– С первых четырех замов по пятнадцать миллионов, с остальных восемнадцати министров по десять. Итого двести сорок миллионов должно быть у меня на даче. Все, Саша, иди, выполняй государственное задание.
– А с кого брать? А то получится, с кого возьму, тот и министр.
– Я тебе даю список кандидатур. Фамилии согласованы с президентом.
– О, это другое дело. Можно мне взглянуть?
– Взгляни, почему бы и нет.
Турко-Чурко взял список дрожащими руками, отошел к окну и стал искать свою фамилию. Фамилия значилась предпоследней. От радости Саша щелкнул языком, трижды подпрыгнул и ушел, не оглядываясь. У него была неестественно сгорбленная спина и немного опущенная голова, потому он смахивал на вопросительный знак, и этот вопросительный знак, произвел на хозяйку кабинета дурное впечатление. А вдруг откажутся, что тогда делать? Писоевича к этому делу не подключишь. Взятка, или точнее выражаясь, благодарность за определенную услугу, это деликатное дело. Оно всегда таким было. Известно, что взятка довольно устойчивая и соблазнительная штука и живет не только в Украине, но во многих других странах. В развитых странах с ней довольно успешно воюют, она сдается, замирает, уходит в тень, а потом снова возникает на удивление многим и на радость взяточникам.
Юля не считала себя взяточницей, она больше занималась махинациями, и это приносило ей огромные прибыли. А что взятка, подумаешь каких-то двести сорок миллионов долларов, и то сто из них надо отдать Писоевичу.
"Это вовсе не взятка, это скорее покупка министерского портфеля, – рассуждала Юля, – чем дороже портфель, тем больше обладатель этого портфеля будет ценить и беречь свое место. Надо вообще сделать продажу министерских портфелей официальной. Я внесу это предложение в парламент. И то, что Писоевич берет по двадцать миллионов за должность губернатора области, в этом я не вижу ничего предосудительного или аморального. Все берут, и пусть берут до тех пор, пока есть что и откуда брать".
Мудрые мысли Юлии прервал Турко-Чурко: он ввалился в кабинет без стука со списком в руках, подошел сзади и, дыша ей в шею, произнес:
– Ваша мудрая мысль нашла свое практическое воплощение. Завтра до двенадцати мешки с долларами будут на вашей даче. А вот список министров и первых четырех заместителей.
– Саша, присядь, чтоб я тебя видела. И скажи: никто не бузил, не возмущался?
– Кикинах только издавал дурной запах. Как это так, возмущался он, я, когда был премьером, никому министерские портфели не продавал. Как хочешь, ответил я ему спокойно. Вон великий оратор современности, Цицерон двадцать первого века, Курвамазин сует тринадцать миллионов, а два отдаст, когда заработает.
– И как себя повел Пустоменко?
– Высморкался в грязный платочек и согласился.
– Молодец, Саша. Ты проявил настоящее усердие. Если у тебя трудно с деньгами, я могу миллиончик убавить. Пожертвуешь не десять, как остальные, а только девять.
Юля ласково посмотрела на Сашу, хорошо зная, что он не согласится, гордость ему не позволит.
– Я как все, – произнес Саша, гордо задрав голову.
– Ну, вот и хорошо. Ты будешь хорошим председателем службы безопасности. Завтра в двенадцать дня я буду у себя на даче. Надо же куда-то спрятать эти мешки.
– А когда мы можем занять свои кабинеты?
– Не гони лошадей. Сначала меня утвердят в Верховной Раде, а потом я буду называть фамилию каждого из вас, а президент тут же в нашем присутствии подпишет указ о назначении каждого.
– А когда это произойдет?
– В конце января или в начале февраля.
– Так долго ждать? Это не очень хорошо. А вдруг кто-то раздумает и попросит вернуть деньги обратно.
– Ты попросишь, Саша?
– Я? Ни за что на свете.
– То-то же.
