Паровозик, который искал себя
"Жил был Паровозик. Всю свою жизнь он возил людей по Северной ЖД куда им там надо было. И вот в один прекрасный день Паровозику до хрена надоела вся эта бодяга. Пассажиры ведь неблагодарные: ссут в тамбурах, разрисовывают скамейки, вырезают матерные слова, ездят зайцами.
Паровозик чувствовал, что это не его дорога, что он способен на большее. Он тысячу раз говорил Диспетчеру, чтобы ему сменили маршрут, что ему надоело то же самое столько лет. Но Диспетчеру было по хрен. Все Стрелки он знал наизусть, они ему осточертели своим дурацким морганием и желанием затянуть на свою линию. "Не хочешь – найдем другой Паровозик, вон сколько в депо стоит, ждут своей очереди", – ответил Диспетчер в грубой форме. – А Крюковка работает в три смены – ты бы видел, сколько их в депо собралось, свежевыкрашенных и после капремонта. А будешь возникать – отправим в топку, потому что капремонт тебя не спасет". Но Паровозик на самом деле не считал, что ему нужен капремонт. Ну там подкрасить, смазать. Не более… Фары горят, а в душе – как будто вчера с завода выехал.
Короче, вся эта лабуда ему так остогыдла, а в особенности даже не Диспетчер, а все эти долбаные Пассажиры, которые реально задрали. Он уже закрывал глаза, чтобы не видеть деревьев и станции, которые знал наизусть, не видеть этих ленивых обкуренных Пассажиров.
И вот решился. И сошел с рельс… И свернул. Как это ему удалось? Долго наблюдая за Стрелкой-8, наш Паровозик заметил, что она ему симпатизирует. Месяца два перед этим он ей подмигивал, а перед решающим рывком даже цветы выбросил из окна. И в подходящий момент рванул! И поехал! Как радостно было лететь вперед как на крыльях! Но и боязно… Двигатель чуть не заглох от волнения. Все ново, другие станции, а главное – другие Пассажиры! Оказалось, что Пассажиры тоже могут быть другими. Они не ссали в тамбуре, платили за проезд как положено. Вот его место! А ему столько лет лепили горбатого! Диспетчер впаривала, что все Пассажиры одинаковые. Но это была ахинея чистой воды!
Его остановили… И вернули на старый маршрут. А Стрелку-8 отправили на переплавку…".
Ребята приуныли… Ха! Думаете все так пессимистично? Думаете, вся эта хрень написала под негативным влиянием Тети Кошки? Ну нет… Не дождетесь…
"… Однажды на Паровозик напала стая ворон. Он отбивался, как мог, включил пар, скорость. Как вдруг заметил, что недавно поставленная Стрелка-25 переключилась и ласково подмигнула ему. Это была новая стрелка, она походу не ведала о печальной судьбе Стрелки-8. Милая новая Стрелка-25 и даже пахнущая свежей смазкой. Моргнула так обнадеживающе… Это были такое условные знаки. Моргнешь два раза – спасибо. Один раз – предупреждение, что впереди инспектор своим прибором проверяет твои мысли, не хочешь ли ты свернуть, куда не положено.
И отбиваясь от черных ужасных ворон, Паровозик свернул. Пан или пропал! Главное – добраться до Главной Стрелки. Лучше на переплавку, чем такая житуха! Ему подмигнули, что впереди зеленая дорога. И он успел… И вырвался на другую, Западную ЖД! Там его подкрасили и оставили. Начальник депо договорился. Паровозик нашел себя, в конце концов. Он нашел друзей, таких самых Паровозиков, а главное – Пассажиров, которые его не обрисовывали, не совали мусор в щели, не ссали в тамбурах, не вырезали матерные слова на скамейках".
Воцарилась абсолютная тишина…
В полукорейских глазах Кислого мелькнуло любопытство, а Василь Васильич задумчиво пощипывал подбородок.
– Ты куда намылился? – спросил Ослик хитро.
– Не знаю… В Крым, может… С палаткой.
– Валяй, – одобрил Басня. – Мне тут добавить нечего.
– Тебя на Рябу не возьмешь, – согласился Кислый. – Дуй, брателло… Нормальная тема…
– Успехов, – пробурчал Василь Васильич, а на прощание отвел его в сторону и прошептал. – Кстати, ты меня почему-то не спрашивал, но я тебе скажу так: лучший Остап всех времен и народов – это Игорь Горбачев. Был такой телеспектакль… Давно… Еще в 1966…
… Домой его подбросил Ослик. От успеха и теплого салона он совсем расквасился и неожиданно для себя поделился своими бедами… Несостоявшийся генерал, впрочем, сразу же предложил помощь. У него от бабушки жены осталась квартира, ожидающая совершеннолетия дочерей.
