- Вы попробуйте их убедить… - начала было Людмила Юрьевна, но Николай - у него зрело раздражение против этой женщины - перебил:
- Вы не смогли переубедить своего сына за долгие годы, а хотите, чтобы мы это сделали за полчаса?
Ему не нравилась вся эта затея, он не понимал, зачем его привел сюда Прыгунов? Разговаривать с теми, кто в мастерской, было бесполезно, воспитывать их тем более. Глупость какая-то…
Они поднялись по узкой лестнице черного хода, металлические перила изогнуты, кое-где каменные ступеньки выщерблены, попахивало кошками. На крашенных бурой краской дверях - таблички с фамилиями проживающих и множество звонковых кнопок.
- Зачем вы меня сюда потащили? - спросил Николай, поднимаясь вслед за Алексеем. - Кстати, дружинником я никогда не был.
- Зато вы были чемпионом по борьбе в своей воинской части, - проявив завидную осведомленность, ответил секретарь райкома комсомола.
- Я вам понадобился как бесплатная наемная сила?
- Не думаю, что дело дойдет до драки, - заметил Прыгунов. - Мы ограничимся тем, что вернем несчастной мамочке ее беспутное дитя.
Действительно, к обшарпанной двустворчатой высокой двери был привинчен двумя болтами дорожный знак с "кирпичом", сбоку чернела кнопка звонка. Алексей брезгливо придавил ее, как клопа, большим пальцем. Никто не спросил, мол, кто пришел, одна створка вскоре распахнулась и перед ними предстал симпатичный стройный юноша лет двадцати. Модная с карманчиками и иностранными этикетками рубашка расстегнута, полотняные брюки стянуты красным ремнем с красивой латунной пряжкой, на ногах спортивные легкие туфли. Длинные русые волосы до плеч придавали ему несколько женственный вид.
- Какие гости! - с кислой улыбкой протянул он, - Собственной персоной Алексей Леонидович, - Он перевел взгляд на Уланова, и улыбка исчезла с его губ. - И… ты? Тебя-то я бы не хотел пускать в порядочный дом…
Но Алексей, отстранив его, уже вошел в полутемный узкий коридор, где тусклая лампочка освещала стену с красноватыми обоями, вслед за ним шагнул и Николай. Очевидно, здесь было несколько мастерских. На одной из дверей висел огромный амбарный замок. Никита нехотя повел их по коридору к последней приоткрытой двери, откуда сочился дневной свет. В мастерской с двумя огромными деревянными столами и потолочным в металлической раме окном обстановка была типичной для таких мастерских: продавленный диван у стены, десятка два тусклых икон в два ряда, множество странных сюрреалистических картин, на которых взгляд долго не задерживается, на нешироких полках - глиняные и керамические скульптурки, хохлома, обломки окаменелостей, несколько крупных гипсовых голов римских цезарей с пустыми глазами.
На деревянной скамье у одного из длинных рабочих столов сидели парень и худая растрепанная девица с удлиненным лицом. Они безразлично смотрели на вновь прибывших. По-видимому, сюда доступ был открыт для всех желающих. Николай сразу узнал эту компанию: оба парня и девица были на Марата в подвальном помещении, откуда он силой их выдворил. Они тоже признали его, стали недоуменно переглядываться друг с другом, Никита пожал плечами, мол, откуда я знал, что этот тип сюда пожалует?..
- Наш районный комсомольский вождь, - представил их Никита. - А это… это тот самый водопроводчик, который нас однажды спугнул с теплого местечка. И заарканил Рыжую Лису.
Алексей недоуменно взглянул на Уланова, потом обвел долгим взглядом всю компанию, стол, заставленный закусками, разложенными на бумаге, бутылками с вином. В большой пепельнице, вырезанной из березового капа, не так уж и много окурков. Видно, сегодня у них алкогольный день. У стены стояли желтые деревянные табуретки, у другой - длинная скамейка. Они на нее и присели. Теперь их разделяла лишь домотканая дорожка на грязном полу.
- Алеша, начинай, мы уже уши прочистили, - фамильярно обратился к Прыгунову Никита, явно демонстрируя перед приятелями свое насмешливо-презрительное отношение к комсомольскому функционеру.
