- Хватит нас пугать, - сказал Кирилл. - Мы давно предлагали собраться и все решить.
- Ты встань.
- Я встану. - Кирилл нехотя, вальяжно поднялся.
Мужчина с красными усталыми глазами, сидящий рядом с Николаевым, тревожно глянул на сына.
- Дело не в волосах, - продолжал Кирилл. - Не надо нас упрощать. И не надо путать следствия с причинами. Дело в том, что нас многое в школе не устраивает…
- Например?
- Например, некоторые учителя…
- И что ты предлагаешь?
- Я попросил бы не перебивать меня, - раздельно сказал Кирилл. - Я сам скажу все, что найду нужным. Мы предлагаем ввести в старших классах полноправное самоуправление учебным процессом.
- Какое самоуправление? - вскочила вдруг классная. - Вы безжалостные! Безжалостные! Как вы можете управлять?
- Это эмоции, - поморщился Кирилл. - Некоторые учителя начали преподавать еще в период культа личности, благополучно работали во времена Хрущева и Брежнева. Вы считаете, эти люди способны проводить перестройку в школе?
- Рабочие директоров выбирают, - крикнул Киселев, - а мы нормальных учителей выбрать не можем?
Родители зашумели.
- Может, и родителей будете выбирать? - ехидно спросил отец Киселева.
- А неплохо бы, - буркнул тот.
Николаев оглянулся на мрачного Киселева-старшего и почувствовал некоторое облегчение - он был не одинок в родительском лагере.
- Выбирать! Додумались! - возмущенно гудели родители.
- Доучитесь сначала!
- Воспитателей в детском саду тоже выбирать будут?
- Общее собрание младшей группы!
- А почему кто-то, - повысил голос Кирилл, - вы или они, - он указал на учителей, - должен решать за нас: как нам жить, что нам делать, о чем нам думать?
- Да потому что мы прожили больше! - крикнул Киселев-старший. - И видели больше, и опыт, слава богу, какой-то имеем…
- Видите ли, - раздельно сказал Кирилл, поднимая пальцы щепотью, - Дело в том…
- Извини, прерву, - встал сосед Николаева. - Я должен сказать, что я с этим демагогом дома не справляюсь, - кивнул он на сына, - У меня восемь операций в день, я газету прочитать не успеваю - строчки прыгают… Извините. - Он виновато развел руками и сел.
- Я могу продолжать? - спросил Кирилл, - Спасибо… Так вот, дело в том, что ваш опыт относится к другому историческому периоду. Если бы мы жили двадцать лет назад, мы бы, безусловно, воспользовались вашими советами…
Родительская половина класса взорвалась, заговорили все разом. Николаев растерянно смотрел на дочь, на ее одноклассников, на иронически улыбающегося директора, на бушующих родителей…
Они шли домой вдвоем с Валеркой по тихой вечерней улице. От земли тянуло холодом, бурно начавшаяся весна вдруг замедлила ход, деревья до сих пор стояли без листвы. Колесо времен года будто бы замерло в критической точке, решая, куда дальше - к лету или назад.
Дочь невозмутимо шагала рядом, сунув руки в карманы куртки. Николаев понимал, что надо как-то реагировать на услышанное сегодня в классе, ругаться, воспитывать, но боялся порвать ниточку, связавшую его с дочерью. Они вышли из класса как два заговорщика - все должно было остаться тайной для матери.
- А что, историчка действительно дура? - на всякий случай спросил он.
- Да нет, - пожала плечами Валерка. - Просто реликт брежневской эпохи.
- Вот как… - растерялся Николаев. - Все равно, зачем обзываться?..
- А этот, длинный - неглупый парень, - осторожно сказал он через несколько шагов.
- Кирилл-то? - Валерка сунула в рот жвачку. - Ничего… Говорит только много.
- А у тебя… это… - смутился Николаев, - мальчик в классе есть?
- А?.. Пухлый. Ну сидел рядом.
- И что же у вас… любовь? - неловко улыбнулся Николаев.
- Чего-о? - Валерка остановилась, хлопнула себя по коленям и дико заржала на всю улицу. - Ну, придумал словечко!.. Так, тусуемся вместе…
Дома Валерка не ушла, как обычно, в свою комнату, задержалась на кухне, и на Николаева напал вдруг приступ красноречия. Он вспоминал смешные случаи, из службы, нещадно привирая и придумывая на ходу, чтобы было смешнее.
