- Ее назвали не в честь Тони. Это еще один идиотский миф, пригрезившийся журналистам. - И добавил: - Послушай, Дуглас, если ты намерен продолжать в таком же циничном и враждебном тоне, уж не знаю, стоит ли нам здесь задерживаться.
- Для начала, я не совсем понимаю, зачем мы вообще встретились, - парировал Дуг. - Зачем ты пригласил меня сюда?
И Пол попытался объяснить. Мальвина, сказал он, твердит ему, что для улучшения имиджа в СМИ необходимо культивировать дружбу с востребованными журналистами. А что может быть естественнее, чем возобновление знакомства с человеком, который заслужил репутацию одного из самых влиятельных политических комментаторов и который являлся столь важной фигурой для Пола в школьные годы, в те далекие, незапамятные и трогательно невинные времена, что пришлись на конец 70-х?
- Но в школе мы друг друга терпеть не могли. - С профессиональной ловкостью Дуг указал на единственное слабое звено в выкладках Пола.
- Что-то не припомню. - Пол удивленно наморщил лоб. - Разве?
- Именно. Начнем с того, что тебя все терпеть не могли, - это уж ты должен помнить.
- Правда? Но почему?
- Потому что мы все считали тебя маленьким вонючим консерватором.
- Ладно, допустим. Но ведь в этом не было ничего личного. А значит, мы опять можем стать друзьями, как и двадцать лет назад.
Дуг почесал затылок. Он был искренне озадачен направлением, которое приняла беседа.
- Годы тебя мало изменили, Пол, ты все такой же странный. Что значит "друзьями"? Как мы с тобой подружимся? И что это будет за дружба?
- Ну… - Ответ Пол припас заранее. - Мальвина, кроме всего прочего, выдала вот какую идею: у нас с тобой дети примерно одного возраста, и мы могли бы их познакомить - а вдруг они захотят вместе играть?
- Давай-ка уточним. Твой медийный консультант предлагает нашим детям вместе играть? В жизни не слышал подобной дичи.
- Это не дичь, - возразил Пол. - Знаешь, сейчас у нас с тобой куда больше общего, чем раньше.
- Например?
- Например, политические убеждения. Мы находимся по одну сторону баррикад, верно? Мы оба согласны, в общем и целом, что процветанию Британии и ее народа более всего способствует деятельность Лейбористской партии.
- С чего ты взял, что я с этим согласен? Ты что, никогда не читал моих газетных статей?
- Да, знаю, иногда ты настроен критически…
- Иногда?.. - поперхнулся Дуг индийской лепешкой с маринадом, разбрызгивая по скатерти недожеванные крошки.
- Но в главном я все же прав. Ты, как и я, полностью поддерживаешь базовые принципы и идеалы новолейбористской революции. Правильно?
- Может, я и поддержал бы эту революцию, - проворчал Дуг, - если бы сумел разобраться, что это за хрень такая.
- А сейчас ты просто выпендриваешься, - обиделся Пол.
- Ничуть. - Разгорячившись, Дуг жестом отослал официанта, топтавшегося у их столика, и продолжил: - Каковы эти твои базовые принципы, Пол? Поведай мне. Я сгораю от любопытства. Ей-богу.
- Ты спрашиваешь о моих личных принципах? Или о партийных?
- О тех и о других. А разве это не одно и то же?
- Гм… - Впервые за вечер Пол не знал, что сказать. Помявшись секунду, он произнес: - Зря ты отослал этого парня. Я собирался сделать заказ.
- Не уходи от вопроса. Пол поерзал на стуле.
- Послушай, Дуг, ты требуешь, чтобы я свел очень широкий и очень сложный спектр принципов к некой элементарной формуле, но это нелегко…
- "Третий путь", - подсказал Дуг.
- Что?
- Пресловутый "третий путь". Вы постоянно о нем трезвоните. Что это такое?
- Что это такое? - переспросил Пол.
- Да.
- Ты, собственно, о чем?
- Я о том, что это такое? По-моему, очень простой вопрос.
- Честное слово, Дуглас, - Пол промокнул губы салфеткой, хотя он пока еще ничего не ел, - у меня складывается впечатление, что ты бываешь очень наивным.
- Что такое "третий путь"? Можешь наконец ответить?
- Хорошо. - Пол опять поерзал на стуле, затем выпрямился, затем побарабанил пальцами по столу. - Это своего рода альтернатива. Альтернатива стерильной, затертой до дыр дихотомии правизны и левизны. - Он взглянул на Дуга в надежде на какую-нибудь реакцию, но тот оставался невозмутим. - Я считаю, это очень здравая мысль.
