Достав из кармана окурок, Джеб Стюарт не зажигая сунул его в рот. Вскоре на пороге появилась Бетти с небольшим кувшином. Налив три стакана, она поставила их перед нами и отошла к печи.
Напиток показался мне очень сладким и водянистым, но освежающим.
- Спасибо, мэм, - сказал я. - Очень вкусно.
- Благодарю вас, - Бетти была очень довольна.
- Я слышал, что твой отец умер, - сказал Джеб. - Сочувствую. - Мне однажды довелось видеть его, это был великий человек. Как он говорил! Наверное, он мог уговорить даже ангелов.
- Видимо, этим он сейчас и занимается. - Я улыбнулся. - А, может, ходит по аду и пытается организовать профсоюз грешников.
Джеб озадаченно посмотрел на меня. Судя по всему, он не очень хорошо понял, что я имел в виду.
- Твой отец был очень хорошим человеком, - повторил он. - Я думаю, сейчас он в раю, с ангелами.
Я кивнул, мысленно укоряя себя за последнюю фразу: с Джебом надо было разговаривать на понятном ему языке.
- Твой отец был одним из нас. Он здесь родился, им гордится вся округа. - Порывшись в кармане, Джеб достал значок с голубым цветком клевера и белыми буквами ОКТ на лепестках. - Когда он основал Конфедерацию, наш профсоюз одним из первых присоединился к нему.
- Какой профсоюз?
- ПСРЮ.
Джеб говорил о Профсоюзе Сельскохозяйственных Рабочих Юга. Долгое время этот профсоюз считался самым бедным и захолустным. Ни АФТ, ни КПП никогда не интересовались им, лишь изредка выражали свою солидарность в форме требований об уплате членских взносов. Денег у ПСРЮ, впрочем, тоже было немного. Однако отец знал, с чего начинать. Он понимал, что в первую очередь профсоюзу нужны люди, а не деньги, и именно поэтому настоял на названии "Конфедерация", отвергнув предлагавшийся многими вариант "Интернационал". Отец оказался прав. Уже через год созданная им Конфедерация объединяла все профсоюзы Юга. Укрепившись в Техасе, отец стал распространять свое влияние на другие районы Соединенных Штатов. Еще через три года в Конфедерацию входило семьсот профсоюзов с двадцатью миллионами членов, и она продолжала расти.
Джеб Стюарт подал знак жене, и она вновь наполнила ему стакан.
- Его слова до сих пор стоят у меня в ушах, - сказал он: "Я один из вас. Я родился и вырос здесь, помогал отцу пахать землю и сеять. Когда мне исполнилось четырнадцать, я пошел работать на угольную шахту. Потом я пас скот в Техасе, добывал нефть в Оклахоме, нагружал речные баржи в Натчесе, водил паровозы в Джорджии, выращивал апельсины во Флориде. Одним словом, я перепробовал столько работ, сколько вам и не снилось". - Вот так он и говорил, - закончил Джеб, беря со стола стакан.
Я снова кивнул.
- Когда он выступал, он всегда внимательно смотрел на нас. Мы смеялись, и он понимал, что теперь мы пойдем за ним. Но сам он никогда не улыбался и говорил только о деле. Он не предлагал нам выйти из КПП, говоря, что, хотя старый Джон Льюис понемногу отходит от дел, а молодые Рейтеры в Детройте еще неопытны, союз с ними все равно для нас полезен. "Но они ничего не будут делать за вас, - говорил он, - даже если они, что весьма вероятно, объединятся с АФТ. Я понимаю, вам не хочется платить взносы всем. Вы и так уже достаточно платите. Я хочу только предложить вам присоединиться к Конфедерации. Что такое конфедерация, вы знаете. Конфедерацию образуют люди, собирающиеся вместе, чтобы защищать свои права. Наши деды не побоялись образовать Конфедерацию для борьбы против Союза. Мы создали нашу Объединенную Конфедерацию Трудящихся, чтобы помочь всем профсоюзам сохранить независимость и добиться успеха в борьбе. Мы вас не оставим. Если вам нужны консультации, помощь в планировании или организации, мы готовы протянуть вам руку. Фирмы и компании, когда им нужна помощь, приглашают специалистов, мы идем к вам сами. Платить вам ничего не придется, кроме тех случаев, когда мы будем что-нибудь делать для вас. Но когда мы закончим дело, вы можете прекратить плату".
