В день завершения судебного разбирательства было много ярких выступлений со стороны заявителей. Судьи, правда, слушали от начала и до конца. Здесь отличился депутат Шафрич. Он сказал о том, что если суд вынесет несправедливое, политическое решение, то это повлияет не только на всю правовую систему, но и на поведение судей в будущем. Кроме того, каждый гражданин будет знать: можно нарушать законы и суд оправдает, поскольку закон что дышло, куда повернул, туда и вышло.
Столы, за которыми сидели судьи, были завалены томами заявителей. Каждый докладывал. Но каждый судья называл эти доказательства не более чем лирическим вымыслом да ссылался на то, что нет даты, что нет всех подписей, что во многих томах говорится об одном и том же. Выходило, что все тома можно объединить в том, а один том можно свести к одной странице, а одна страница просто не стоит внимания.
Под зданием Верховного суда стояли представители Яндиковича с бело-голубыми флагами, но судьи не обращали на это никакого внимания.
Где-то на пятый день около восьми вечера судьи, не дав представителям заявителя высказать еще несколько важных доказательств, отправились на тайное совещание. Ранее они обычно возвращались в зал заседаний не позже чем через десять-пятнадцать минут, а тут прошло уже два часа, а красные мантии все заседают, забрав с собой все шестьсот томов жалоб, актов, протоколов со стороны заявителя.
– Решают, – с надеждой сказал Шафрич. – Им придется принять непростое решение, но оно должно быть справедливым. У нас охвачен каждый избирательный участок. Нет такого избирательного участка, где не было грубых нарушений и подтасовок в пользу Вопиющенко.
Эти слова Шафрича услышали адвокаты Вопиющенко. Они громко рассмеялись, а Курвамазин даже покрутил пальцем у виска. В конце концов две враждующие стороны повскакивали со своих мест, перемешались друг с другом, закуривали, прикуривали друг у друга, угощали чаем и рассказывали анекдоты.
– Эх, мать моя честная! – посетовал депутат Школь-Ноль. – Я уже пять дней здесь штаны протираю, и все впустую. Лучше бы мне заняться полезным делом. И так все ясно: Вопиющенко – наш президент. Он избран народом еще в августе прошлого года.
– Как это?! – удивился Шафрич.
– А так, очень просто. Ты видел, сколько на майдане было людей? Если бы мы захотели – вся Украина была бы на майдане.
– Где бы вы взяли столько денег?
– Это наше дело. Нас поддерживает народ. Вся нация – это нация Вопиющенко, пора бы с этим смириться.
– Сейчас выйдут судьи и объявят свой вердикт. Будем еще раз выбирать.
– Вот вам, – скрутил дулю Школь-Ноль.
Швейцарские адвокаты дремали в креслах: им все равно шло четыреста долларов в час. Остальные нервничали в ожидании. Особенно волновались представители Яндиковича. И вдруг, взамен судей, где-то около двенадцати ночи, в зал заседаний ворвался Пердушенко с кипой газет в руках. Киевская газета "Курьер" напечатала результаты голосования на выборах 26 декабря.
– Берите, знакомьтесь, – громко произнес Пердушенко, победно улыбаясь. – Вопиющенко – президент! Читайте, читайте! Что вы на меня смотрите, будто никогда не видели.
– Ка-ак?! Решение суда еще не… – произнес Шафрич, поднося газету к глазам.
– Уже вынесено. А где судьи? Они что – спят? Значит, я опередил их. В таком случае считайте, что я главный судья и мое решение окончательное, обжалованию не подлежит. Эй, кто там, Школь-Ноль, ты что, спишь? Пойди разбуди судей, пусть придут и зачитают свой вердикт. А то получится, что я их опередил. А я ведь не Верховный суд.
Школь-Ноль помчался сломя голову. У порога он зацепился ногой и грохнулся на пол. Никто не засмеялся: все замерли в ожидании.