Все шло как по маслу, пока не раздался звонок от лидера нации.
– Юля, срочно собирай свою команду, я приведу своих, и мы начнем предварительное обсуждение кандидатур на вручение им министерских портфелей.
– Виктор Писоевич, ну мы еще не готовы. Я должна все продумать, куда кого, а потом согласовать с тобой. И самое главное – чаевые. Ты с меня взял тридцать копеек, а я хочу тебе дать сто. Построишь дачу на Кипре, и мы, когда ты устанешь от своей жены, поедем туда отдыхать. Идет, Витя, а? Я как раз занимаюсь этим вопросом. У меня сидит этот бритоголовый Турко-Чурко. Он гол как сокол, и потому я его буду рекомендовать председателем службы безопасности. Ты возьмешь его? Это же твое ведомство.
Юля могла бы щебетать еще очень долго, но в кабинет, так же, без разрешения, с пузатым, слегка ободранным портфелем ввалился будущий первый заместитель по вопросам евроинтеграции Рыба-Чукча. Споткнувшись о ножку кресла, в котором сидел Турко-Чурко, он грохнулся на пол, не издав ни единого звука.
– Докладывай, что у тебя в портфеле.
– Билеты в Евросоюз. Я одним из первых вам их доставил, потому как на евроинтеграцию претендует не то Курвамазин, не то Заварич-Дубарич. А я не могу на это дать согласие, поскольку я уже сориентировался. И наш прямой путь в Евросоюз. И лидер нации меня в этом поддерживает. Эту должность он мне пообещал. Я знаю, что вы меня не очень жалуете вниманием и испытываете ко мне неоправданное негативное отношение, ко мне лично, к Кикинаху и еще к некоторым. Но мы собрались и решили увеличить квоту с пятнадцати до двадцати миллионов за то, чтобы быть поближе к вам. Хотите, открою портфель?
– Я сама открою, не переживай. Где остальные нелюбимцы с пухлыми портфелями? Только если хоть одной банкноты не хватит, не видать тебе этой интеграции, как своих ушей. Мог бы и тридцать дотащить.
– Все соответствует, клянусь честью.
– А разве она у тебя есть?
В кабинет уже рвался будущий первый зам по гуманитарным вопросам Пустоменко.
– Я не могу долго ждать, – сказал он и у порога начал речь: – Мы должны все отбросить, школы продать, русский язык запретить, телевидение прибрать к рукам, Пеньбушу дать под задницу, Путину запретить въезд в нашу вильну Украину, Крым украинизировать.
– Да перестань ты молоть чепуху, поставь свой портфель под стол, а сам освобождай кабинет. Будет тебе портфель министра, не переживай. – Юля повернула голову в сторону Турко-Чурко и спросила: – Почему сейчас? Мы же договорились на завтра. Что я с этими мешками буду делать, стены оклеивать?
– Они стараются как можно быстрее отчитаться, госпожа Жанна.
– Ну что мне с вами делать? Я и не знала, что вы у меня такие точные, такие аккуратные. Кто следующий? Заходи.
3
В одно из воскресений февраля к огромному особняку, огороженному высоким забором с колючей проволокой, подъехали несколько машин во главе с Юлией. Было десять утра. Лидер нации только что проснулся, и его личный врач сейчас же навестил его и спросил, как он почивал и требуется ли какая-нибудь услуга. Президент пожаловался, что спина чешется. Доктор с великой радостью стал почесывать лидеру нации спину. В это время зазвонил телефон, номер которого знали только два человека – министр обороны и Юля.
– Слушаю – Первый, – произнес президент, жмуря глаза от неудовольствия. – Что-что? Секретную комнату? Подвальную? Да это на двадцать метров вглубь. Ты собираешься туда сгрузить мешки с пулями? Ты, наверное, рехнулась, Юля. А, это бумажные пули с портретом Франклина? Тогда другое дело. Сейчас дам команду. Где Катрин? Она в Америке, ее вызвал Пробжезинский по поводу голодомора. Никак у нас не идет этот голодомор. Хорошо, хорошо. Себя ты не обидела, надеюсь?
