"Все!" – выдохнул Анатолий и воспрял духом, забыв про мобильный. Но ровно через минуту испытал странное чувство тоски, которая надавила на плечи, сгорбила и заставила заглянуть в спальню, где досыпала, как он думал, последний час перед звонком будильника Аня.
Каково же было удивление Гольцова, когда прямо перед собой он увидел абсолютно пустое супружеское ложе: Анны в комнате не было! "Черт!" – выдохнул Толя и подошел к кровати, чтобы потрогать рукой девственно ровное покрывало. "Ну и где она?" – Гольцов почувствовал себя брошенным и тупо уставился на окно, как будто от того зависело, услышит он ответ на свой вопрос или нет. Вскоре изумление сменилось молниеносно нарастающей тревогой, и Анатолий бросился к оставленному в прихожей сотовому, но, кроме пропущенных звонков от Мельниковой, не обнаружил ничего, что проливало бы свет на исчезновение жены.
"Может, теще позвонить?" – озадачился Толя, но вовремя одумался: сигнал об исчезновении Ани мог обернуться для пожилой женщины неотложкой. "Или Игорю?" Сыну звонить было страшно: вдруг и правда что-то случилось? "Да что могло случиться?! – успокаивал себя Гольцов. – Если что-то и в самом деле, наверное, давно бы сообщили. Не в лесу же живем!"
То, что не в лесу, стало ясно тут же, как только Анатолий набрал номер жены и услышал знакомую трель в комнате Игоря.
– Ты что? С ума сошла?! – набросился он на плохо соображавшую со сна Анну.
– Это ты мне звонишь? – удивилась та и уставилась на мужа, как на привидение.
– Представь себе, – огрызнулся Анатолий и присел на кровать: – Захожу в спальню, а жены след простыл. Даже не знал, что и думать!
– Да что ты говоришь! – Анна тоже была не в духе. – Зато у меня никаких сомнений: захожу домой и безошибочно по сгустившемуся амбре определяю, где находится мой муж.
– Ну и что?! – пробурчал Гольцов. – Это же не повод, в комнате сына прятаться.
– Я не пряталась, – возразила ему Аня и отвернулась, ей показалось, что предательски покраснело лицо. – Можно я досплю?
– Можно, – буркнул успокоившийся муж и рискнул прилечь рядом.
– Куда?! – взбрыкнув, показала на дверь Анна.
– Я соскучился, – пожаловался Гольцов.
– А я нет! – рявкнула Аня и повернулась к супругу спиной.
– А чего ты так поздно вчера? – никак не унимался Толя, словно у него открылось второе дыхание.
– А ты? – Жена по-прежнему не поворачивалась к нему лицом.
– Я не поздно, Анют. Я в половине восьмого уже был дома. Можешь у Игоря спросить, он подтвердит.
– Я знаю, – вздохнула Анна и, глядя на мужа через плечо, взмолилась: – Гольцов, ну будь человеком, уйди к себе. Дай поспать, в конце концов.
– Какой смысл? – со стороны могло показаться, что Анатолию нравилось мучить Анну: – Все равно через полчаса зазвонит будильник.
– А я его на половину седьмого поставлю…
– Кто рано встает, тому бог подает, – не вовремя пошутил Гольцов и еле успел схватить брошенную в него Аней плюшевую зеленую жабу, на груди которой черным фломастером было написано: "ЛЕНА". – Ты видела? – тут же поинтересовался Толя и протянул жабу обратно.
Анна расплакалась.
– Анют, – обомлел Гольцов, – ты чего?! Так спать хочешь?
Аня не ответила ни слова и зарылась лицом в подушку.
– Ну хочешь, – заметался Анатолий, – я тебе кофе сварю? Сначала смолю. А потом сварю. Как ты любишь, в джезве. А может, не ходи на работу?! Бог с ней, с твоей работой. Этот придурок Вергайкин вообще вас за людей не считает, до полуночи держит. Увольняйся, на хрен, и все! – развыступался Анатолий, войдя в образ защитника униженных и оскорбленных. – Проживем на мою зарплату. Что нам, Ань, не хватит, что ли? Ты посмотри, на кого ты похожа? Уже в одежде спишь, не раздеваясь, как солдат в окопе. Господи, – запричитал Гольцов, – бедная ты моя женщина! Уставшая! Измученная!
