Толстяк колебался и оглядывался. Эрик медленным движением вытянул руки вперёд, сцепил пальцы между собой и потянулся, так что захрустели суставы, как делают утром при пробуждении.
"Четыре…"
Шум среди гимназистов усилился, насмешливые выкрики со стороны учеников реальной школы прекратились. Четырёхклассники и члены совета сохраняли полное молчание.
"Пять…"
Стоило ли продолжать угрожать парню? Этот идиот ведь даже не начал опускаться на колени. Хотя и не похоже было, что он попытается контратаковать.
"Шесть…"
Что, чёрт возьми, делать, когда он досчитает до десяти? Ударить парня правой и левой в лицо так, чтобы тот вывалился из квадрата? Что случилось бы, если бы парень вывалился из квадрата? Нет, возможно, это не засчитывалось.
"Семь…"
Почему он поднял планку жестокости так высоко? Ну это представлялось необходимым с учётом уровня их битвы, чтобы нагнать страху. Но требовалось и выполнить угрозу, если он раз и навсегда решил не появляться более в квадрате. Хотя не исключено, что они достаточно напуганы, чтобы не повторять вызов.
"Восемь…"
Он посмотрел в глаза толстяка. Ещё чуть-чуть, и слёзы хлынут рекой. И напрасно гимназист искал взглядом помощь, которая явно не собиралась приходить. Пожалуй, успех ждал Эрика в любом случае.
"Девять…"
Еле заметное движение, как будто шевельнулся тазобедренный сустав экзекутора. Вероятно, после счёта "десять" Эрика ждала победа, если пришлось бы продолжить избиение. Это все-таки благороднее, чем ломать руку. Кстати, как это конкретно выполнить? Скорее всего, следовало отправить толстяка вниз, поставить колено ему на затылок, так чтобы одна щека покоилась постоянно на бетонном основании, так чтобы от любого движении разрывалась бы кожа. А потом - второе колено в качестве упора, заломить левую руку под прямым углом, надавить сильно, так чтобы крик и вой в конце концов сломали выдержку наблюдателей. А если бы они выдержали?
"Десять!"
Он медленно поднял руки. Сейчас этот дьявол должен был испугаться и опуститься на колени. Он заглянул глубоко в испуганные глаза перед собой и продолжил медленное движение руками.
"Нет… нет… нет… - всхлипывал экзекутор, - я не хочу, ты не можешь, это безумие, если ты…"
"На колени!"
Парень опустился на колени одновременно с тем, что из его глаз полились слёзы. Победа приближалась, ещё немного, и всё закончится.
"И сейчас ползи отсюда. Ползи!"
Экзекутор влип как парализованный на четвереньках и безудержно плакал. Так это не могло продолжаться. Один удар ногой по заднице, не слишком сильный, пожалуй, пришёлся бы кстати. Эрик слегка подтолкнул ногой гимназиста.
"Ползи, я сказал!"
Зрители закричали, но они кричали слишком громко и перебивая друг друга. Так что все призывы подниматься и драться слились в единый рёв. Наконец, наконец, наконец парень пополз из квадрата! А потом, оставаясь на коленях около бетонной площадки, дал полную волю слезам.
Воцарилась тишина, нарушаемая только рыданиями. Эрик стоял в центре площадки и собирался проложить себе дорогу сквозь гимназистов. Он знал, что они больше не бросят ему вызов. Потом ему в голову пришла идея. В ней существовал небольшой риск, но дело того стоило, если бы ему всё удалось.
Он повернулся медленно к четырёхклассникам и членам совета. Подошёл к краю платформы и в упор смотрел на них несколько мгновений. Публика затихла в предчувствии исторического момента. Ждал ли его успех и здесь? Вероятно.
"Вам, четырёхклассникам и членам Совета, нравится бить нас, из реальной школы?"
Он сделал обязательную искусственную паузу.
