Медработники засмеялись…
К вечеру кукурузину так разнесло, что, когда хотел погрузить в мед - может, полегчает, - не пролезла в банку. - Тогда стал лить на нее холодную воду, помня закон физики: при охлаждении тела сжимаются.
Через день вновь переступил порог кабинета дерматолога. Врач и сестра заулыбались. Фрамуга на окне - закрыта.
- Так, - сказала врач, - покажите еще раз… - И, осмотрев, продолжала: - Я выписываю вам оксолиновую мазь. Сначала смазывайте вазелином, потом мазью, и все пройдет.
- Что у меня за болезнь, не заразная?
- Нет, - она заулыбалась. - Это остроконечные кандиломмы. Их можно подхватить даже от ветра…
Радостный вышел на улицу - ура, не сифилис! - и потопал в аптеку.
Усердно мазал оксолиновой мазью два раза в день, как и сказал врач, но мозолята не исчезали. Вскоре заметил на нежной кожице вокруг мозолят малюсенькие-малюсенькие отверстия, будто кто бабахнул по нему из ружья бекасиной дробью, и даже мельче.
И опять - в диспансер.
На этот раз и врач, и сестра - серьезные. Фрамуга на окне - открыта. Выслушав, врач сказала:
- Георгий Данилович, это от мази. Я сейчас выпишу другую, слабее. Мы ее детям выписываем. Мажьте также два раза в день, и все пройдет.
Врач улыбнулась, а медсестра посмотрела сочувственно.
И вновь мазь мало помогает.
Много гуляю, а если звонит телефон, трубку не снимаю. Потом объясню Оксане, что уезжал к знакомым на дачу.
Вчера пошел на Красную площадь - и потянуло в музей Ленина. Столько лет живу в столице, а в музее основателя советского государства не был.
В детстве - октябренком, пионером - любил Ильича, нравился его профиль, а что теперь о нем из книг и газет узнал! Господи, и как только земля его гроб держит?
Ходил по музею, рассматривая экспонаты, и диву давался: был скромным, а сколько в нашей стране музеев Ленина, да и за границей есть, и везде висит его одежда, выставлена утварь!.. Утварь… У твари - утварь… Где столько ленинской одежды набрали? Или еще при его жизни собирали барахло для будущих музеев? Ну и скромник же самый человечный человек!
Бродил по музею и пытался влезть в шкуру Ильича, почувствовать изнутри то величие Ленина, которое помогло ему поднять Россию на дыбы, а точнее, на дыбу, но не мог, в шкуру Ленина Жорке-нешкурнику влезть невозможно. И слава Богу!
Слыхал: Ленин мстил России за повешенного брата. Согласен. Но в Шушенском Ильич в паводок ездил на лодке, подбирал с островков и льдин зайцев и мозжил о приклад их головы, по весне питаясь зайчатиной. Потрясающе! В лису на охоте дедушка Мазай - Ленин стрелять не стал: "Уж больно она красива", - а зайчишек-трусишек - бил!
Последнее время часто смотрю на свой фаллос, а сейчас вглядываюсь в портреты Ленина - и нахожу потрясающее сходство: оба лысые, непокорные, самолюбивые…
На выходе остановился, спросил у вратаря-дежурной:
- Скажите, хранится ли в запасниках музея браунинг, из которого Каплан стреляла в Ильича?
- А зачем? - парировала вратарь.
- Как зачем? Заштопанный от пули ленинский пиджак висит, надо и пулю, и браунинг выставить.
Дежурная промолчала.
- Может, браунинг находится в музее Каплан?
- Что вы несете! Какой еще музей Каплан?!
Расстроенный, вышел на улицу: так хотелось украсть из музея знаменитый браунинг и расстрелять на моем Ленине обнаглевших мозолят. Уж если после его выстрела гениальный Ильич около недели не подымался, то замухрышки мозоли, думал я, с ходу отвалятся.
О Господи, какое наслаждение дарят последние дни! А вчера вечером - опять звонок. Открываю - на пороге врач-дерматолог.
- Как ваше здоровье, Георгий Данилович?