- Чего начинать-то, Никита? - спокойно спросил Алексей. По лицу не видно было, чтобы его задели слова парня.
- Речугу толкай, что ли? - продолжал все в том же тоне Никита. - Воспитывай доходчивым ленинским словом. На большее-то вы не способны. Не выпить же вы сюда пришли?
- Никакие "речуги" вам уже не помогут, дорогие друзья, - ответил Прыгунов - Да у меня и нет никакого желания их произносить…
- Чего же вы приперлись? - процедила сквозь зубы Длинная Лошадь, - У нас с вами нет ничего общего.
- У нас с вами совершенно разное мировоззрение, - хмыкнул Никита.
- Нет у вас никакого мировоззрения, - не выдержав, вставил Николай, - Сплошной туман в головах.
- Скорее уж, дурман, - прибавил Алексей.
Павлик, по прозвищу Ушастик, пока помалкивал, бросая изучающие взгляды на пришедших. Он был невысокого роста, модно одет, белобрыс, небольшие глаза с прозеленью, нижняя губа толстая, нос с вмятинкой посередине, картошкой. Он почти совсем не походил на своего знаменитого папу - народного артиста. Разве что в овале лица и разрезе глаз иногда проглядывало некоторое сходство.
- Стоит ли нами заниматься, когда у вас самих дела швах… - начал было Лапин.
- Собственно, Никита, меня твоя мать попросила вернуть тебя в родное гнездо, - перебил Алексей, закуривая "Шипку". Быстро глянул на Уланова, мол, хочешь? Тот отрицательно покачал головой, - Сам понимаешь, не мог я ей отказать. Кстати, она на улице поджидает тебя.
- А если меня не тянет в отчий дом? - насмешливо посмотрел на него Никита. - Будет насилие? Для этого ты и прихватил с собой… верзилу-водопроводчика?
Длинная Лошадь демонстративно налила в захватанные мутные стаканы рубиновое вино. Если бы не длинные лохмы, ее можно было бы принять за юношу. Грудь почти незаметна под мужской черной рубашкой с большими белыми пуговицами.
Уланов начинал злиться: с какой стати этот пижон упорно называет его водопроводчиком?
- Николай Витальевич учитель, - сказал Алексей.
- А я думал, самбист-каратист, - наконец раскрыл широкий рот Ушастик. Кстати, как раз уши у него были в порядке, странно, что у него такое прозвище.
- Я его сюда затащил… - начал было Прыгунов, но девица перебила:
- Посмотреть на нас, да? Мы же не бомжи, у нас у всех ленинградская прописка.
- Оказывается, Уланов с вами уже знаком!
- Эй, ты, лоб! - грубо обратился к Николаю Никита. - Лучше оставь в покое Рыжую Лису. Она как та самая киплинговская кошка - сама по себе.
- И от бабушки уйдет, и от дедушки уйдет, - поддакнул Ушастик.
- И черт с ней, - обронила Длинная Лошадь.
Николай и не знал, что у Алисы такое прозвище. Никита смотрел на него с откровенной ненавистью. Ему в тот раз, в подвале, больше всех досталось. Остальные-то разбежались, а Никита пытался дать сдачи.
- Если ты имеешь в виду Акулину Романову…
- Алиска глаза бы выцарапала, если бы ты ее так назвал! - рассмеялась Длинная Лошадь.
- Я думаю, она к вам не вернется, - закончил Николай - Ей опротивела эта грязь и ваши немытые рожи.
На этот раз Алексей с неподдельным изумлением посмотрел на Уланова, но промолчал.
- Мы насильно никого не держим, - равнодушно сказала Алла Ляхова, она же Длинная Лошадь. И с любопытством посмотрела на Никиту. Николай понял, что ей наплевать на Алису: ей нравится этот стройный парень, и она наверняка считает, что для нее даже лучше без Рыжей Лисы.
- Ребята, у меня есть к вам одно деловое предложение…
- … от которого вы не посмеете отказаться… - в тон ему вставил Павлик. Так начинал свои грязные гангстерские дела Крестный отец, роль которого блестяще сыграл Марлон Брандо.
- Ну, ты, Павел, даешь! - улыбнулся Прыгунов. - Неужели я похож на Крестного отца?