Наконец вышли сонные судьи и выстроились у своих кресел. Главный судья Мудьведко зачитал вердикт. Он был краток: выборы 26 декабря проведены без нарушений, в иске Яндиковичу отказать.
В правом крыле, где сидели представители Вопиющенко, раздались крики восторга и прогремели аплодисменты. Депутаты и адвокаты стали обнимать и целовать друг друга. Многие из них все еще думали, что суд вынес единственно справедливое решение: сделать Вопиющенко президентом на вечные времена.
И только Пердушенко улыбался и расхаживал по залу, как победитель. Он-то хорошо знал, что это был всего лишь спектакль стоимостью в тридцать один миллион. Он даже не сожалел и не стал объясняться с судьями, почему произошел этот очевидный и чрезвычайно глупый казус. Почему он еще до завершения суда и вынесения вердикта, пусть формального, принес газеты с извещением о результатах выборов, коль они не имели никакого права печатать такую информацию до объявления решения Верховного суда.
Произошло недоразумение. Ну и что, он явился раньше времени. Газета напечатала раньше положеного. Всем ясно, что суд был подкуплен. Но зачем волноваться, раз это так. Зачем гадать, каково будет общественное мнение, если все хотят, чтоб Вопиющенко был президентом.
В тот же день представители Яндиковича принесли на плечах гроб, в котором была похоронена украинская конституция и свод всех законов. Оркестр исполнял похоронный марш. Народу было немного, но те, что были и хоронили судебную систему государства, склонили головы и вытирали слезы. Это было знаковое событие, игра фортуны с целым народом. А может, фортуна поиграла, поиграла и уступила место тем, кто поднимет матушку Украину на недосягаемые высоты и выведет ее в число развитых европейских государств? Будущее покажет…
36
О решении Верховного суда в пользу Вопиющенко стало известно 20 января, и это вызвало бурю восторгов у всех, кто носил оранжевые шарфы и куртки, а также у тех, кто относился к ним с симпатией и поверил в их лживые обещания, сулящие рай на вильной Украине. Это, прежде всего, весь запад. Весь запад – это шесть из двадцати пяти областей страны, исключая Закарпатье, где созревало новое течение под названием "русины", население которого критически относилось к посулам политических авантюристов. Шесть областей – это чуть больше такой области, как Донецкая, по численности населения. И что же? Пусть это меньшинство, но это сплоченное, сильное и наглое меньшинство. Завоевала же кучка авантюристов всю Россию в семнадцатом году.
К поверившим в рай на земле, перспективу немедленного вступления в Евросоюз даже вопреки желанию самих жителей европейского объединения примкнула и значительная часть обитателей Киева и центральных областей Украины, клюнула на бесстыдное вранье оранжевых, особенно Болтушенко, обладающей способностью выдавать ложь за истину.
Трудно было не соблазниться посулами немедленного вступления в Евросоюз, где все, от мала до велика, купаются в роскоши, работают, а точнее, нажимают на кнопки в течение всего лишь шести часов в день и получают большую зарплату, отдыхают на морях и океанах. Правда, никто не думал о том, что в Евросоюзе сказочное материальное изобилие создано кропотливым и напряженным трудом. Да и оранжевые вожди об этом не заикались. Своими лживыми обещаниями, они создавали иллюзию, будто там все падает с неба, а с неба падает только манна небесная.
Однако это лишь побочные составляющие скоропалительного прихода оранжевых к власти. Главное же иное, а именно: американские доллары, ленинская сплоченность, наглость и самоуверенность оранжевых в достижении своих целей. Даже тот, кто сомневался, нередко пасовал перед их наглостью, целеустремленностью и каким-то дьявольским духом – делай, как я.
Решение Верховного суда состоялось в четверг 20 января, а Курвамазин и Школь-Ноль предлагали президенту повторно принять присягу уже в пятницу, на следующий день, если уж он не готов прямо сегодня. К ним присоединились и Дьяволивский с некоторыми другими депутатами.
