Бедняге можно было этого и не говорить, потому что выступившие на глазах слезы показывали, до какой степени он тронут.
Ответ рыбака прозвучал несколько грубо, но шел от самого сердца:
– Ну, ну, сэр. Коли хошь, благодари мя… ежели от того душе твоей несчастной добро будет. Ежел и б со мной такое сталось, я б тож благодарен был. Только, сэр, не нужно мя бладарить. Я и так радый, мяне того и хватит!
Вся глубина чувств Артура Фернли Маркема проявилась позже. Через неделю после этого происшествия в Крукенский порт вошел рыбацкий смэк, красивей которого еще не видывали в питерхедской гавани. Он был полностью оснащен парусами, такелажем и лучшими рыбацкими сетями. Капитан и вся команда, высадившись на берег, разъехались по домам, оставив жене спасителя Маркема бумаги, дающие ее супругу право на владение судном.
Когда же мистер Маркем со спасшим его рыбаком возвращались в деревню вдоль берега, ловец семги посоветовал своему новому другу не рассказывать дома об этом происшествии, которое чуть не стоило ему жизни – какой смысл заставлять волноваться жену и детей? Но Маркем сказал, что непременно должен предупредить своих домочадцев о таком опасном месте, и, не откладывая дело в долгий ящик, принялся выведывать у рыбака все, что ему известно об этих одиноко стоящих скалах и песчаной прогалине между ними. Напоследок он спросил рыбака, не заметил ли он вторую фигуру на соседней скале, когда спешил к нему на помощь.
– Не! Не! – последовал ответ. – У наших краях другого такого дурныка нема. Не было с времен Джеми Флимана… то был шут лэрда Адни. Вот что скажу, приятель, такого наряда, как на тябе, у нас не носят уж не знаю как давно. К тому ж, сдается мяне, штуки эти не для того делались, чтоб на каменьях холодных сядеть. Не страхаешься ревматизм или прострел какой схватить с голым-то задом на каменьях холодных? Я так и решил, что глупость то большая так рядиться, когда тя в порту увидал. Наряд такой до души мог быть или дурныку, или диоту!
Мистер Маркем решил с ним не спорить и, поскольку они уже подошли к его дому, предложил спасителю зайти и пропустить по стакану виски. Рыбак отказываться не стал, и расстались они, когда на улице уже совсем стемнело. После его ухода мистер Маркем с самым серьезным видом предупредил всех членов семьи об опасном месте на берегу моря и сказал, что сам там чуть не попал в беду.
Всю ночь он не сомкнул глаз. Слушая, как часы отбивают час за часом, он изо всех сил старался не заснуть. Снова и снова он воскрешал в памяти ужасное происшествие, начиная с того момента, когда Сафт Тамми нарушил свое обычное молчание, чтобы напомнить ему о грехе тщеславия и предупредить об опасности. В голову ему лез один и тот же вопрос: "Неужели я действительно настолько тщеславен, что кажусь окружающим дураком?" И ответ звучал словами безумного пророка: "Суета сует! Все суета и томление духа! Встань к себе лицом и покайся, прежде чем песок поглотит тебя!" Как-то само собой в голове его стало складываться ощущение обреченности, предчувствие того, что зыбучий песок рано или поздно станет причиной его смерти, потому что со стороны себя он уже увидел.
Под самое утро он все же заснул, но и во сне его, очевидно, преследовали те же мысли, поскольку разбудил его раздраженный голос жены:
– Ты можешь спать спокойно? Этот дурацкий шотландский костюм тебя с ума сведет. Если не можешь не думать о нем, так хоть во сне не разговаривай!
Мистер Маркем почувствовал, что на душе у него стало как-то свободнее, словно у него с плеч свалилась огромная тяжесть, хотя причину подобной перемены он понять не мог. Он спросил жену, запомнила ли она, что он говорил во сне, на что она ответила:
– Ты повторил это столько раз, что я все запомнила поневоле. Ты все твердил: "Не лицом! Не лицом! Я видел затылок. Еще есть надежда!" Прошу тебя, спи!
И он заснул, поскольку понял, что пророчество сумасшедшего старика пока еще не сбылось. Он еще не встретился лицом к лицу с самим собой… по крайней мере, пока.
Разбужен он был рано, когда в комнату заглянула служанка и сообщила, что его дожидается рыбак, который хочет непременно с ним поговорить. Оделся он так быстро, как только мог (ему пока не хватало практики облачения в национальный шотландский костюм), и поспешил вниз, не желая заставлять ждать своего спасителя. Однако, спустившись, он был неприятно удивлен: в гостиной его ждал не ловец семги, а Сафт Тамми, который тут же набросился на него:
– Я уж должон на почте быть, но решил стратить час на тя, чтоб видеть, досель ли тя тщеславие гноит, как у вечор минулый. И вижу я, урок зазря пропал. Но час уж близко! Хотя утром-то у мя дел нема, тож за тобой наглядать буду, чтоб увидать, как ты в зыбь ту провалишься, а из ней в само пекло до рогатого! А мне уж час и дела делать.
