- Она учится в школе.
- Лучше всего работать, зная все обстоятельства, - продолжал он. - В каких условиях она живет, разведены ли родители, существуют ли какие-нибудь проблемы - любая подобная информация была бы кстати.
- Мы только сопровождаем ее, - ответила женщина. - Нужно сначала получить разрешение семьи.
Лицо девочки было бесстрастным. Каспер сделал шаг в сторону, машина покатилась по воде.
Он засунул руку в карман за сложенным листком бумаги. Нащупал игральную карту. Достав ручку, записал номер автомобиля. Чтобы не забыть. После сорока кратковременная память становится все хуже и хуже.
Он почувствовал холод снизу. И вспомнил, что он босиком. К ступням прилипли манежные опилки.
5
Вагончик, где он жил, стоял за манежем, рядом с электрическим и водораспределительным щитами. Он зажег свет и сел на диван. Оказалось, что девочка дала ему листок формата А5, сложенный во много раз и спрессованный в маленький, очень твердый пакетик. Он осторожно развернул его. Это была почтовая квитанция. На обратной стороне она что-то нарисовала и написала несколько слов.
Это было похоже на детскую версию пиратской карты. На ней был изображен дом и что-то похожее на сарайчики для садовых инструментов по обе стороны от него, под домом было написано "больница". Еще ниже - три слова: "Акушерка Лоне" и "Каин". И больше ничего. Он перевернул листок и стал читать текст самой квитанции. Отправителем была она сама, она написала только свое имя - Клара-Мария. Имя и фамилию адресата он сразу прочитать не смог, потому что мозг его стал отключаться. Закрыв глаза, он некоторое время сидел, подперев голову руками. После этого прочитал имя и фамилию полностью.
Он встал. С нотной полки достал маленькое переплетенное издание "Klavierbuchlein" Баха и открыл его. Внутри это была не "Klavierbuchlein" - там лежал паспорт, между последними страницами был вложен листок с несколькими телефонными номерами.
Он взял телефон к дивану и набрал первый из номеров.
- Приют Рабий.
Голос был молодой, прежде он его не слышал.
- Это говорит главный врач города, - сказал он. - Можно поговорить с заместителем директора?
Прошла минута. Потом чье-то тело приблизилось к телефону.
- Слушаю.
Это был аппетитный голос. Год назад он встречался с его обладательницей. Если бы он попробовал тогда откусить кусочек, то это вполне могло бы стоить ему и верхних и нижних зубов. Но не сейчас. Сейчас голос был хриплым и почти безжизненным от горя.
Он повесил трубку. Он услышал только одно слово, этого было достаточно. Это был голос человека, у которого пропал ребенок.
Он набрал следующий номер.
- Международная школа.
- Это Каспер Кроне, - сказал он, - вожатый отряда "Вольные птицы". У меня информация для одного из моих маленьких скаутов, Клары-Марии: мы перенесли собрание патруля.
Голос откашлялся, пытаясь собраться с мыслями. Пытаясь, несмотря на неожиданность, вспомнить, какие инструкции он получал и что следует говорить.
- Она на несколько дней уехала в Ютландию. К каким-то родственникам. Ей что-нибудь передать, когда она вернется? Вы оставите свой номер телефона?
- Передайте только скаутский привет, - ответил он. - Из Баллерупского отделения.
Он откинулся на спинку дивана. Посидел так некоторое время. Пока все не стало как обычно. За исключением собравшегося в одной точке в груди комка холода и страха.
6
С тех пор как в середине XIX века в Париже Джеймс Стюарт-старший дал себя гильотинировать, после чего, подняв свою отрубленную голову, покинул манеж цирка Медрано под апокалиптические овации, никому не удавалось перенести смерть на сцену - труднее этого не было ничего. Каспер безуспешно пытался в течение двадцати лет и всегда чувствовал свое бессилие - вот и сейчас тоже.
Он перешел Блайдамсвай и вошел в один из боковых подъездов со стороны Фэлледпаркен. Государственная больница была словно серое цирковое закулисное пространство в царстве мертвых: приглушающие звуки белые занавеси, нагота пациентов, одетые в форму служащие. Иерархия. Характерные роли. Полированная сталь повсюду. Звуки работающих где-то поблизости невидимых аппаратов. Вкус адреналина во рту. Близость к последней черте.
Он вышел из лифта. Держа в руке игральную карту, он, с трудом разбираясь в белом лабиринте больничных отделений, нашел нужную палату и открыл дверь.
В коридоре висели люминесцентные лампы и было запрещено курить. В палате в голубом облаке табачного дыма парили старинные английские светильники "Бестлайт", на низкой кровати, на матрасе, утопленном в широкую раму вишневого дерева, в обрамлении шелковых подушек по-турецки сидел человек и курил сигарету. Без фильтра, но с его собственными тиснеными золотом инициалами.