– Надо немедленно это сделать, то есть принести присягу на верность народу в качестве президента. Библию мы вам достанем, вашу правую руку положим сами на Библию, еще и поцелуем при этом, а то вы в прошлый раз, по забывчивости, свойственной великим людям, перепутали и положили левую, это оказалось неудачным, а теперь все будет тип-топ. Готовиться особенно нечего. Тем более нация ждет, – шамкал Школь-Ноль, жмуря маленькие злые глазки, в которых все же сверкали искры дьявольского торжества по поводу удавшегося захвата власти. Неважно, все ли то, что декларировалось, было соблюдено. Да, да, это вовсе неважно, ведь и в семнадцатом году в России руководствовались лозунгом: для достижения цели все средства хороши.
Школь-Ноль выделялся среди остальных депутатов своей неказистой внешностью и худосочностью. Обычно любой депутат выглядел сытым, самодовольным, необыкновенно умным и все знающим, имел, как правило, двойной подбородок и толстый живот и отличался ленивой походкой. Трудно было поверить в то, что он живет в нищей Украине, а не в Евросоюзе. А Школь-Ноль был худой, как жердочка, смотрел на все в окружающем его мире с какой-то завистью и озлобленностью, требовал, чтоб ему поддакивали, соглашались с любой его идеей, даже если эта идея была смешной и глупой. Это было просто с избирателями и даже иногда в парламенте, но здесь, перед троном, на котором уже восседал завтрашний президент, выглядело совершенно иначе. Он стоял перед Вопиющенко полусогнувшись, низко опустив голову, а потом как бы начал пританцовывать.
Лидер нации улыбнулся, а потом спросил:
– Вы что-то еще хотели бы сказать? Говорите, я вас внимательно слушаю.
– Ммм, я… хотел бы заявить, нет, сказать, опять не то, а, вот, я хотел бы вас заверить в том, что я, Школь-Ноль Андрей Вацлавич, готов служить в качестве… ну, скажем, губернатора Львовской области. Это самая маленькая должность, на которую я претендую…
– Я тоже претендую на должность губернатора Львовской области, – заявил Дьяволивский, выступая на шаг вперед. – Мои заслуги перед оранжевой революцией не меньше твоих.
– Не ссорьтесь. Будьте благоразумны. И потом, можно подумать, что все мы сражались ради должностей. Моя нация этого не может одобрить. Конечно, мы соберем президиум нашей коалиции и будем распределять должности, мы это просто вынуждены сделать. Я и сам толком не знаю, кто какую должность займет. И к тому же, наша фракция насчитывает сто депутатов, а министров всего двенадцать и двадцать пять губернаторов, что составляет тридцать семь вакантных должностей. Как видите, на всех никак не хватит. Кроме того, блок Юлии Болтушенко, блок Кикинаха, блок Морозова… всем надо понемножку. У меня с ними соглашение. Так что, друзья мои, я рад бы всех вас наградить министерскими портфелями, да нет такой возможности.
– А вы увеличьте количество министерств, – выпалил Школь-Ноль, – подпишите такой указ, это же вам ничего не стоит. Я не то чтобы так уж чаю стать министром, это все моя женушка, она спит и видит себя женой министра, причем ей решительно все равно какого, даже если это будет министр по очистным сооружениям. Лишь бы министр. Прошу вас, черкните, и все тут. Я могу заготовить текст такого указа. Ну, пусть будет министерство по прерыванию беременности. Это же очень актуально, у нас рождаемость падает, причем катастрофически. Уже на три миллиона уменьшилось. Если так и дальше пойдет, то незачем будет избирать и президента. А я… запрещу прерывание беременности и… обяжу каждую женщину родить и воспитать не менее трех деток. Тогда мы обгоним москалей по количеству и качеству населения.
