Оранжевая смута - Василий Варга 42 стр.


У славян – русских, украинцев, белорусов – есть одна негативная черта. Достаточно взгромоздиться на трибуну какому-нибудь малограмотному дебилу, а лучше маньяку, произнести сумбурную речь о свободе, равенстве, братстве, как его награждают аплодисментами, криками "ура", тут же превращают его в гения, идут за ним, верят ему и считают его своим Богом. Хороший тому пример 1917 год. Маленький, плюгавый авантюрист, проживший много лет за границей, появился в Петербурге, нанятый немцами, со своими головорезами. Они взгромоздили его на кучу металлолома под названием броневик, откуда он, шамкая, не выговаривая некоторые буквы, прокукарекал о свободе, равенстве, братстве. Человек двадцать его соратников аплодировали новоявленному гению. И как это ни парадоксально, ему поверили массы, за ним пошел народ, расплатившийся за свою наивность миллионами жизней. Ленин и сегодня – гений. Какой же он гений? И что такое гений? Кровавый маньяк разве может быть гением? Ленин изгнал интеллигенцию – мозг нации, затеял гражданскую войну, уничтожил религию, разграбил церкви, продал за границу бесценные предметы искусства, расстреливал невинных священников, дабы объявить себя земным богом. И это гений? Да он обыкновенный бандит, кровавый маньяк, его труп и сейчас оскверняет Кремль. Не место ему в русской земле.

А Сталин? Малограмотный кровавый южанин. Грузинам должно быть стыдно, что у них был такой земляк. Но у русских, украинцев, белорусов Сталин – профессор всех наук, гений всего человечества. Да какой же он профессор, если у него не было даже среднего образования? Сталин выиграл войну, кричат русские. Но ведь он ни разу не был на фронте, как же он мог войну выиграть? Сталин – гений, кричит секретарь русских коммунистов Заюганов. Гений чего – концлагерей и расстрельных дел, отец голодомора в России и на Украине?

Преступлениям, которые совершили два "гения", нет конца и края.

Неудивительно, что в начале двадцать первого века и украинцы, будучи совершенно самостийными, поверили в живое чучело, которое само себя назвало лидером нации. Благо Вопиющенко не был кровавым маньяком, никого не расстреливал, никого не сажал. За это ему спасибо. Его вина в том, что он взялся не за свое дело, вернее, американцы не на того поставили, чтобы насолить России.

Но вернемся к инаугурации. Как вещало телевидение, это был праздник всего народа, страна, разделенная на восток и запад, праздновала далеко неодинаково. Кто-то этот праздник считал трауром и был убежден, что так оно на самом деле и есть.

И на западе были люди, с тоской смотрящие на праздничное шоу, поскольку они голосовали за Яндиковича, но не подавали вида, зная, что их имена известны оранжевым и даже написаны на заборах под общим названием: позор предателям-москалям.

Как ни странно, была еще одна категория граждан, которая пребывала в непонятном настроении, не то в трансе, не то в состоянии столбняка. Это были те юноши и девушки, которые на протяжении месяца мерзли на Майдане Независимости, дабы принести так называемую победу своему кумиру. Именно им не разрешили остаться в Киеве, чтобы посмотреть на торжество того, ради кого они тут стояли ежедневно с утра до вечера, по существу помогли ему захватить власть. А теперь их выгребли из города, как мусор, и начисто забыли о них. Их как будто не было. Ни один оратор не вспомнил о них. И лидер нации, чье имя они выкрикивали ежедневно, как бы от имени всех граждан, создавая ему имидж национального героя, да так уверенно, что он и сам поверил и стал выражаться недвусмысленно и лаконично: моя нация, мой народ (мои рабы), – сейчас, в день инаугурации, не вспомнил о них, будто их и вовсе не было на свете.

С каждым часом наряду с уверенностью, что Украина стала центром политических событий в мире, чуть ли не центром этого мира, президента беспокоило, приедут ли на инаугурацию главы всех государств или только часть из них. Если приедет Пеньбуш, то приедут все, вплоть до руководителя Гвинеи Бисау.