Джеб снова отпил лимонада.
- Когда он говорил, мы не понимали его, но это было не так уж важно. В душе мы были с ним.
Я мысленно улыбнулся. Эту речь я слышал столько раз, что знал ее почти наизусть. В устах отца она выглядела как призыв к созданию Конфедерации и возобновлению борьбы южан за свои права. Объединение было лишь первым шагом, после чего должна была начаться обширная программа действий. По-моему, профсоюзы даже сами не понимали, как им была нужна помощь ОКТ. Если их руководители говорили о какой-то одной проблеме, отец вступал с ними в спор и доказывал, что трудностей было значительно больше. При этом ОКТ была единственной организацией, способной оказать помощь профсоюзам, так как и АФТ, и КПП в значительной мере опирались на нее.
- И что же было дальше? - спросил я.
- В конце лета мы долго спорили, стоит ли начинать забастовку. Мы хотели бастовать, но люди из ОКТ говорили, что ожидается великолепный урожай и впервые за три года можно что-то заработать. Если бы мы упустили этот случай, нам пришлось бы потратить целых шесть лет, чтобы наверстать упущенное. А на следующей год, когда урожай выдался плохим, и большинство наших людей все равно не работало, мы начал и забастовку и добились успеха. Через две недели фермеры сдались: если бы мы не работали еще несколько дней, они бы полностью разорились.
- И в вашем профсоюзе постоянно сидел кто-нибудь из Конфедерации.
Джеб озадаченно посмотрел на меня.
- Откуда ты знаешь?
- Я знаю отца. Он так всегда делал.
- Он был великим человеком, - уважительно произнес Джеб.
- Вы думаете так даже сейчас, когда живете и хозяйствуете сами по себе?
- Не понимаю, - Джеб был поражен моим вопросом.
- Когда мы шли к вашему дому, я заметил кукурузное поле.
- Это-то? Бросьте, всего три акра. Работать там пара пустяков.
- А если люди из профсоюза скажут, что вам нужна здесь пара работников?
- Они сюда не придут. В эти края редко кто заходит, а даже если кто-нибудь навестит нас, то долго не задержится. Впрочем, я никого не жду. Никто просто не знает, что я здесь живу. Здесь ничего не растет.
Я вспомнил, как отец рассказывал, что до работы на шахте помогал своим родителям пахать и сеять. "Здесь же могила деда!", - пронеслось у меня в голове.
Джеб побледнел.
- Ты что-то сказал? - тревожно спросил он.
- Здесь могила моего деда. Вы знаете ее?
Поколебавшись, кивнул.
Мне показалось, я начал что-то понимать. Эти три акра земли были сокровищем.
- Я хочу посмотреть на нее, - сказал я.
- Сейчас? - спросил Джеб.
- Да.
Не говоря ни слова, он встал и, взяв ружье, направился к двери. Я двинулся за ним.
- Нет! - раздался позади нас голос Бетти. - Не делай этого, Джеб Стюарт!
Я посмотрел на Джеба, потом на Бетти.
- Не волнуйтесь, мэм, мы не сделаем ничего плохого.
Джеб кивнул и вышел во двор. Я обернулся к Энн.
- Жди меня здесь, пока я не приду.
- Пойду приготовлю ужин, - сказала Бетти.
- Спасибо.
Джеб шел молча, не оглядываясь, и обратил на меня внимание, лишь когда мы остановились возле небольшого креста, стоявшего на склоне холма.
- Здесь, - сказал он.
Я посмотрел на крест. Он был таким старым, что походил на остатки погибшего дерева.
- Да, - ответил я.
- Как ты догадался?
- Ты сам сказал.
- Не понимаю.
- Неважно.
Джеб пошел куда-то в сторону. Я двинулся за ним, раздвигая кусты и ветки деревьев. Через несколько минут мы остановились перед небольшой землянкой, покрытой бревнами. В землянке, судя по всему, готовили пиво. Прямо передо мной стоял большой паровой котел, рядом поблескивали медные, не тронутые временем трубки. В стороне я увидел дистиллятор, возле которого выстроились большие деревянные бочки, а напротив него были аккуратно сложены дрова.
