– Ты ошибаешься, мудрый Бенедикт. Лидер нации начинает с Мазепы. До него еще никто не решился ставить памятники Мазепе, который хотел отдать Украину полякам и шведам, лишь бы освободить ее от москалей, да в то время не получилось. Кроме того, Виктор Писоевич с величайшей радостью принял нательный крест Мазепы во время инаугурации, за что его стали уважать не только в Европе, но и в Америке. Джордж Пеньбуш-младший даже на похороны Павла Иоанна Второго чуть не опоздал, чтоб принять Вопиющенко, угостить его кофе и пообещать ему всяческую поддержку, в том числе снять поправку Джексона – Вэника.
– Ну и грамотный же ты, Пустоменко, – сказал Бенедикт, все больше наклоняясь к левому уху вице-премьера, будучи уверен в том, что хозяин кабинета, как и его подопечный Кривой Глаз, неважно слышит.
Бедный Коля уронил подбородок на ладони рук, локти которых опирались о крышку стола, и почувствовал, что куда-то проваливается.
– Что-то голова у меня разболелась, – простонал он и умоляюще посмотрел на посетителя. – Пожалей меня, Бенедикт. Встретимся как-нибудь еще и продолжим этот разговор. Я полностью со всем согласен, но понимаешь, пока ситуация складывается так, что надо ждать. Ведь москали – это наш газ, это электроэнергия, это нефть, это все. Без них, проклятых, мы задохнемся. Я понимаю, что москали "чужи люды, роблять лыхо с нами", как писал Тарас Шевченко, но пока Евросоюз не уложит нас в свою мягкую постель, необходимо терпеть. Так учит и лидер нации. Пеньбуш об этом знает. Но он хитрый, каналья. А ведь мог бы нам подбросить пятьсот-шестьсот миллиардов долларов, чтоб мы выбрались из ямы. На оранжевую революцию не пожалели двух миллиардов, и вот тебе, пожалуйста: мы победили.
Коля зевнул во весь рот. Секретарь Глория пожалела его и громко сказала:
– Николай Парфенович, обедать пора. Юлия Феликсовна приказали тридцать минут отвести на обед. А после обеда – коллегия. На коллегии отчет – кто что сумел сделать до обеда на благо Родины и укрепления ее независимости.
– Ну, в таком случае я просто вынужден покинуть ваш кабинет, – сказал Бенедикт. – А планировал посидеть и поговорить еще часика два с гаком.
– Так вы уже три часа здесь сидите, – сказала Глория, фыркая.
– Милочка, у меня столько идей, столько нерешенных проблем, на всю неделю хватит. Я один из политиков будущего. Меня оценят потом. Примеров в истории много. Вот Черчилль. Никто его не ценил при жизни, хоть он и войну выиграл. Даже на выборах прокатили. А теперь англичане гордятся им. Так и я. Когда я уйду, моим именем начнут называть улицы и города, а ты, Глория, с гордостью будешь рассказывать своим внукам, с кем ты сидела в одном помещении и чью пламенную речь слушала.
– Николай Парфенович, опоздаете. Впрочем, как хотите, а я пошла: у меня живот подводит, – произнесла Глория и взялась за ручку двери.
– Ты настоящий демократ, раз позволяешь своему секретарю так разговаривать в твоем присутствии, – сказал Бенедикт, протягивая руку на прощание.
22
Юрий Залупценко довольно часто вступал в конфликт с правоохранительными органами, в основном с работниками дорожной службы, не предполагая, что ему самому когда-то придется возглавлять эту могущественную организацию, ломающую человеческие судьбы, способную лишить здоровья, а то и жизни любого, кто имеет несчастье попасться им в руки, совершив какое-нибудь незначительное нарушение.
Если он забывал очки и переходил улицу на красный свет, его задерживали, грубо с ним обращались, он мужественно терпел, сносил оскорбительные слова и площадную брань. И только в редких случаях вытаскивал депутатское удостоверение, желая удовлетворить свое самолюбие, слыша, как страж порядка извиняется перед ним и просит прощения.