- Звучит и впрямь здорово. Именно это мы отчаянно искали долгие годы. А вы, ребята, управились за одни выходные, если не ошибаюсь. Что вы предъявите публике после следующего очередного съезда партии? Философский камень? Ковчег завета? Что там завалялось у Тони за диваном в Чекерсе?
На миг почудилось, что Пол вот-вот разозлится. Но он лишь спросил:
- Так наши дети будут играть вместе или нет?
- Да пожалуйста, - рассмеялся Дуг. Поймав взгляд официанта, он подозвал его кивком. - И знаешь, почему я согласился? Потому что, сдается мне, очень скоро ты попадешь в историю, в такую офигительно скандальную историю… И я хочу быть рядом, когда это произойдет. Так-то вот. Это единственная причина.
- Причина не хуже других, - пожал плечами Пол. - И кстати, она доказывает мою правоту. - Когда Дуг изумленно воззрился на него, Пол пояснил: - Все же у нас с тобой есть кое-что общее - амбиции. Ты ведь не хочешь прозябать на одной и той же работе всю свою жизнь?
- Скорее нет, чем да, - ответил Дуг. - Но маленькая пташка на крыльях принесла: мне определенно светит повышение.
Достигнув в конце концов некоторого взаимопонимания, они перешли к более насущной проблеме - заказу блюд.
* * *
Домой, в Кеннингтон, Пол вернулся в начале двенадцатого. В будни он жил в этом лондонском районе, в квартире на третьем этаже реконструированного старого дома, за несколько кварталов от Овальной крикетной площадки. То есть четыре ночи из семи Сьюзан и Антония проводили одни в их загородном доме - перестроенном амбаре в полудеревенской глуши избирательного округа в Мидлендсе, от которого Пол баллотировался. Такое положение вещей хотя и вызывало у Пола угрызения совести - иногда (дом стоял на отшибе, и он знал, что Сьюзан пока не удалось завести друзей по соседству), но в целом вполне его устраивало. По сути, он жил холостяком, но с преимуществом в виде страховочной сетки, роль которой играла любящая семья, в чьих объятиях Пол и спасался, когда чувствовал себя измотанным или одиноким. Расклад лучше не придумаешь.
У Сьюзан ключа от лондонской квартиры не было. Однако дня три назад Пол заказал копию ключа и отдал его Мальвине. Она не проявила никаких эмоций, лишь спросила, зачем он ей. "Мало ли, вдруг понадобится", - небрежным тоном обронил Пол и поцеловал ее в щеку, в третий раз за все время их знакомства. Как и раньше, она не отпрянула от поцелуя, но и не вернула его. Пол не мог понять, как она относится к таким жестам - поцелуям, дареному ключу, да и сам он, если на то пошло, толком не знал, что он под всем этим подразумевает. Он пока не понял, насколько его тянет к Мальвине и какую роль это влечение сыграло в решении нанять ее на работу. Тем не менее влечение было не выдумкой, оно все больше определяло его поведение в последние дни, хотя он отказывался это признать. По складу своего характера Пол предпочел бы переложить ответственность за свои действия на чужие плечи, чтобы беззаботно качаться на волне страсти, которую поднимет кто-то другой. Короче говоря, он ждал, что Мальвина совершит поступок, в общем ей не свойственный, а именно бросится ему на шею.
Поэтому, когда Пол отпирал дверь квартиры, по его спине бежали мурашки: с тех пор как он отдал ключ Мальвине, он каждый раз смутно предвкушал событие, которое мысленно окрестил "встречей в духе Джеймса Бонда". Ему мерещилась сцена вроде тех, что бесконечно мелькают в фильмах об агенте 007: поздней ночью в далекой экзотической стране герой возвращается в гостиничный номер, включает свет - а его кровать уже занята обнаженной femme fatale; она лениво потягивается под простынями, томным мурлыканьем приглашая присоединиться к ней. Воображая себя счастливчиком - особенно когда фантазию подстегивал алкоголь, - наделенным почти таким же непобедимым сексуальным магнетизмом, как у легендарного персонажа Яна Флеминга, Пол продолжал надеяться, что рано или поздно нечто подобное с ним непременно случится.
Сегодня, однако, его опять ждало разочарование. В спальне, как ни странно, Мальвины не оказалось, а когда он послал ей сообщение с вопросом, где она и что делает, ответа не последовало. Ничего не оставалось, как позвонить Сьюзан и терпеливо выслушивать пространное повествование о событиях за день, а прощаясь, попросить жену поцеловать Антонию за него. Затем, поразмыслив и решив, что обед с Дугом прошел куда более успешно, чем можно было ожидать, довольный собой Пол крепко уснул.
25
Чуть более двух недель спустя, в среду днем, 15 марта 2000 года, улицы Бирмингема запестрели выпуском "Вечерней почты" с жирным заголовком на первой полосе - "УДАР В СПИНУ".