"У вас есть сегодня ещё какие-то новые экзекуторы? Лучше парочка свежих членов совета. Прошу…"
Некоторое время Эрик, не мигая, смотрел на эту публику. Но долго стоять так он не мог. Затянув паузу, он практически вынудил бы выйти ещё двоих. От него требовалось вовремя уйти, тогда это сработало бы идеально.
Он досчитал про себя до десяти, стараясь сохранять угрожающую маску.
Потом повернулся с презрительной ухмылкой и покинул ристалище. Он слышал, как за его спиной тишина начала превращаться в гул.
По правой руке всё ещё текла кровь. И боль вокруг локтя все росла и развивалась. Там явно зияла достаточно глубокая рана. У парня, вероятно, рот оказался полуоткрытым, он, возможно, всё ещё стоял и ухмылялся, когда ему пришлось прощаться с зубами и верхней губой.
Затем скорым шагом проследовал в свою комнату, натянул плавки, взял полотенце и направился в бассейн. Там не было ни души. Естественно. Все обладатели права на вечернее плавание: члены совета, четырёхклассники и спортсмены школьной команды - ходили смотреть, как его будут избивать двое гимназистов, которые раньше никогда не встречали сопротивления.
Зелёная водная поверхность была совершенно неподвижной. Эрик стал на стартовую тумбу. С мизинца правой руки стекла капля крови - вниз, в чистую воду. И растворилась, исчезла в ней. Он задумчиво ощупал рану. Она оказалась достаточно глубокой, пожалуй, её требовалось зашивать. И, похоже, в ней что-то засело. Двумя пальцами он выковырял из раны маленький предмет и удивлённо посмотрел на него. Никакого сомнения: в его руке оказался почти целый передний зуб! Он подержал его на ладони несколько мгновений, потом выбросил в бассейн и смотрел, как костяшка, раскачиваясь, устремилась ко дну в чистой спокойной воде. Потом он с криком стартовал и проплыл первые двести метров в неистовом темпе.
Это напоминало плавание во Дворце спорта, где он спасался от жестокой действительности. Снова плавание не приносило никакой радости. Он понял, что просто устал.
Когда он вылез из воды и вытерся, локоть всё ещё кровоточил. Они ведь говорили, что медсестра принимает после каждой разборки в квадрате, он смог бы пойти к ней и проверить, что можно сделать. Рану требовалось зашить как можно быстрее, чтобы она не превратилась чёрт знает во что.
Сестра вела приём в том же здании, где находился бассейн, и у неё горел свет. Она, очевидно, ещё не отправила двух других пациентов в больницу. Следовало, пожалуй, пойти к ним и… да, объяснить. Не напрямую попросить прощения, но, пожалуй, объяснить.
Но, едва открыв дверь в кабинет медсестры, он отринул свою толстовскую идею. Экзекуторы находились в санчасти не одни, а в компании троих-четверых товарищей. Стало очень тихо, когда Эрик шагнул внутрь. Один из экзекуторов, толстый с пиджаком, сидел на стуле, и ему, очевидно, зашили одну бровь. Он отклонился назад и держал мешочек со льдом у другой половины щеки (неужели она готовила даже мешочки со льдом, когда узнавала, что будет битва?). Парень с разбитым носом лежал на зелёной кушетке с белой окровавленной тряпкой на лице.
На полу здесь и там ещё хватало крови, хотя, когда он вошел, третьеклассники орудовали половой тряпкой.
"Ага, - сказала сестра громко, хотя без враждебности. - А вот и тот, кто считает, что моих мальчиков надо отправить в больницу во Флен".
Эрик опустил глаза в пол и не ответил. Он не хотел отвечать иронически или уклончиво. Парни уставились на него. Понятно, о чём они разговаривали перед его появлением.
"Ну, - продолжила сестра всё в той же странной беззлобной манере. - И что тебе надо от меня?"
"Вот, - сказал Эрик и поднял локоть. - Это надо зашить одним или парой швов".
"Посмотрим", - вздохнула сестра и взяла пинцетом тампон, смоченный в спирте.
Потом она поправила очки и начала промывать рану.
"Ах, здесь действительно надо зашивать. Но для этого необязательно приглашать хирурга, если господин разрешит".