И только однажды депутатское удостоверение не спасло его от привода в участок и составления протокола. Это случилось в самом начале оранжевого путча, когда он на радостях пропустил несколько рюмок, сел за руль старенького "жигуленка" и мчался по Крещатику, выжимая педаль акселератора до упора и совершенно не обращая внимания на светофоры и даже на регулировщиков. Капитан Моисеенко, стоявший на вышке, принял его за террориста, срочно передал по рации сигнал тревоги. Несколько машин службы ГАИ, а также мотоциклы с колясками настигли Юру на повороте в сторону майдана. В мгновение ока он был взят в плотное кольцо и остановлен.
– Руки за спину! – приказал майор милиции Егоров.
– Я депутат Верховной Рады, – сказал Залупценко, принимая гордую позу.
– Руки за спину! – повторил Егоров. – Ребята, наденьте на него наручники.
Залупценко заморгал глазами, принял позу наступающего и сжал кулаки, но тут же был сбит с ног ударом кулака, твердого, как кувалда.
– Ах вы суки! – сказал он, но покорился и сел на заднее сиденье между двух работников дорожной службы в милицейской форме. – Я, как только мы победим эту камарилью, попрошусь на работу в МВД и разгоню дорожную службу. А вас всех уволю в первую очередь.
В машине раздался хохот. Даже водитель притормозил, чтобы посмотреть на дорожного хулигана, у которого, по всей видимости, не все в порядке с головой.
– Чего лыбишься? – спросил Залупценко водителя. – Ты даже не знаешь, что я – депутат Верховной Рады, а лыбишься. Ну, я вам устрою баньку… без горячей воды.
– Докажи! – произнес водитель, трогаясь с места.
– У меня во внутреннем кармане, – произнес Юра, пошевелив локтями связанных рук. Сидевший справа старшина милиции извлек удостоверение и ахнул. В нем значилось, что такой-то имярек – депутат Верховной Рады.
– Ребята, что делать будем, это же действительно депутат! Может, отпустим его на все четыре стороны?
– Нет уж, – сказал Залупценко, – везите, я хочу посмотреть вашему начальнику в глаза.
– Что теперь будет? – вздохнул второй страж порядка. Каждый работник милиции знал: каким бы гадом ни был депутат Верховной Рады, что бы он ни сделал в общественном месте, он лицо неприкосновенное и лучше с ним не связываться. Вон Пердушенко с нынешним министром транспорта и связи Червона-Ненька, состоявшим тогда в охране Вопиющенко, при всем честном народе избивали работников милиции у здания ЦИК, и никто даже не подумал привлечь их к ответственности. Уже тогда соратники Вопиющенко показали всей стране и всему миру, кто они такие и на что способны. Но люди оказались слепы: они смотрели побоище, снимаемое на пленку, и ничего не видели.
В одном из отделений милиции Киева Залупценко сразу же нашел общий язык с начальником, и оба разошлись, формально извинившись друг перед другом.
Но депутат Залупценко оказался таким же злопамятным и мстительным, как и тот, кто назначил его на эту должность.
Белый Конь, бывший шеф МВД Украины, добровольно сложил с себя полномочия, выбил себе прекрасную пенсию и ушел на отдых. А потом, как утверждали злые языки, убежал в Россию. В бывшего министра никто не стрелял, не привлекал к ответственности потому, что он слишком много знал. К тому же состоял в сговоре с лидером нации при захвате власти – отказался дать команду на подавление путча оранжевых. И лидер нации по достоинству оценил этот поступок и сохранил жизнь бывшему шефу МВД Белому Коню.
Возглавив МВД, Залупценко ринулся в городской отдел, где также сидели полковники и генералы. Он приказал всем собраться в актовом зале, дав на сборы десять минут.