С этими словами он развернулся и ушел, оставив ошеломленного мистера Маркема в совершенно расстроенных чувствах, ему к тому же было слышно, как служанки, которые находились недалеко и все слышали, прыскают, еле сдерживая смех. Выходя из спальни, он думал, что, пожалуй, сто́ит переодеться и походить сегодня в обычной одежде, но визит Сафта Тамми заставил его изменить решение. Он докажет им всем, что не трус и не свернет с намеченной дороги… чем бы это ни закончилось! Когда он вышел к завтраку в полном боевом облачении, все дети как один уткнулись носами в тарелки и шеи у них сделались прямо-таки пунцовыми. Но, поскольку никто не засмеялся (за исключением Тита, младшего из мальчиков, которого охватил такой приступ кашля, что его пришлось срочно увести из комнаты), упрекнуть их было не в чем, поэтому всю свою энергию он обратил на разбивание яйца. Все шло хорошо, но потом случилась неприятность. Когда супруга подавала ему чай, одна из пуговиц на его рукаве зацепилась за кружево на ее утреннем платье, и в результате весь горячий утренний напиток оказался у него на голых коленях. Естественно, он не удержался от крепкого выражения, но жена его сердито заметила:
– Что ж, Артур, если ты сам выставляешь себя идиотом в этом дурацком костюме, чего другого можно ожидать? Ты к нему еще не привык. И никогда не привыкнешь!
В ответ он голосом, полным негодования, начал:
– Мадам!..
Однако продолжить ему не удалось, поскольку миссис Маркем чувствовала, что настало время высказать все, что накипело, тем более что подвернулся удобный случай. И слова ее были не из приятных! Надо признать, высказаны они были не в самых изысканных выражениях. Жены редко бывают сдержаны, когда дело доходит до разговора "начистоту". Семейная ссора закончилась тем, что Артур Фернли Маркем принял твердое решение, о чем громогласно заявил тут же, что во время пребывания в Шотландии он будет носить исключительно тот костюм, который так раздражает его супругу. Она же по женскому обыкновению оставила последнее слово за собой:
– Очень хорошо, Артур! – выкрикнула она сквозь слезы. – Конечно же, ты имеешь право поступать так, как хочешь. Давай, выставляй на посмешище меня и наших дочерей, слава богу, молодым людям обычно нет дела до тестей-идиотов! Только запомни: когда-нибудь ты горько пожалеешь о своем тщеславии. Если к тому времени ты не окажешься в сумасшедшем доме или в могиле!
Несколько дней спустя стало понятно, что мистеру Маркему можно не рассчитывать на приятные прогулки по живописным окрестностям в сопровождении всех домочадцев. Девочки иногда выходили с ним, в основном или рано утром, или уж совсем поздно вечером, или же когда на улице шел дождь и все соседи сидели по домам. Дочери как будто и не отказывались выходить и днем в хорошую погоду, но как назло что-то постоянно этому препятствовало. Мальчишек вообще невозможно было найти, когда он высказывал намерение прогуляться, а что касается миссис Маркем, то она наотрез отказывалась выходить с ним на улицу при любых обстоятельствах до тех пор, пока он не перестанет выставлять себя дураком. В воскресенье он переоделся в обычную одежду, так как справедливо посчитал, что церковь – не место для ссор и раздражения, но уже в понедельник утром он опять вышел из своей комнаты в полном облачении горца. К этому времени он пожалел, что вообще решил шить себе этот костюм, но вечное британское упрямство не позволяло ему изменить свое решение. Сафт Тамми наведывался к нему каждое утро, но, не имея возможности ни увидеть его, ни даже передать ему какое-либо послание, обычно возвращался днем, после того, как письма были доставлены по назначению, и наблюдал за его выходом из дома. И каждый раз старик предостерегал его от тщеславия, причем точно в тех же словах, что и при первой встрече. В скором времени мистер Маркем уже стал воспринимать его как неприятную, но неизбежную напасть.
