- А сколько лет?
- Тридцать восемь.
- Совсем обалдела! - схватилась Лена за голову.
- Ты понимаешь, - по-прежнему глядя в окно, быстро, сосредоточенно заговорила Валерка. - С детского сада твердили: нельзя! нельзя! не смей! - сколько себя помню. Вот провели черту - досюда все, что хочешь, а дальше нельзя, там другая жизнь… А за чертой нет ни черта, - зло усмехнулась она. - Да и черты никакой нет. Фуфло все это!.. У тебя пожрать есть? - неожиданно обернулась она.
- Ага. Сейчас, - Лена помчалась на кухню. Включила плиту, поставила чайник, засуетилась вокруг стола. - Валер, а ты расскажешь? Ладно?.. Все-таки страшно, наверное, да?.. Я, наверное, не смогу. Как представлю… А очень больно? Да? Я боли боюсь - ужасно!.. А девчонка из восьмого говорила, что кошмарно больно… А вы где познакомились?.. А, Валер?.. Валер?.. - Она выглянула в комнату.
Валерка спала в кресле, свернувшись как щенок.
Николаев медленно ехал по Калининскому, поглядывая в обе стороны на тротуары. Разноголосо бубнил радиотелефон - давали ориентировку на машины, находящиеся в угоне.
По тротуарам двигалась плотная толпа, люди спешили с работы по магазинам, из магазинов - домой, к кухонным плитам, стиральным машинам и телевизорам. За мельканием тысяч рук, ног, детских колясок, хозяйственных сумок, "дипломатов", пакетов, авосек видны были сидящие на ступеньках, на турникетах, привалившиеся к стенам пестрые компании подростков, пока еще немногочисленные. Тут и там прогуливались парочками под руку девочки в коротких юбках и ажурных черных чулках. Начиналась вечерняя центровая жизнь.
Сержант Синицын с разделительной полосы помахал Николаеву жезлом, переждал поток машин, подошел и облокотился на крышу "Москвича".
- Огня дай, - в зубах у него была зажата "беломорина".
Николаев утопил кнопку прикуривателя.
- На Восстания дипломат "чайника" боднул, - скучно сообщил Синицын.
- Знаю… Что-то рано они сегодня, - кивнул Николаев на дефилирующих по краю тротуара девиц.
- Пятница, - пояснил Синицын.
Девицы, заметив, что на них смотрят, обернулись. Синицын помахал им рукой в кожаной краге:
- Что, девочки, не клюет?
Девицы смерили его презрительным взглядом и отвернулись.
- Смотрят еще, дешевки… - зло процедил Николаев.
- А как им на тебя смотреть? - спокойно сказал Синицын, прикуривая. - Они за ночь зарабатывают, как ты за месяц… Протащить бы раз рожей по асфальту… Не вернулась?
Николаев отрицательно покачал головой. По радиотелефону ПМГ с Гоголевского бульвара запрашивала помощь.
- В розыск подал?
- Да нет…
- Вернется, куда денется, - успокоил Синицын.
Издалека, с бульвара донесся длинный гудок клаксона, потом второй, третий, вскоре сигналили уже несколько десятков машин.
- Что там у них? - равнодушно поинтересовался Синицын.
- Поехали, - Николаев завел мотор. - Посмотрим…
На Гоголевском было столпотворение. Милиционеры тащили с бульвара в ПМГ упирающихся хиппарей. Те, кого уже затолкнули в машину, лезли обратно, остальные, человек тридцать - парни и девки в одинаковых вытертых добела джинсах, с длинными патлами или тонкими косичками - висли на руках у милиционеров, совали документы. Прохожие запрудили тротуар, со стороны бульвара кричали что-то пенсионеры с собаками всех мастей на поводках, собаки лаяли и рвали поводки, инвалид с орденскими планками размахивал клюкой, пытаясь достать кого-нибудь из хиппарей. Движение остановилось, образовалась пробка метров на сто, автомобили гудели, кое-кто из водителей помогал взмокшим, озлобленным милиционерам.