Могущественные генералы и полковники заняли места согласно чинам, прихватив с собой ручки и блокноты, чтобы записать каждое слово нового министра. А вдруг министру понравится их дисциплинированность и собранность, аккуратность в конспектировании каждого слова, и таким образом все останется, как прежде?
Залупценко вошел в актовый зал ровно в десять утра и, ни с кем не здороваясь, сел за стол президиума.
– Господа генералы! По поручению президента представляю вам нового начальника по фамилии Оранжевый Дог. Прошу любить и жаловать. Сержант Дог! Всех полковников и генералов убрать и назначить новых. Городское управление милиции и охраны общественного порядка подготовить к вступлению в Евросоюз, а затем и внедриться в этот Евросоюз, дабы мы могли пользоваться его богатствами, его роскошью и всеми остальными благами. Будут вопросы?
– Какое звание у господина Дога?
– Юра Оранжевый Дог не имеет звания, он имеет больше, чем воинское звание. Это доверие лидера нации и премьера Юлии Болтушенко. Что еще надо? По-моему, этого вполне достаточно. Слово начальнику МВД города, прошу, Юра.
Юра, не поднимаясь с места, произнес одну весомую фразу:
– Господа офицеры! С сегодняшнего дня вы все уволены, все до единого.
В зале воцарилась мертвая тишина, а потом раздался ропот. Но Оранжевый Дог никак не реагировал и не объяснял причину такого важного и неожиданного решения. Он нажал на потайную кнопку, вмонтированную под столешницей, и в актовый зал вошел его помощник с несколькими листками, свернутыми в трубку.
На трех листках мелким шрифтом были напечатаны свыше ста фамилий людей, подлежащих увольнению.
– Вывесите это в коридоре, – сказал начальник, поставив подпись в конце текста приказа.
Напичканный идеями Залупценко, Оранжевый Дог приступил к изоляции всех, кто голосовал против самозваного лидера нации и его сторонников. Здесь он тесно взаимодействовал с Залупценко и Генеральным прокурором Пискуляко, руководителем службы безопасности Турко-Чурко и министром юстиции Заваричем-Дубаричем.
Заодно он расправился со службой ГАИ города. Фактически она уже была разогнана президентом. Эта акция прошла безболезненно и незаметно для лидера нации и премьер-министра. На дорогах стало свободнее, взяток от нарушителей никто не требовал, все складывалось как нельзя лучше. Единственный маленький штрих, возникший и не привлекший к себе внимания министра, это увеличение количества ДТП не только с увечьями, но и с гибелью взрослых и детей.
В этом вопросе министр МВД поддержал оранжевого сержанта и вышел с ходатайством о присвоении ему звания генерала.
– Я буду ходить в сержантах, а Догу надо присвоить звание генерала, – твердил он президенту.
Лидер нации молчал, в рот воды набрав.
– Во всех областях от запада до востока, – продолжал министр, – все враги не только сняты со своих должностей, но и находятся под следствием. В этом деле не последнюю роль играет Генеральный прокурор. Мы с ним нашли общий язык сразу, как только я приступил к исполнению обязанностей министра. Надо бы подумать о поощрении этого Пискуляко. Что вы думаете по этому поводу, Виктор Писоевич?
– Пусть благодарит, что его оставили в прежней должности. Этот Пискуляко единственный, кто остался, будучи назначен еще Кучумой. Если будет хныкать, так ему и скажи: благодари лидера нации, что оставил тебя в прежней должности. Что еще?
– Мой предшественник Белый Конь все никак не успокоится. Вчера позвонил мне по прямому проводу и попросил о встрече. Я принял его в конце рабочего дня, около девяти вечера. Он пришел в гражданском костюме, побрит, отглажен, при галстуке, выглядел молодцевато. В беседе со мной пытался внушить, что обошлись с ним непорядочно. Дескать, вы обещали ему сохранить прежнюю должность задолго до оранжевой революции в обмен на то, что он не выведет внутренние войска и милицию для разгона демонстрации на майдане. Я не помню, мы с ним вели такие переговоры?