Но, к великому удивлению и разочарованию президента и его камарильи, эти надежды не оправдались. В Киев приехал только президент Польши да кто-то из крохотного государства Прибалтики. Это была ощутимая пощечина амбициозным политикам, окружающим президента, притом, что восточная часть страны приуныла в молчании и только западная часть, с польскими корнями, праздновала победу. Даже если это была пиррова победа, заядлые националисты Галичины, чьи скудные мозги подтачивала злоба и ненависть к другим народам, праздновали не только в Киеве, но и у себя перед экранами телевизоров.

Как только волшебные слова клятвы на верность народу были произнесены в стенах Верховной Рады, Вопиющенко принял нательный крест Мазепы, а также булаву как символ верховной власти не от своего предшественника, как полагалось, а от председателя Верховной Рады Литвинова, а затем отправился на Майдан Независимости.

Нельзя было без сочувствия и жалости смотреть на бедного старичка, бывшего президента, который сидел в парламенте на специально отведенном ему почетном месте с мертвеннобледным лицом, потухшим взором и смахивал на сторожа колхозной фермы. Он сидел без движения, боязливо поднимал и тут же опускал глаза, боясь с кем-нибудь встретиться взглядом. Это вчерашний президент Кучума Леонид Данилович, несколько слабовольный, а может, просто философски смотревший на это шоу, хорошо зная, что его имя еще будут вспоминать.

Забегая вперед, скажем, что так оно и произошло. Уже через полгода так называемого правления народного президента появились плакаты с надписью: прости нас, Леня Данилыч.

А пока экс-президент Кучума сидел рядом с экс-президентом Кравкучем, посмеивающимся над своим коллегой Леонидом Даниловичем. И вправду: Кучуму даже не пригласили передать булаву, этот символ власти, вновь "избранному" президенту Вопиющенко. Леонид Данилович оставался в ложе как бы в качестве инородного тела.

О чем он думал в это время? О своей судьбе, о том, что все, в том числе и слава, так быстро проходит, после чего наступают серые скучные будни, и эти будни будут тянуться до самой смерти; о том, что даже президент страны все равно смертный?

Едва ли. Скорее, он думал о том, что его могут привлечь к ответственности, отобрать так легко приобретенное имущество, лишить дачи, машины, урезать пенсию, а то и вовсе посадить за решетку. Он не был уж таким злостным вором, не воровал своими собственными руками, никого не убивал, чтоб отобрать богатство. Деньги сами стекались в его кошелек, как полноводные реки в одно большое озеро. Были даже мгновения, когда он собирался приостановить это течение, но семья категорически возражала, называя это долларовым геноцидом.

– О Боже! Помоги мне пережить все это, – прошептал он тихо и сам вздрогнул от этого шепота.

– Ты что там шепчешь? – спросил сосед Кравкуч, наклонив голову к его уху. – Не обижайся, будь выше всего этого. Твоего соперника ждет та же участь. Он никогда не сможет стать истинным лидером нации: не с того теста сработан.

– Да уж, да уж! А там, кто его знает: пути Господни неисповедимы. Никто из нас не знает, что нас ждет впереди.

– Всему приходит конец, все дороги ведут к одному храму, и этот храм – вечная темнота и вечная неизвестность, – философски изрек Леонид Макарович. – Ты и сам виноват. Не надо было юлить, метаться между Вопиющенко и Яндиковичем. Мог бы стоять на своем. И силовые структуры держать в кулаке. А то они тобой командовали. Вопиющенко купил их, а ты и не знал. А возможно, и ты клюнул на несколько миллионов американских долларов. Кто знает!

– Да уж, да уж! Мне доллары не нужны, мне покой нужен.

Слабой, неуверенной походкой Леонид Данилович поковылял к машине и приказал водителю ехать на загородную дачу, где его ждала семья, одетая в траур. Он не желал присутствовать на майдане, где его наследник стоял под аркой башни с высоким шпилем и произносил сумбурную речь.