Мое внимание привлек шум воды, доносившийся откуда-то снизу. Спустившись, я наткнулся на небольшой ручеек, уходивший туда, откуда мы пришли. Опустив руку, я зачерпнул немного воды. Она показалась мне свежей и сладкой.
- Эта вода течет в наш колодец, - сказал Джеб.
- Как вы нашли это?
- Охотился. Года два назад моя собака погналась за енотом, и он ринулся сюда. Енота я подстрелил, а потом мне захотелось узнать, куда течет ручей. Я знал, что где-то здесь должен был стоять старый дом, и спустился вниз. Он действительно там был. Через три года мы разбогатеем. Никогда больше не буду растить этих поганых цыплят. Лучше уж немного поперебиваться, но зато потом жить по-человечески.
Мы вернулись к землянке.
- Все новое? - спросил я, указывая на трубки.
Джеб кивнул.
- Нам пришлось все переделывать. Мы с Бетти работали целый год, расчищали землю, строили сарай. У нас было около шестисот долларов, и все ушло на ремонт. Только прошлой осенью, когда взошла кукуруза, мы поверили, что у нас что-то получилось. Тогда нам казалось, что мы живем, как в раю. Никто о нас ничего не знал, в Фитчвилль мы никогда не ездили и только раз выбрались в Графтон, чтобы привезти вещи. Хорошо съездили. Пойдем, - закончил он, указывая рукой в сторону дома.
Джеб медленно опустил ружье на землю и полез в карман рубашки за сигаретой. Она оказалась кривой и мятой, и, наблюдая за его пальцами, я подумал, что она, наверное, пролежала там не день и не два. Бережно разгладив сигарету, Джеб закурил и обернулся ко мне.
- В душе мы с Бетти понимали, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Счастье никогда долго не длится. - Он помолчал, и каким-то странным голосом добавил:
- У нас здесь немного. Мы можем уехать даже завтра.
- Разве я хочу выселить вас отсюда? - Последняя фраза Джеба несколько удивила меня.
- Это твоя собственность, не так ли? Я видел вашу фамилию в регистре, когда смотрел его, чтобы узнать, в чьем доме мы живем. Она была написана там несколько раз. Три года назад ваш отец переписал эту землю на вас, но, когда я был у нотариуса, мне сказали, что здесь уже тридцать лет никто не появлялся, если не считать юриста, который приезжал оформить дарственную.
Я отвернулся. Мне не хотелось, чтобы Джеб видел, как мои глаза вдруг наполнились слезами. Отец, видимо, рассчитал за меня все.
- Иди домой и скажи Бетти, что вам не надо никуда ехать. Я сейчас приду.
- Ты найдешь дорогу? - спросил он.
- Да.
Послышался хруст веток, вскоре стихший, и я понял, что остался один. Взяв пригоршню земли, я внимательно посмотрел на нее. Она была темной и влажной. Прижав руку к лицу, я закрыл глаза и поймал себя на мысли, что впервые после смерти отца мне захотелось плакать.
Когда мы, наконец, справились с копченой свининой и горошком, залитыми бурой водянистой подливой, я вытер тарелку куском домашнего кукурузного хлеба и неожиданно почувствовал на себе взгляд Бетти.
- Замечательно, - сказал я, протягивая руку к чашке дымящегося кофе.
Бетти улыбнулась. По-видимому, она была очень довольна моей похвалой.
- Это, конечно, не деликатес, я пекла хлеб сама.
- Поэтому он такой и вкусный.
- Я всегда это говорил, - неожиданно вмешался Джеб. - А Бетти почему-то очень нравится читать рецепты в журналах. Конечно, почитать их неплохо, но готовить по ним просто невозможно.
- По-моему, вы зря волнуетесь, - с улыбкой сказала Энн. - Бетти может приготовить все, что угодно.
Джеб отодвинул тарелку.
- Вообще-то места здесь не очень много, но уляжемся все. Мы с Бетти отдадим вам кровать, а сами пойдем во двор.
- Не надо. У нас с Энн есть спальные мешки, и, кроме того, нам нравится спать на улице.