Два солидных джипа "ниссан" без сопровождения въехали на территорию крепости, обогнули дом с тыльной стороны и остановились под узкими продолговатыми окнами, в которые даже самый маленький и самый худой человек не пролезет после того, как выбьет стекла.
Тут же открылась массивная железная дверь, и у двух джипов с работающими двигателями остановились два бритоголовых амбала.
– Выгружайте мешки с бриллиантами, – дала команду Юля, и когда они это тут же сделали и направились в секретный бункер, последовала за ними.
– Сюда нельзя, – сказал один из них, сгибаясь под тяжелым мешком.
– Это тебе нельзя, а мне можно, – не растерялась Юля. – Развязывайте мешки и высыпайте на пол в комнате, только потом спустите в бункер. Кому сказано, ну!
Два преданных лидеру нации галичанина сделали десять ходок и освободили все двадцать мешков. Каждый из них основательно покрылся потом, а чтоб не разъедал пот глаза, вытирались рукавом. Юля постояла, полюбовалась довольно высокой горкой, за которую можно было спрятаться, если присесть на корточки.
– Все, – сказала она. – Это контрибуция за Черноморский флот. Но никто, кроме лидера нации, не должен об этом знать. И еще: не забудьте надежно запереть. Копейка в копейку должно сойтись. Сумму я уже назвала лидеру нации.
Сказав эти мудрые слова, Юля, преодолев сопротивление приоткрытой массивной двери, вышла во двор и заняла место рядом с водителем в одном из джипов с работающим двигателем.
– Поехали! – дала она команду. – Писоевич умрет от счастья, – добавила она про себя шепотом.
Она не звонила ему в этот день до десяти вечера, чтобы не нарушить тот мир, в который он погрузился при виде золотой горы, превращенной в зеленые бумажки, на которые одинаково повышенный спрос что в Киеве, что в Пекине, что в Гвинее Бисау. И сама она почувствовала какую-то легкость, как любой человек после выполнения почетной миссии, имеющей значение для судьбы страны и для своей личной судьбы. Ведь это же президент, а не дерьмо собачье. Да и вообще, почти пятьсот миллионов долларов нельзя считать взяткой. Это божий дар, ведь Господь подарил ему президентский жезл, а президентский жезл не бывает и не может быть пустым. Так вышло. Депутаты раскошелились, будущие министры раскошелились, губернаторы тряхнули своей мошной – вот и получилась внушительная сумма. И никто не в обиде. И губернаторы, и министры компенсируют свои потери с лихвой. Каждый из них как бы сидит на мешке, который все время пополняется.
Эти правдивые, исторически выверенные мысли будоражили ее маленькую головку в то время, когда лидер нации с колотящимся сердцем спускался в волшебный бункер, немного волнуясь при мысли, как бы чего не вышло. Когда он наконец оказался перед горкой упакованных стодолларовых банкнот, сознание помутилось и он рухнул на пол, вернее, на эту горку.
"Боже, – сказал он себе после того, как отдохнул и успокоился в горизонтальном положении, – за что ты наградил меня президентским жезлом? Как это много значит. Даже если меня лишат этой должности, выгонят с позором, я еще сто лет могу жить припеваючи. Это почти сравнимо с Градобанком, который я очистил и отправил на Кипр весь золотой запас страны. Все это президентский жезл. Я обязательно приведу сюда Катю, как только она вернется из Америки, надо же куда-то девать эти денежки. Швейцарский банк… там меня каждая собака знает, надо пополнить и американские банки. Вот это жезл! Жезл – это не только деньги, но и почет, каждая хромая бабка кланяется, руководитель любого государства шапку снимает при моем появлении".
4
Третье февраля – день утверждения Юлии Болтушенко в должности премьер-министра депутатами Верховной Рады.