Породистый мраморный дог вдруг вырвал поводок из рук хозяйки и бросился на длинного тощего хиппаря с гитарой за плечом. Тот покатился по асфальту, давя гитару. Николаев перехватил поводок, оттащил собаку, поднял парня и повел в ПМГ. Рядом Синицын, выкрутив руку, волок беловолосую растрепанную девку. Около ПМГ стояла компания квадратных ребят и внимательно наблюдала за происходящим.
Завыла сирена, толпа зрителей расступилась, подъехали еще два желтых УАЗа, милиционеры бросились на помощь своим. Первая машина, набитая хиппарями, тронулась было с места, но кто-то из длинноволосых лег поперек под колеса, тут же остальные стали ложиться рядом, сцепившись локтями. Милиционеры принялись растаскивать цепочку.
- Эй, помочь? - окликнула их квадратная компания.
Николаев с трудом оторвал от цепочки крайнего хиппаря, тот подогнул ноги, Николаев встряхнул его, пытаясь поставить, но парень висел у него в руках как мешок. Николаев бросил его на асфальт и ударил ладонью по лицу. Тотчас, как по команде, квадратные сорвались с места и принялись лупить, пинать тяжелыми армейскими ботинками лежащих. Хиппари не сопротивлялись, только прикрывались руками. Синицын отталкивал квадратных, те с чугунными лицами лезли обратно.
Подъехал автобус с курсантами, часть курсантов присоединилась к милиционерам, другие быстро, профессионально оттеснили толпу и оцепили место происшествия. Молоденькая девчонка хотела было прорваться к своим, курсантик толкнул ее в грудь, и она отлетела под ноги зрителям. Квадратные оказались за оцеплением и растворились в толпе.
Хиппарей затолкали в автобус и увезли. Рванулся по бульвару поток машин. Зрители начали расходиться.
- Что случилось-то? - спросил Николаев пробегающего мимо милиционера.
- Разберемся, - буркнул тот, вытирая потное лицо. Раскаленный Николаев ввалился в "Москвич", Синицын сел рядом, вытащил пачку "Беломора".
- Дай, - Николаев вытащил папиросу и принялся яростно шуровать ключом в замке зажигания. - Нет, ты видел? В глаза смотрит и смеется!.. Давить надо было! Одного задавишь - остальные не полезут! - Он возбужденно жевал папиросу, завел наконец мотор, ударил по кнопке прикуривателя и погрозил пудовым кулаком вслед автобусу. - Я тебе посмеюсь, гнида волосатая!
Валерка с трудом разобралась с расписанием, отыскала в километровых коридорах гуманитарного корпуса нужную аудиторию и уселась на верхнем ряду. Она, как могла, упорядочила свои желтые лохмы и спрятала в карман цепь, но все равно странно выглядела среди жеманных филфаковских дев. Девы иронически поглядывали на нее и перешептывались. Валерка отвечала надменным взглядом.
Андрей с порога заметил ее и чуть заметно заговорщически улыбнулся. Он стоял за кафедрой в расстегнутом пиджаке, небрежно облокотившись одной рукой.
- …И вот собирались они в своей башне из слоновой кости, в своем фарфоровом павильоне. Над миром. Над мором. Над голодом и нищетой. Круг избранных. Хранители священного огня. Морковный чай - и свечи в канделябрах. А вокруг - тьма, непонятная, окровавленная, бушующая Россия. И каждую минуту могут постучать в дверь, но пока…
Лекция была о поэтах-акмеистах. Валерка мало что понимала, но внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова, настороженно, недоверчиво глядя на Андрея.
После лекции она подождала его на выходе из корпуса и двинулась параллельно по другой стороне аллеи. Он улыбался, искоса поглядывая на нее, кивал знакомым студентам. Его догнали две холеные девицы, он остановился, стал разговаривать, привычно кокетничая. Валерка постояла немного, потом пошла дальше. Андрей тотчас торопливо распрощался с девицами, а в конце аллеи, оглянувшись, перебежал к ней.
- Привет. Ты как меня нашла?
- Сам же сказал.
- А-а, да… Ну как, понравилось?
- Ничего… Ты на кота похож. "Ваши незасеянные, но уже изрядно унавоженные души", - передразнила Валерка, томно поводя плечами.
