– Ой, боже мой! – воскликнула Эбби. Она вслед за Стемом спускалась по лестнице, оба несли стопки бумаг, которые надеялись пристроить на веранде. – Атта, верно? Надо же! Я ужасно рада…
Передав свои бумаги Стему, она открыла сетчатую дверь.
– Я рано? – поинтересовалась Атта, вваливаясь в дом как слон. – Думаю, нет. Вы говорили, двенадцать тридцать.
– Нет, конечно же нет. Мы тут просто… Это мой сын Стем, – представила Эбби. – Атта в Балтиморе недавно, Стем, и пока не знает здесь ни души. Мы с ней познакомились в супермаркете.
– Здравствуйте. – Стем кивнул гостье из-за кипы бумаг. – Прошу прощения, я пойду положу это куда-нибудь.
– Проходите, пожалуйста, – пригласила Эбби. – Вы легко нас нашли?
– Легко в достатке. Но вы точно говорили двенадцать тридцать.
– Да? – произнесла Эбби смущенно – вероятно, из-за своего вида: широкие штаны цвета морской волны чуть ниже колен и блузка без рукавов с цепочкой английских булавок, пристегнутой на уровне соска. – Мы по-домашнему, – объяснила она, – у нас не особо принято наряжаться. А вот и мой муж! Ред, это Атта. Она пришла на ланч.
– Очень приятно. – Ред наскоро пожал руку Атты, не расставаясь с отверткой: снова возился с проводами в щитке.
– Я не ем красный мясо, – громко и без интонации сообщила ему Атта.
– Нет?
– В своей стране я ем мясо, но здесь в него кладут гормоны. ("Кхормоны".)
– А-а, – отозвался Ред.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала Эбби, а когда Стем вернулся с веранды, добавила: – Стем, сядь и поговори с Аттой, а я пока займусь едой.
Стем бросил на мать отчаянный взгляд, но Эбби ослепительно ему улыбнулась и вышла.
В кухне Нора резала на столе помидоры.
– Что же делать? – обратилась к ней Эбби. – У нас нежданная гостья, и она не ест красного мяса.
Нора, не оборачиваясь, предложила:
– Может, сделать салат из тунца? Дуглас купил.
– О, хорошая мысль. А где Денни?
– Играет в мяч с мальчиками.
Подойдя к сетчатой двери, Эбби выглянула во двор. Сэмми, не поймав мяч, бежал за ним, а Денни стоял и ждал, лениво постукивая по своей перчатке.
– Ладно, пусть играют, – пробормотала Эбби. Протяжно вздохнула: – О господи! – и направилась к холодильнику за ледяным чаем.
В гостиной Атта растолковывала Реду и Стему, что не так с американцами:
– С виду они такие искренние, сердечные-сердечные. Все такие: "Здравствуйте, Атта, как поживаете?" А потом – ничего, один пшик. Я здесь не имею друзей. Ни единственного.
– Ну-у-у, – протянул Ред, – бросьте! Я уверен, друзья у вас скоро появятся.
– Нет, я не думаю, не появятся.
Стем спросил:
– А вы собираетесь присоединиться к какой-нибудь церкви?
– Нет.
– Дело в том, что у Норы, моей жены, при церкви есть целый комитет, который занимается иммигрантами.
– Я не собираюсь присоединяться к церкви.
После паузы Ред сказал:
– Я не очень понял последнюю фразу.
Стем и Атта посмотрели на него, но промолчали.
– А вот и я! – бодро пропела Эбби, входя с подносом, и поставила его на кофейный столик. – Кто хочет ледяного чая?
– О-о, вот спасибо, малыш, – с чувством отозвался Ред.
– Атта рассказала вам про свою семью? У нее очень необычная семья.
– Да, – подтвердила Атта. – Наша была удивительная семья. Нам все завидовали. – Она взяла из вазы пакетик сахарозаменителя, поднесла близко к глазам и, чуть шевеля губами, прочла надписи мелким шрифтом, а затем положила пакетик обратно в вазу. – В моей семье по обе стороны долгие линии знаменитых ученых. Мы всегда имели в доме научные дискуссии. Другие хотели тоже быть из нашей семьи.