Оранжевая элита пожаловала на майдан, а потом появилась и Юлия в длинной белой шубе, волочащейся по земле. Ее встречали криками восторга, словно она идет на площадь давать клятву народу в качестве президента.

Все обратили внимание и на то, что Жанна д'Арк выглядела лучше, чем первая леди, жена президента Катрин. Вдобавок, когда она царственной походкой шагала по свободной дорожке к монументу, киевляне приветствовали ее громко и дружно. В ответ она величественно кивала своей маленькой головкой и продолжала движение в сторону лобного места, где сосредоточились иностранные гости, где пристроилась и первая леди Катрин, чтобы чмокнуть ее щеку и всем своим гордым видом сказать: экое ты ничтожество.

Все руководство оранжевой революции в этот день отказалось от символики: ни оранжевых курток, ни оранжевых шарфов.

Наконец появился президент, вышел из арки и стал извлекать заготовленную, отпечатанную на белой глянцевой бумаге речь, над которой трудились соратники. И президент читал ее, не отрываясь. Толпа стояла молча, а потом, когда нудное чтение закончилось, откуда-то слетел белый голубь к ногам президента. Он что-то там наклевывал, а потом красиво стал плясать, опять же у его ног.

Лидер нации подумал, что это добрый знак: сам Господь послал этого голубя, поэтому он наклонился, протянул руки, дабы поймать волшебную птицу на глазах у многотысячной толпы. Но голубь взлетел над его головой. Знамение не состоялось. Президент вздрогнул, но тут же пришел в себя и широко улыбнулся. Если он не поймал голубя, то не он в этом виноват: виноват голубь.

Члены политбюро оранжевой революции, которые мысленно уже делили власть между собой, стояли поодаль от иностранных дипломатов. Пердушенко не мог устоять на месте: он все время демонстрировал свою богатырскую фигуру, передвигался на небольшое расстояние и смотрел на застывшую толпу, как на стадо баранов. Юлию он старался не замечать. Но Юлия не растерялась. Она величественной походкой направилась к нему и, будучи ростом ниже его плеч, заставила наклониться, подставить сначала одну, а потом и другую щеку для дружеского поцелуя. Это, конечно же, был поцелуй Иуды в женском обличье. Пердушенко только догадывался об этом. Он был твердо уверен, что главная его соперница на кресло премьера уже смирилась с тем, что не она, а он, Пердушенко, является главой правительства, и потому пришла его поздравить.

Как писал великий поэт Украины, "все идэ и все мынае", торжества закончились, гости разъехались, но народ замер в ожидании: а что дальше?

38

После пышной коронации Вопиющенко элита оранжевой революции устроила грандиозный банкет, на котором было все: от русской икры до заграничных вин. Еще никто точно не знал, какой пирог ему уготован, кого лидер нации назначит на тот или иной пост. Это был некий нарастающий нервный стресс, который могло немного унять только спиртное. Потому будущие министры сознательно допустили передозировку.

Юлия Феликсовна сидела за третьим столом от президента, все время пожирала его красными глазками, из которых беспрерывно лились слезы, правда, по одной капельке, а когда капельки кончились, глазки просто оставались красными. То были слезы радости и торжества революционных идей. Оранжевая революция на Украине как две капли воды походила на Октябрьскую в России: и там и тут кучка сомнительных личностей, финансируемая иностранным капиталом, захватила власть, выдав ее за всенародное волеизъявление. Разница только в том, что там был картавый, плюгавый с бородкой, чье кредо было: стрелять, стрелять и еще раз стрелять, а тут высокий стройный мужчина, прошедший духовное крещение в Галичине, на родине Степки Бандеры, и захвативший власть мирным путем на американские доллары.