- Стою, значит, на Часовой - там движение одностороннее. И вдруг прямо глазам не поверил: "шестерка" пилит в обратную сторону, навстречу движению. Машины от нее шарахаются кто куда. Ну, я ее останавливаю - сидит размалеванная такая дамочка. Я говорю: "Здесь движение одностороннее". - "А? Спасибо", - врубает заднюю скорость и так же спокойно назад попилила…
Дед посмеивался, Валерка улыбалась, привалившись спиной к подоконнику.
Мать, не снимая плаща, зашла на кухню, постояла, глядя на них.
- Чего ты? - возбужденно обернулся Николаев. - Садись.
- Сейчас, - кивнула мать, подошла к Валерке, негромко спросила: - Где была три дня?
Николаев досадливо дернулся, выразительно глянул на нее: был ведь уговор не вспоминать.
- Тусовались с ребятами, - ответила Валерка. - А что?
- Интересно было?
- Нормально.
- Угу, - снова кивнула мать. Размахнулась и изо всех сил ударила ее по щеке. - Дрянь! Дрянь! Дешевка! Шлюха подзаборная! - срываясь на визг, закричала она, обеими руками лупцуя Валерку по щекам. - Убить тебя мало!
Что поразило Николаева - Валерка стояла неподвижно, даже не закрывалась, только жмурилась от ударов.
- Ты что? Мать! Сдурела? - Николаев вскочил, схватил ее за руки, оттащил от дочери.
- Ты что думаешь? Где она… - рвалась мать к Валерке, - Стоит, паинька, улыбается! Думаешь, где она? Она с женатым мужиком в постели кувыркается!
Николаев взглянул на неподвижную Валерку, растерянно спросил:
- Это что… правда?
Валерка подняла ладонь, потрогала горящую щеку и спокойно ответила:
- Правда.
- А ну, пойдем! - Мать схватила ее и поволокла к двери. - К прокурору пойдем! Я ему устрою, кобелю!
- Не пойду!
- Пойдешь! Пойдешь как миленькая! - Мать ударила ее еще раз, потащила за собой чуть не волоком.
- Не пойду! - Валерка вырвалась и отскочила.
- Я сама пойду! К нему пойду! К жене!
- Стой! Мама! - Валерка вцепилась в мать. - Мам, пожалуйста, не ходи! Не надо, мам! Ну, хочешь, меня бей!
Мать оттолкнула ее, сгоряча замешкалась с замком.
- Мама! - отчаянно крикнула Валерка. - Если пойдешь, я… я жить не буду, так и знай! - Она затравленно оглянулась, бросилась в ванную, вывернула бритву из отцовского станка и выбежала в коридор.
Мать уже открыла дверь.
- Мам! - Валерка задрала рукав, выпрямила вниз руку со сжатым кулаком. - Мам, посмотри!
Мать на мгновение обернулась, и Валерка, глядя ей в глаза, медленно провела бритвой по венам. Фонтаном ударила кровь, полилась с пальцев на пол. Мать охнула, схватилась за сердце и села у двери.
- Ты этого хочешь, да? - дрожащими губами выговорила Валерка.
- Ты… с ума сошла… - Николаев обхватил ее руку выше локтя.
- Подожди! Обещай, что она никуда не пойдет!
- Конечно, конечно… - Николаев беспомощно огляделся: мать, закрыв глаза ладонью, сидела у открытой двери, дед ни жив ни мертв сжался в своем углу. - Дед, "скорую"! Да быстрей! Дверь закрой! И валидол! Стой, жгут какой-нибудь! Да что ж такое! С ума все посходили?..
"Скорая" неслась по пустынному Садовому кольцу. Врач за плексигласовой перегородкой разговаривал с водителем. В тряском салоне Валерка придерживала на весу перетянутую жгутом руку. Николаев сидел рядом, бессильно опустив плечи, смотрел в пол. Пожилая фельдшерица откинулась на своем сиденье, вытянув ноги, глубоко засунув руки в карманы плаща, накинутого на белый халат.