- Тогда устройтесь в поле, - посоветовал Джеб. - Там комаров меньше. Пойдемте, я попробую найти для вас местечко получше.
- Подожди, - сказала Энн. - Я хочу помочь Бетти вымыть посуду.
- Я сама справлюсь. Идите лучше отдохните.
Быстро спустились сумерки, и, когда через десять минут мы с Джебом вернулись с поля, на столе уже стояла старая керосиновая лампа, распространявшая вокруг себя неровный тусклый свет. Я взглянул на часы. Почти восемь.
- У вас есть приемник? - спросил я.
- Нет. Нам некогда его слушать. Мы возвращаемся к самому ужину.
- Я хотел послушать новости, - сказал я. - Сегодня мой брат должен был стать председателем ОКТ.
- Что поделаешь, - Джеб вздохнул.
- Ладно. - Я повернулся к Энн. - Пошли, я покажу, где лежат спальные мешки. Спасибо за ужин, Бетти, и спокойной ночи.
Выйдя на улицу, мы медленно направились к кукурузному полю. Когда мы подошли к мешкам, было уже совсем темно, и влезать в них нам пришлось ощупью.
- У них нет даже электричества, - сказала Энн.
- Им оно, по-моему, и не нужно.
- Бетти хочет смотреть телевизор. Она сама мне сказала. Ты позволишь им остаться здесь, Джонатан? - спросила Энн.
- Да.
- Хорошо. Бетти очень боялась, что ты их выгонишь.
- Это она тебе сказала?
- Да. Они видели твою фамилию в регистре. Ты знал, что твой отец переписал эту землю на тебя?
- Нет.
- Тогда зачем ты сюда приехал?
- Не знаю. Слушай, не задавай мне больше вопросов. Что мы делаем сегодня? Куда пойдем завтра?
Энн сжала мою руку. На небе появился месяц, и, повернувшись, я увидел ее лицо.
- Ты стал какой-то странный, Джонатан. Такое впечатление, что это не ты, а твой отец. Даже голос у тебя изменился.
- К черту, - резко сказал я. Энн замолчала. Несколько минут протекли в молчании. - Извини, что я заставил тебя выбросить травку. Я бы и сам сейчас не прочь затянуться.
Энн вылезла из мешка, уселась на землю и, порывшись в сумке, достала небольшой пакетик.
- Мой неприкосновенный запас. Я с ним никогда не расстаюсь.
Она свернула сигарету, ловко заклеила ее языком и потянулась за спичкой.
- Давай зажгу, - предложил я. - Пожар здесь нам совершенно ни к чему.
Затянувшись первым, я потушил спичку и, зарыв ее в землю, протянул сигарету Энн. Сделав две затяжки, она вернула мне самокрутку, с довольным видом легла на землю и положила голову на локоть. Мы затянулись еще по разу, после чего я потушил сигарету и положил ее в карман рубашки.
- Ты когда-нибудь видел столько звезд на небе? - спросила Энн.
Я посмотрел вверх.
- Нет.
Энн неожиданно задвигалась в мешке, на ее лице появилось хорошо знакомое мне выражение сосредоточенности.
- О Господи! - воскликнула она, поняв, что я смотрю на нее. - Я не могу иначе. Я очень возбудилась.
Она протянула ко мне руки, я склонился над ней, чувствуя, как ее губы прикасаются к моим.
- Дэниэл!
Я вырвался из ее объятий.
- Если кто-то из нас странный, то не я, а ты. Ты опять хочешь отдаться мертвецу?
- Извини, Джонатан. - Глаза Энн наполнились слезами.
- Не извиняйся, - сказал я, вновь наклоняясь к ней. - Это не твоя вина.
- Но ты ведь разговаривал с ним, не так ли, Джонатан? - спросила она.
- Не выдумывай. Хотя иногда мне кажется, что я действительно разговариваю с ним.
- Нет. Я все слышу. Хорошо разбираюсь в таких вещах.
- А я о них понятия не имею.
Энн засмеялась и снова поцеловала меня.
- Джонатан Хаггинс.
- Да, так меня зовут.
- Когда-нибудь ты поймешь…
- Что?
- Что ты точная копия отца.
- Нет. Я - это я.