– Правда же, очень необычно? – просияла Эбби.
Ред обмяк в кресле.
На ланч собралась такая толпа, что внуков пришлось посадить на кухне – всех, кроме Элизы, дочки Аманды. Ей было четырнадцать, и она считала себя взрослой. За обеденный стол уселось двенадцать человек: Ред и Эбби, четверо их детей, трое супругов детей, Элиза, Атта и миссис Энджелл – свекровь Джинни, жившая вместе с ней. Тарелки почти соприкасались краями, между ними теснились ножи, вилки, ложки. Кругом то и дело повторялось: "Ой, простите, это ваш стакан или мой?" И Эбби, по крайней мере, все это явно воодушевляло.
– Как нас много, – улыбалась она детям. – Правда же, весело?
Те в ответ смотрели угрюмо.
До ланча почти все толпились на кухне, куда ретировались после знакомства с Аттой. Эбби присоединилась к ним, но, пожалуй, напрасно – расступившись, родные обожгли ее злобными взглядами.
– Мам, как ты могла?
Джинни добавила:
– Ты ведь, кажется, обещала, что это прекратится.
– Что прекратится? – возмутилась Эбби. – Честное слово, неужели трудно проявить капельку гостеприимства?
– Мы хотели собраться в тесном кругу! Но нет, тебе, как всегда, своей семьи мало! Что тебе, нас не хватает?
Однако теперь все уже потихоньку успокаивалось. Хью, муж Аманды, высокохудожественно резал мясо. Он окончил специальные курсы, и с тех пор эта почетная обязанность традиционно возлагалась на него. Ред, наблюдая, бормотал:
– Господи боже ты мой, там ведь нет костей, ну что за театр?
Нора бесшумно входила и выходила, успокаивала детей, вытирала пролитое, а миссис Энджелл, женщина с приятным лицом и седыми голубоватыми волосами, похожими на пух одуванчика, по мере сил развлекала Атту беседой. Расспрашивала о работе, о том, что едят у нее на родине, об устройстве системы здравоохранения. Атта сбивала каждый вопрос на лету. Казалось, те падают на пол, будто пропущенные воланчики.
– А вы будете подавать на американское гражданство? – поинтересовалась миссис Энджелл.
– Абсолютно ни за что нет, – отрезала Атта. А…
– Атта считает американцев недружелюбными, – объяснила Эбби миссис Энджелл.
– Святые небеса! Впервые такое слышу!
– Они притворяются, что они друзья, – сказала Атта. – Мои коллеги всегда спрашивают: "Как поживаете, Атта?" Говорят: "Мы рады вас видеть, Атта". Но что, зовут они меня в гости? Нет.
– Возмутительно.
– Они… как это у вас говорят? Двуликие, – заявила Атта.
Джинни перегнулась через стол и спросила Денни:
– Помнишь Би Джей Отри?
Денни невнятно промычал что-то в ответ.
– Я вдруг ее вспомнила, сама не знаю почему.
Аманда хмыкнула, а Стем застонал. Они отлично знали почему: Би Джей с ее скрипучим голосом и режущим смехом была, пожалуй, самой противной "сироткой" их матери. Денни без улыбки посмотрел на Джинни, а затем повернулся к Атте:
– Полагаю, вы ошибаетесь.
– Да? – удивилась она. – "Двуликие" неправильное слово?
– В этой ситуации да. "Вежливые", думаю, намного точнее. Люди проявляют вежливость. Вы им не слишком нравитесь, поэтому к себе они вас не приглашают, но очень стараются вести себя с вами любезно. Вот и спрашивают, как вы поживаете, и говорят, что рады вас видеть.
Эбби воскликнула:
– Денни!
– Что?
– Или еще, – абсолютно невозмутимо сказала Атта, – они желают мне "приятно провести выходные". Как, спрашивается, мне это делать, хотела бы я знать.
– Точно. – Денни улыбнулся матери; та откинулась на спинку стула и шумно выдохнула.