Он рыпнулся поцеловать Анну в плечо, но теперь вместо броска жабой, получил ногой в колено. Наконец-то Анатолий понял, что жену лучше оставить в покое.
– Истеричка! – пробормотал он чуть слышно и аккуратно прикрыл дверь.
– Придурок! – прошипела под нос Аня и уставилась перед собой, внимательно разглядывая сидевшие вдоль стены мягкие игрушки сына. "Надо же, – мысленно улыбнулась Анна, – парню двадцать третий год, а он до сих пор рассаживает зверушек на кровати! Детский сад, ей-богу". "Просто они для него памятны", – тут же нашла достойное оправдание сыновним слабостям Аня и закрыла глаза. Ей не хотелось думать об Игоре, не хотелось о муже. Бравин не шел у нее из головы.
Анна мысленно перебирала эпизод за эпизодом вчерашнего дня. Странный разговор в столовой. Ночные бдения возле Администрации. Страх, который она испытала, обнаружив, что в машине Руслана Викентьевича заблокирована дверь с ее стороны. Раздражающая нерешительность Бравина. Непристойное, как ей показалось, предложение поехать в гостиницу… "Надо было соглашаться", – вдруг честно призналась себе Гольцова и с силой сжала ноги, почувствовав нарастающее возбуждение. Сна больше не было ни в одном глазу.
"Так дело не пойдет", – пожурила себя Аня. И вместо того чтобы сосредоточиться на чем-то, что могло бы отвлечь ее от "дурных" мыслей, закрыла глаза и "прокрутила" перед собой все заново, не забывая "остановиться" на особенно пикантных моментах, от воспоминания о которых внутри все сжималось, а потом ухало вниз живота.
"Должно быть, я – сексуально озабоченная", – почти с удовольствием вынесла себе приговор Анна и зачем-то понюхала свои запястья, потом провела ладонью по шее и снова понюхала: ей не переставало казаться, что пахнет Бравиным, чужим мужчиной, и было неловко лечь в постель, которую она делила с законным мужем, в чьей верности никогда не сомневалась. "Кто бы мог подумать!" – неожиданно развеселилась Аня, всегда мнившая себя сильным звеном их с Анатолием брака. Ей, можно сказать, даже нравилось ощущать себя этакой роковой женщиной, увлекаемой страстью в пучины соблазна.
Пытаясь почувствовать себя в этой новой роли, Анна встала с кровати и с удовольствием потянулась. Хочешь – верь, хочешь, не верь – но жизнь сегодня показалась ей гораздо интереснее. Аня подошла к зеркалу, оправила на себе одежду, снять которую вчера просто не хватило сил, и с пристрастием уставилась на свое отражение. Как ни крути, она себе нравилась, хотя взыскательный взгляд с легкостью мог бы отыскать массу изъянов в виде четко обозначившихся носогубных складок, опустившихся вниз уголков губ. Да что греха таить, глядя на себя со стороны, Анна не испытывала никаких иллюзий – сорок три года, и точка. "Ну и что! – замахнулась Гольцова на зеркало: – Сколько есть, все мои. Главное – не больше!"
Словно в подтверждение ее мыслей жизнерадостно заверещал будильник, напомнивший о том, что, невзирая на вчерашние события, выход на работу никто не отменял. Да Анна и не согласилась бы остаться дома ни за какие коврижки: больше всего на свете ей хотелось увидеть Руслана Викентьевича, на лице которого, Аня в это верила, обязательно должно быть написано, что будет дальше.
"Бу-у-удет все, что ты за-хо-о-чешь…" – не попадая в ноты, провыл за дверью Гольцов и ударом ноги распахнул ее. "Бу-у-удет мир для нас дво-и-и-х…" В руках у свежевыбритого и благоухающего одеколоном Анатолия был поднос с завтраком.
– Кофе в постель! – объявил он и разочарованно уставился на направившуюся ему навстречу жену. – Ань, ты куда? Я вообще-то старался…
– Я вижу, – чмокнула его по ходу Анна и направилась в ванную.
– А давай я с тобой! – в надежде на взаимность предложил Гольцов и засуетился, не зная, куда деть этот злополучный поднос с завтраком.
– А давай не надо, – бросила ему через плечо Аня и закрылась в ванной.