– Хорошо, хорошо, я об этом подумаю, с Юлией посоветуюсь. И мы вынесем этот вопрос на обсуждение после инаугурации, которую лучше провести в воскресенье… надо же известить руководителей иностранных государств, дать им возможность… присутствовать при инаугурации лидера великой страны. Джордж Пеньбуш может обидеться, канцлер Германии, Японии и остальных стран. Да и нашему народу надо дать возможность… Галичина вся до единого человека должна быть на инаугурации. Мы проведем этот всенародный праздник на Майдане Независимости. Пусть народ придет в оранжевом одеянии, и пусть послы видят торжество оранжевой революции. Кажется, все. Кто следующий? Депутат Курвамазин, вы что хотите сказать?
Курвамазин стоял и глядел в одну точку. Его взгляд был прикован к бюсту Шевченко, установленному правее лидера нации. Этот бюст через вспотевшие очки казался ему копией президента, с которым разговаривали его коллеги. Он снял очки, заморгал глазами и снова уставился на бюст. Видение подтвердилось. Это был Вопиющенко. Как только произнесли его фамилию, Курвамазин вздрогнул. Вместо того чтобы выразить желание занять должность министра юстиции, о чем он всегда мечтал, он спросил:
– Извините, это ваш бюст?
– Да что вы? Я скромный человек, кроме того, у меня нет усов, а у Шевченко усы. Вы так плохо стали видеть? Как только пройдет инаугурация и я займу кабинет своего предшественника Кучумы, я тут же издам указ о том, чтобы вас направили за границу на лечение. Человек такого масштаба, как вы, должен… не только предвидеть, но и видеть реальный мир. А пока примите мои сочувствия.
– В стенах парламента я сижу довольно далеко от трибуны, но я хорошо вижу выражение лица каждого оратора, даже его двойной подбородок, и точно определяю по выражению его лица: врет он или говорит правду. Это я здесь, у вас в кабинете… принимаю желаемое за действительное. Я даже у себя дома рисую, в воображении, конечно, ваши бюсты, ваши портреты в каждом кабинете, в каждом переулке, на каждой площади, в любом нашем городе. Мои выступления в парламенте приближаются к двум тысячам по количеству, и я в своих выступлениях всегда был на вашей стороне. Мне бы пост министра юстиции, на большее я не претендую.
Курвамазин трижды низко поклонился и дважды перекрестился, чем не только угодил Вопиющенко, но и смутил его. Но он собрал все свое скудное мужество в свой дрожащий кулак и произнес:
– Должность министра юстиции уже занята. Что еще?
– Тогда должность Генерального прокурора подошла бы…
– Уже занято. И я… занят, прошу извинить. А ваша просьба будет учтена и рассмотрена при распределении должностей.
– Позвольте мне откланяться и выразить вам мои наилучшие пожелания здоровья, настроения, трудолюбия и прочих благ… пусть процветает ваша семья, ваша супруга-американка. Пусть подрастают ваши детишки, которые родились не в Киеве, а в Америке и имеют американское престижное гражданство; пусть Джордж Пеньбуш вас всегда поддерживает.
И Курвамазин повернулся на сто восемьдесят, рванул ручку двери на себя и очутился на улице. Январский мороз и ветер сковали его члены, и чтоб не вступить в конфликт со своим собственным сердцем, он забежал в кафе, заказал двести грамм православной в пластмассовом стаканчике, опрокинул и поцеловал в донышко, как в молодости.
Визит к президенту небольшой группы депутатов, так горячо участвовавших в оранжевой революции, был только началом той грызни, которая разразилась по поводу дележа министерских портфелей. Только на премьерское кресло претендовали как минимум три человека: Юлия Болтушенко, Петр Пердушенко, кум и ближайший соратник, и как бы тень самого президента – Александр Бздюнченко. Кого из них выбрать, он никак не мог решить.
Бздюнченко лип к нему, как банный лист, следовал за ним везде и всюду, даже у нулевого помещения стоял, пока хозяин не вернется. Виктору Писоевичу достаточно было раскрыть рот и произнести "а", как Саша уже произносил "б". Но не лучше ли его сделать государственным секретарем, упразднив администрацию президента? В США ведь есть госсекретарь. Да и жена Катрин настаивает на этом. Украина не только следует по пути США в политическом плане, но и должна следовать в плане экономическом, дабы добиться процветания в кратчайшие сроки и догнать, а возможно, и перегнать Америку.