- Ты похож на Чака Норриса, - сказала Ляхова - Только вряд ли умеешь так виртуозно укладывать своих врагов приемами каратэ, как это делает он.
- Да нет, - хмуро возразил Никита. - Умеет… Иначе бы не посмел сунуться к вам.
- Ну, с вами-то любой трезвый человек справится, - заметил Алексей, - Ваша сила ушла в вино и…
- Мы вообще противники всякого насилия, - вдруг напористо и горячо заговорил Никита, - Мало ваш Сталин убил честных людей? Причем лучших, цвет русской нации. Десятки миллионов! Гноили в лагерях, морили голодом, расстреливали. Да и потом было… Нам ничего от вас, отцы-родители, не нужно, лишь одно - не приставайте к нам. Не лезьте с грязными сапогами в наши души, не воспитывайте и не произносите пустопорожних, глупых слов… о комсомольской чести, нравственности, ожидающем нас светлом будущем… Вам давно уже никто не верит, да, пожалуй, вы и сами уже не верите изжившим себя догмам и идеям… Мой дорогой папочка - яркий пример тому. Болтает с трибуны одно, призывает к долгу, чести, совести, а сам только и думает, как бы кого по службе обскакать! Готов даже ближнему подножку подставить… Да и все там такие. Ну, кому, Алексей, мы мешаем? Даже с лозунгами-плакатами по улицам не ходим. Не митингуем. Поддерживаем Горбачева - молодец, что взялся за вас, партийных бюрократов… Зажирели в своих дворцах, все себе самое лучшее захапали, пользуясь лозунгом: партия - руководящая сила в стране! Вот и наруководили, что народ вас возненавидел. Да вы и народ-то не знаете, давным-давно отстранились от него. Спрятались в райкомах-обкомах с милиционерами. Народ вам красноречиво высказал свое отношение на выборах… Чего же вы лезете к нам? Сидите себе в роскошных дворцах, занятых под райкомы, райисполкомы, и строчите свои теперь уже никому не нужные бумажки! А мы будем по подвалам ютиться, "заживо гнить", как пишут в продажных газетах и показывают по телевизору. Не вам нас спасать… Может, мы и стали такими, потому что вы есть на свете…
Павлик уже несколько раз дернул за брючину приятеля, но тот отмахнулся. Лицо его порозовело, в глазах появился лихорадочный блеск.
- Теперь за это не забирают! - сказал Лапин. - Как это? Плюрализм мнений… - он снова повернулся к Алексею. На Уланова старался не смотреть, - И комсомол ваш сгнил, молодежь бежит из него, скоро одни останетесь в своих кабинетах. И раньше-то вы были сами по себе, а мы, молодежь, сама по себе. Вы себе карьеру делали, вам наплевать было на нас…
- Видишь, пришли к вам, - миролюбиво вставил Прыгунов, - Да еще и терпеливо выслушиваем…
- А что, я не правду вам говорю?
- В чем-то ты прав, а в чем-то нет. Нельзя в одну кучу все и всех смешивать.
Николай поражался его спокойствию, ему уже несколько раз хотелось заткнуть рот этому распоясавшемуся молокососу. Ведь все это он выплескивал им в лицо не потому, что болеет за молодежь, а просто, чтобы разозлить их, вызвать на скандал… И еще покрасоваться перед публикой. Неужели Алексей этого не понимает? Или, наоборот, очень хорошо понимает и не поддается на провокации?..
- Я не прав? - наступал молодой Лапин.
- Я же сказал: в комсомоле и в партии разные люди - и хорошие и плохие, карьеристы и подвижники, которые вам добра желают, петух! И я верю, что и комсомол, и партия скоро избавятся от балласта случайных людей. Да уже и избавляются, разве ты газет не читаешь? Там иногда и правду пишут. И люди выбирают на должности теперь того, кто им нравится, а не тех, кого им сверху навязывали.