Всю неделю она неважно спала, продумывала каждую строчку своей речи перед депутатами и перед народом, поскольку такая речь обязательно транслировалась по радио и телевизионными компаниями. Ей так хотелось произнести речь, которая вызвала бы ажиотаж в стране, восторженные отклики за рубежом, а для этого речь должна быть нетрадиционной. Кто бы мог составить такую речь? Конечно, философы. И она решила обратиться за помощью к лучшим философам страны – кандидатам, профессорам и академикам философских наук, поскольку свой доклад, а вернее, программу правительства надо представить в необычном плане, не как делали все ее предшественники при вступлении на этот высокий пост. Надо… представить план экономического развития страны в виде философского трактата.
Доктор философских наук Безмозглый Варфоломей Артурович, в тапках вместо туфель, явился к Юлии с докладом из шести разделов.
Вот эти разделы: вера, справедливость, гармония, жизнь, безопасность, мир.
– Как здорово! – всплеснула Юлия руками.
– Такого доклада не было даже у Маргарет Тэтчер, – выпалил доктор философских наук.
– И что мне с этим делать? – спросила Юлия.
– Выучить наизусть. День и ночь сидите в отдельном кабинете, пейте кофе, не переставая, и зубрите, как стихи Павла Тычины в восьмом классе… Память у вас хорошая, надеюсь, потянете.
– Благодарю, профессор, – запела Юлия, выкладывая стодолларовую бумажку на стол перед профессором.
– Маловато. Нас было пятнадцать человек, мы отдали этому докладу сто пятнадцать часов. По сотни каждому не мешало бы, Юлия Феликсовна.
– Хорошо, согласна.
Осталось три дня до третьего февраля. Юлия заперлась в своем кабинете и уже к концу второго дня, за день до утверждения, вызубрила философский доклад назубок. Теперь осталось только надеть соответствующее платье. И здесь ей оказали помощь. Это были лучшие столичные модельеры. Юлия выглядела и молодо, и хорошо. Даже синяки под глазами удалось убрать. А то, что была худая, как щепка, свидетельствовало о ее молодости.
Накануне третьего февраля перед сном она приняла легкий душ, несколько таблеток снотворного и спокойно легла в кровать.
Утром зазвенел будильник. Снова душ, чашка крепкого кофе – и полет в Верховную Раду.
Верховная Рада произвела на нее совершенно новое впечатление. Чистота, торжественность, приподнятость и, главное, все кресла в зале заседаний заняты, все четыреста пятьдесят депутатов на месте. И все при галстуках, в новых костюмах, в белых рубашках, причесаны, прилизаны, лица блестят, как у кота яйца. Такого никогда не было. Даже когда сам президент принимал присягу.
Ее появление встретили аплодисментами. Даже лидер нации поморщился, а затем улыбнулся, как дохлый лев в зоопарке. Юлия сидела и все время улыбалась.
Вступительное слово произнес президент. Главное в его речи было то, что он сказал, показывая раскрытые ладони рук: эти руки красть не будут и взятки брать не станут. Остальная часть его вступления – сплошной сумбур. Впрочем, как всегда. Затем вышла Юлия со своим знаменитым докладом.
Философско-лирическая программа была изложена в течение пятидесяти минут. И странно: депутаты были в восторге. Ну, кому могли не понравиться заверения в том, что Украина очень скоро встанет впереди планеты всей, она будет не только географическим, но и экономическим центром Европы и весь мир будет рукоплескать ее реформам и успехам. Лидер нации Вопиющенко, едва во второй раз присягнул на Библии, уже беспокоится о создании Эрмитажа искусств. Ну, где это, в какой другой стране возможно?
В разделе "Жизнь" Юлия была наиболее лаконична. Здесь она пообещала:
– Жилищно-коммунальная система, доведенная до катастрофического состояния Яндиковичем и Кучумой, будет реформирована уже в этом, 2005 году. Каждый житель Киева получит новую квартиру, каждый житель Львова отдельное жилище.