- Мне надо быть в суде через полчаса, - заявил он. - Заходи, познакомься с Вивиан Грозной.
Женщине было лет 65, на ней был врачебный халат. Бледная, почти прозрачная кожа, совсем тонкая, сквозь нее он слышал кровь, кровь и жизнь. Она протянула ему руку - сухую, теплую и твердую. Тональность женщины была ля-бемоль мажор, при других обстоятельствах он мог бы слушать ее часами.
- Ты навещал меня всего лишь пять месяцев назад, - произнес больной. - Надеюсь, сегодняшний визит не слишком для тебя обременителен.
- Я выступал в южных странах.
- О тебе ничего не было слышно со времен Монте-Карло. Ты не покидал Данию.
Каспер сел в кресло. В палате лежал ковер "Карзамра", стояли полки с книгами, небольшое пианино, на стенах висели цирковые картины Ричарда Мортенсена, стоял телевизор - огромный, словно ящик для распиливания женщины.
- Я выгляжу лучше, чем ты ожидал, правда?
Каспер посмотрел на отца. Максимилиан Кроне похудел, по меньшей мере, на пятнадцать килограммов. Очки на его лице казались огромными. Подушки лежали не просто так - без них он не смог бы сидеть.
- Ко мне тут как-то приходил один важный гость. Из Министерства юстиции. Похож на распорядителя похорон. Хотел узнать твой адрес. Я послал его к чертовой матери. Он утверждал, что на тебя заведено налоговое дело. И что-то почище того - в Испании. Он сказал, что WWF занесли тебя в черный список. Это правда?
Больной рассматривал его с удивлением.
- На тебя никогда нельзя было полностью положиться. Но и к суицидальному типу ты никогда не принадлежал.
В руке он держал несколько листков бумаги.
- У Государственной больницы в центре города находятся лаборатории и несколько корпусов. Я консультирую их по страховым делам. Вот почему я могу наслаждаться жизнью в этой пантомиме по мотивам "Тысячи и одной ночи". В то время как пациенты Вивиан истекают кровью в коридорах. Я стащил список экспертов, которых привлекали государственные учреждения и амты.
Листков было пять: сотни две имен, датских и иностранных, названия организаций и имена отдельных людей вперемешку. Одно из имен было подчеркнуто.
Каспер прочитал его, вернул бумагу. Встал, провел ладонями по окружающему его реквизиту палаты. По палисандру модульных книжных полок, по хромированным поверхностям светильников. По белым лакированным рамам больших полотен.
- Это, должно быть, она, - сказал Максимилиан.
В палате висели совсем новые занавески, похожие на театральный занавес. Каспер собрал в руке тяжелую парчу.
- Что такое "отдел Н"? - спросил он.
Где-то в помещении зазвучала легкая нотка страха, как будто кто-то ударил по камертону.
- Его не существует, это все слухи, где ты о нем слышал? Он должен был быть создан в девяностые годы. Совместное детище отдела полиции по борьбе с экономическими преступлениями, мобильной полицейской группы, государственного управления по финансовому контролю и налогового управления. Местных налоговых органов и Антимонопольного совета. Вместе с наблюдательным советом Копенгагенской Фондовой биржи. После массированных поглощений компаний. Чтобы противостоять новым формам преступных доходов. Говорят, они кое-что обнаружили. Что-то серьезное. И держали это в тайне. Что и привело к созданию особого отдела. Я ни хрена в это не верю. И уж во всяком случае, они не стали бы вмешиваться в банальное налоговое дело мелкого мошенника. Где ты слышал об этом?
Серьезные болезни начинаются без каких-либо внешних проявлений, Касперу случалось и прежде замечать это - иногда за многие месяцы до появления видимых признаков. То же произошло и с Максимилианом. В нем что-то изменилось - нечто чужеродное нарушило его звуковую картину.
- Каковы пределы насилия, допустимого по отношению к детям? Как сильно можно ударить ребенка?
- Закон номер 387 от 14 июня 1995 года с дополнениями 1997-го. "К ребенку следует относиться, уважая его личность, и его нельзя подвергать телесному наказанию или другим оскорбительным действиям". На практике это означает, что ты можешь схватить его железной хваткой. Но не можешь ударить ребром ладони. Ты ждешь ребенка?
- Речь идет об ученике.
- Новом маленьком Футите?
Английский клоун Тюдор Холл, он же Футит, первым начал зарабатывать немалые деньги на том, что стал брать ребенка, своего трехлетнего сына, с собой на манеж.
Каспер встал.
- Сколько же, - спросил Максимилиан, - ты должен? Ах да, я знаю, похоронщик сказал. Сорок миллионов. Я заплачу их. Продам все дерьмо. Я могу достать сорок миллионов. Верну свой адвокатский патент. Пойду за тебя в суд. С капельницей и всем прочим. Я им покажу!