– Внимание! – прокричал Хью, муж Аманды, нанизав кусок мяса на большую двузубую вилку. – Смотрите-ка, Ред.
– Что?
– На этом куске ваше имя. Видите, он тоненький, как бумага.
Ред кивнул:
– А, хорошо, спасибо, Хью.
Хью, муж Аманды, прославился в семье тем, что однажды спросил, зачем под кустами азалии шнауцер. Он говорил о штуцере для поливных шлангов. В семье этого так и не забыли и часто спрашивали: "Что, Хью, как сейчас под кустами, много шнауце-ров?" Он нравился Уитшенкам, но изумлял их своей безрукостью, бесполезностью в том, что казалось им главным в жизни. Он не умел даже заменить выключатель! Хью тщательно ухаживал за собой, поражал модельной красотой и привык ко всеобщему восхищению. Он постоянно хватался за какие-то новые занятия, однако от недостатка терпения бросал их, а в настоящий момент держал ресторан под названием "День благодарения", специализировавшийся на блюдах с индейкой.
У Хью, мужа Джинни, напротив, были золотые руки; он работал в колледже, где Джинни училась. Другие девочки мечтали о студентах-медиках, но Джинни, лишь глянув на простака Хью – борода цвета опилок, пояс с инструментами низко на бедрах, – сразу почувствовала себя как дома. Вот человек, с которым можно говорить на одном языке! Она вышла за него замуж на старшем курсе, доставив этим некоторые неудобства администрации колледжа.
Сейчас Хью, муж Джинни, расспрашивал Элизу о ее балете, проявляя тем самым большую любезность, поскольку до того с девочкой никто толком не разговаривал.
– Это у тебя из-за балета волосы затянуты? – осведомился он, и Элиза ответила:
– Да, мадам О’Лири требует.
Она села прямее – тоненькая, будто водоросль, плечики нарочито прямые – и потрогала маленький пончик у себя на макушке.
– А если бы у тебя были кудрявые волосы, которые не держались бы так? – не отставал он. – Или если бы не вырастали длинными, как иногда бывает?
– Никаких исключений, – серьезно отвечала Элиза. – Мы обязаны закалывать их на затылке.
– Вот как!
– А еще обязательно прозрачные юбки, – вмешалась Аманда, – поверх трико. Все думают, что им нужно носить пачку, но это лишь для выступлений.
Эбби спросила:
– Джинни, а помнишь, мы одели Элизу в пачку, когда она только родилась?
– Еще бы! – Джинни засмеялась. – Как такое забудешь? У нее их было целых три. Мы ее все время переодевали.
– Твоя мама попросила нас посидеть с тобой, – объяснила Эбби Элизе, – в самый первый раз ей казалось спокойнее поручить тебя родственникам. Ну, мы ей: "Давай, давай, езжай отсюда!" А сами, чуть она за порог, раздели тебя до подгузников и начали наряжать. Перепробовали все до единой вещички, что подарили на бэби-шауэр.
– Впервые слышу, – удивилась Аманда.
Элиза сидела с довольным видом, но немного смущенная.
– Ах, как же мы мечтали добраться наконец до этих прелестных одежек! Не одни ведь пачки, а еще чудесное матросское платьице, и купальник-бикини, и – помнишь, Джинни? – синий в полоску комбинезон из тика с пластмассовой застежечкой.
– Как не помнить, – отозвалась Джинни. – Это же я подарила.
– Мы сделались будто пьяные. – Эбби повернулась к Атте: – Все-таки первая внучка.
– Ну, не совсем, – возразил Денни.
– Что, солнышко?
– Ты, похоже, забыла. Первая внучка у вас Сьюзен.
– А! Да, конечно. Я имела в виду, первая внучка к нам близко. В смысле, географически. Что ты, разве я могла забыть Сьюзен!
– Кстати, как она? – поинтересовалась Джинни.
– Хорошо, – ответил Денни.
Он зачерпнул подливки для мяса и передал соусницу Атте, которая, сощурившись, заглянула внутрь и поспешила от нее избавиться.