- Почти вылечился. Людмила, ваша помощница, трижды меня посещала по вашему поручению, и мозоли почти все отвалились.
- Стерва, - не удержавшись, тихо сказала врач про свою коллегу и еще тише протянула - Оп-п-пе-ре-ди-ла-а…
Мы сели на тахту, и врач, преданно посмотрев на меня, полузакрыла глаза, чуть обнажив белые зубы…
С Оксаной встречаюсь часто. Она нигде не работает, дочку воспитывает бабушка.
Но с кем бы я ни встречался, в какие бы позы ни становились женщины, представляю: наслаждаюсь с моей любимой соседкой Ниночкой.
Как-то пришел к Оксане после обеда; только мы легли, раздался телефонный звонок. Положила трубку.
- Срочное дело. Сейчас приходит подруга. Иди домой, завтра позвоню.
Быстро натянул рубашку, брюки. Вдруг вспоминаю: трусы-то не надел. Сую в карман.
Домой шел медленно. Около девятиэтажки окликнул мужчина, сидящий в "Жигулях".
- Здравствуй, Жора. Как дела? - Он выглядывал из открытого окна машины.
- Хорошо. Не обижаюсь.
- Что-то не видно тебя. Чем занимаешься? Как заработки?
- А-а… Последнее время отдыхаю. Бутылки все сдал, и заработки упали.
- Упали, говоришь… У меня тут есть небольшая работенка, быстро выполнишь - быстро деньги получишь. Смотри - продолжал мужчина, указывая рукой на противоположную девятиэтажку, - я живу в этом доме. Надо подняться по пожарной лестнице на третий этаж, попасть на мой балкон, посмотреть в окно и узнать, чем занимается моя жена. Мы тут с ней на одно дело поспорили.
Мужчина достал из кармана пиджака черный кожаный бумажник и протянул двадцатипятирублевую купюру.
- Держи, а вернешься, получишь еще пятьдесят.
Я взял деньги, мы пошли к девятиэтажке, и мужчина показал пожарную лестницу и объяснил, как попасть на балкон.
- Буду ждать в машине, - сказал он, а я стал взбираться по пожарной лестнице…
И вот я на балконе. Подойдя к двери, уткнулся носом в стекло и обомлел: посреди комнаты, обняв друг друга, целовались голые мужчина и женщина. Мужчина стоял лицом к балкону и заметил меня. Шагнув к двери, отворил и спокойно сказал:
- Заходи.
Комнату огласил женский визг. Я испугался - не визга, мужчину: он был атлетического сложения, с волосатой грудью, с коротко остриженной черной бородой. Скрестив на груди руки и не повышая голоса, пригласил:
- Прошу.
Мне ничего не оставалось, и переступил порог.
- Закрой дверь, - сказал он.
Я развернулся и закрыл.
- Слушаю, - бородач смотрел с прищуром.
Я испуганно моргал.
- Хорошо, - продолжал он, - хорошо. - И, взяв меня за руку, завел в ванную.
Бельевым шнуром крепко скрутил за спиной мои руки; взяв из тазика приготовленные для стирки мужские носки, привел обратно в комнату. Бросив носки около кресла, стоящего боком к софе, приказал:
- Садись!
Я сел, а он быстро привязал меня к креслу и затолкал в рот носки.
Я замычал.
- Не брыкайся!
Он прилег на софу и погладил по голове женщину.
- Ну зачем ты ему в рот носки запихал, ему же неприятно, - сказала она ласковым голосом.
- А нам что, приятно? Все испортил… Пусть так сидит, - прогудел атлет и стал ее целовать.
- Не надо, не надо, зачем, я не хочу при нем…
- Успокойся, милая. Он его послал посмотреть, что здесь делается, вот и пусть смотрит. - И мужчина, нырнув к ней под одеяло, принялся ее ласкать…
К любовникам я сидел боком и изредка давил косяка в их сторону… Бородач откинул одеяло и бесстыдно поместился на женщине… Она скоро заголосила, почти, так же, как Ольга, и он прикрыл ей рот поцелуем…
Вдруг раздался стон, и я вновь покосился на влюбленных: загорелое тело атлета переплелось со смуглым телом стонущей женщины, и мне так захотелось…
Она стонала недолго и вновь заголосила, и мой вулкан не выдержал, начал подыматься…
Я смотрел на свою ширинку - она топорщилась; видно, пока скакал по пожарной лестнице, где-то зацепился и оторвал пуговицу.