– Да, я обещал, это верно, но, как говорят: обещанного три года ждут. И потом, я решил заменить ему сохранение должности на непривлечение его к уголовной ответственности за преступления, которые он совершил. И еще несколько дач я решил ему оставить. Радоваться должен. Не обращай на них внимания. Занимайся основной своей работой – сажай наших врагов. Мои враги – это и твои враги. Если мы уничтожим оппозицию – мы на коне, учти это.
– Мой лидер Морозов косо смотрит на меня, – произнес Залупценко.
– Мы твоего лидера к ногтю, если надо будет. Так что будь спокоен. Работай не покладая рук.
23
Бывший второй или третий серый кардинал оранжевой революции после Юлии и Пердушенко, отвечающий не только за боевой дух ревущей толпы, но и за дозировку всевозможных транквилизаторов, добавляемых в напитки, за поставку алкоголя и продуктов питания, Роман Бессмертно-Серый получил высокую должность вице-премьера по административной реформе.
– Надо же что-то делать, – сказала он сам себе, – нельзя сидеть сложа руки. Надо же реформировать административную реформу, на то она и реформа, чтоб ее реформировать.
Поспешно закончив утреннюю трапезу и отказав себе в удовольствии выкурить сигару, он помчался к президенту, дабы получить у него добро на реформирование административной реформы. И странно: президент не задавал никаких вопросов, а сразу дал добро, да еще вдобавок присвоил себе идею административной реформы.
– А ты знаешь, я еще задолго до вступления в должность президента задумал такую реформу. А ты откуда о ней узнал? Ты украл у меня эту идею, чтоб тебе ни дыхнуть, ни охнуть.
– Вы думали, и я думал то же самое, что вы думали. А что это значит? Это значит – мы настоящие единомышленники, духовные братья. Можно сказать, единое целое.
– Да? Тогда я согласен. Я хочу, чтоб ни одного названия не осталось от прежних структур, от прежних наименований городов и поселков. Никаких там названий Донецк, Харьков, Луганск. И Крым следует переименовать. Так что иди, делай все, как я сказал, мой духовный брат. Я вот президентский дворец решил переделать, – произнес президент, похлопывая по плечу Бессмертно-Серого и добавил: – Ты, Роман, инициативный малый, так сделай, чтоб от прошлого только рожки да ножки остались. Пусть видят наши зарубежные друзья – мы не даром хлеб едим.
– Мой друг Залупценко умудрился разогнать ГАИ, а я…
– Ты ошибаешься, это я разогнал службу ГАИ, я приказал Залупценко, – перебил его президент. – Ну, давай дальше.
– …разгоню всяких там мэров городов, упраздню председателей сельских и поселковых советов, ликвидирую детские поликлиники, а заодно и такие понятия, как Донецкая, Харьковская, Луганская области, всякие отделы областных управлений. Пусть оранжевые штабы занимаются хозяйственной деятельностью в поселке, городе, областном центре, куда будут входить все села, поселки и небольшие города.
– Молодец! А с Юлией согласовал?
– Скажу, что с вами согласовал, и баста. Ей некуда будет деваться.
И действительно, идею административной реформы поддержали все члены правительства во главе с Юлией.
Бессмертно-Серый тут же собрал пресс-конференцию, произнес хвастливую и сумбурную речь по переустройству органов управления, доказывал, что, как только прежние властные структуры будут ликвидированы, страна совершит небывалый скачок не только в экономическом, но и в политическом плане. Результатом напряженной работы явится прием Украины в Евросоюз. Западные страны с распростертыми объятиями примут многострадальную Украину в свое лоно, а лидер украинской нации станет председателем Евросоюза на вечные времена, поскольку Украина – это центр Европы и уже поэтому она должна стоять во главе Евросоюза.
