Допив шестую чашку кофе, она, наконец, произнесла решительное волшебное слово: вперед, Жанна! И тут же вскочила, как ужаленная. Набросив на плечи самое старомодное, самое потертое пальто, изношенное когда-то еще в Днепропетровске, она вышла на улицу и направилась к гаражу.
Машина "ауди" завелась быстро, тронулась плавно, и вот Юлия, будущий премьер, но еще не премьер, остановилась в глухом переулке, а к дому правительства пошла пешком. Был уже десятый час. Нигде никого. Даже охраны нет снаружи, даже будки нет: открывай дверь и входи.
С дрожью в ногах Юля подошла к массивной, такой знакомой двери, ведь она когда-то, еще до того как Кучума посадил ее за решетку, здесь работала заместителем Вопиющенко. Ухватившись за толстую деревянную ручку правой рукой, а левой упираясь в полотно второй половины двери, она с силой рванула ее на себя, и дверь покорилась. Но за дверью оказалась будка, а в ней милиционер с лицом бульдога.
– Вы, гражданочка, куда? – спросил страж порядка.
– К Озарову! Озаров пришел или еще нет?
– Пока нет. А он вас вызывал?
– Ммм. Вы меня не узнаете?
– Побудьте за дверью. С той стороны двери, на свежем воздухе. Мне незачем вас узнавать. Когда придет господин Озаров и закажет вам пропуск, тогда приходите, но с паспортом в руках, не забывайте, иначе никто вас не пропустит.
"Ну, подожди, гад", – прошипела Юлия про себя, но подчинилась приказу.
Она вышла и чисто автоматически направилась в сторону машины. Ноги сами понесли ее туда. Только нажав на пульт автоматического открывания дверей, она мысленно спросила себя: а что это я делаю? Тут откуда-то появился дворник, он был непростительно вежлив, поэтому робко потребовал:
– Уберите машину, пожалуйста. Вон сколько под ней мусора, а я должен убрать. Асфальт должен блестеть, как у кота…
– Да, да, – сказала Юля, не глядя на дворника и садясь за руль.
Машина сама привезла ее к дому. Что может быть лучше дома? Дом – это надежная, теплая, уютна норка, куда человек, подобно мышке, испуганной котом, может юркнуть в любое время и быть в абсолютной безопасности. Только чекисты обладали способностью ворваться в эту норку и вытащить человека за воротник, а теперь демократия, слава Богу: прячься от всяких бед и набирайся сил.
Юля сбросила с себя верхнюю одежду и устроилась перед телевизором. Глоток коньяка, глоток охлажденного шампанского, настенные часы пробили десять. Телекамеры в аэропорту не включены. В чем дело, почему? Ведь вылет уже через час. Он летит в Москву демонстрировать свою мощь.
"Должно быть, он собрался улететь тайком, и никакого указа подписано не будет. Не может такого быть, такого быть не должно. Должно быть, там, рядом с ним, его кум Петро и именно Петро посоветовал: подписывай просто так, без телевидения, без излишней шумихи. Подпиши и улетай, а я прямиком в правительство, займу кресло этого Яндиковича и начну править. А что касается Юлии, ну посмотрим. Референтом она бы подошла".
Еще всякие страшные мысли лезли Юлии в голову, волновали ее душу, будоражили сердце.
– Не могу-у-уу! – закричала она так, что занавески на окнах зашевелились. – Не хочу, не хочу… жить. Жить не хочу. Что если с балкона? Девять этажей. Мучиться не придется.
Балконная дверь была приоткрыта. Она рванула ее на себя и очутилась на балконе. Балкон был захламлен картонными ящиками и всяким барахлом. Метелка упала ей под ноги, и она чуть не грохнулась в остекленную балконную загородку. Совершить прыжок с балкона не так-то просто: балкон застеклен. А, вот одна дверка открывается, можно пролезть: падение получится не головой вниз, а как-то плашмя. Страшновато, но ничего.