Моя кукурузина, набрякнув и не встречая на пути преград - трусы-то в кармане, - вылетела из ширинки и взметнулась вверх, как Эйфелева башня!
Женщина замолчала, и послышалось тяжелое дыхание мужчины…
Они одевались, а я сидел, уперев подбородок в грудь, и смотрел на свою башню, прикрытую от них полой пиджака и боковой стенкой кресла…
Из прихожей послышался тихий бас бородача:
- Милая, пока. Звони. Этого развяжи, и пусть убирается.
Она что-то возразила, но я не расслышал.
- Ну и пусть рассказывает, - пробасил атлет.
Щелкнул замок. Легкие шаги в мою сторону. Я поднял голову. Взгляд смуглянки - очаровательной, темноволосой, с легким румянцем - скользнул по мне и замер на вулкане. Лицо вспыхнуло, глаза и черные зрачки расширились, в них заплясали чертики. Необычных размеров иссиня-красная голова кукурузины в обрамлении бобуш загипнотизировала женщину, и она, шагнув ко мне, стала медленно садиться на корточки. Рука с вытянутыми и наманикюренными пальчиками поплыла к башне и накрыла ее, как зонтиком, и сжалась в кулак. Забыв обо всем и блестя жгуче-черными глазами, приблизила к вулкану румяное светящееся лицо и коснулась головки сначала одной, потом другой щекой. Встав на колени, взяла ее в ротик и начала медленно двигать головой вниз-вверх. Щеки стали впалыми. Кукурузина почти вся утопала, и я подумал: как она умудряется так глубоко заглатывать, неужели у нее "волчья пасть"?
Уперев руки в боковины кресла, все быстрее двигала головой, и слюна текла по моей башне.
Постепенно комнату наполнило легкое гортанное завывание, и она, обхватив меня за талию, продолжала голосить…
Вулкан начал бурное извержение, голос женщины поник, она завертела задом и медленно, очень медленно прекратила двигать головой и поднялась.
Я смотрел на ее лицо. Глаза большие, губы припухшие, особенно нижняя. Под ней проходила красная полоска-складка, в устьях губ перечеркнутая короткими полосками, - свидетельство бесподобной работы.
Отступив, гордо вскинула голову, потянулась. Посмотрев на победно устремленную ввысь кукурузину, стремительно разделась и села на нее, положив на боковины кресла прелестные ноги, горячими руками обхватив мою шею. Она вертелась на мне, сомкнув веки и приоткрыв рот…
Комнату вновь огласило гортанное клекотание, и она стала медленно приближать свои губы к моим губам, но уткнулась в кляп и распахнула глаза. Ухватив зубами носки, выдернула их и принялась целовать. Я не мог держать губы сомкнутыми после кляпа, и она целовала их по очереди. И снова закрутила задом, с силой прижалась ко мне - и затихла. Потом, найдя узел шнура на левом плече, развязала его зубами и освободила меня.
Когда спасительница слезла с башни, - а башня неистово стремилась ввысь, - поднялся с кресла и я. Обняв меня, ласково сказала:
- Ты извини, я ни при чем… - Она помолчала и быстро заговорила: - А теперь уходи. Твой номер телефона и адрес?
Я назвал.
- Жди моего звонка. Завтра приду.
И смуглянка затворила за мной дверь, в которую я не входил.
Мужчина, увидев меня, с сигаретой в зубах вылез из машины.
- Что так долго?
Я молчал.
- Видел жену?
Он достал из бумажника полсотни. Я сунул ее в карман.
- Ну и… как… моя жена..
Подняв правую руку с устремленным ввысь, как кукурузина, большим пальцем и сказав: "Твоя жена - во!" - я медленно тронул домой.
Вечером позвонила спасительница и поинтересовалась самочувствием и настроением.