– На каких условиях?
– Та какие условия?…Комунальные оплачивай и порядок поддерживай. Можешь косметический ремонт какой сделать.
– Лады… Приеду с Крыма – побазарим. Кстати, Саня, так кто все-таки лучший Остап, все забываю тебя спросить? И почему?
– Не знаю… Вообще-то я тут видел кино… Делиев его играет… Немецкий фильм, мне понравилось… Так, знаешь, гротескно… Такой Остап получился лиричный… мягкий… не такой нахальный, как мы к нему привыкли. Даже какое-то сострадание к нему испытываешь…
Пожав Ослику на прощание руку, он тут же ощутил стойкое отсутствие желания оказаться в египетских объятиях. Теплый июльский вечер, детишки на детской площадке колупаются, еще мамы не кричат "Вла-а-а-а-дик, домой! Па-а-а-а-а-ша, домой!" а взрослому мужику – в душную квартиру в плен к египетской кошке? На душе – как в бочке с капустой. Захотелось куда-то податься, с кем-то отвести душу… Пообщаться, обсудить свои дела, рассказать о своих планах…
И потоптавшись минут десять у подъезда, с тоской взглянул на свои наглухо закрытые окна и вдруг вспомнил, что бабы его сегодня празднуют день рождения Линды Ивановны и вернутся поздно.
Все. Надоело… Набрыдло воевать с глиняной кошкой, приелся телевизор… К черту кухня с канареечными занавесками…
И развернувшись на 180 градусов, со слегка склоненной набок головой, руки-в-брюки, он засеменил в близлежащее кафе "Элит" на берегу канала. Общественное заведение интерьером не порадовало: какие-то пузатые круглые диваны с пышными подушками, декорированные фиолетовыми балдахинами. Сквозняком пробежал на летнюю террасу, где как раз наоборот царила казарменная простота – безвкусные пластмассовые стулья, некрашеные деревянные столы, да и остальное – без изысков. Выбрав свободный столик непосредственно над водой, заказал пластиковому официанту с деревянным, ничего не выражающим лицом, 100 грамм коньяка и off-майонез салат "Под водочку".
Развалившись на жестком стуле с сигаретой в зубах, он устремил свой взгляд на противоположный берег, где оставшиеся пляжники нежились под последними лучами заходящего солнца. На душе все было неясно, смутно и расплывчато.
Наконец официант принес заказ и негнущимися руками аккуратно выставил на стол графин коньяка и тарелку с салатом. После первого же огненного глотка стала вырисоваться общая картина бытия. Кому звонить? Кто из друзей-товарищей сорвется и примчится поддержать компанию? Рассмотрелся вокруг. За соседним столиком справа на фиолетовой паркетной лавке расположились молодые ребята лет тридцати, по виду работяги. Двое из них (одетые в короткие темно-синие шорты из сатина) – достаточно невыразительные и довольно помятые. Третий выделялся жестким взглядом. Свернутый боксерский нос, но одет чисто. Как только вчера с магазина – джинсовые бриджи casual, модная футболка. И аккуратно стриженый, в отличие от своих товарищей с немытыми и давно нечесаными шевелюрами. "А не надо говорить, что ты ко мне за болгаркой пошел! Надо было просто сказать, что ты идешь ко мне", – хлестко и с оттенком презрения бросил боксер своему пожеванному товарищу.
За столиком слева – девушка. Совсем одна. Вероятно, ждет, когда к ней подсядут. Мятые товарищи изредка бросают ленивый взгляд в ее сторону в ожидании привычной инициативы в виде моргания или чего-то в этом роде. Девушка не очень красивая. Совсем простенькая… Бесцветная моль, а туда же… Зыркнула осторожненько из-под коротких ресничек в сторону лорда и вздохнула легонько…
Нет, не жди… Лорд не подсядет. И не подмигнет… Даже после полграфина коньяка. Рабоче-крестьянских историй наслушался предостаточно. Время жалости к невыразительным дурнушкам позади. Время стать переборчивым…
И перевел взгляд на восхитительный закат… Облака плотно сосредоточились на месте захода солнца, и по верхушкам темно-зеленой массы на горизонте сочно блестела оранжевая полоска, через которую проникали багряные лучи, бледневшие и распылявшиеся к краям. Не было желания не то, что моргать, а даже шевелиться…
Бесконечно бы созерцать эту красоту.