Юлия открыла дверку и стала одной ногой на скамейку, а другую, дрожащую, выставила на улицу. И тут – о Боже! – загремел телевизор:
– Внимание, внимание! Передаем репортаж…
Юлия грохнулась на балконный пол и ушибов не почувствовала. Клубком вкатилась в комнату, подползла к дивану и устремила глаза на горящий телеэкран. Телевизор звал ее, как бы шевелился, и там… лидер нации, в окружении Бздюнченко и личной охраны, стоит у стола, а на столе так много бумаг и чернильный прибор. Юля вздрогнула и схватила пульт, чтобы увеличить громкость. Точно. Аэропорт Борисполь под Киевом. Президентский самолет готов к вылету. Лидер нации в окружении телекамер в правительственном зале аэровокзала подписывает указ и тут же зачитывает его, стоя перед телекамерами. Сердце у Юлии колотится так, что вот-вот выпрыгнет, но после слов… "назначить на должность премьер-министра Украины… Юлию Феликсовну Болтушенко" она вскрикивает не то от боли, не то от радости и яростно размазывает слезы по худому, бледному, изможденному личику.
Если наша жизнь всего лишь миг во времени вселенной, то это супермиг в жизни хрупкой женщины Юлии.
Юлия почувствовала прилив сил. Господи, как много проблем, тяжелых, неразрешимых, свалилось с ее плеч. И эти проблемы снялись одним росчерком пера. Ведь она была невыездной, не могла выехать ни в одну страну, ее могли арестовать даже в братской Польше. И это всего лишь маленький штрих в цепи многочисленных проблем, которые отныне станут далеким кошмарным сном. Юлия, переполненная радостью, кружилась по комнате, как маленькая девочка, когда первый раз ее, почти что сироту, отдали в пионерский лагерь, расположенный на берегу тихой, ласковой, как материнское тепло, реки Самары на все лето в Орловщину.
Дома тепло, уютно, дома ни души, только она, Юлия, и Указ. Надо получить его. Но как? По факсу. Где факс? А, вот он!
Небольшой гул, мигание маленького зеленого шарика, похожего на точку, и копия Указа у нее в руках. Она читает текст вслух, но слова претворяются в мелодию, и Юлия начинает петь. Это текст самой лучшей песни в ее жизни, и она, и только она имеет неоспоримое право положить его на музыку. Есть же песни на белые стихи! Это торжественные песни, их поют с особым подъемом души. И она поет. Все идет хорошо, и мелодия хороша, только фамилия президента не укладывается в ритм. И что ж? И пусть. На то он и президент, чтоб не укладываться в привычное. А потом, это народный президент. Революция и президент одно и то же. Революция и народ – единое целое. Если у президента были деньги на то, чтобы совершить оранжевую революцию, то эти деньги дал ему народ. А кто совершил революцию? Опять же народ, следовательно, Витенька народный президент. Надо позвонить ему и поблагодарить! Срочно.
И мобильный телефон не подводит ее: лидер нации поднимает трубку уже в самолете и говорит: "Алло, я слушаю, Юлия Феликсовна. Тут Бздюнченко поздравляет тебя, а мы летим покорять Москву".
– Витя, дорогой мой, ты принял верное, единственно верное решение. Я буду работать дни и ночи и никогда, ни при каких обстоятельствах не подведу и не предам тебя. Можешь быть уверен во мне, как в себе самом.
В ее спальне висела икона с изображением Иисуса в терновом венце. Юлия, вчерашняя комсомолка, стала перед изображением на колени, сложив ладошки перед грудью, произнесла "Отче наш".
В прихожей начали раздаваться звонки. Теперь она не торопилась поднимать трубку. Все переменилось. Все стало на свои места. Красивый сон стал явью. Юля еще постояла у окна, посмотрела, как детишки кидают снежками друг в друга, величественно улыбнулась и только потом пошла в прихожую и сняла трубку со стационарно установленного аппарата.