- Еще хочу! - закричал в трубку.
- Завтра днем дома?
- Дома.
- Жди после двенадцати.
На другой день она пришла.
- Как тебя зовут? - улыбнулась она.
- Георгий.
- А где работаешь?
Рассказал о своей болезни, не упомянув, что часто прозреваю.
- Это ничего, - заключила она. - Может, даже лучше. Да, я не сказала, как зовут меня. Зови Вика.
И мы с Викой упали на тахту…
Господи, я прозрел - и принимаю прозрение как должное.
Вика предложила встречаться у подруги; как-то вечером и пошли к ней. Татьяна жила в трехкомнатной, богато обставленной квартире, и мы полночи вздрагивали на ее широкой кровати втроем.
В короткие передышки женщины обтирали меня полотенцем, поили минералкой и кофе, и кукурузина, вспотевшая и утомленная, набираясь сил на ноге или животе, оживая, манила проказниц к себе.
Иногда они одновременно кидались к ней, чуть не стукаясь лбами, и жалели, что сказочные чудовища бывают многоголовы, а мужское достоинство с двумя головами даже в сказках не упоминается.
Опустошенный, но не сдавшийся, я, почти блаженный, лежал меж двух молодых, сильных женщин, гладя их прелести, иногда мурлыча слова любви.
Вика пробежала тонкими пальчиками по волосатой груди, и рука ее зависла над моим пупком, где в ложбинке покоилась в ожидании чуда голова уставшего зверя. Пощекотав ее ноготками, нежно взялась за мошонку; чуть погодя воскликнула:
- А где второе яичко?!
Рука Татьяны спешно заскользила на помощь, и я услышал удивленный возглас:
- А правда, где?
Подумал: девки шутят, но тоже опустил руку и напугался - левого яичка не было! Куда закатилось?
От Ольги слыхал: у мужчин правое яичко меньше, чем левое, но у меня не как у людей, - и Ольга дивилась этому, - наоборот.
И вот сейчас мое маленькое исчезло.
…Три, четыре, пять, и вот уже шесть рук ищут закатившееся яичко…
Гогот проказниц разбудил очумевшего от потери зверя, и женщины, забыв, что искали, с двух сторон приблизили к нему восторженные лица…
На этот раз воевал с Викой стоя, а Татьяна, присев на корточки сзади, просунула руку между моих мохнатых ног и, чуть взявшись за мошонку, негромко, но радостно сказала:
- Нашла потерю!
Мы с Викой для достоверности тоже коснулись его.
Так повторялось часто: то яичко пропадало, то появлялось вновь и, плавая, пугало загнанного зверя, и он рычал и плевался…
Молодой двурогий месяц серебрил широкую постель, и женщины возбуждались, дыша воздухом, насыщенным терпким запахом спермы.
За полночь, утомленный, сказал:
- Мой Ленин устал, пусть отдохнет.
- Какой Ленин? - спросила Вика.
Объяснил, что голова моей кукурузины напоминает Ленина… Девкам это понравилось, и они наперебой стали говорить: "Ленин, готовься к штурму!", "Ленин, хватит в шалаше отсиживаться!", "Ох, и ренегат ты, ленин". А Вика назвала меня Жоркой-ленинцем!
С этой ночи квартира Татьяны превратилась в штаб женщин. Оказывается, у Вики много подруг, и они без стыда дурачатся со мной на кровати.
Они одели меня с иголочки, и я все увереннее и увереннее себя чувствую.
Кажется, начал постигать женщин.
В Библии пишется: люди произошли от Адама и Евы. Выходит, Каин и Сиф женились на сестрах, а от них и пошло человечество. Тогда почему христианство идет против Бога, не разрешая вступать в брак родственникам, если Творец истоки человечества пустил от кровосмешения? Еще в Библии говорится: Каин убил Авеля. Значит, определенная часть людей произошла от убийцы!
Как раньше долго жили люди: Адам - девятьсот тридцать лет, Сиф - девятьсот двенадцать, Енос - девятьсот пять… Может, потому люди и были долгожители, что занимались кровосмешением?