Статья под заголовком содержала удручающие сведения. В ней говорилось, что немецкая "БМВ", владеющая автомобилестроительной фирмой "Ровер", избавляется от этого актива, в результате чего на заводе в Лонгбридже, находящемся в пригороде Бирмингема, ожидаются массовые сокращения. Новость прозвучала неожиданно: ведь еще совсем недавно все думали, что будущему завода ничто не угрожает - благодаря прошлогоднему правительственному гранту в 152 миллиона фунтов и неоднократным заверениям руководства "БМВ", твердо обещавшего удержать испытывающее трудности предприятие на плаву. Депутат парламента от Нортфилда, лейборист Ричард Бэрден, живо отозвался на эту новость. В статье приводили его слова: "Отклонившись от уже утвержденных планов по Лонг-бриджу, "БМВ" утратит доверие населения. Это как гром среди ясного неба. Это опасные игры с судьбами 50 тысяч людей, которым завод в Лонгбридже дает работу. "БМВ" заключило двустороннее соглашение с британским народом. И обе стороны должны выполнять свои обязательства".
На следующий день, ближе к вечеру, Филип Чейз вырубил свой компьютер в редакции газеты "Бирмингем пост" и отправился в Лонг-бридж, чтобы лично прощупать настроения рабочих и местных жителей. Его коллеги по отделу бизнеса еще утром улетели в Мюнхен на пресс-конференцию менеджеров "БМВ". Сообщения, которые они слали, приобретали все более мрачный оттенок. Выходило, что даже производство "лендроверов", самого престижного достояния империи "Ровер", будет прекращено. Что до завода в Лонгбридже, то о его покупке подумывает небольшая венчурная фирма под названием "Алхимия и партнеры", уже объявившая о своих планах уволить большую часть рабочих, оставив ровно столько человек, сколько необходимо для штучного выпуска эксклюзивных спортивных автомобилей. Заводские площади будут почти полностью реконструированы; возможно, на них построят жилье. Возникал вопрос: кто захочет и впредь жить в окрестностях Лонгбриджа с исчезновением производства-кормильца?
В тот день у Южных ворот особого скопления народа не наблюдалось. Дул пронзительный мартовский ветер, стальное серое небо вспухало облаками, и горстка закончивших смену рабочих, внимание которых Филипу удалось привлечь, говорили почти одно и то же: они "в бешенстве" или "в отчаянии", эти "немецкие сволочи" нанесли им "удар под дых". Словом, за пять минут Филип получил все, что ему надо было для написания материала, - высказывания рабочих, пусть даже он мог и сам их сочинить, не вставая из-за редакционного стола. Однако уезжать не хотелось. Филипа не покидало ощущение, что здесь и сейчас творится история, - разумеется, печальная и невзрачная история, но все же имело смысл понаблюдать за происходящим, чтобы потом перенести свои свидетельские показания на бумагу. Спасаясь от пронизывающего холода, Филип закутался поплотнее в плащ и двинул пешком вверх по Бристольскому шоссе. Немного не доходя до конечной остановки 62-го автобуса, он свернул направо, к пабу "Старый заяц и псы". Толкнув дверь, Филип сперва не узнал заведение: с тех пор как он был здесь в последний раз, хозяева сменили интерьер, желая привлечь клиентов из среднего класса, и вместо старинных дубовых просторных столов и тусклых, едва горящих, ламп Филип увидел маленькие уютные столики, книжные полки вдоль стен и камины в каждом углу, пылающие фальшивыми дровами.
В один такой угол набилась компания из двух десятков мужчин; негромко, но с нескрываемой злостью они обсуждали последние известия из Мюнхена. Филип подошел к ним, назвался. Как он и ожидал, многим из них его имя оказалось знакомо, а те, кто его не знал, были только рады поговорить с журналистом местной газеты. Очень скоро речь зашла об откликах в СМИ и реакции Лейбористской партии на разразившийся кризис; в адрес Ричарда Бэрдена, успевшего чуть ли не первым прокомментировать события, было сказано немало добрых слов. И тут кто-то произнес:
- А как там Тракаллей?
- Кто? - хором переспросили с полдюжины человек, сидевших за столиком.
- Пол Тракаллей. Что он об этом говорит?
- Его избирательный округ далеко отсюда.
- Да, но он ведь местный парень. Вырос здесь. Я еще помню, как его папаша работал на заводе. Что он-то говорит?
- Сейчас выясним. - Филип вынул свой мобильник. - Я ему позвоню.
Он нашел номер Пола в памяти телефона и нажал на кнопку. На четвертом или пятом гудке ответил женский голос. Филип представился журналистом из "Бирмингем пост", который когда-то учился в школе вместе с депутатом Тракаллеем; после короткого замешательства его соединили.