Вышло очень похоже, Андрей засмеялся.
- Домой не вернулась?
- Нет.
- Ты понимаешь, какая незадача… Утром жена приезжает. У нее потрясающая интуиция: представляешь, командировка до конца месяца, а…
- А что, до утра не успеем? - перебила Валерка, деловито глянув на часы.
- Слушай! - в восторге сказал Андрей. - Отчего ты такая бесстыжая?
Валерка пожала плечами:
- Если тебе так больше нравится - можешь пригласить меня на чашечку кофе. Я немножко поломаюсь и соглашусь.
Николаев разбирался с аварией - на узкой улице отъезжающий от тротуара старый ижевский "Москвич" царапнул идущую мимо "семерку". Царапина была пустяковая, но хозяин "семерки", двадцатилетний парень в модной куртке под цвет машины, чуть не с кулаками наседал на пожилого мужчину, водителя "Москвича". Тот подавленно молчал. Николаев, разложив бумаги и документы на капоте "семерки", составлял протокол.
- Четыре глаза - не видишь ни хрена! - Все не мог успокоиться парень. - Голова не ворочается - назад посмотреть?
Мужчина поправил очки и снова безвольно опустил руки.
- Спокойнее, товарищ водитель, - сказал Николаев. Ему был неприятен этот самоуверенный, напористый сопляк, получивший дорогую игрушку на фарцовые доходы или в подарок от папы, но, как ни крути, он был прав, а "Москвич" виноват, и он быстро заполнял бланк протокола, торопясь развязаться с микроскопическим, будничным происшествием. Сзади визгнули шины, он мельком обернулся: под арку ближнего дома сворачивал желто-синий милицейский "рафик".
- Спокойнее… - Парень, болезненно морщась, провел пальцем по царапине. - Всю дверь красить!
- Я заплачу!.. - тихо сказал мужчина.
- А куда ты денешься! Заплатит он! Червонцем я твоим залеплю? Очередь на полгода!
- Распишитесь, - подвинул Николаев протокол мужчине. - За правами в отдел разбора, с квитанцией.
Тот кивнул и пошел к своей машине.
- Ездить научись! - крикнул ему вслед парень. - Чайник!.. Нет, ну на пустой улице… - обратился он к Николаеву.
- До свидания! - Николаев козырнул и направился к патрульному "Москвичу".
Под аркой дома, около "рафика", уже толпились люди. Пожилая женщина в синем халате под курткой, видимо, дворник или уборщица, всхлипывала, закрывая лицо одной рукой, другой держась за сердце:
- Я смотрю - дверь-то не закрыта… Я вошла… свет зажгла… Господи, что же это такое… Господи… Дверь-то не закрыта, я и вошла… Прямо об нее споткнулась…
Николаев прислушался.
- Сколько их? - негромко переговаривались вокруг.
- Пятеро.
- Свет-то зажгла… и с места не могу…
- Как же родителям, не представляю…
- И девочка с ними.
- Девочка прямо у входа…
Николаев почувствовал, что сердце проваливается в холодную пустоту. Он медленно прошел между людей, ему показалось, что все сочувственно замолкают при его приближении.
Он шагнул к подъезду. Дорогу преградил молоденький старшина:
- Товарищ старший лейтенант, там группа работает…
- Сейчас… - Николаев вбежал в подъезд.
Внизу, в подвале, горел свет, по лестнице оттуда поднимался, придерживаясь рукой за стену, бледный мужчина - видимо, понятой. Не глянув на Николаева, прошел мимо.
Николаев сбежал по ступенькам и шагнул в открытую дверь подвала.
Вдоль стены сидели, расставив ноги, привалившись спинами к сырым трубам, подростки с полиэтиленовыми мешками на голове. Лица неясно просвечивали сквозь мутную пленку. Ближе к выходу лежал, повалившись на бок, еще один труп - судя по маленьким бугоркам грудей под свитером, девчонка - в кожаной куртке и джинсах. На грязном полу валялся пестрый баллон какого-то аэрозоля.
Среди неподвижных, окоченевших уже тел осторожно, чтобы не наступить на ноги, ходил фотограф, снимал в упор со вспышкой. Судмедэксперт и следователь вполголоса деловито переговаривались, поодаль замер, глядя в стену, второй понятой.