– Пусти-и-и… – взмолился Анатолий, поставил поднос на пол и забарабанил пальцами по двери. – Я выбритый и трезвый. Слышишь?! – прокричал он. – Гладко выбритый и абсолютно трезвый.
– Мне все равно, – донеслось до Гольцова свозь шум воды из-за запертой двери.
– Знала бы ты, – усмехнувшись, проронил отверженный супруг и, остановившись возле зеркала в прихожей, с любопытством посмотрел на собственное отражение. И, что удивительно, впервые в жизни Толя Гольцов не нашел в нем никаких очевидных недостатков в виде оттопыренных ушей, длинного носа и неразвитой мускулатуры. Напротив, прямо на него уверенно смотрел седовласый мужчина, чем-то похожий на персонажа рекламы "Кэмел". Заметив сходство, Анатолий поднес к губам воображаемую сигарету, натурально затянулся и, выпуская изо рта несуществующий дым, брутально прищурился и с особой нежностью подумал о Жанне, в этот момент с ненавистью наблюдавшей за сборами супруга в бассейн.
– Вот скажи, Колян, – ехидно поинтересовалась Жанна, – куда ты прешься ни свет ни заря?
– На первом сеансе самая чистая вода. – Николай Николаевич не поддавался на провокации жены и продолжал спокойно складывать вещи.
– Кран включи, там тоже чистая вода, – тут же нашлась Жанка и, продефилировав мимо мужа, забралась с ногами на табурет, придвинутый к барной стойке: – Кофе налей…
Мельников безропотно прервал процесс сборов и занялся приготовлением кофе. Для этого он достал ручную мельницу, чтобы по правилам, высыпал в нее горсть зерен и начал вращать неудобную ручку.
– И долго ты так мудохаться собираешься? – поддела мужа Жанка и даже не догадалась соединить полы распахнувшегося халата, выставив на обозрение все, что женщины обычно скрывают за эротичными кружевами. Опустив вниз голову, Мельникова походя сообщила: – Надо снова эпиляцию делать, все отросло.
Николай Николаевич даже не повел ухом.
– Ты, че? Не слышишь меня, Колян? – Жанна соскользнула с табурета и подлетела к супругу. – Дай сюда, – рванула она из его рук мельницу и стала показывать, как надо молоть. – Вот так, Коля, надо. С усилием, быстро, чтоб хруст был слышен!
– Я так и делаю, – невозмутимо отметил Николай Николаевич и вновь овладел мельницей. – Подожди немного.
– Собирайся лучше в бассейн. – Жанка махнула рукой и достала банку с растворимым кофе. – И кстати, Колян, тебя что, жаба душит машину мне купить?
– А разве я тебе ее не купил? – недобро улыбаясь, уточнил Мельников, имея в виду дорогой "Пежо" небесно-голубого цвета. Как уверяла Жанна, "под цвет ее глаз".
– Ну и покажи, где она?
– Там, – кивнул в сторону окна Николай Николаевич и наконец-то убрал эту злополучную мельницу, потому что жена, неожиданно быстро сменив приоритеты, уже заливала в огромную бадью с растворимым кофе третью по счету порцию сливок. – Кофе в таких количествах не пьют, – назидательно произнес Мельников и протянул руку к четырехсотграммовой Жанкиной кружке.
– Лапы убери! – рявкнула та и снова взгромоздилась на табурет. – Будет у меня сегодня утро или нет, Колян?! Давай сваливай в свой бассейн.
– Ты бы тоже могла заняться плаванием. – Николай Николаевич упорно гнул свою линию.
– Зачем? – чуть не поперхнулась Жанна.
– Ну для чего-то же ты делаешь эпиляцию? – уколол жену Мельников.
– Ну почему "для чего-то же"? – прищурилась Жанка. – Может, "для кого-то же"?
– Ну и "для кого-то же"? – побагровев, повторил Николай Николаевич.
– Для тебя, Колян, – осклабилась Жанна. – Чтоб ты смотрел и получал удовольствие. – Нравится? – Она бесстыдно расставила ноги, не выпуская при этом кружку с кофе из рук.
Мельников не удостоил жену ответом.
– Конечно, нравится, – сделала неожиданный вывод Жанка. – Только у тебя, Колян, знаешь, как говорят: "Око видит, да зуб неймет". Иди уже, плавай, укрепляй здоровье.