Жажда компании резко отпала. "Та по дороге в это гребаное кафе ты должен был поручкаться с десятком друзей! Ведь ты живешь в этом районе около 20 лет!" – рявкнул внутренний голос. "Надо разобраться… – попытался оправдаться перед самим собой. – Я же не возражаю… Я пытаюсь разобраться в самом себе…".
… В голове легкий шум, а полчаса сидения на жестком неудобном стуле со спутанными мыслями заглушили внутренний голос. Пляжники на противоположном берегу постепенно рассасывались, и только с десяток упорных все еще нежились на песочке, хотя солнце давно скрылось за горизонтом. К моли подсел пожилой солидный до лодыжек мужчина. Каждый думает, что обувь не сразу бросается в глаза и на ней часто экономят. Вот боксер не подкачал. На его ногах – светло-коричневые, как вчера купленные, кожаные сандалии. А этот, с седой шевелюрой, несколько старомоден, лысоват, сверкает желтыми металлическими коронками. Моль – не проститутка. Вероятно, из пригорода. Из какой-нибудь Жаболупівки. Разговаривают, впрочем, как вроде давно знакомы. Этот момент он пропустил. Оказалось, моль просто дожидалась своего спутника. Ошибся…
Тройка работяг сменилась добропорядочным семейством, переместившегося с противоположного берега в целях культурно поужинать. Глава фамилии – пузатый дядька в красных трусах, жена – колобок в черных вышитых шароварах. Худосочная дочь привычно схватила меню и принялась лихорадочно листать страницы. В итоге папa дежурно заказал пиццу с мороженым. Каждому. Минут через пять донеслись реплики: "Будешь плохо вести, не повезу на море!… пицца деревянная…утрись салфеткой"…
А моль со своим седовласым товарищем все еще монотонно обсуждают какие-то свои наболевшие вопросы. Причем больше наболело у седого. Уж так склонился над своей собеседницей, почти нависает над ней. Моль смущенно отстраняется, как будто стесняясь пошлых анекдотов. А может зубов с желтым напылением… Или упреков…
Из кафе послышалась живая музыка. Женский высокий голос затянул блюз на плохом английском под аккомпанемент саксофона. Вдруг почувствовал, что кто-то трется об ногу. Под столом обнаружился грязно-рыжий пушистый кот. Вытянув из остатков салата кусочек отварной курицы, он бросил его подальше в кусты, но скотина на еду не отреагировал, а побежал в сторону благополучного семейства. Там кошара запрыгнул на скамейку и протянул лапки на столик. "Чего я должна кушать с бездомным котом из одной тарелки?"- грымнула мамаша-колобок в сторону пластмассового официанта, пробегавшего мимо на своих негнущихся ногах.
Стемнело окончательно… Блюз сменился на шансон, вокруг – смех и веселье. Люди за столиками вокруг сменились, и синтетический официант подсадил к нему веселых тинейджеров с рюкзачками.
Тарелка опустела, а в голове пусто, как в космосе. Моль исчезла вместе со своим белоголовым спутником с желтыми зубами.
И только бездомный кот затаился в кустах…
А он все еще сидит, не расплачиваясь, в ожидании той единственной мысли, которая по его расчетам должна озарить ум подсказкой. Идея летала где-то рядом, но уловить ее мешали громкая музыка и постоянно снующий туда-сюда безликий официант…
* * *
… За пять минут до полуночи мать с дочерью вышли из маршрутки, усталые, но дико довольные. Кругом горели фонари, а возле супермаркета сверкала иллюминация. Как хорошо погостили!… И покушали славно… Линда Ивановна накрыла недурственный стол, она вообще вкусно готовит, всегда придумает какие-то новые блюда, салатики. Послушали новый альбом Стаса Михайлова. Повспоминали прошлые дни… Правда, обидно, что других подружек мужья позабирали на иномарках, а они своему папане звонили, звонили, но тот "поза зоною". Наверное, как всегда, дрыхнет после своего футбола. Ну да ладно… Прогуляются вечерком… Двор тоже освещен, из окон музыка играет, песни поют… Что ж, пятница… Люди гуляют…
… Благодушное настроение, впрочем, исчезло в дверях лифта. Из-за перегородки, за которой располагалась их квартира, доносился душераздирающе-пронзительный звук баяна. Ошеломленная Илонка, заикаясь, высказала явно неправдоподобное предположение, что веселье – у соседа Леши. Но тогда это конец света, потому что такого просто не может быть. Соседи 20 лет ведут себя тише всех мышей мира, и разве что грядущий апокалипсис мог заставить их пригласить в гости баяниста. Открыв опасливо двери своим ключом, мать с дочерью оторопело обменялись взглядами, учуяв запах валерьянки. Кому то плохо? Тогда почему музыка?