– Дорогой, скажи, у тебя уже заготовлен указ о моем назначении премьером? Так вот знай: твоя страна, твоя нация начинает новую страницу в истории мировой цивилизации. И то, что вторым человеком в этом свободном государстве будет женщина, – это тоже знак новизны. Знай: я ничуть не хуже Маргарет Тэтчер. Я сделаю эту страну процветающей, идущей впереди Евросоюза. Я национализирую три тысячи предприятий и продам их с молотка. Миллиарды долларов поступят в казну государства. Пройдет каких-то пять лет, и мы эти заводы, доменные печи продадим повторно. И так всякий раз, до тех пор, пока Украина не зацветет и не начнет пахнуть. – Юлия вдруг вскочила с бокалом шампанского в руках и громко произнесла: – За лидера нации, ура-а-а-а!

Но лидер нации дремал и не обратил на ее тост никакого внимания. Да и другие депутаты были заняты своим делом: кто в зубах ковырялся, кто крыл соседа матом. А Пердушенко сломал уже второй стол, соревнуясь с депутатом Червона-Ненька в силе и могуществе железного кулака и железных мышц.

Курвамазин дважды вставал, поднимал палец кверху и начинал произносить речь, путая сабантуй с парламентом. Но рядом сидел Школь-Ноль, хватал его за штаны и восклицал:

– Что ты, пся крев, делаешь? Здесь тебе не Верховная Рада и не трибуна, которую ты уже заплевал так, что никакая уборщица отмыть не может. Здесь чествуют лидера нации.

– Сиди ты, пшек поганый, польский шпион, а я постою, – расхохотался Курвамазин. Он в редких случаях шутил, и шутки всегда получались злые. – Сейчас я провозглашу тост за лидера нации. И учти: перед тобой стоит не кто-нибудь, а сам министр юстиции Курвамазин. У меня все законы вот здесь, в этой башке, покрытой сединой славы и мудрости.

– Кто ты есть? Ты пока никто. Ты меньше букашки и, как букашка, никому ты не нужен. Я вот пойду губернатором Львова, по-старому Лемберга. Я там сразу же поставлю памятник оранжевой революции и лидеру нации. Мне этот пост уже обещан, а ты как был болтуном, так им и останешься.

– Я выдающийся оратор и классный юрист, где вы найдете такого министра юстиции, как я, скажи? Да если только в Америку поедете. И то, боюсь, не найдете. Цицероны на дороге не валяются.

– Ты – москаль, у тебя фамилия москальская, не прикидывайся. Как ты пролез в Верховную Раду, давай признавайся.

– Меня народ избрал, единогласно, между прочим. А завтра будет указ, согласно которому я – министр юстиции. Так что смотри, с кем имеешь дело. У меня достоверные сведения о намерениях президента.

Школь-Ноль втянул голову в плечи. "А может, действительно эта Курва станет министром, – подумал он. – А кем же стану я? Мне бы министерство внутренних дел. Я бы по всей Украине создал дивизии, а потом собрал их в единый кулак. А что с одной дивизией, куда пойдешь? Дивизия "Галичина" там и останется, в Галичине. Она не даст возможность москалям захватить Галичину, вот и все. Тут нет масштаба".

Лидер нации сидел во главе стола. Он совсем не пил и плохо закусывал. Да и некогда было. Сколько иностранцев шамкает, произнося речь в его честь. Вот только президент Польши говорил целых полчаса. Но в его речи ни слова о том, что когда-то Польша оккупировала значительную часть Украины. За ним прибалты. Прибалты так рады, что Украина поворачивается лицом к Западу, а спиной к России. А Сукаашвили! Он только произнес хвалебную речь и бросился обнимать, прижимать и слюнявить Виктора Писоевича. Да так, что тот, бедный, начал отталкивать его руками.