Подавляющее большинство журналистов с умилением слушали хвастливый бред Романа Бессмертно-Серого, записывая каждое слово выдающегося вице-премьера на диктофоны, а те, у кого не было этой техники, старательно конспектировали, дабы затем передать на телевидение, написать статьи и отнести их в редакции газет и журналов.
Сам Роман Бессмертно-Серый еще больше убедился в правоте своей бредовой идеи после окончания пресс-конференции и, придя домой, около двенадцати ночи, разбудил жену Эвелину и старшую дочку Аню, чтобы поведать им, какую масштабную реформу он затеял. Дочка Аня, заканчивавшая девятый класс и готовившаяся к отправке в Лондон для продолжения образования, то закрывала, то открывала глаза, а затем и вовсе заснула в мягком кресле, поджав ножки под себя.
Дольше слушала Эвелина, но и она искала причину, как бы прервать мужа, однако ей это не удалось даже в постели. Роман весь, с потрохами, был в административной реформе и несбыточных мечтах о славе Петра Великого или Богдана Хмельницкого.
Пресса, радио и телевидение действительно подняли невероятный шум вокруг реформы, народ ждал чуда, и это чудо было связано с желанием вступить в Евросоюз.
Великий реформатор так вдохновился своей бредовой идеей, что эта идея вознесла его в собственных глазах на недосягаемую высоту. И эта идея родила еще одну, а именно: показаться своим избирателям во всем своем величественном виде.
"Пусть земляки посмотрят на меня в новом качестве, – подумал он. – Вернее, во многих ипостасях. Я великий реформатор, вице-премьер и депутат Верховной Рады. Они могли бы мне памятник поставить и районную столицу моим именем назвать. Ай да молодец Бессмертно-Серый!"
Пользуясь высоким званием вице-премьера и депутата Верховной Рады, он дал команду журналистам собраться и следовать за ним за сто километров от Киева и осветить его встречу с избирателями, с которыми он не встречался со дня захвата власти оранжевыми.
Вереница машин, правда, без сопровождения работников ГАИ – они были к этому времени ликвидированы, ринулась за город. Избиратели уже были извещены телеграммой. Они, бедные, немедленно собрались. Дело в том, что это было великое событие для избирателей. Встретить своего депутата, которого они видели всего дважды – когда его выдвигали и когда избирали: он приехал поблагодарить избирателей за доверие и обещал, что отремонтирует дорогу, построит несколько магазинов, возведет каменный мост через речку. И построит новое здание школы. Но, как и все оранжевые, он щедр был на обещания и тут же забывал о них. Исчез, как в воду канул. Избиратели забрасывали его письмами, ответы, правда, приходили, но за подписью совсем других лиц, а не их депутата, которому они, наивные, писали.
И вот теперь труженики поселка над названием Самостийный собрались в клуб "Безнадежный". Их было так много, что многие вынуждены были стоять между креслами и на балконе.
Депутат Бессмертно-Серый торжественно вошел в актовый зал с большим портфелем под мышкой и сказал очень громко:
– Здравствуйте, избиратели. Потеснитесь, освободите место для журналистов. Клуб, к сожалению, не может вместить всех желающих послушать земляка, великого реформатора, коим являюсь я, уроженец этого села, Бессмертно-Серый…
В реформатора полетели тухлые сырые яйца.
– Ромка, беги, убьют, – закричала Одарка, родная тетя Бессмертно-Серого.
Рома сложил ручки перед толпой, как перед святым образом, и едва слышно промолвил:
– Простите, граждане. Я хочу сказать, кто я такой, я великий…
Избиратели отреагировали топотом ног.
– Благодарю, – сказал великий земляк.
На сцене был единственный столик без графина с водой и стул на трех железных ножках.
Журналисты ворвались, как дикари, и ринулись к розеткам. Но пройти к ним было невозможно.
– Передайте провод и включите его в розетку, – приказывали тележурналисты.