– Движение – это жизнь, – с видом первооткрывателя изрек очередную банальность Мельников и устремился к дивану, на котором была разбросана вся его плавательная амуниция.
– Конечно, Колян, – язвительно поддержала его жена. – Двигайся, котик. Туда-сюда, туда-сюда, – похабно улыбаясь, зачастила она, а потом сразу стала серьезной и с неприкрытым раздражением посмотрела на мужа. – Давай, Коля, шевели ластами.
Отвечать Мельников не стал, сосредоточенно раскладывая по пакетикам плавки, шапочку, очки, шампунь, мочалку…
– И не клади мне свое плавательное барахло на кожаный диван! – взвизгнула Жанна и, соскочив с табурета, как фурия, пронеслась мимо мужа в спальню, дверь которой зачем-то закрыла на ключ.
– Хорошего дня, – жалобно произнес Мельников и застегнул молнию на сумке. – Слышишь?
В ответ из спальни не донеслось ни звука. Что и понятно, потому что в этот момент Жанна стояла, уставившись в окно, за которым Гольцов усаживал в машину Анну. "Посмотри!" – взмолилась Мельникова. "По-смот-ри!" – снова и снова повторяла она, не отрывая взгляда от соседа. И Гольцов "послушался" и на мгновение поднял голову, скользнув взглядом по знакомым окнам, и тогда Жанка рывком отодвинула штору и помахала ему. Анатолий сделал вид, что не заметил ее приветствия и быстро нырнул в машину. Утро, поверила Мельникова, обещало быть добрым.
В том, что Жанна обязательно позвонит или как-то даст о себе знать, Гольцов теперь не сомневался ни минуты, поэтому с опаской поглядывал на телефон, пока не подающий признаков жизни. "Главное, – взмолился Анатолий, – чтобы это произошло не в Анином присутствии".
– Ты какой-то напряженный, Толя, – миролюбиво отметила Аня и посмотрела на мужа: все было как обычно, но тем не менее между супругами словно выросла незримая стена, вдавившая каждого в свое кресло. "Ничего удивительного! – тут же определила природу своих ощущений Анна. – Я вчера чуть было не изменила мужу".
– Ничего удивительного, – произнес Гольцов и, спасая ситуацию, промурлыкал: – Ты отказала мне два раза, не хочу, сказала ты!
– Вот такая вот зараза, девушка моей мечты! – подхватила за мужем Аня и рассмеялась: – Не злись, Толик. Я была не в форме.
– Обычно по утрам, – напомнил ей муж, – ты в форме всегда.
– Утро на утро не приходится, – нахмурилась Анна и, бросив взгляд на мобильный мужа, валявшийся рядом с рычагом коробки передач, заметила, что засветилось табло. – По-моему, у тебя эсэмэс. Посмотреть от кого?
– Не надо, – как можно спокойнее ответил Анатолий. – Целый день проведем порознь, давай не будем отвлекаться на всякую ерунду.
– Одно другому не мешает, – Аня потянулась было за телефоном, но взять его не успела, потому что Гольцов резко дал по тормозам: – Что случилось? – напугалась Анна и тут же забыла про мобильный.
– Кошка, – моментально нашелся Анатолий и шумно выдохнул. – Ну не могу я их давить, Анют, ты же знаешь!
– Я чуть голову о панель не расколотила, Гольцов!
– "Чуть-чуть" не считается, – не к месту пошутил супруг, а Аня раскипятилась:
– Ты как-нибудь нас из-за своих кошек и воробьишек угробишь, Толя. Тебе сколько и Иван Дмитриевич, и Николай Николаевич говорили: "На дороге есть только люди. Все остальное – это помеха движению".
– Ань, не начинай, – буркнул Гольцов и плавно перестроился в другой ряд.
– Хорошо тебе говорить, – никак не могла успокоиться Анна. – С разбитой башкой на работу я бы явилась.
– Ну ведь ничего же не случилось, – начал оправдываться Анатолий.
– Сегодня – нет, – назидательно подвела итог Гольцова и подняла указательный палец: – А вот завтра, – она сделала глубокомысленную паузу, – может произойти все что угодно.
– Типун тебе на язык, Анют, – проворчал суеверный Анатолий Иванович и неожиданно для себя покраснел.