– Чем она занимается летом? – спросила Эбби.
– Музыкой.
– Музыкой, как хорошо! У нее способности?
– Вроде бы да.
– А что за инструмент?
– Кларнет? – задумчиво произнес Денни. – Да, кларнет.
– Я подумала, может, валторна.
– Почему ты так подумала?
– Ты же ведь играл на валторне.
Денни принялся резать мясо.
– Что этим летом поделывает Сьюзен? – спросил Ред.
Все уставились на него.
– Играет на кларнете, Ред, – после некоторого молчания сказала Эбби.
– Чего?
– На кларнете!
– Мой внук в Милуоки играет на кларнете, – поведала миссис Энджелл. – Его, правда, трудно слушать без смеха. Вместо каждой третьей-четвертой ноты выходит пронзительный писк. – Она посмотрела на Атту: – У меня тринадцать внуков, представляете? А у вас, Атта, есть внуки?
– Откуда бы? – вознегодовала Атта.
Снова воцарилась тишина, на сей раз тяжелая, ватная, как одеяло, и все уткнулись в свои тарелки.
После ланча Атта удалилась, забрав с собой остатки магазинного слоеного торта, который подали на десерт. Она почти не притронулась к салату из тунца, объявив, что "в нем ртуть", зато оказалась большой сладкоежкой. Элиза ушла во двор к детям, а взрослые переместились на крыльцо. Даже Нору удалось убедить, что с уборкой на кухне можно подождать, и Ред решил подремать не у себя наверху, а в пахнущем плесенью гамаке с южной стороны крыльца.
– Что это у папы руки в пятнах? – тихо спросил Денни своих сестер. Они втроем сидели на качелях.
Но ответила Эбби, от которой никогда ничего не ускользало. Она прервала разговор с миссис Энджелл и крикнула:
– Он принимает антикоагулянты. Из-за них легко появляются синяки.
– А с каких это пор он спит днем?
– Врачи велели. Теоретически он должен спать не только по выходным, а каждый день, но этим он манкирует.
Денни молчал, рассеянно качаясь и глядя на серую белку, прошмыгнувшую под кустом.
– Забавно, что мне не потрудились сообщить о его сердечном приступе, – произнес он чуть погодя. – Я до вчерашнего вечера был не в курсе. Не позвонил бы Джинни, так, может, вообще никогда не узнал бы.
– Но твое присутствие ничего бы не изменило, – ответила Аманда.
– Вот спасибо!
Эбби недовольно заерзала в кресле-качалке.
– Не правда ли, погода стоит восхитительная? – почти пропела миссис Энджелл.
На самом деле погода стояла на редкость знойная, с частыми бурными грозами, так что она, вероятно, просто хотела сменить тему.
– Ах, Лу, – Эбби похлопала ее по руке, – ты всегда смотришь на вещи позитивно.
– Но мне нравится жара, а вам разве нет?
– Да, нравится, – согласилась Эбби. – Но я не могу не думать о беднягах, что живут в центре города и сейчас буквально задыхаются.
Уитшенкам сносить жару помогали потолочные вентиляторы, чердачный вентилятор и по-старинному высокие потолки. Ред порой заговаривал о том, не установить ли кондиционеры, но тут же прибавлял, что не хочется тревожить каркас дома. На крыльце висели еще три вентилятора, равномерно распределенных по длине, – красивые, старомодные, с лакированными деревянными лопастями, подходящими по цвету к лакированным потолку и полу, а также медового цвета качелям и широким входным ступеням. Все это когда-то выбирал Джуниор, и он же велел установить над каждой дверью первого этажа узорчатые вентиляционные решетки для свободной циркуляции воздуха. Плюс, конечно же, тюльпанные деревья давали тень, хоть Эбби и жаловалась, что слишком густую. Под деревьями ничего не росло, вместо газона там была утоптанная земля с пробивающейся кое-где выносливой росичкой, а по северному краю участка цвели одни только хосты с их жалкими цветочками и огромными монструозными листьями.
– А что поделывают дети Нельсонов? – спросила Джинни, глядя на дом соседа через дорогу.
