на предмет того, кому из кандидатов отдать предпочтение. Те, кто соглашался голосовать за Вопиющенко, получали триста гривен, что составляло шестьдесят долларов. У крестьянина требовали паспорт, при нем снимали копию на своем ксероксе и говорили: смотри не подведи, по отрывному корешку мы все равно узнаем, за кого ты голосовал.
– Как можно? – горестно восклицала какая-нибудь старушка. – Продалась так продалась, чего теперича делать?
Там, где эмиссары чувствовали, что дело не получится, представлялись сторонниками Яндиковича и объясняли, как заполнять бюллетень:
– Если вы за Яндиковича – ставьте плюс, а против фамилии Вопиющенко – минус.
Старикам и инвалидам обещали прислать транспорт и советовали никуда не ходить. На избирательных участках, где оранжевых было большинство в комиссиях, не давали расписываться в корешке избирательного бюллетеня. Таким образом одна пятая избирательных бюллетеней считалась недействительными. Это как раз те, кто голосовал за Яндиковича.
Оранжевые использовали еще одно мощное средство: списки избирателей были составлены так, что сотни и тысячи граждан не были внесены в число голосующих.
– Вас нет в списке. А что мы можем сделать? Идите, куда хотите.
И последнее мощное, можно смело утверждать, решающее воздействие на итоги голосования было лишение права голоса людей старшего поколения – больных, слепых, хромых, а также тех, кто лежал на больничной койке по тем или иным причинам.
В восточных областях многие представители старшего поколения оказались твердыми орешками: не поддавались уговорам, не соблазнялись на деньги, не верили, что за ними пришлют транспорт, и добирались на своих двоих с палочкой в руках. Не у всех избирательные участки находились в двухтрех километрах от дома.
У пожилого человека более твердые нравственные принципы, чем у молодого. И эти принципы, как правило, переходят в упрямство. Упрямые старики, которые едва дышали и преодолевали значительные расстояния, чтоб добраться до избирательного участка, умирали, не доходя до избирательной урны. Таких случаев были десятки.
А что же происходило в западной части страны, в Галичине, например?
О, там все шло как по маслу. Там один избиратель появлялся по пять-шесть раз на день на избирательном участке с одним и тем же паспортом. Что он делал со своим паспортом? Он голосовал за сына, который находился в России на заработках. Второй раз по тому же паспорту голосовал за второго сына, находящегося в Италии на заработках. В третий раз он голосовал за отца, умершего в прошлом году, а в четвертый раз за умершую в позапрошлом году тещу.
Во Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областях количество голосов за кумира Вопиющенко доходило до ста двадцати процентов. Начальники избирательных комиссий схватились за голову: что делать? Нельзя же выпускать мыльный пузырь наружу за пределы избирательного участка: засмеют иностранцы. Даже поляки засмеют, хоть они спят и видят Украину в каком угодно союзе, лишь бы не с Россией, на которую у них просто аллергия.
И тут мудрые галичане находят выход из щекотливого положения. Они нежно берут под ручки представителей Яндиковича, своих кровных братьев, а также русских наблюдателей и ведут к себе домой в гости, где водка – рекой, пиво – хоть купайся в нем, закуски – словно Украина уже давно в Евросоюзе. А тем временем на избирательных участках количество голосов за лидера нации доводится до уровня чуть ниже ста процентов: комар носа не подточит. В любой стране это возможно, даже в Ираке: там тоже скоро выборы.