- Идиоты, - сказала она. - Целый этаж идиотов… Одному отец на магнитофон не дал - из окна сиганул. Лежит, позвоночник сломал… С жиру бесятся… Чего не живется-то? - обернулась она к Валерке. - Мы на карточки жили. С голоду качает, а вечером на танцы бежишь. Весело жили, не то, что вы… Я честно скажу: я бы таких и не вытаскивала. Не хочешь - не живи! Или плати за койку! Страна всеобщей занятости: один вены режет, другой шьет - двое при деле…
Валерка смотрела в окно.
В Склифе ее сразу провели в операционную, заставили раздеться и уложили на стол под яркими лампами.
- Глубоко порезала, - сказал хирург, молоденький парнишка в зеленом пижонском колпачке.
- Так получилось. Извините. - Валерка отчаянно трусила, облизывала пересыхающие губы, блуждала широко распахнутыми глазами по операционной, стараясь не смотреть на жутко поблескивающий инструмент.
- Давайте блокаду, - негромко велел хирург сестре. - Зачем резала-то?
- Да черепам надо было объяснить кое-что…
- А по-другому нельзя было?
Валерка цокнула языком:
- По-другому не понимают.
- Ну теперь терпи. Больно будет. - Хирург подошел к столу.
- Ха, напугали… ежа голым задом… - дрожащим голосом сказала Валерка и крепко зажмурилась.
Андрей ждал в сквере около детского музыкального театра, напротив университета - у него было окно между лекциями. Николаева он узнал сразу: отец и дочь были на одно лицо, только то, что казалось милым у Валерки - густые хмурые брови, крупная нижняя губа, широкий, выступающий вперед подбородок, - у отца смотрелось грубо и жестко.
Андрей бросил сигарету и поднялся со скамьи. Николаев подошел, остановился напротив.
- Вы - Андрей?..
- Олегович, - подсказал Андрей.
Николаев кивнул.
- А вас?
- Алексей Николаевич.
- Очень приятно, - сказал Андрей. - Хотя и не надеюсь на взаимность.
Руки они, естественно, друг другу не подали.
Ситуация была на редкость дурацкая для обоих. Андрей нервничал, но держался с достоинством. Николаев исподволь, с каким-то болезненным неприязненным интересом разглядывал любовника дочери.
- Только я вас прошу… как договаривались… Чтоб Валерка не знала…
- Да, конечно, - торопливо кивнул Андрей. - Как она?
- Лежит пока. Крови много ушло… Ну и психиатры там… разговоры всякие…
- Это обязательно при суицидном состоянии.
- Ну да.
Они неловко помолчали. Был яркий солнечный день, сквозь плотную завесу выхлопных газов пробивались весенние запахи - оттаявшей земли и набухших почек. Родители вели празднично одетых детей в театр - замысловатый дворец из бетона. По другую сторону проспекта высилась каменная громада университета.
- Вы не волнуйтесь, - сказал Николаев. - Я не за тем пришел… И жена никуда не пойдет… Я просто… понять хочу… - Он развел руками, не зная, как объяснить.
- Вы поймите меня правильно, - заговорил Андрей. - Постарайтесь поставить себя на мое место. Встречаю я девушку… У меня жена искусствовед, смотрит спектакли по всей стране. Полгода в командировках как минимум. Я живой человек, в конце концов… Ну вот представьте, - неожиданно разозлился Андрей. - Стоит такая лахудра, извините… накрашена так, что лица не видно - откуда я знаю, сколько ей лет?.. Я пригласил, так, мимоходом. Она пошла - ночью к незнакомому взрослому мужчине. Что я, по-вашему, должен был подумать?.. И потом - я ведь не маньяк, не насильник… Я был просто потрясен, когда понял, что она девочка… после всего этого…
Николаев молча слушал, глядя в сторону, болезненно морщась.
- Она действительно сама пошла? - спросил он.
- Я взрослый человек! Смешно было бы мне валить на девчонку. Но это была ее инициатива… Она решила, а я… как кролик для эксперимента, честное слово!
Николаев тоскливо смотрел на детей, торжественно идущих в театр, переполненных ожиданием чуда.
- Вы встречались потом?
- Она приходила ко мне на лекцию, - Андрей кивнул через плечо на университет.