– Депутат Курвамазин, партия защитников отчизны, блок Виктора Вопиющенко, – услышала Юлия и расхохоталась. – Я со всей ответственностью заявляю, что лидер партии Юлия Болтушенко достойна самого высоко поста в государстве после лидера нации, призванного играть роль первой скрипки в революционном оркестре. Поздравляю вас и, согласно статье конституции Украины, признаю вас верховным главнокомандующим. И если вы сочтете мою кандидатуру полезной…
– Депутат Курвамазин, вы хороший оратор, я с удовольствием буду слушать ваши речи… в парламенте, – вынесла приговор Юлия и бросила трубку. Но тут же раздался следующий звонок.
И Юлия решила убежать из дому, надеть пальто с капюшоном, дабы никто ее не узнал, и, шагая по закоулкам и переулкам, составлять план на завтрашний день.
40
Юлия в сопровождении двух молодых людей, работавших ранее ее помощниками, села в машину рядом с водителем, а не за его спиной.
– К дому правительства, – скомандовала она.
Водитель кивнул головой в знак согласия и завел двигатель.
– А вы, Женя и Дима, поступаете в мое распоряжение и составите мою личную охрану. Будете меня охранять?
– С превеликим удовольствием, Юлия Феликсовна, – произнесли оба почти одновременно. Тридцатилетний Женя был худощавым парнем высокого роста, почти как лидер нации Вопиющенко, а Дима чуть старше, лет тридцати пяти, плотного телосложения, с хитрым кошачьим взглядом.
– А своих бывших вы увольняете? – спросил Дима. – Они, должно быть, не справлялись.
– Сменился мой имидж, и я должна сменить охрану. Теперь я – глава правительства, вы слышали об этом?
– Конечно, слышали и потому прибежали, – произнес Женя, расправляя плечи.
– А что со мной? – спросил водитель Мизинец.
– Работай, Мизинец, ты хороший водитель.
Расстояние от дома до здания правительства всего ничего, менее километра. Новый, только что привезенный из Германии "мерседес" остановился перед массивной дверью, Женя с Димой выскочили, открыли переднюю дверь машины почти одновременно, а затем ухватились за ручку массивной входной двери, пропуская Юлию вперед.
– Смирно!!! Премьер идет, – закричал Дима, и дежурный офицер, вытягиваясь в струнку, приложил руку к козырьку. – Ключи от кабинета премьера!
Юлия в сопровождении двух охранников поднялась на скоростном лифте и открыла массивную дверь своего кабинета. В нем еще пахло Яндиковичем. Это был чисто мужской запах – смесь пота с одеколоном и папиросным дымом. Кабинет вытеснил человека-гиганта, что-то уже успевшего сделать для страны в условиях, когда вор на воре сидел и вором погонял с молчаливого благословения президента Кучумы, – этот кабинет распростер свои объятия худосочной женщине, полной энергии и желания сделать добро.
– Ребята, – сказала она Жене и Диме, – обойдите все кабинеты и от моего имени скажите, что через тридцать минут сбор в зале президиума. Либо к Озарову зайдите и передайте ему мой приказ: он оповестит всех. Да, и скажите, чтоб мне прислал несколько женщин для того, чтобы убрать кабинет: у него в каждом кабинете баб хоть отбавляй. Бездельники. Все, идите.
Юлия подошла к большому окну, затянутому шторой из плотной ткани, и отодвинула ее. Внизу, на площади, как муравьи копошились люди, она глядела на них сверху, будучи убеждена, что каждый муравей на двух ногах зависит отныне от нее, малосильной, хрупкой женщины, у которой если и мало физических сил, зато много духовных. Эти силы, помноженные на упрямство, помогли ей выкарабкаться еще в детстве и стать заметной не только в десятом классе, но и в институте, в котором она превосходно училась.
"Я всех выгоню и наберу людей работящих, достойных, преданных оранжевой революции, тех, кто был на майдане и прорезал воздух сжатыми кулаками. Даже Виктор Писоевич не сможет работать так продуктивно, как я. Ведь все зависит от премьера и его правительства. Президент осуществляет общее руководство страной, а я буду заниматься конкретными делами".