Судмедэксперт подошел к девчонке, наклонился…
- В чем дело? - обернулся к Николаеву следователь.
Тот отступил к двери, вытягивая шею, над плечом следователя наблюдая, как судмедэксперт стаскивает пакет с головы девчонки…
- Не мешайте, старлей… - сказал следователь.
Это была не Валерка. Абсолютно незнакомая, некрасивая конопатая девчонка лет четырнадцати.
Николаев повернулся и, тяжело шагая по ступенькам, вышел на свет.
- Вообще бьет по нервам, - понимающе сказал, увидев его, старшина.
- Закурить есть? - хрипло спросил Николаев.
Старшина достал пачку, чиркнул зажигалкой.
- Насмотрелись мультиков, - сказал он.
- Что?
- Ну, это у них называется - "мультики смотреть". Цветные галлюцинации.
Николаев глубоко, жадно затягивался, бессмысленно озираясь по сторонам.
- Я все думаю, может, нарочно? - помолчав, сказал старшина.
- Что?
- Ну, не снял… Ну, один же кто-то должен остаться, чтобы пакеты снять, когда надышатся. А я вот думаю - может, он нарочно сбежал? Может, отомстить кому-то из них хотел?..
Николаев сел в машину, завел мотор и откинулся на сиденье, докуривая, приходя в себя. Он видел много аварий, видел легковушки, скомканные как лист бумаги, и сочащуюся из-под дверцы кровь, помогал собирать на расстеленный на асфальте брезент то, что осталось от человека после лобового столкновения. Но когда врач стаскивал пакет с головы конопатой девчонки, он впервые понял, как люди падают в обморок. Лишаются чувств. Когда пакет сполз, в ушах девчонки качнулись дешевые металлические серьги. Кажется, у Валерки такие же.
Николаев выплюнул сигарету в окно и врубил скорость. До конца дежурства оставалось два часа.
Вечером, наскоро переодевшись, он прочесывал на своем "Жигуленке" улицы вокруг Калининского. Он понимал, что невозможно в этом громадном муравейнике найти одного маленького человечка, и все же упрямо кружил по узким улицам, приглядываясь к тусовкам.
В большой компании, собравшейся на ступеньках старого дома, ему показался знакомым один из ребят. Он вышел из машины, тронул его за плечо:
- Валеру Николаеву знаешь?
Все сразу замолчали, обернувшись к нему.
- Валерка Николаева? - переспросил тот морща лоб.
- Это Авария, что ли? - спросил другой, сидящий на ступеньке в обнимку с ярко раскрашенной девицей.
- Ну да, Авария! - оживился Николаев.
- А зачем она тебе?
- А я его уже видела, - вдруг сказала девица, указывая сигаретой на Николаева. - Только он в погонах был.
- А ты кто вообще? - спросил первый парень.
Николаев замешкался.
- Знакомый…
- A-а… Так идем к Серому или не идем к Серому? - отвернулся парень.
- Пойдем, правда…
- Да ну, в Текстили тащиться, - капризно заныла девица.
- Пойдем. - Ее под руки подняли со ступеньки.
- Я же по-человечески спрашиваю, - сдерживаясь, сказал Николаев.
Но компания уже поднялась, и, обходя его как нечто неодушевленное, столб или урну, направилась к метро…
Николаев вывернул на проспект, тоскливо глянул на уходящие в перспективу людные тротуары, залитые густым желтым светом фонарей. И вдруг увидел Валерку, не увидел даже, а угадал ее в темной фигурке с краю компании металлистов, подваливающей к подземному переходу. Николаев затормозил, бросился было навстречу, но тут же остановился. Валерка подняла голову, тоже встала, рванулась было бежать, но заметив, что отец не двигается с места, замерла вполоборота, напряженно следя за ним. Капания, оживленно переговариваясь, спустилась в переход.
Николаев сделал шаг вперед, дочь отступила, сохраняя дистанцию.
- Чего надо? - враждебно спросила она.
- Да не бойся, я поговорить только. - Николаев снова шагнул к ней, Валерка отскочила и зашла с другой стороны перехода. - Правда, поговорить…
- Я и отсюда слышу.