"Ну да, хватит, думаю, пары швов и пластыря".
"Хотя уже ушло немного больше обезболивающих средств, чем я рассчитывала", - продолжила медсестра почти весёлым тоном.
"Зашейте этого дьявола без обезболивания", - прошипел один из третьеклассников.
"Конечно, - вставил Эрик и пристально посмотрел на сказавшего. - Так и зашейте".
"Так и будет, - сказала сестра и вдела нитку в иголку. - Вперёд с маленькой армией".
Эрик утопил свой взгляд в глазах пожелавшего проверить его третьеклассника. Тщательно построил на лице дисциплинированную улыбку, когда иголка, проходя первый шов, пронзила мышцы у локтя.
"Ты был пай-мальчиком, - сказала медсестра. - Ещё одна стежка, и мы покончим с этим".
Во время второго шва третьеклассник отвёл взгляд в сторону, и Эрик констатировал, что ожидаемый эффект состоялся.
"В любом случае приятно было встретиться с тобой. Хотя мы, конечно, увидимся снова, есть у меня такая уверенность, - сказала пожилая дама и приклеила широкий кусок пластыря на рану. - Приходи сюда через несколько дней, и мы посмотрим, как долго ещё должны оставаться швы".
"Как у него дела?" - спросил Эрик и кивнул в сторону парня, лежащего на зелёной кушетке.
"Но я полагала, ты знаешь, - сказала сестра впервые с резкими нотками в голосе. - Три зуба, губа, с которой я не смогла поделать ничего другого, кроме обезболивания. И еще нос, с которым придётся поработать, чтобы привести его в порядок. Ты доволен?"
"Нет, не доволен. Что касается зубов и губы, это получилось ненамеренно, я промахнулся в первый раз. Но все же у второго осталась целой рука. Этим я премного удовлетворен. Большое спасибо за помощь, и до встречи, сестра".
Получилось по-идиотски. Он пожалел о своих словах, уже выходя из комнаты. Не будь в санчасти трёх третьеклассников, он, наверное, сказал бы ей, да тем пациентам тоже, что ему не нравилось это мероприятие. Но вот - не вышло. Хотя в итоге все-таки не так много оказалось работы по уходу. И не пришлось заказывать такси до ближайшей больницы. А это могло иметь место, если бы он довел дело до сломанной конечности.
Когда он вышел из медпункта и направился в сторону Кассиопеи, уже начало темнеть. По дороге ему все-таки встретилось пустое такси, чей путь потом, возможно, лежал в больницу городка Флен.
Пьер уже завалился, когда Эрик вошёл в комнату. Часы его лежали на письменном столе. Но, естественно, друг не спал и даже, как оказалось, не собирался спать, когда Эрик включил маленькую лампу над умывальником и повесил плавки.
"Ты действительно сделал бы это?" - тихо спросил Пьер.
"Ты имеешь в виду, сломал бы я ему руку?"
"Мм".
"Я не знаю. На самом деле, не знаю. А как они подумали, ты же слышал болтовню потом?"
"Они были уверены, что ты сделал бы это. Все, чьи разговоры я слышал, были уверены".
"Это хорошо. Возможно, у меня не будет больше спектаклей в квадрате. Или как ты думаешь?"
"Нет, пожалуй, нет. Но ты…"
"Ну".
"Ты действительно сделал бы это?"
"Я же говорю: не знаю".
"А я не понимаю, как можно бить других людей таким образом. Это выглядело так расчётливо, чуть ли не интеллигентно. Как можно?.."
Дальше Пьер не успел зайти в своих размышлениях. В коридоре раздался громкий топот, захлопали двери, и послышались крики команд.
"Ну вот, облава снова", - констатировал Пьер.
Как раз в этот момент кто-то рывком открыл их дверь и зажёг свет. На пороге стоял вице-префект.
"Облава, все в комнату отдыха!" - крикнул он.