– Юлия Феликсовна, госпожа премьер! – вкрадчиво произнес первый зам Озаров, один из корифеев старого правительства. – Позвольте побеспокоить вас.
– Пан Озаров, будьте проще, ведь мы коллеги, не так ли? – сказала Юля, протягивая руку Озарову. – Садитесь, пожалуйста. Доложите вкратце о делах. Все ли вышли на работу, какие ближайшие задачи стоят перед вами, а затем, на совещании, вы мне представите каждого по очереди. Я не всех знаю лично. Хотела бы познакомиться.
– Госпожа премьер! А вы нас не…
– Да бросьте вы! Я не госпожа, я труженица, неутомимая труженица, я буду работать по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки, я и вас утомлю, и вы начнете убегать от меня вскоре. Поэтому какая я там госпожа? Я просто Юлия. В крайнем случае, Юлия Феликсовна. Кроме того, я всех людей, кто захочет трудиться, оставлю в креслах, повышу зарплату в два раза, помогу строить дачи в Крыму, а то и в Греции, да и в Америке, если кто пожелает. Вы не волнуйтесь. Конечно, многое будет зависеть от лидера нации, его слово решающее, кого он пожелает, того придется и назначить, и в этом случае… если только поставить два параллельных кресла и ввести новую форму правления. Скажем, два министра экономики, два министра путей сообщения, три министра очистных сооружений и так без конца.
Юля говорила еще двадцать минут, от природы страдая словесным поносом, а замолчала лишь потому, что на нее напал чих. Этим воспользовался министр экономики Озаров. Он торжественно объявил:
– Госпожа Юлия Феликсовна! Все работники кабинета министров на работу ходят без опозданий, особенно после того, как народные массы в оранжевых куртках, посланные американцами и европейцами, чтобы совершить революцию и пристроить Украину в Евросоюз, получили приказ разблокировать здание Совета. Это благодаря лидеру нации Вопиющенко и вам, госпожа премьер-министр. Где вы были раньше, почему не появились здесь месяца два тому назад? Тогдашний премьер Яндикович уступил бы вам свое кресло, как мужчина уступает даме, и не было бы никакой блокады. А так, многие министры ночевали в своих кабинетах на матрасах, и эти матрасы до сих пор в кабинетах, накрытые подушками и одеялами, а у некоторых даже утки остались: туалеты ведь не работали в период блокады. Как насчет… того, чтобы оставить министров при должностях?
– Пан Озаров, вы за словом в карман не лезете, это видно сразу. Я, кажется, если не все, то многое поняла. Идите теперь соберите всех министров в конференц-зале, потом позовете меня.
Когда Юлия вошла в конференц-зал, все дружно встали, касаясь подбородками груди. Тишина была такая, ну просто выразить невозможно, в особенности потому, что ни одной мухи в зале не было по причине зимы, но если была хоть одна полудохлая муха и она решилась бы пролететь над головами великих людей, ее полет был бы слышен довольно отчетливо.
Юлия постояла несколько секунд молча, а потом вспомнила, что ей надлежит поздороваться первой, и сквозь зубы произнесла:
– Здравствуйте, коллеги!
– Здравия желаем, госпожа…
– Здравствуйте, пани…
– Приветствуем Жанну д'Арк… с майдана. А почему не в оранжевой куртке?
Последнее приветствие произнесли те люди, которые точно знали, что их не оставят в новом правительстве. Многие из них, еще стоя, схватились за портфели, ожидая, что пани Юлия скажет: "Вы свободны, господа, оранжевая революция не нуждается в ваших услугах".
Но Юлия подошла к каждому и только после рукопожатия тот или иной министр получил право опуститься в кресло. Премьер была переполнена неведомыми дотоле ей чувствами, и даже если бы ей сказали: марш на майдан, сучка, она все равно протянула бы ручку, сделала наклон туловища и одарила женской улыбкой своего заклятого врага.