- Я не верю, что будут глобальные перемены, - возразил Никита. - Что менять-то? Разве мой батя когда-нибудь переменится? Он подстраивается, ловчит, даже заискивает и заигрывает с рядовыми партийцами, но в душе-то как был барином, чинушей, так им и остался. Другие мозги-то не вложишь в эти головы? Опять начинают, как после революции, все разрушать, а реального нового никто ничего не предлагает, даже эти велеречивые экономисты-профессора. Все осуждают, замахиваются на всех и вся, будоражат народ, а толку ни на грош! И на смену старикам-застойщикам рвутся к власти молодые застойщики, которые не умеют ничего строить и мечтают теперь пожить так, как жили эти самые застойщики! И вот увидите, найдут для себя нового Брежнева.
- А ты - трибун! - сказал Алексей, - Пожалуй, из тебя получился бы комсомольский вожак.
- Такой же болтун, как и другие, - вдруг заявил Никита, взял со стола стакан с красным вином и одним духом выпил, - У вас научился демагогии… У бати. Чего-чего, а языком трепать вы все умеете! Сами-то хоть верили, что проповедовали? Сколько десятилетий бубнили, что у нас все о’кей, а там, на гнилом Западе и за океаном, - кошмарная жизнь и вообще полный упадок… А теперь выяснилось, что упадок-то - у нас, и разруха, и бесхозяйственность, и самый гигантский бюрократический аппарат в мире. Почти два десятка миллионов начальников, которые в сто раз больше вреда стране приносят, чем пользы. Где-то вычитал, что ни в одной стране за всю ее историю не было столько министерств и главков, сколько их расплодилось у нас. И все это сокращение бюрократического аппарата - липа, фикция. Сокращают в одном месте и тут же организуют новое ведомство в другом… Опять обман?
- А говоришь, не волнуют тебя никакие проблемы, - заметил Алексей. - Так и займитесь, ребята, наведением порядка в родном отечестве, а не прячьтесь по разным углам и не глушите дешевое винишко…
- И не курите вонючую травку… - ввернул Уланов. Никита заинтересовал его, вроде бы отстраненный от всего, а вон сколько вывалил критики…
- Может, это и есть наш протест против разваливающегося общества, - проговорил Ушастик. - Нам отвратительна ваша ложь, эта псевдодемократия, приспособленчество ловкачей и деляг под перестройку… Кто больше всех сейчас дерет глотку за перестройку? Как раз в первую очередь те, кто как сыр в масле катался в годы застоя!
- Так протестуйте, дорогие товарищи! - сказал Прыгунов. - Кто вам запрещает? Выводите на чистую воду всяческих хамелеонов. Это куда благороднее, чем по-змеиному шипеть в углах. Не нравятся вам порядки в структуре комсомола? Боритесь против них. Мне тоже многое не нравится и я не молчу. И к вам пришел не потому, что это моя работа, а просто жаль вас. Головастые ребята, а выбрали для себя самый удобный и легкий путь существования: я не я и моя хата с краю! Нам не нравится то и это, а расхлебывают для нас пусть другие, а мы подождем в сторонке, посмотрим издали, что у вас получится… Пока что-либо свершится, вы либо сопьетесь, либо погибнете от употребления разной губительной для здоровья гадости. И не надо прятаться за расхожие фразы, дескать, нас не понимают, общество враждебно относится к нам и тому подобное. Да плевать вам на общество и все перемены, лишь бы вас не задевали. Я ненавижу умненьких хлюпиков и подзаборных резонеров.
- Ну чего вы к нам прицепились? - плаксиво заговорила Алла Ляхова.
- Боритесь, перестраивайтесь, митингуйте, а уж мы как-нибудь сами по себе.
- Меня даже отец не отчитывает, - прибавил Павлик-Ушастик, - Боится, как бы его премии не лишили: он ведь вождей играл на сцене.
- Ты идешь с нами или нет? - посмотрел Прыгунов на Никиту.
- Силой отведете домой? - ухмыльнулся тот.
- Пожалел бы хоть свою мать.
Никита подмигнул приятелям, повернул лохматую голову к Уланову:
- Куда ты, водопроводчик, заховал нашу Алиску? Как Синяя Борода, держишь ее под замком?
У Николая даже кулаки зачесались, так захотелось ему съездить по красивой и наглой роже этому парню. А с каким злорадством, подлец, произносит "водопроводчик"! Кстати, сантехник на улице Марата - бесценный человек: его ждут в квартирах, как мессию. Кому нужно кран отрегулировать, кому подвести воду к стиральной машине "Вятка", у кого батарея протекает или унитаз шумит, да мало ли у жильцов разных мелких бед, а водопроводчик один.