– Я точно не знаю, – ответила Эбби. – В наши дни спросишь у людей о детях и понимаешь, что им и говорить-то ничего не хочется. Они мямлят: "Ну, знаете, наш сын окончил Йель, но сейчас он, м-м…" И в конце концов выясняется, что он бармен или варит капучино и вообще вернулся и опять живет дома.
– Нашел хоть какую-то работу – так уже повезло, – вмешался Хью, муж Аманды. – Я вот начал временно увольнять официантов.
– Ой, господи, у тебя что, дела идут плохо?
– Да, похоже, люди перестали есть в ресторанах.
– Но у Хью появилась идея получше, – сообщила Аманда, – нечто абсолютно новое. Правда, в том случае, если найдутся спонсоры.
– Вот как. – Эбби нахмурилась.
– "Не проходите старт", – сказал Хью.
– Что?
– Название моей будущей фирмы. Броское, да?
– Но чем эта фирма будет… заниматься?
– Беспокойными туристами, – ответил Хью. – В смысле, психами ненормальными. Вы, может, и не знаете, что бывают такие люди, вы ведь никогда не путешествуете, а я вот таких навидался, уж поверьте. Моя двоюродная сестра, например. Кузина Дарси. Она начинает паковать вещи загодя – настолько загодя, что ей становится нечего носить. Складывает в чемодан абсолютно все, на все случаи жизни. А еще она уверена, будто дом таинственным образом чувствует, что она собирается уехать, потому так и ждет, что буквально за пару часов до поездки случится протечка, засорится унитаз или откажет сигнализация. Для тех, кто останется с ее собакой, она пишет целые романы. И заодно начинает подозревать, что у кошки диабет. Так я что придумал: для людей вроде Дарси мы будем брать на себя всю подготовительную работу и делать намного больше, чем обычные турагенты. Она нам – дату и место назначения, а мы ей: "Ни слова больше!" И не только забронируем рейс и гостиницу, но и упакуем чемоданы за три дня и отправим их экспрессом, то есть можно не думать о регистрации багажа. Мы обеспечим такси в аэропорт и в месте назначения по прибытии, закажем билеты в музей, экскурсии с гидом и столики в лучших ресторанах. И это только начало! Мы также организуем уход за домашними животными и вызовем мастера, если в доме что-то сломается, – это надо будет обсудить с Редом, – найдем англоговорящего врача недалеко от гостиницы, запишем в салон поправить прическу в середине поездки. За три часа до вылета мы позвоним ей в дверь: пора! Но она, допустим, ответит: "Понимаете ли, какая штука, у моей мамы диагностировали сердечную недостаточность, она может в любую минуту умереть". "Понятно, но вот, – говорим мы и выхватываем из кармана сотовый телефон, – вот вам сотовый с европейским роумингом, его номер известен и вашей мамочке, и ее реаниматору А к тому же мы приобрели для вас страховку, по которой вы в случае экстренной ситуации немедленно вылетаете домой".
Засмеялся один только Денни.
– Это должен быть очень богатый путешественник, – сказал Хью, муж Джинни.
– А я и не говорю, что будет дешево.
– Очень богатый и сильно психованный, причем в одном флаконе. Сколько таких найдется во всем Балтиморе?
– Ну, друг! Умеешь поддержать человека.
– Ой, а мне страшно нравится название, – поспешила вмешаться Эбби. – Сам придумал, Хью?
– Да.
– И оно означает… Под "Не проходите старт" подразумевается?..
– Что перед поездкой не надо ничего планировать и ни с чем возиться, как это обычно бывает.
– Понятно. То есть с тюрьмой ничего общего?
– С тюрьмой? Господи, конечно нет.
– А как же твой ресторан? – поинтересовалась Джинни.
– Я его продам.
– Интересно, кто же его купит?
– Ну, народ, вы даете!
– Я только спросила. – Джинни подняла брови.
Тут миссис Энджелл произнесла:
– А вы заметили, что в последнее время птицы не поют, а как будто бы разговаривают? Слышите?
Все прислушались.