– Не каждый из вас с восторгом встретил оранжевую революцию, это мне известно. Но, принимая во внимание то, что у нас теперь полная свобода и каждый волен думать и поступать так, как ему подсказывает совесть, вопрос о том, кто на чьей стороне был и с кем воевал, снимается полностью и окончательно. Мы теперь самая демократическая страна в мире. Только с такой демократией, где каждый делает все, что хочет, думает, как ему заблагорассудится, Евросоюз раскроет нам свои объятия. Этого вопроса я еще коснусь, и неоднократно, а сейчас я хотела бы познакомиться с каждым министром конкретно и вкратце послушать, какие стоят перед ним задачи на ближайшую перспективу и на год в целом.
Последние слова "на год в целом" произвели благоприятное впечатление на всех министров без исключения. Особенно на министра иностранных дел, молодого, симпатичного мужика, так много сделавшего для возрастания авторитета Украины за рубежом. Он улыбался, как американец, строил глазки, как француз, и краснел, как украинец. Именно ему лидер нации давал много всяких поручений, в том числе и аферу с избирательными участками в России. Уж кто-кто, а он должен остаться в правительстве Болтушенко.
Первый заместитель Яндиковича Озаров тоже клеился к новой власти. Он действительно добросовестно трудился и знал эту работу, как никто другой: ему все равно, оранжевые во власти или Яндикович: страна одна и та же. Это руководители меняются, а страна остается на месте. И хороший, знающий свое дело экономист должен быть вне политики.
Несмотря на скучную беседу – каждый докладывал при всех, хотя можно было проводить беседу у себя в кабинете индивидуально, а тут каждый распинался о своих достижениях, подчеркивая свой личный вклад, даже Озаров улыбался, слушая ложь, – но, тем не менее, все сидели, в рот воды набрав.
Юлии не могла не нравиться такая дисциплина. Она бы закончила раньше, не задавала бы пустяковых вопросов типа как живут крестьяне Конго, но Юлия ждала телевидение. Стрелки часов клонились к пяти пополудни, а телекамер не было. Должен был прийти пятый канал.
– Пойдите позвоните на проходную, может, эти ослы не пропускают корреспондентов, – приказала она Озарову.
Так оно и вышло. Озаров доложил, что корреспонденты пятого канала уже час стоят под дверью Дома правительства, а их не пускают.
– Уволить всех немедленно, сию же минуту, – почти вскрикнула Юлия так, что все вздрогнули и втянули головы в плечи. – Я подпишу этот приказ собственноручно. Жаль, что приходится с этого начинать.
И она дождалась текста и тут же подмахнула приказ об увольнении дежурных по первому этажу, продемонстрировав таким образом, что она, Юлия Феликсовна, слов на ветер не бросает. Министры молчали.
– Ну, что скажете, господа хорошие? – спросила она, глядя на всех недобрыми глазами.
– Жаль, что такой пустяк может испортить вам настроение, – сказал начальник хозяйственного отдела. – Но это полбеды, а вот кто будет охранять здание, ведь столько посетителей, просто ужас, все идут не куда-нибудь, а в Дом правительства.
– Вы и будете охранять! – сказала Юлия.
– Лично я? Вы мне доверяете? Тогда спасибо за доверие.
– Да, лично вы будете стоять на вахте. Примерно в десять вечера я закончу работу, вернее, мы все окончим рабочий день, и я хочу вас видеть с пистолетом на боку, незаряженным, конечно, на первом этаже.
Раздался хохот, а за хохотом последовали аплодисменты. В общем, обстановка разрядилась, лицо премьерши озарилось улыбкой. А тут и телевидение подоспело.
– Начнем сначала, – предложила Юлия, когда оператор включил камеру. Съемка прошла на славу. В тот же день вся страна смотрела выступление нового премьера. Да и министры были на подъеме, все же их редко показывали по телевизору. Даже то, что сегодня впервые им работать до десяти вечера, не смутило их. Новый начальник – новые порядки: новая метла по-новому метет, это известно с древних времен.