Они оказались в комнате отдыха вместе со всеми другими учениками реальной школы, живущими в их коридоре. Потом члены совета двинулись по номерам. Они вытаскивали ящики комодов и вытряхивали их содержимое на пол, переворачивали кровати, обыскивали платяные шкафы и другие места, где можно устроить тайник. В самом конце коридора они, очевидно, нашли трубочный табак у одного, машинку для скручивания сигарет у другого и крошки табака в карманах у третьего. Виновных отвели в сторону, чтобы переписать. В комнате Пьера и Эрика не нашли ничего. Но вся одежда лежала кучей на полу, а поверх неё все книги, сброшенные с полок. Сверху на эту гору опустошили ящики комодов, и в довершение всего один из сыщиков взял тюбики с зубной пастой и выдавил содержимое, как из кулинарного шприца, вкривь и вкось на книги и постельное бельё.
Потом прозвучала команда всем пойти и прибраться у себя. А облава двинулась дальше.
"Почему они нагадили пастой?" - поинтересовался Эрик, когда они с Пьером вернулись и начали уборку.
"Чтобы поиздеваться, конечно. Они делают это по-разному в разных комнатах в зависимости от дерзости обитателей. Поэтому мы можем смело рассчитывать на повторения".
Они более или менее оттерли книги, слегка привели в порядок книжные полки и платяной шкаф и легли спать. Немного спустя дверь открылась снова. На этот раз проверяли уборку. Их комната получила минимальный балл. Приказали вставать, вещи и книги вновь свалили кучей и потребовали навести "настоящую чистоту". И потом была еще проверка. Наконец облава переместилась дальше. Послышались слабые крики из жилого корпуса по соседству.
Ты видишь, что происходит, Эрик. Члены совета могут устраивать свои налеты хоть каждый вечер, думаю, это доставляет им удовольствие. Нас они не боятся, ты знаешь, поскольку за любой физический отпор последует исключение. А в квадрат тебя они никогда больше не потащат - они же видели, что ты сделал с их друзьями….
Но, Пьер, ты, похоже, считаешь меня чуть ли не садистом. Но я вовсе не радуюсь, избивая людей да еще уродуя при этом их физиономии до конца жизни. Когда я приехал сюда, то искренне верил, что прошлое осталось позади. А потом получилось то, что получилось. Я же раздумывал: идти в квадрат, чтобы умышленно проиграть, выползти оттуда под насмешки и оскорбления, а потом ждать, когда какие-нибудь идиоты из третьего класса гимназии снова захотят притащить меня туда? И что мне следовало бы делать в следующий раз? Разве ты не понимаешь, что я, по крайней мере, избавился от горчичников, и от квадрата, и от трёпки четырёхклассников. И есть еще один важный момент. Что бы там ни думали о себе члены совета, для них моя драка тоже не прошла бесследно… Можно бить хлыстом собаку на привязи, но если она сорвётся? Вот я и хочу, чтобы все это прекратилось не только для меня, но и для всех остальных реалистов. И, видимо, нет другого пути, как только воевать с ними до победы. До отмены всех этих дурацких порядков.
Воевать, Эрик, тоже можно по-разному. Ты, конечно, слышал о Ганди. Избрав путь мирного сопротивления насилию, Индия стала свободной страной. Вот я думаю сейчас, что можно поговорить с парнями в профсоюзе, это наши выборные доверенные лица в реальной школе. Хотя по-настоящему их никто не выбирал, их, собственно, просто назначил совет. Но раньше и этого не было. Несколько лет назад кто-то из реальной школы положил анонимное письмо-жалобу в маленький ящик на полке для головныхуборов. Это рядом с классной комнатой номер шесть, где собирается совет. Как результат, сейчас в реальной школе есть пять-шесть человек, которые должны представлять наши жалобы на несправедливые решения и всё такое. Если бы удалось склонить профсоюз на свою сторону хотя бы по поводу раздачи горчичников, появится какой-то шанс на справедливость. Ты понимаешь, что я имею в виду? Надо использовать другие методы кроме насилия. И нас должно быть много - лилипутов. "Вместе мы выстоим, отдельно - падем", как написано на американском гербе. Кстати, сейчас, когда все вроде бы утихомирилось, нам с тобой не грех и покурить. Ты не беспокойся, у меня сигареты всегда на месте, я их скотчем приклеиваю под столешницу. Хотя постоянно боюсь, что обнаружат.