К концу недели вынужденное одиночество, постоянные огорчения и вызванные этим непрекращающиеся раздумья привели к тому, что мистер Маркем почувствовал себя нездоровым. Гордость не позволяла ему рассказать об этом кому-либо из членов семьи, поскольку он считал, что все они отнеслись к нему прескверно. У него пропал сон, а когда все же удавалось заснуть, его постоянно мучили кошмары. Чтобы удостовериться, что мужество не покинуло его, он стал приходить к зыбучим пескам как минимум раз в день, кроме того, обязательно наведывался туда, перед тем как после вечерней прогулки отправиться домой. Может быть, именно благодаря этой привычке коварные пески и то ужасное происшествие, связанное с ними, стало преследовать его во сне. С каждым разом сновидения становились все явственнее, доходило до того, что, просыпаясь, он иногда даже не мог понять сразу, что находится не в песчаной ловушке, а дома в кровати. Он даже начал подозревать, что по ночам встает из постели и, не просыпаясь, ходит на берег.
Однажды ночью видения были такими яркими, что, проснувшись, он не мог поверить, что все это был лишь сон. Он несколько раз подряд зажмурился, и каждый раз сон, если это был сон, или явь, если это было явью, вставали у него перед глазами. Он идет к зыбучим пескам, полная луна ярко освещает все вокруг. Добравшись до места и глядя на песок, он видит, как гладкая поверхность приходит в движение, перетекает, дрожит, покрывается складками и черными тенями, потом опять замирает. Спускаясь к песку, он замечает, что с противоположной скалы спускается кто-то еще. Он узнает в этом человеке самого себя и в безмолвном ужасе, влекомый неведомой силой, делает шаг вперед, потеряв волю, как кролик перед удавом, зачарованный или загипнотизированный, чтобы посмотреть своему двойнику в лицо. Чувствуя, как толща смертоносного песка смыкается у него над головой, он просыпается, задыхаясь и трясясь от ужаса. И, что удивительно, в ушах его гремят слова глупого старика: "Суета сует! Все суета и томление духа! Узри! Познай! И покайся, прежде чем песок поглотит тебя!"
Не в силах поверить, что все это было лишь сном, мистер Маркем тихо, чтобы не разбудить жену, встал с кровати, вышел из дому и отправился на берег. Все оборвалось у него внутри, когда он увидел на песке цепочку следов. Он сразу понял, что это отпечатки его башмаков. Его широкие каблуки, его квадратные носки. У него уже не осталось сомнений, что он совсем недавно побывал здесь. Нервы парализовало от страха; впав в состояние, похожее на ступор, он двинулся по следам и дошел до того места, где они терялись в камнях на подступах к песчаной ловушке.
Там его ждало новое ужасное потрясение: следов, ведущих от зыбучих песков, не было! Он понял, что здесь кроется какая-то ужасная тайна, разгадать которую ему не под силу, поскольку, если он попытается это сделать, может погибнуть.
Все это произвело на него такое впечатление, что он в дальнейших действиях совершил две ошибки. Во-первых, он никому ничего не рассказал, из-за чего любое, даже самое невинное слово или высказывание членов семьи подливало масла в огонь его разыгравшегося воображения. Во-вторых, он начал читать книги, посвященные загадкам сна и человеческой психики в общем, и в результате все безумные идеи бесчисленных шарлатанов от науки и полусвихнувшихся философов наполнили его и без того неспокойный разум целым морем новых причин для пущего беспокойства. Немалую роль во всем этом сыграл Сафт Тамми, который в определенные часы дня постоянно дежурил у ворот Красного Дома как часовой. Заинтересовавшись этой личностью, мистер Маркем навел справки о его прошлом, и вот что ему удалось узнать.
Сафта Тамми считали сыном лэрдов в одном из графств где-то рядом с Ферт-оф-Фортом. Он учился в семинарии и готовился принять церковный сан, но вдруг по неизвестной причине все бросил и уехал в Питерхед, который в те времена процветал благодаря китобойному промыслу. Там он устроился на судно, где и проработал с небольшими перерывами несколько лет, постепенно становясь все более замкнутым и неразговорчивым. В конце концов остальных членов команды стало раздражать его постоянное молчание, и ему пришлось уйти с корабля. После этого он устроился на один из смэков, занимающихся ловлей рыбы в северных морях, где и провел несколько лет жизни, заслужив репутацию "полоумного". Потом он осел в Крукене, где местный лэрд, которому, очевидно, было что-то известно об истории его семьи, предоставил ему несложную работу, и он фактически превратился в пенсионера. Приходской священник, который рассказал все это, закончил так:
– Это очень странно, но, похоже, старик обладает определенным даром. То ли это "ясновидение", в которое мы, шотландцы, склонны верить, то ли какая-то другая оккультная форма знания, не знаю, только, когда случается какая-нибудь беда, люди, живущие с ним по соседству, неизменно припоминают его слова, в которых содержалось указание на предстоящее несчастье. Он начинает волноваться или тревожиться… можно даже сказать, оживает, когда предчувствует смерть!