Соседский кот по кличке Козел всех кошек в нашем доме перепробовал, а потом дочерей и внучек… Его потомство не вырождается, наоборот, все резвые, игручие и красивые. Козла, правда, ненавидит хозяин: у него ноги сильно потеют, и кот часто оправляется в его обувь. За это он Козлу по утрам выкручивает яички.
У других соседей живет черный пудель Джой, к нему на случку приводят и дочерей, и внучат, и его потомство вон какое ядреное. Джой на Новый год, когда в квартире нарядят елку, оправляется под нее, представляя: он в парке.
В доме напротив более десяти лет мать живет с сыном, как с мужем. Правда, у них нет детей. Может, боятся, что народившиеся станут долгожителями подобно Адаму, Сифу или Еносу, и они их, не появившихся, жалеют: при такой сволочной жизни и шестьдесят-то просуществовать тягостно.
Я прозрел, Господи.
Последнее время не тянет к бумаге, да и некогда. Моя жизнь - женщины. Теперь смотрю на них без боязни, даже с некоторым превосходством.
Подруга Вики, Лилия, когда девки болтали о моих умственных и половых возможностях, воскликнула:
- Хватит вам! Дурак да дурак… Если ленин стоит, значит, умный!
В другой раз Лилия, вспыхнув, закричала:
- Опять! Какой он дурак, он не дурак, он - блаженный!
Накатила слеза. Вспомнил бабу Шуру и тетю Дашу. Когда жил в райцентре, они часто называли меня блаженным.
Пропадая у Татьяны с Викой и ее подругами, не забываю и Оксану. Она от меня - без ума!
Позавчера ехал в автобусе. На задней площадке рядом со мной стояла привлекательная девушка. От нее исходил присущий только женщинам запах. Продвинулся по салону, но шнобель мой снова уловил подобный "аромат". Его обладательница - напомаженная блондинка… Из пяти чувств у меня сильнее других развито обоняние. Женщину с месячными за версту чую. Когда пахал на овощной базе, у нас было много представительниц прекрасного пола. Работа тяжелая, и женщины регулярно волынили. "У меня начались.." - говорили они бригадиру. Таких Артур переводил на легкий труд. Наглые его обманывали и подходили в месяц раза по два… Артур негодовал: "У этой месячные, у той - квартальные, скоро у всех годовые начнутся!" Бабы гоготали, подсылая к нему пожилых, у кого давно климакс… На удивление, одна из таких родила двойню, и обалдевшие насмешницы назвали малышей: Клим и Макс.
Мой чудо-нос пользовался на базе авторитетом. Я всегда определял, в каком углу начинало гнить…
Однажды бригадир подозвал меня. Он стоял с женщиной.
"Жора, - ухмылялся Артур, - она вот подходит за месяц третий раз, и все у нее месячные. Сможешь определить, врет или нет?"
Опустив нос и втянув воздух, я категорически произнес: "Врет!"
С той поры бригадир в подобных конфликтах призывал меня, и я ставил точку.
Перед моим увольнением Артур вписал всех женщин в записную книжку, и стал месячные в ней отмечать.
А в древние времена, читал в Библии, женщины при месячных очищениях даже из дому не выходили. Верховному Совету надо открыть дебаты о месячных: пусть любимые, ласточки, как в библейские времена, в нелетные дни сидят дома…
Скоро автобус битком набился, и вокруг меня стояли опрятно одетые люди. А я думал: "Все вы упакованы, выглядите чистыми, но многие из вас развратники!.."
Дама с пышной прической так ко мне прижалась, что моя кукурузина не выдержала - поднялась. Справа от меня стояла девушка лет двадцати в желтой футболке, а когда автобус тряхнуло, она хотела схватиться за спину сиденья, но промазала и схватилась за мою кукурузину. Так она некоторое время держалась, бесстыдно, нагло и с трепетом глядя в мои глаза.
Через несколько остановок взяла меня за руку и увлекла на выход.
- Уф, - выдохнула она, ступив на землю, - жарко.
- Жарко, - поддержал я.
- Пойдемте ко мне, у меня в холодильнике пиво есть.