- А что вы читаете? - поднял голову Николаев.
- Литературу начала века.
- А как можно… ну, ознакомиться?
- Возьмите хрестоматию - в любой библиотеке.
Николаев покивал и снова опустил голову.
- Не понимаю я чего-то… - сказал он. - Мы ведь тоже не подарок были. Клеши тридцать сантиметров, с лампочками, батарейка в кармане. Да вы помните! Старухи вслед плевались. Патлы у меня были - вот досюда…
- Нет, нас стригли, - улыбнулся Андрей. - Весь класс с урока снимут - и в парикмахерскую строем…
- Ну да. Твист рубали - учителям назло…
- "Битлы" только начинали…
- Ну да! Но ведь не так, как они сейчас, - Николаев помолчал. - Она ведь меня просто не видит. Не так, чтобы изображает чего-то, а будто нет меня. В стену насквозь смотрит…
- А я со своим парнем нормально живу, - пожал плечами Андрей. - Хотя… честно говоря, иногда случайно взгляд поймаешь - страшновато становится…
- Я ведь не про то, что мы вот хорошие, а они плохие. Просто не понимаю я… И с ней, и вообще… Не пойму, что происходит. Жили-жили, и вдруг все кувырком полетело, все через голову. - Николаев мучился от своего косноязычия, никак не мог найти верные слова. - Я один раз за угонщиком шел, разогнался километров до ста, не заметил, что асфальт впереди разобран, ремонт - влетел на булыжники: трясет, голова чуть не отлетает, руль из рук рвет. И не поймешь: то ли по тормозам бить, то ли газу дать, чтоб быстрее проскочить… - Он уныло замолчал. - Авария какая-то…
Андрей сочувственно кивал, не очень понимая, о чем речь, но готовый поддержать разговор.
- Ладно, - сказал Николаев. - Извините, что оторвал… Только Валерке не говорите.
- Вы не волнуйтесь. Больше ничего не будет - это я вам гарантирую, - заверил Андрей.
- Да теперь-то что. - Николаев махнул рукой и, сутулясь, пошел прочь.
Валерка неторопливо подходила к школе, жевала резинку, небрежно закинув сумку за плечо. Рукава формы была закатаны, левый локоть перетянут тугой повязкой.
Вчера ее, наконец, выпустили из больницы, взяв честное-пречестное слово, что она больше никогда так делать не будет. Валерка пообещала. Ей до смерти надоел психиатр с серьезной рожей и дурацкими вопросами, соседки по палате, истеричные плаксивые девки. С ними было скучно. Каждый день в больницу со всей Москвы свозили суицидников, неудавшихся самоубийц, "таблеточников", "висельников", "парашютистов", быстро откачивали и распихивали в переполненные палаты. Первое время они лежали, отвернувшись к стене, потом начинали взахлеб, не слушая друг друга, рассказывать свои трагедии. Восьмиклассница, которую бросил мальчик, узнав, что она беременна, попыталась по второму разу перепилить вены какой-то железкой. Больше в палате никого не было, вставать было лень, и Валерка запустила в нее яблоком…
На крыльце школы Валерка столкнулась с Леной.
- Привет, - робко сказала та.
Валерка молча прошла мимо.
- Валерка… Ну, Валер… - Лена догнала ее. - Я все объясню… Я не виновата, честное слово… Валера! - Она заступила дорогу.
Валерка остановилась, равнодушно глядя в лицо подруге.
- Ну, послушай, пожалуйста. - В глазах у Лены уже копились слезы. - Я тогда… Я тебе про него говорила, из двенадцатой школы… Почему - тебе можно, а мне нельзя?.. А мать… - Слезы покатились по щекам. - Ты же знаешь, она меня насквозь… Сразу, как я вошла… Они меня под лампу ставят, и сами сидят, как на допросе… а я подумать не успеваю… - Лена торопливо, двумя руками вытирала слезы. - Честое слово, сама не знаю, как я про тебя… Я ее просила не ходить…
Валерка с холодным любопытством разглядывала плачущую подругу.
- Они… они меня на колени поставили… Мать меня к врачу водила… Это ужас какой-то!.. Это ты виновата! - закричала вдруг Лена. - Ты! Лезешь, как дура! Все из-за тебя! Ненавижу!