Каспер покачал головой.
Рука Максимилиана упала на бумаги.
- Тебя упрячут за решетку! Вышлют! Ты не успеешь с ней встретиться!
Он с трудом добрался до края кровати. Словно гимнаст, делающий на перекладине стойку на руках.
- Злое сердце, - проговорил он хрипло, - не очень хорошо для клоуна. Плюешь на протянутую руку. Теряешь шанс. После того, как она многие годы была вне пределов досягаемости твоего разрушительного воздействия.
Он обернулся к женщине.
- Когда он помрет - а его черед тоже придет, - по его завещанию к гробу приделают колесики. Чтобы он сам мог покатить себя из часовни в крематорий. И чтобы ему не нужно было никого просить.
Гнев его был, как и много раз прежде, величественным. Но физической основы для него уже не осталось. Больной закашлялся - глубоко, безнадежно.
Врач дала ему откашляться, потом осторожно приподняла за плечи. Каспер положил игральную карту на край кровати.
- Если ты по-прежнему знаешь кого-нибудь, кто имеет доступ к Центральному реестру транспортных средств, - сказал он, - тогда ты мог бы найти адрес. По которому зарегистрирован этот номер.
Максимилиан лежал с закрытыми глазами. Каспер пошел к двери.
- Мы смотрели трансляцию из Монте-Карло, - сказал больной. - И вручение премии, и твое представление.
Каспер остановился. Максимилиан протянул руку назад. Взял руку женщины. Лицо его вокруг глаз стало гладким, как у испанского театрального комика.
- Мы хотели, чтобы оно длилось вечно. Все было как в детстве. Это единственное, что никогда не должно кончаться. Любовь. И великие представления.
Отец и сын посмотрели друг другу в глаза. Не осталось никаких масок. Больной смог выдержать это в течение нескольких секунд, потом отвел глаза.
Он коснулся своих волос. Они были рыжими и жесткими, словно барсучья шерсть. Он потянул за них. Это был парик. Голова под ним была лысой как арбуз.
- Не ожидал, да? Сделал его после химиотерапии. Из своих собственных волос. Снимите шляпу. Перед великим художником!
Каспер вернулся к кровати. Обхватил большой лысый череп и притянул его к себе. Он вслушался в тот трагизм, который с годами накапливается вокруг большинства людей. Звук всего того, что могло бы состояться, но так никогда и не состоялось.
Максимилиан застыл в его руках. Через мгновение он высвободился.
- Хватит, - сказал он. - Я чувствую себя Лазарем. Собаки лижут меня. Когда я снова тебя увижу? Через шесть месяцев?
Врач открыла Касперу дверь.
- Эта девочка, - донеслось с кровати, - ученица. Ты из-за нее на самом деле пришел? Разве не так?
Дверь за Каспером закрылась, врач оказалась рядом с ним.
- Я отвезу вас домой, - сказала она.
7
Самые успешные, обладающие высочайшим статусом белые клоуны, которых Касперу довелось видеть, строили свое представление на том, что партнер подыгрывал им. Талант, опирающийся лишь сам на себя, встречается чрезвычайно редко. Женщина, сидящая рядом с ним, обладала им. Она просто излучала его. Он сметал все препятствия на ее пути и открывал ей все двери.
Ей что-то нужно было от него, она не говорила, что именно. На подземной парковке она неподвижно сидела за рулем и ждала нужных слов, но они не приходили.
Машина была длинной, словно железнодорожный вагон. Каспер обожал наблюдать за тем, как богатые находят друг друга по запаху. Ну прямо как Ромео и Джульетта. Даже в самой жаркой страсти и любви с первого взгляда где-то в правом верхнем углу всегда остается маленькая клеточка с выпиской о состоянии счета.
Он протянул ей листок девочки. Она моментально расшифровала его, не задавая лишних вопросов.
- В Дании четырнадцать больниц, включая находящиеся в ведении амтов, - сказала она. - Биспебьерг, Кёге, Гентофте, Херлев, Глоструп, Видовре, Государственная больница, Фредериксберг, Амагер, Роскиле, Хилерёд плюс некоторые отделения в Хёрсхольме, Хельсингере и Фредерикссунде. Ни одна из них не находится у воды. Это касается и частных больниц.
- А клиники?
- К северу от Копенгагена и к югу от Аведёре Хольме, всего их около сотни - медицинские центры и специализированные клиники. Сколько лет ребенку, который нарисовал это?
- Десять.
Она указала на то, что он считал пристройками.
- Это могли бы быть флигели. Дети начинают понимать перспективу примерно с восьми лет. Тогда эта постройка получается слишком большой, чтобы быть частной консультацией. Не похоже ни на одно известное мне здание.
Она завела машину.
- Сколько акушерок в Копенгагене?
- Тысячи полторы.