Львовяне вскочили с мест и до хрипоты славословили Юлию. Лидер нации начал хмурится. От зависти, разумеется. Он не терпел соперников, да еще в юбке.
В разделе "Гармония" прозвучала не всем понятная, загадочная фраза о сиамских близнецах, а потом пошел Юлин конек – реприватизация трех тысяч предприятий. Тут многие депутаты просто опустили головы.
В последнем разделе "Мир" Украина, по убеждению Юлии, займет одно из первых мест, и вскоре Евросоюз раскроет свои объятия с превеликой радостью, дабы Украина могла занять почетное место в кругу международного европейского центра, который расположится в Киеве, вокруг которого станут лепиться все страны.
Окончание доклада было встречено громом аплодисментов. Даже лидер нации вынужден был бить в ладоши и топать ногами.
Начались выступления по докладу.
Юлия практически не слушала ораторов, произносящих осанну в ее честь. Ей было уже наплевать на то, кто что говорит. Только Турко-Чурко она слушала, надеясь, что он прочитает хоть кусочек поэмы. Она подсаживалась к разным депутатам в зале и каждого награждала пожатием руки и едва слышным шепотом у самого уха.
Лидер партии коммунистов Синоненко в своем выступлении заявил, что коммунисты не будут голосовать за кандидатуру Юлии: у нее нет конкретной программы, все сплошная философия, власть распределялась кулуарно, к управлению страной пришла непрофессиональная команда. Но голос смотрящего вперед потонул в море недовольства, мяуканья, змеиного шипенья и словесного поноса, издававшего нехороший запах в сказочно торжественной обстановке. Даже оппоненты приняли сторону Юлии. Абсолютное большинство в количестве трехсот семидесяти трех депутатов проголосовало за утверждение Юлии в должности премьер-министра Украины под скандирование оранжевых. Только Вопиющенко вторично поморщился. Негоже в его присутствии воздавать подобную хвалу кому бы то ни было.
После утверждения Юлия представила своих министров, положительно характеризуя каждого. Все оказались выдающимися сынами отечества, корифеями наук, людьми, обладающими огромным авторитетом в Украине и в мире, знающими много иностранных языков, жаждущими трудиться на благо родины. Под их руководством Украина совершит невиданный прыжок в Евросоюз, в НАТО, а впоследствии станет одним из престижных штатов Америки, которая к этому времени уже будет на Марсе.
Все депутаты Верховной Рады всерьез стали верить в то, что с такой командой Юлия Болтушенко обгонит бывшего премьера Англии Маргарет Тэтчер. Она, безусловно, оставит ее далеко позади и эдакой голубкой войдет во всемирную историю не только как железная леди, но и как выдающийся реформатор.
Это благодушие в результате заблуждения, что оранжевая команда во главе с серым кардиналом Вопиющенко и его подопечной Болтушенко немедленно выведут Украину на мировую арену, могли заметить единицы. И если быть объективным, это были коммунисты. Даже сторонники Яндиковича готовы были поверить бредням оранжевой команды. А коммунисты не хотели верить и высказали это с предельной откровенностью.
Никто уже не вспоминал о грубом захвате власти при помощи долларов США.
Юлия порхала как птичка от одного депутата к другому и сладко пела на ушко о том, что лучшего премьера невозможно было найти во всем государстве. Даже с Курвамазиным у нее состоялся лирический разговор.
– Вы хорошо выступили. Жесткость, которую вы предложили, я постараюсь внедрить в постоянную практику при помощи этого дебила Залупценко. Вы не знаете, какой он жестокий. Да это же Дзержинский третьего тысячелетия. А что касается вас, то вы оставайтесь в парламенте, нам тоже нужны свои люди. Парламент, как вы знаете, разношерстный. Здесь у нас есть не только друзья, но и враги.
– Юлия Феликсовна, пост министра юстиции…