- Мне вдруг стало любопытно, - сказал он Полу, - какова твоя реакция на вчерашние известия из Бирмингема.
Паб стих. Мужчины за столиком, подавшись вперед, пытались расслышать ответ Пола. Выражение лица Филипа поначалу было нейтральным, а потом озадаченным.
- Правильно ли я тебя понял, Пол? - спросил он, прежде чем отключиться. - Ты говоришь, что приветствуешь эти перемены? - На том конце раздалось еще несколько слов, прозвучавших громче и решительнее, после чего Филип несколько растерянно закончил: - Хорошо, Пол. Спасибо за комментарий. Удачи тебе сегодня вечером. Пока.
Захлопнув крышку мобильника, он положил телефон на стол перед собой и сдвинул брови.
- Ну? - спросили его.
Филип оглядел напряженные лица и объявил изумленным тоном:
- Он говорит, что это хорошие новости для промышленности, хорошие новости для Бирмингема и хорошие новости для всей страны.
* * *
Когда Филип позвонил, Пол сидел в гримерной телевизионной студии в центре Лондона, его щеки порозовели от только что наложенных румян. И меньше всего в тот момент он думал о Лонгбридже. Куда более значимым представлялось отрепетировать шутку насчет шоколада.
Началось все это днем раньше со звонка от Мальвины.
- Ты в эфире, - сообщила она. - На этой неделе. Запись завтра днем.
- Где я? - не сразу сообразил Пол, и Мальвина напомнила о своей затее устроить ему выступление на сатирической еженедельной передаче, командной игре, в которой юные комики сражались, отпуская ехидные шуточки на злобу дня, иногда в присутствии какого-нибудь видного политика. Любой член парламента почитал большим везением получить приглашение на эту передачу, даже несмотря на то что другие участники, обычно не стесняясь, осыпали его (и почти никогда ее - женщин приглашали много реже) градом насмешек, что порою могло сказаться на репутации гостя.
Пол не верил своим ушам.
- Они меня зовут? Ты их уломала? Господи, как тебе это удалось?
- Я же тебе говорила, там работает один мой знакомый. Бывший бойфренд моей матери. Впрочем, она недолго с ним встречалась. (По словам Мальвины, ее мать меняла сожителей как перчатки, так что это объяснение выглядело вполне правдоподобно.) Пару недель назад я предупредила его, что ты готов в любой момент выйти на замену, если кто-нибудь передумает. Ну, из тех, кого они действительно очень хотели зазвать.
- Фантастика! - Услыхав хорошую новость, Пол редко замечал таившееся в ней оскорбление. Однако эйфория длилась не долго. - Погоди… - занервничал Пол, - я что, должен их смешить?
- Это комедийная программа, - терпеливо объясняла Мальвина. - Если ты пошутишь разок-другой, вреда не будет.
- По части юмора я не очень, - признался Пол. - Знаешь, когда другие над чем-то смеются… я никогда не понимаю, что их так рассмешило.
- Тогда тебе придется развить чувство юмора, - прагматично отреагировала Мальвина. - У тебя в запасе двадцать четыре часа. На твоем месте я начала бы прямо сейчас.
- Но с чего начинать?
- Когда поедешь домой сегодня вечером, прихвати с собой все свежие газеты. Сядь и читай их и думай, что из прочитанного ты мог бы обратить в шутку. Выбери статью, которая имеет непосредственное отношение к тебе, - например, такую, где речь идет о человеке, с которым ты лично знаком. Не деликатничай, немного саморекламы никому не помешает. И постарайся быть развязным. Вот и все.
- Но в Миллбэнке все смотрят эту игру. Наверное, даже Тони смотрит. Моя развязность может им не понравиться.
Мальвина посоветовала ему не беспокоиться. Она успела заметить, что юмор - не самая сильная сторона Пола. Однако его склонность принимать все всерьез ей чрезвычайно нравилась - ведь дразнить Пола становилось сплошным удовольствием.
Весь вечер Пол провел дома, читая газеты одну за другой и переключая спутниковые каналы. Мало что зацепило его внимание. Министр по делам Северной Ирландии, Питер Мандельсон, заявил, что военный контингент в Ирландии будет сокращен на 500 человек, а британская компания "Аэроспейс" выделила фант в 530 миллионов фунтов на проектирование европейского суперлайнера, самолет должен быть построен к 2007 году. "БМВ" выставила на торги завод "Ровер" в Лонгбридже - что, конечно, очень грустно и для Бирмингема очень существенно, но вряд ли является поводом для смеха. Единственная новость, из которой Пол мог бы хоть что-то выжать, касалась министров Евросоюза: они наконец-то согласились на продажу британского шоколада в странах Европы. Прежде шоколад отвергали как содержащий слишком много молока и растительного жира при недостатке какао-бобов.