Много зависит и от премьера. Вот кум Петро, чем не премьер? Если бы не… Юлия. Юлия Феликсовна доказала свою исключительную преданность. Если бы не Катрин, сделавшая его зятем Америки, он взял бы в жены Юлию: она симпатична, энергична и не так уж и бедна. Все ее имущество можно оценить в четыре миллиарда долларов. Она и сама говорила ему об этом. Но как ее выбрать? Что скажет Катрин? За спиной Катрин великая страна. Попробую еще раз обговорить с ней кандидатуру Юлии, нашей Жанны д'Арк. Если она упрется, то придется назначить Петра, нашего гиганта. Задавит он меня, боюсь. Такой массивный, и глаза свекольные, жестокий, должно быть.
Как избежать грызни между соратниками, президент не знал. "Мне надо позаботиться о том, чтоб они не перессорились между собой и чтоб это не стало достоянием гласности, – думал он. – Я даже могу взять на себя определенную долю ответственности. Начну предлагать кандидатуры на тот или иной пост сам, а они пусть кивают головами в знак согласия. Я теперь для них Бог и царь, что скажу, так и будет. Вон даже мой кум Петро ходит на цыпочках в моем присутствии. А что касается Юлии и Петра, то, может, мне бросить жребий: на кого падет, тот и будет премьером".
Он думал много и бессистемно, возвращался к первоначальной мысли, потом отбрасывал ее, чтоб начать с конца, но тройка в составе Бздюнченко – Болтушенко – Пердушенко стояла перед ним, как шиш, а они, еще не перессорившись, требовали решения.
И тут его размышления прервал звонок Юлии.
– Когда проводим инаугурацию, в субботу? – спросила она голосом, так похожим на колокольчик. – Только успеем ли? Инаугурация должна превратиться в национальный праздник нашего многострадального народа, а не так, как было при прежних президентах. А для этого мы должны подготовиться. Я хочу позвонить в МИД, надо же пригласить глав иностранных государств. Я потому и звоню: хочу согласовать дату.
– Хотелось бы в субботу, признаться: не терпится, но, по-моему, лучше в воскресенье. Весь Киев соберется, яблоку негде будет упасть, и я речь произнесу на майдане, это будет все-таки символично. Тут осталось всего ничего, один день по существу. И главам иностранных государств собраться надо. Может, и сам Пеньбуш пожалует.
– Значит, проводим в воскресенье. Тогда я звоню в МИД. Пусть там поработают эти бездельники. Их надо заменить всех. До единого! Я, как только стану премьером, всех поменяю. В воскресенье инаугурация, а в понедельник может собраться парламент, и ты представишь мою кандидатуру на утверждение, так, мой дорогой?
– После инаугурации я планирую небольшое турне по Европе. На это уйдет минимум неделя.
Юлия тяжело вздохнула и послала воздушный поцелуй лидеру нации по телефону, а теперь уже законному президенту, которого она увидела на экране своего мобильного телефона.
"Придется назначать тебя… вопреки воле моей клуши. Как можно обидеть такого человека, который так много для тебя сделал? Правильно ее называют Жанной д'Арк. Она истинная Жанна".
37
23 января, в воскресенье, по замыслу оранжевых, общенациональный праздник – день вступления Вопиющенко в должность президента страны. И страна действительно ликовала, хоть и не вся. Никто в то время не мог бы поверить, что так называемый лидер нации за пять лет своего бездарного правления практически полностью разорит страну. Он будет заниматься голодомором, пчелами и Степкой Бандерой. Тут он достиг определенных успехов и, конечно, крепко нагадил как ставленник Америки на искусственно созданный барьер между двумя братскими народами – русскими и украинцами.