- Сколько из них носят имя Лоне?
- Они зарегистрированы в Обществе акушеров. Я могу узнать.
- Примерно через час?
Она кивнула.
Они повернули и поехали через озера по Готерсгаде. Он прислушивался к ней: она не понимала, куда едет. Подъехала к тротуару и остановилась, оглушенная какой-то мыслью. Сидела, сжимая руками руль. Он вышел из машины, чтобы дать ей время успокоиться. Оказалось, что они припарковались рядом с блокированным районом.
Участок был огорожен забором из водостойкой фанеры, таким, какие обычно возводят вокруг строительной площадки, забор отделял кусок проезжей части и несколько домов, выходящих на Гаммель Мёнт. В пятидесяти метрах впереди забор прерывался, там была стеклянная будка, ворота и двое служащих в комбинезонах.
Он подошел к будке, за окошком сидела женщина в форме гражданской обороны.
- Можно передать маленькую записочку одному знакомому? - спросил он. - Близкому члену семьи. Речь идет о жизни и смерти.
Она покачала головой.
- У нас тут бродят семьсот журналистов. Со всего мира.
- А позвонить?
Она покачала головой. Краем глаза он увидел верхнее имя на табличке с перечнем обществ спасателей, благотворительных организаций и подрядчиков.
- Я сын старого Ханемана, - продолжал он. - Он только что стал почетным членом Гольф-клуба в Сёллерёде. Старик всю жизнь мечтал об этом.
- Он не сможет этого оценить, - сказала она. - Он умер в восьмидесятых.
Каспер увидел свое лицо в стекле. Оно было белым, как будто на него был наложен полный грим для выступления. В глазах женщины появилась озабоченность.
- Может быть, вам вызвать такси?
Сочувствие подействовало на него как инъекция глюкозы. Ему захотелось сесть к ней на колени и все ей рассказать. Он кивнул в сторону машины.
- У меня там мой собственный шофер и лейб-медик.
- Вы знаете какое-нибудь другое имя, кроме Ханемана?
- Стине Клаусен. Инженер.
- Темноволосая?
Он кивнул.
- Она, кажется, как-то связана с водопроводом?
- Она создана из воды.
Женщина посмотрела на лежащий перед ней лист бумаги.
- Она в группе встречающих. На такси. Специальное мероприятие из-за особо важных гостей. Это означает, что она живет в гостинице. "Роял" или "Три сокола". Если станет известно, что вы узнали это от меня, меня уволят.
Он глубоко вдохнул.
- Ангелов, - заметил он, - никто не может уволить.
Он сел в машину рядом с врачом. Она сидела в той же позе, в какой он ее оставил.
- Он умирает, - сказала она.
Он знал, что именно это она и скажет. Лично для него все было не так драматично. Он уже давным-давно примирился со смертью. Падре Пио однажды сказал, что если посмотреть на жизнь немного шире, то все мы находимся на краю. Разница состоит лишь в том, что одни находятся немного ближе к краю, чем другие.
Так что это не с ним что-то происходило, это менялся окружающий его мир. Только что город казался глянцевой видовой открыткой - и вот уже машина беззвучно скользит по загробному миру.
- Он хорошо выглядит.
- Преднизон. Своего рода химический камуфляж.
- Он сам знает?
Они проехали Зоологический сад и кладбище Сольбьерг. Он не понимал, как они доехали до Роскилевай.
- Как правило, какая-то часть тебя знает это. Но большая часть не хочет этого знать.
Она повернула на Глоструп, поехала по кольцевой, свернула и миновала промышленный район. За площадью она остановилась.
И заплакала. Тихо, но безутешно, не сдерживая себя. Она показала на бардачок, он протянул ей пачку бумажных носовых платков.
Он ошибался, когда рассуждал о любви богатых. Горе ее происходило откуда-то из глубины, из места более сокровенного, чем депозитарий ценных бумаг.
Она высморкалась.
- Расскажите что-нибудь о нем, - попросила она. - Из времен вашего детства.
Прислушавшись к своему детству, он услышал звук падающей картофелины.
- Мне было десять, мы жили в Скодсборге. Родители всегда были кочевниками, даже когда он начал зарабатывать деньги. Они никогда не обустраивали больше чем по комнате для себя плюс комнату для меня, как в жилых вагончиках. Все остальные комнаты закрывались для экономии тепла. Они переезжали на новое место раз в год, Скодсборг был рекордом, там мы жили почти четыре, там у них было три возможности побега: Эресунн, Кюстбанэн и Странвайен. Там я начал жонглировать. Я работал с картошкой. Раскладывал на полу одеяла и пледы, но все равно - где-то что-то дрожало, когда я ронял картофелину на пол. Однажды он, вероятно, услышал это, потому что неожиданно оказался в дверях.
Каспер закрыл глаза, представив себе эту картину.