Праздничное настроение улетучилось окончательно и бесповоротно…
Кинувшись наперегонки в гостиную, мама с дочкой остановились в дверях, как вкопанные, и пред их очами развернулась следующая картина. В углу валялась опрокинутая навзничь, облитая валерьянкой египетская кошка, которую неистово облизывал какой-то ужасный, паршивый, хотя и довольно упитанный, лохматый рыжий кот. К ножке дивана притулилась недопитая бутылка коньяка, а с серванта за всем этим безобразием наблюдал Осирис со сложенными ручками, выглядевший, кстати, гораздо веселее, чем на своем обычном месте. И взирал египетский Бог прямо на Толяныча, который сидя в кресле, неистово наяривал цыганочку на наследстве незабвенного дяди Шуры. Распатланные и курчавые волосы его развевались, а старомодные очки от усердия сползли на нос. Сам же отец семейства, стоя спиной к дверям, упоенно потряхивал бубном… Одет он был в свои старые треники с вытянутыми коленками и в совершенно новую, неизвестно откуда взявшуюся, красную футболку со странной надписью:
ДА, ПОДВОЗЯТ
НЕТ, НЕ СТРАШНО
Металлические колокольчики бубна издавали удивительно чистый звук. Правой рукой хозяин дома ударил вдруг по мембране, и, потирая её, встряхнул инструмент с такой энергией, как будто значился, по меньшей мере, заслуженным артистом по игре в бубен, если таковые существуют. Растворившись в музыке, он нежданно-негаданно подпрыгнул и энергично стукнул в обод. Раз! Два! Три! И опять тихий звон серебристых колокольчиков нежно разлился по квартире.
– Давай, Толяныч! Жги! – раздался его необычно сиплый голос.
И внезапно заколотил локтем по мембране, потом об колено, опять локтем, об колено… локтем… об колено…
Разразилась реальная вакханалия. Перевернув бубен в воздухе, батька даже стукнул по нему носком ноги. И все это в такт нарастающей цыганочки.
Минут через пять баян пошел на декрещендо… Бубонист уловил замыслы своего товарища по ансамблю и неистово забарабанил пальцами… Левой рукой, которая держала бубен, он бил кончиками пальцев по мембране. На руках его можно было разглядеть длинные свежие царапины от кошачьих когтей.
Оторопелые женщины в который раз недоуменно переглянулись…
Но бубонист ничего этого не замечал. В своем танце он сгоряча присел, широко расставив колени и почти коснулся пятой точкой пола, как тут же выпрямился аки пружина, чуть не выпустив инструмент из рук. И схватив с журнального столика толкушку для картошки, снова бешено заколотил в бубен. В такт и совершенно слаженно. Довершал оркестр стук соседей по батарее. При этом облитая валерьянкой поцарапанная не меньше хозяина египетская кошка, беспомощно сверкала глазами, а рыжий осоловелый кот бесцельно мяукал куда-то в потолок. И только Осирис сохранял спокойствие, всем своим видом одобряя происходящее.
Внезапно танцор резко обернулся, как бы почуяв присутствие нежданных зрителей. И баян выпустил свой последний жалостливый звук.
Воцарилась гробовая тишина, длившаяся впрочем, недолго.
– Шут гороховый! – металлическим голосом отрезала Тася и невозмутимо удалилась.
Оставшиеся трое смотрели друг на друга, как вроде виделись в первый раз в жизни. Илонка со слезами на глазах смотрела в окно… Она плакала?… Доця, родненькая… Она плакала!… К горлу бубониста подкатил мокросоленый ком… Это его дочь… Его!… Надо что-то сказать. И глазами он попросил Толяныча прервать молчанку. Но дружбан, вжавшись в кресло, только открыл рот и, немного выдвинув нижнюю челюсть, лишь покачал влево-вправо головой прям, как Безруков в "Бригаде". Что совсем ему не шло, кстати сказать.
… А пауза все тянулась и тянулась… Дочка глазами, полными слез как-то светло смотрела в темное окно мимо всех присутствующих. Носик ее чуть вздернулся, а глаза излучали мягкий свет. Хотя и непонятно было, смешно ей или грустно.
Наконец, она усмехнулась и произнесла с легким всхлипом:
– Папа, ты приседал как Guano Apes…