Надо их внимательно слушать, каждому кивать головой и улыбаться при этом. Кроме того, завтра же, не откладывая в долгий ящик, надо лететь в Москву, дабы показать, кто есть кто, дать понять, что с сегодняшнего дня страна под его руководством ни на шаг не отступит перед так называемым старшим братом. Наоборот, покажет кукиш этому Путину. А сама повернется лицом к Западу. А ты, старший брат, оставайся азиатским королем, откуда тебя тоже попросят. А электроэнергия? Нет, нет, политика это тонкое дело, она выше обид, выше неприязни. И Путина, и Россию он ненавидит так же, как и Яндиковича, у кого он вырвал победу с таким трудом. А далее, после Москвы, в Западную Европу. В Западную Европу он отправится с супругой, как и положено президенту великой страны. Западная Европа – это рай, она обязательно раскроет свои объятия матушке Украине и накормит почти пятьдесят миллионов голодных граждан. Пусть потомки ставят ему памятники на каждом углу. У этих русских был же свой Петр Первый, почему бы ему не стать Виктором Первым?

Иностранные гости произносили тосты нудно и долго, в общей сложности более трех часов, а потом уже стали валиться с ног. Президент тоже устал, он чисто механически кивал головой, а от постоянной улыбки начало сводить рот. Катрин сидела рядом и все время толкала его в задницу, когда он принимал поздравления стоя: давай, мол, выдавливай улыбку, и не простую, а американскую, до ушей. Благо представители крупных государств поздравляли первыми, и у него хватило сил все время стоять, а когда начались поздравления представителей более мелких стран, он уже принимал их сидя: чередовал работу с отдыхом.

Он, бедный, даже ни разу не мог взглянуть на своих единомышленников, особенно на Юлию да на кума Пердушенко. И хорошо, что не представлялось такой возможности, потому что Юлия просто пожирала его своими уставшими глазами, которые все больше краснели не то от напряжения, не то от слез. Он не мог бы не пожалеть ее, если бы заглянул в ее глаза. А ее поведение уж точно непредсказуемо: кинется на шею и вопьется в губы. Весь мир увидит и начнет строить догадки. Нет, нет, этого надо избежать, во что бы то ни стало.

Что касается Пердушенко, то… здесь совсем другая ситуация. Петр Пирамидонович полностью заменил свои живые глаза на стеклянные. Только стеклянные глаза могли неподвижно смотреть на лидера нации: не минутами – часами. Даже у Катрин мороз по коже пробегал. Никто не знает, на что способен этот великан. "Если Витя сделает его премьером, добра не жди, – думала она, тесно прижимаясь к мужу, когда он сидя принимал поздравления. – Этот бирюк сместит Витю и станет президентом. Нет, нет, уж лучше эта коза Юлия".

39

– Виктор Писоевич, сколько миллионов долларов стоит премьерская должность? – спросила Юля накануне отъезда лидера нации за границу.

Вопиющенко, не долго думая, ответил: сто.

– Так мало, вернее, так много? – выкатила глаза Юля.

– А ты как думала? Но… с тебя я возьму тридцать. Пятнадцать мне пришлось отдать судьям Верховного суда, а остальные…

– Дорогой, не надо, я согласна, это мне под силу. Мои люди завтра же привезут мешки с долларами.

– Не торопись. Вопрос еще не решен окончательно.

– Ну, Витя, не морочь мне голову, не кромсай мое сердце. – Потерпи немного, что ты такая нетерпеливая?

Юля, склонив голову, ушла ни с чем. Суббота и воскресенье тянулись как никогда долго. А понедельник – день тяжелый. В этом убедилась Юлия как никто другой. В тот день она была на грани срыва. Никак не могла решить простую проблему: сидеть дома и ждать звонка или идти к дому правительства с мобильным телефоном в кармане и там услышать эту радостную новость от лидера нации, а может, сидеть дома за чашкой кофе со включенными записывающими устройствами, дабы записать это великое, радостное известие. Как быть? Быть или не быть? Дважды она одевалась, дважды выходила на лестничную площадку и дважды возвращалась и прилипала к экрану телевизора.

– Телеграфные агентства всех стран, вы готовы передать новость во все уголки земного шара, да так, чтоб сам Господь Бог услышал: Юлия – премьер?

Назад Дальше