Конечно же, это никоим образом не могло успокоить расшатанные нервы мистера Маркема, наоборот, заставило его еще сильнее задуматься о предсказании старика. Из всех книг, прочтенных за последнее время, больше всего его заинтересовала "Die Döppelganger" немецкого автора доктора Генриха Ашенберга из Бонна. Из нее он впервые узнал о существовании раздвоения личности, когда человек начинает как бы вести две жизни одновременно, причем тело его, наделенное душой, остается физической действительностью, а у порожденного двойника (доппельгангера) появляется своя собственная душа. Незачем говорить, что мистер Маркем нашел, что все, что произошло с ним, полностью подпадает под эту теорию. Собственная спина, мелькнувшая на противоположной скале в тот день, когда он чуть не погиб на берегу… Следы ног, ведущие к зыбучим пескам и не вернувшиеся оттуда… Пророческие слова Сафта Тамми о том, что ему суждено встретиться с самим собой и погибнуть в песках. Все это поселило в нем уверенность, что он сам являет собой пример доппельгангера. Уверившись в собственной двойственности, он предпринял некоторые шаги, чтобы получить тому убедительные доказательства. Однажды вечером, перед тем как лечь спать, он на подошвах своих башмаков мелом написал свое имя. Во сне он как всегда видел зыбучие пески и как он сам идет к ним по берегу моря. Причем видения были такими яркими, что, выйдя серым утром и идя тем же самым путем, он не мог поверить, что все это было не наяву. Проснувшись, он, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не разбудить супругу, встал и осмотрел башмаки.
Надпись мелом была нетронута! Он оделся и медленно вышел из дому. На этот раз был прилив, поэтому он, пройдя между дюнами, вышел к зыбучим пескам не с той стороны, как обычно, а с противоположной. О ужас! К песчаной пучине вели его собственные следы!
Домой он вернулся в подавленном состоянии. Ему казалось совершенно необъясним, как это он, деловой человек, проживший долгую и бедную событиями жизнь в самом сердце делового Лондона, оказался втянут в совершенно мистическую историю с двойниками и предсказаниями. Он не мог обсудить свою беду даже с женой, поскольку слишком хорошо знал, что она сразу же начнет донимать его расспросами, додумает несуществующие подробности и в итоге обвинит его во всех смертных грехах. В общем, мистер Маркем с каждым днем замыкался в себе все больше. Однажды вечером, когда вода далеко отошла от берега и луна уже светила вовсю, мистер Маркем дожидался в своей комнате ужина, когда к нему зашла служанка и доложила, что пришел Сафт Тамми и затевает скандал, потому что его не пускают в дом, а он непременно хочет поговорить с хозяином. Маркому это очень не понравилось, но он не хотел, чтобы служанка решила, что он чего-то боится, поэтому велел ей провести старика к себе. Тамми решительно вошел в комнату, глядя прямо перед собой, хотя обычно глаза его были опущены. Едва переступив порог комнаты, старик заговорил:
– Пришел я посмотреть на тя еще раз… еще раз, а ты сядишь, как тот попугай на сидале. Что ж, прощаю я тя, человек! Помни, прощаю! – с этими словам он развернулся и, не произнося больше ни слова, ушел, оставив хозяина дома в негодовании.
После ужина мистер Маркем решил сходить к зыбучим пескам – ему больше всего не хотелось выглядеть (даже в собственных глазах) трусом. Ровно в девять часов вечера он вышел из дому в костюме шотландского горца и двинулся по направлению к берегу. Миновав дюны, он уселся на землю у подножия ближайшей скалы. Полная луна озаряла бухту ярким светом, подчеркивающим пену на волнах, с шипением набегающих на берег, темный контур гор и стойки, на которых сушились рыбацкие сети. Из-за призрачного лунного света казалось, что окна во всем Крукене и далеком замке лэрда мигают, как звезды в ночном небе. Долгое время он просто сидел и наслаждался красотой природы, на душе было так спокойно, как не было уже много дней. Нелепые подозрения, раздражительность и глупые страхи последних нескольких недель куда-то ушли, и их место заняли святой покой и умиротворенность. Расслабившись, он стал обдумывать свои поступки, и ему стало стыдно за свое тщеславие и упрямство. Тотчас было принято решение больше никогда в жизни не надевать этот злополучный костюм, из-за которого он отдалился от всех, кого любил, и который доставил ему столько беспокойства и боли.
Однако как только он об этом подумал, в голове у него зазвучал другой голос, язвительный, который как-то даже с издевкой поинтересовался, а не слишком ли поздно что-то менять, ведь он уже однажды выбрал путь и должен следовать ему до конца.