– Ты чего? – Тон жены тут же изменился.
– Не знаю, – пожал плечами Гольцов и уставился на дорогу, избегая смотреть жене в глаза. – Как-то мне не по себе…
– Может, – напугалась Аня, – в больницу?
– Не надо, – тут же отказался Анатолий. – Как будто давление подскочило.
– Из-за кошки?!
– Да кто его знает из-за чего, – Гольцову не хотелось врать. – Наверняка после вчерашнего.
Вспомнив про "вчерашнее", Анна насупилась:
– Пить, Толя, надо меньше. Тогда и давление будет в норме.
– Да ладно… – усмехнулся Анатолий и, паркуясь во дворе Администрации, добавил: – Напряжение надо снимать вовремя. Вот и все.
– Это ты про что? – не сразу поняла Аня.
– Это я про утро…
– То есть я виновата? – Анна чуть не поперхнулась от возмущения.
– Конечно. – Тон Гольцова стал шутливым. – Шерше ля фам.
– Вот и ищи себе ля фам… – буркнула Аня и открыла дверцу.
– Подожди, я руку подам, – заторопился Анатолий Иванович, но вместо ответа услышал долгожданный звук громко хлопнувшей двери.
Оказавшись в одиночестве, Гольцов шумно выдохнул и схватился за телефон: так и есть, рядом со значком эсэмэс значилось: "Жанна Мельникова". Нажав на иконку, Анатолий несколько раз прочитал одну и ту же фразу: "Я думаю о тебе". "Я тоже", – мысленно ответил Гольцов и медленно тронулся с места, не выпуская из руки сотовый.
Жанна знала, что делала. Обычно назойливая во всем, что касалось ее прямых интересов, она вдруг притаилась и замолчала. Но это не означало, что она исчезла из поля внимания Анатолия Ивановича, наоборот, она утвердилась в нем, заняв центральное положение.
На протяжении всего дня Гольцов периодически доставал сотовый и перечитывал текст эсэмэс, отгоняя от себя настойчивое желание послать в ответ то самое "Я тоже".
"Зачем?" – останавливал он себя и, прикрыв глаза, замирал в рабочем кресле, пытаясь воскресить в памяти те незабываемые ощущения, которые испытал, глядя на обнаженную Мельникову. Анатолия обуревали противоположные по заряду чувства. С одной стороны, ему хотелось стереть все, что связано в его сознании с взбалмошной Жанкой, в том числе и эту злополучную эсэмэс. С другой – всякий раз, нажав на значок "удалить", он отменял команду и перечитывал снова и снова: "Я думаю о тебе", "Я думаю о тебе", "Я думаю…"
К обеду желание напомнить Жанне о своем существовании овладело им окончательно, и чтобы справиться с собой, он позвонил по рабочему номеру жены и пригласил Анну Викторовну Гольцову к телефону.
– Анна Викторовна на обеде, – сообщила ее секретарь и весело поздоровалась, узнав мужа начальницы по голосу: – Здравствуйте, Анатолий Иванович. Может быть, что-то передать?
– Передайте ей… – промямлил Гольцов, пытаясь на ходу придумать, что именно, но так и не смог сформулировать ничего стоящего и отменил просьбу: – Ничего, Вика, не передавайте. Я перезвоню ей на сотовый.
– Как скажете, Анатолий Иванович, – моментально отреагировала Вика и предупредила: – Только звоните где-нибудь через полчаса, Анна Викторовна оставила телефон в кабинете.
Отключившись, Анатолий набрал телефон сына.
– Ну и как ты провел сегодняшнюю ночь? – кашлянув, поинтересовался он у Игоря, чем привел сына в замешательство, потому что обычно отец вел себя более чем тактично.
– В смысле? – не понял Игорь.
– В смысле, я тебя как мужик мужика спрашиваю, – объяснил свой интерес Анатолий.
– Пап, ты чего?
– Ничего. Могу я у своего взрослого сына поинтересоваться, как строятся его отношения с женщинами? Может быть, тебя что-то не устраивает? Или ты бы хотел что-нибудь для себя уточнить, по-мужски, так сказать…
– Если что, я в курсе, что детей находят не в капусте, – попробовал отшутиться Игорь, не понимая природы отцовской откровенности.