- Я не водопроводчик и даже уже не учитель, - проговорил Уланов, - Так что выслушивать твои оскорбления больше не желаю, сопляк! - он подошел к Никите, сграбастал его за шиворот и поволок к двери. Алексей хотел было что-то сказать, но махнул рукой и тоже направился к выходу.
- Красиво говорили, а истину утверждаете кулаками? - ядовито заметил Ушастик, и попытки не сделавший помочь приятелю.
- Советую вам больше не попадаться мне на глаза, - обернулся к ним секретарь райкома. - Выволоку я вас из подвала на суд общественности!
- Мы не боимся, - хихикнула Длинная Лошадь, - Потому как мы плевали с высокой колокольни на вашу тупую общественность! У нас и общественности-то нет - одна толпа.
- Мы закон не нарушаем: сидим и празднуем день рождения Аллы, - развязно заговорил Ушастик, - А вы врываетесь в чужую мастерскую, начинаете нотации читать. Потом хватаете нашего друга и куда-то уводите… Где же тут демократия, свобода личности, товарищ секретарь райкома? Да мы на вас в суд подадим.
- Отец еще не хватился двухтомника "Мифы народов мира", который ты в субботу загнал по дешевке на Литейном? А собрания сочинений Конан-Дойля? - Павлик сразу скис, отвернулся, а Алла Ляхова сказала:
- Эти книжки отец ему на день рождения подарил.
На дворе к ним бросилась взволнованная Людмила Юрьевна:
- Сынок, с тобой все в порядке? - и подозрительно посмотрела на Уланова, все еще державшего парня за воротник.
- Я так и знал, что это твоя работа, - проворчал Никита.
Николай отпустил его и снова подумал, что зря он пошел сюда с Прыгуновым. Если тот хотел ему показать тунеядцев и наркоманов, так он еще раньше познакомился с ними…
- Ты ведь не хочешь, чтобы тебя выселили из Ленинграда? - плаксиво завела волынку Лапина. - Отец заявил, что больше не намерен терпеть твои художества! Ты ведь позоришь нас, Никита! Думаешь, приятно мне таскаться по чердакам-подвалам и искать тебя?! А эти ужасные девчонки, они ведь так неразборчивы…
- Не ищи, - буркнул сын, стараясь не смотреть на мать, у которой уже навернулись слезы и нос покраснел.
- Не забывай - я твоя мать! - она уже перешла на крик, - У меня все сердце изболелось… Ты не смотришь телевизор, а вчера показывали таких, как ты… Одного дружки за просто так бритвой зарезали! Ну что ты со мной делаешь, Никита?! - Лапина даже не взглянула на Прыгунова, когда тот, попрощавшись кивком, пошел с Николаем к арке. Пронзительный голос Людмилы Юрьевны преследовал их до Литейного.
- Вот с такими я теперь частенько имею дело, - сказал Алексей.
- А я-то тут причем?
- Какую ты у них Алису увел? - сбоку посмотрел на него Прыгунов.
Уланов нехотя поведал ему про ту давнюю встречу с этой компанией в подвале его дома на Марата, как он попытался вытащить из этого омута Акулину Романову, придумавшую себе имя "Алиса".
- И тобой руководили одни лишь добрые побуждения? - с улыбкой взглянул на него Алексей.
- Моя бабушка ее весь вечер отмывала. Вроде бы стала приходить в себя - у нее ведь родители погибли в Армении - а тут опять эти… пакостники хотят сбить ее с толку! - раздраженно заговорил Николай.
- Конечно, и одного человека вытащить из дерьма - это благородно, но сколько их расплодилось, Николай! И сам слышал: подводят под свое разложение "мораль", видишь ли, черствое, равнодушное общество виновато!
Оно их обманывало… А нас не обманывали? Ничего, не ударились в панику, выжили. И еще их спасаем.
- Я не хочу быть пожарником или ассенизатором.
- Не все же такие? - возразил Прыгунов - Возьми хоть твою Алису…
- Она не моя, - оборвал Николай.
- Никита - умный парень, и я его вытащу из этой клоаки.