Их разделял глубокий тусклый провал перехода.
- Это… Ты возвращайся сегодня, хватит… - сказал Николаев. - Из школы уже звонили… Собрание завтра…
- Ха! Что я, дура? - ухмыльнулась Валерка, - Я после собрания приду.
- Да не бойся, я мать не пущу. Сам пойду… Правда, возвращайся, хватит уже… Когда хочешь, хоть в двенадцать. Ничего не будет, я обещаю…
- Ты чего застряла? - крикнул снизу кто-то из компании.
- Сейчас!.. Ладно, посмотрим, - ворчливо ответила Валерка.
Николаев кивнул и пошел к машине.
Собрание было общим - родителей и учеников. Как-то само собой получилось, что расселись стенка на стенку: родители слева, ученики справа, у окна. За учительским столом сидел директор школы, подтянутый парень лет сорока, и совсем юная классная.
За последние лет пять Николаев впервые был на собрании. Он искоса разглядывал родителей: почти все были старше его, солидные люди в выходных костюмах, они спокойно, внимательно слушали директора.
- Я в школе семнадцать лет, - говорил директор, - но такого, извините, не припомню. Просто театр военных действий. А я, как начальник штаба, каждый день получаю сводки: срыв урока, бойкот учителя, демонстрация последних мод сезона… Мы вынуждены были сменить классного руководителя. Нина Сергеевна - он кивнул на классную, - в школе первый год, сразу после института, почти ровесница, то же поколение. Нет, оказывается, молодой классный руководитель их тоже не устраивает. Им вообще никого не надо…
Нина Сергеевна заметно нервничала, беспомощно поглядывала то на учеников, то на директора.
- И, конечно, не могу обойти вниманием, не представить зачинщика всех беспорядков, так сказать, лидера оппозиции, - директор иронически-торжественно протянул руку - Валерия Николаева, Советский Союз!
Киселев исполнил на губах туш, Пухлый поднял Валеркину руку. Она с достоинством раскланялась.
- Кстати, есть родители?
- Я, - Николаев обреченно поднялся за столом.
- Садитесь, - усмехнулся директор. - Раньше супруга ваша ходила?
- Вот… Теперь я…
- Вам, наверное, небезынтересно будет узнать…
- Алексей Николаевич, - подсказала классная, заглянув в журнал.
- …Алексей Николаевич, что ваша дочь с начала полугодия пропустила без уважительных причин четырнадцать…
- Шестнадцать, - подсказала классная.
- …уже шестнадцать учебных дней! Вы в курсе?
Николаев, красный как рак, кивнул было, глядя в стол, потом отрицательно помотал головой.
- В Соединенных Штатах родители прогульщиков платят крупные штрафы. А недавно мужа и жену посадили в тюрьму за прогулы дочери. Неплохо бы перенять опыт, как вы думаете?
Николаев ерзал на стуле, ощущая на себе взгляды родителей. Неловко вытер пот со лба, глянул на дочь - Валерка, свободно откинувшись на спинку, невозмутимо, даже с интересом слушала директора.
- Но когда ее нет, по крайней мере в классе спокойно. А во время своих нечастых визитов к нам она беспрерывно провоцирует конфликты. А учителя, между прочим, не роботы. И когда их методично, день за днем, доводят - они срываются. Поведение вашей дочери не просто вызывающее - хамское! Никаких авторитетов, никаких возрастных барьеров! Учительницу истории она недавно назвала "старой дурой".
- А ее трогает мой хаер? - надменно спросила Валерка.
- Хаер - перевожу для непосвященных - это прическа, - объяснил директор родителям. - Твой хаер никого не трогает! Просто есть элементарные нормы человеческого общения! Если ты оскорбишь кого-то на улице, человек может вызвать милицию. Только учителя у нас беззащитны…
- А товарищ Николаев сам в милиции работает, - сказала классная.
Николаев даже зажмурился от кромешного стыда.
- Вот как? Так что давайте вместе решать, как нам жить дальше. Как нам всем… мирно сосуществовать, не прибегая к крайним административным мерам, - закончил директор.