Валерка обошла ее и направилась в класс.
Она сидела в классе рядом с раздавленной, несчастной Леной, смотрела в окно, медленно перекатывая во рту жвачку.
Историчка у доски рассказывала о первых пятилетках.
Валерка вдруг поднялась, бросила учебник в сумку и пошла из класса.
- Николаева… Ты куда? - растерялась прерванная на полуслове историчка.
- Надоело, - устало сказала Валерка.
Класс загудел. И затих.
Историчка подбежала к двери, закричала в коридор:
- Николаева! Вернись! Вернись, я сказала!.. - с силой захлопнула дверь, подошла к столу, нервно спросила: - Так, на чем я остановилась? Да… - Она прикусила губу, пытаясь удержать слезы, - Значит, одна тысяча девятьсот двадцать четвертый год… - села и закрыла лицо руками.
Класс молчал. В тишине историчка всхлипнула, полезла в портфель за платком.
- Смотрите, смотрите, - сказала она, аккуратно вытирая слезы. - Интересно, да?.. Вы у меня на экзаменах заплачете. Тогда я посмотрю…
Андрей назначил встречу у подземного перехода на Калининском - у него было выступление на торжественном вечере в Доме литераторов. Когда Валерка, наконец, дозвонилась до него, он разговаривал сухо и коротко и называл ее Валерой в мужском роде.
Был конец рабочего дня, мимо них вверх и вниз по переходу текли толпы людей, некоторые оглядывались на эту странную пару: взрослого солидного мужчину в строгом костюме с галстуком и пестро раскрашенную девицу с торчащими во все стороны желтыми волосами, в кожаной куртке с железными бляхами и цепью на шее.
- А что, собственно, случилось? - спросила Валерка.
- Ну что ты, ничего не случилось, - раздраженно развел руками Андрей. - Все в порядке! Ты режешь вены, все на ушах стоят - все нормально!
- Черепа приходили? - насторожилась Валерка.
- Какая разница - кто приходил? Не в этом дело!
- А ты-то что волнуешься? - пожала плечами Валерка. - Не тебе же я вены порезала!
- Идиотизм! Детство какое-то! - Андрей досадливо покривился. - Я просто привык общаться со взрослыми людьми. С нормальными людьми! Ну что еще выкинешь? Чего еще ждать? Заранее предупреди, будь добра!
- Испуга-ался, - сочувственно протянула Валерка. - Бедненький Андрейчик испугался. - Она погладила его по щеке.
Андрей со злостью отбросил ее руку.
- Бедный заинька испугался! Не бойся, маленький, все будет хорошо. Тебя-то уж это никак не коснется… Слушай! - оживилась вдруг Валерка. - Хочешь, я тебе одну вещь покажу? Ужасно интересно! - Она закатала рукав и стала разматывать бинт. - Нет, правда, ты такого не видел…
- Перестань… - Андрей схватил ее за руки, оглянулся на прохожих. - Ну не надо… Ну что ты, в самом деле… - тоскливо уговаривал он.
- А впрочем… - Валерка закатила глаза к небу, размышляя: - С твоими нервами - помрешь ведь на месте. У тебя ведь и с сердцем неважно, да? В твои-то годы! А желудок, почки - ничего? В порядке? Ладно, живи, - милостиво разрешила она, заматывая бинт. - Живи спокойно, дорогой товарищ! Скучно с тобой, господи! - вздохнула она. - Ладно, чао! - Она повернулась и пошла было, но тотчас вернулась, шаря по карманам, достала трояк и воткнула ему в нагрудный карман парадного пиджака. - Привет жене!
Она шагала по улице, весело посвистывая и независимо поглядывая по сторонам. Сорвала на ходу маленький клейкий, только что вылупившийся из почки листочек, положила на язык. Лист был смолисто-горький.
Ее обогнал белый "Жигуль" - "восьмерка", из окон смотрели четверо взрослых парней. Валерка прошла мимо. "Восьмерка" снова заехала вперед. Дождавшись, пока Валерка поравняется с машиной, загорелый, коротко стриженный парень открыл окно и крикнул улыбаясь:
- Девушка, покатаемся?