Энн поцеловала меня в губы.
- Джонатан Хаггинс, я хочу, чтобы, ты занялся со мной любовью. Пожалуйста.
- С кем ты хочешь заниматься любовью? Со мной или с моим отцом?
- С тобой, Джонатан. Ты прав: заниматься любовью с мертвецом невозможно.
Стоя в телефонной будке у автостоянки, я ждал, пока меня соединят с матерью. Прямо передо мной находился универмаг, на вывеске которого красовались большие белые на красном фоне буквы "ФИТЧ" и дата: 1868.
В трубке раздался щелчок, и я услышал голос матери. Я собрался говорить, но телефонистка отключила мою линию.
- Миссис Хаггинс, - сказала она. - Вам звонит ваш сын Джонатан. - Мать что-то ответила, и телефонистка обратилась ко мне. - Можете говорить.
- Здравствуй, мама.
- Джонатан! - В ее голосе чувствовалось волнение. - Где ты?
- В Западной Виргинии, в городе Фитчвилль. Ты когда-нибудь слышала о нем?
- Нет. Я здесь чуть с ума не сошла. Тебя нет дома четвертый день.
- Не волнуйся, со мной все в порядке.
- Мог бы позвонить. Родители Энн в панике. Она не оставила даже записки, мы думали, она уехала с тобой.
- Она действительно со мной.
- Ее родители хотят, чтобы она им позвонила.
- Я скажу ей.
- Надеюсь, вы не делаете никаких глупостей?
- Не беспокойся, она принимает противозачаточные, - засмеялся я.
- Я не об этом. - Голос матери показался мне раздраженным.
- Скажи им, что она не курит марихуану. Я заставил ее все выбросить. А что у вас? Как Дэн?
- Его избрали председателем. Все было так, как хотел твой отец.
- Хорошо. Когда увидишь его, передай ему мои поздравления. - Она не ответила. - Мама! Мама, что с тобой?
- В доме пусто, - грустно произнесла она. - Тихо. Сюда больше никто не заходит.
- Король умер, - сказал я.
- Пожалуйста, Джонатан, возвращайся, мне так одиноко.
- Даже будь я с тобой, мама, я ничего не смог бы сделать.
- В нашем доме всегда были люди, кто-то что-то делал, а сейчас остались только мы с Мэми. Мы целыми днями разговариваем друг с другом или смотрим телевизор.
- А где Джек? - спросил я.
Мать ответила не сразу. По-видимому, она еще не привыкла к мысли, что я знаю об их отношениях.
- Он сможет приехать только через неделю, - сказала она наконец. - Дэн хочет, чтобы он пока побыл с ним в Вашингтоне.
- А почему ты не едешь в Вашингтон? У нас же там есть квартира?
- Она не наша. Это квартира председателя Конфедерации.
- Дэн не будет возражать.
- Все равно нехорошо. Что скажут люди?
- Выйди за него замуж, и все будет выглядеть нормально.
- Не хочу. Я была женой твоего отца и сейчас просто не готова выйти замуж за другого человека.
- Я верю тебе, мама. Но все-таки надо смотреть в будущее. Отец умер, и ты не будешь носить траур всю оставшуюся жизнь.
- Послушай, Джонатан, - тихо сказала мать. - Иногда кажется, что ты не мой сын. Ты говоришь, как твой отец.
- Почему? Я твой сын. Твой и отца. Подумай об этом, мама. Пришло время повзрослеть. Когда отец был жив, мы не могли этого сделать, потому что он все решал за нас. Теперь мы должны определять сами, чем нам заниматься.
- Вот, значит, что ты сейчас делаешь, Джонатан.
- Пытаюсь, мама. Надеюсь, у меня получится. Если, конечно, он оставит меня.
- Он никогда никого так просто не оставлял, - сказала мать.
- Знаю.
- Я тоже. Послушай, Джонатан, а где ты живешь? Я могу с тобой связаться?
- Нет, мама. Я все время езжу и, честно говоря, не знаю, где буду завтра.
- Ты будешь звонить?
- На следующей неделе.
- Тебе нужны деньги?
- Пока все в порядке. Когда понадобится, я позвоню.
- Береги себя, Джонатан. Я люблю тебя.