Насчет сигарет, Пьер, предлагаю по примеру некоторых ребят засунуть пачку в пластиковый пакет и закопать поблизости в лесу. Захотим покурить - достанем и под деревьями подымим. А насчет твоей идеи ненасильственного сопротивления… Вот представь, ты отвечаешь в классе по истории или, допустим, обществоведению. И хотя сомневаешься в правдивости ответа, все равно говоришь то, что от тебя хочет услышать преподаватель. Тебе же нужна прежде всего хорошая оценка. Но по жизни-то все складывается иначе. Или футбольный тренер перед матчем расписывает функции каждого игрока. Хотя фактически нужно только рваться вперед к неприятельским воротам и забивать. И надеяться на удачу. Ведь то, что ты говоришь, - теория. Чтобы она заработала, необходимы люди, готовые встать под знамёна. И ещё важно, чтобы они не были трусами, например. Или чтобы они не считали, что выиграют больше, если отступятся, и здесь, по-моему, всё и лопнет. В шайке, которой я руководил, считалось, что все мы друзья - неразлейвода. Но когда стало горячо, каждый выгораживал только себя. Для того чтобы драться, необходимо мужество, Пьер, и под этим я имею в виду не только смелость войти в квадрат, нужна еще и полная вера в свою правоту. Поверь мне: большинство парней гнутся в ситуации, когда надо выбирать между войной и миром, где правят авторитеты, подобные нашему совету.
Следующий учебный день начался со сдвоенного урока физкультуры. Сначала класс отрабатывал старт на спринтерской дистанции и передачу эстафеты. Тренировка проходила методично и дисциплинированно. Всех заставляли проделать одинаковое количество упражнений, и Берг не позволял никаких шуток в отношении Пьера и других не весьма спортивных ребят. И это было, бесспорно, справедливее, чем в Школе, где сразу отделяли овец от козлищ, лучших от худших.
Потом играли в футбол на большом травяном поле вместо тренировочной площадки. Поле было чудесное, с мягкой, хорошо подстриженной травой, и его большое пространство идеально подходило Эрику с его приличным весом и быстротой. Тоссе Берг разделил всех на две команды и сам пошёл играть за ту, где оказался Эрик. Который вскорости заметил, что Бергу очень хочется, прорвав оборону соперников, получить пас для удара по воротам. Захотелось помочь. Но в своем стремлении он слегка обмишурился: пройдя по правому краю мимо защитника, вместо того чтобы направить мяч по дуге наружу, он с силой закрутил его внутрь, и эта траектория после отскока от штанги завершилась абсолютно неожиданным голом. Судя по реакции свидетелей, никто не понял, что имела место элементарная ошибка, чудом претворенная в красивый успех. Эрик быстро вернулся к центру поля, не выставляя напоказ своих эмоций. Позже ему удалось нанести еще два-три приличных удара.
Потом, когда он сидел на трибуне и расшнуровывал бутсы, подошёл Тоссе Берг, и они поболтали о том и о сем, пока не остались тет-а-тет. Берг поинтересовался, часто ли Эрик забивал подобным образом.
"Увы, это был просто промах. Я ведь собирался отпасовать вам, учитель, поскольку вы стояли без опеки. Ну а что вышло, вы знаете…"
"Да, я догадывался, - вздохнул Берг. - Но ты умеешь забивать, это вне всякого сомнения".
"У меня, к сожалению, неважная техника по сравнению с другими. Но я умею прорваться через оборону поближе к воротам и ударить…"
"Наша школьная команда тренируется по воскресеньям после обеда. И ты всегда желанный гость. Забивных нападающих нам очень не хватает".
"Не получится. Именно в эти дни и часы я не могу. По крайней мере что касается текущего семестра".
"Штрафные работы и арест?"
"Мм".