– Мамочка, а это очень удобно – быть сбитым летчиком. Особенно за чужой счет! И я никогда не позволю, чтобы кто-то был сбитым летчиком за мой счет!
– Ты молодая уточка, еще не нагулявшая жира! В твоем возрасте я считала так же! – обняла ее Ольга.
Автобус ехал над морем. Дина что-то писала в блокноте под диктовку народного критика Сулейманова. Золотая Рыбка сладко спала, положив голову на терпеливую Голубеву. Шиковский громко рассказывал Гале Упыревой, что такое комедия дель арте.
– Ее также называют комедией масок. По сути, это импровизационный уличный театр итальянского Возрождения! Без капли достоевщины! – мягко говорил он.
– Типа наших скоморохов? – хмурила брови из-под серебристой шляпы Галя.
– Скоморохи более дискретные. Более надрывные. И более поздние. А это, по сути, первый в истории профессиональный театр…
Ашот Квирикян учил Куколку выстраивать композицию, снимая дорогу за окном со словами:
– Не тупи! Когда снимаешь, надо не ловить картинку в объектив, а просто дышать Италией! Понимаешь?
Куколка не понимала.
– Ну ты как первокурсник, который говорит: "Десять раз подряд смотрю Феллини и делаю в десять раз круче!"
– И у него получается? – хлопала ресницами Куколка.
– Вах, что я ребенка мучаю? Снимай как хочешь! – махал рукой раздраженный Квирикян.
Наташа оживленно обсуждала с Ветой туфли. С момента отъезда из гостиницы они дошли уже от красных до фиолетовых и сиреневых тонов, модных в этом сезоне. Печорина расспрашивала у Леры сплетни о Софи Лорен и Марчелло Мастроянни.
– Ну, они оба были на похоронах Витторио Де Сика. Это который первый снял их обоих. Платье на ней показали по телику – зашибись. А был ли у них служебный роман, так никто не знает… Она отрицает. Но это ведь Италия, здесь бабы до гроба молчат о своих отношениях, – грустно говорила Лера. – Здесь, на юге, жены не работают. Считается, что это неприлично. На севере, правда, наоборот, им неприлично не работать. Но и тут, и там все чтят семью…
– Кстати, Василий Картонов лепил Софи Лорен, – тут же включилась Даша, несмотря на свежую разборку с Лерой. – Светская пресса даже писала, что у них роман.
Даше хотелось за свои деньги получить возможность стоять в ряду женщин Картонова рядом с Софи Лорен.
– Да это он сам слухи распускал, – скривила губы Печорина.
– А кто это – Василий Картонов? – спросила Лера.
– Это скульптор, ну такой, шустрый. С бородой. Который в Рим ездил с этим вашим певцом Массимо, – пояснила Печорина.
– У него роман с Софи Лорен? Да кто он такой? – оскорбилась Лера за кинозвезду.
– Он – лучший скульптор России! – закричала Даша на весь автобус.
– А вам действительно нравятся его работы? – мягко спросил Руслан Адамов.
– Он – гений. Поверьте, я много прожила за границей, я в этом понимаю, – отчеканила Даша.
– А как вы определяете, что он гений? – уточнил Адамов.
– Сердцем. Больше никак, – отрезала Даша.
– Знаете, Даша, мне посчастливилось встречаться с Эрнстом Неизвестным. Он рассказывал про разговор с генералом КГБ. Тот говорит: ну чего тебе еще надо, деньги, слава, все есть, чего ты никак не успокоишься? А Эрнест Неизвестный спрашивает: товарищ генерал, а в какой руке у Дзержинского шапка? А генерал каждый день на работу на Лубянку ходит, но вспомнить, в какой руке шапка, не может. А Неизвестный объясняет ему, что в скульптуре главное образ, и только тогда она предмет искусства. – Руслан Адамов сделал маленькую паузу и с бережной интонацией спросил: – А вы действительно можете запомнить работы Картонова? Вот он Лужкова лепил. Лепил очень суетно, даже хуже, чем Церетели. Скажите, что у его Лужкова в руках и что сзади? Если вспомните до приезда в Реджио Калабрио, то с меня бутылка "Бейлиса". Вы наверняка любите "Бейлис"?
– Люблю, – злобно ответила Даша. – Вспомню! Назло вам вспомню!
– Делаем ставки! Ставлю двадцать евро, что не вспомнит! – закричал Ашот Квирикян.
– А я – сто! – поддержал Шиковский.
Беда была в том, что за то, что вспомнит, денег не поставил никто. Потому что никто и сам не мог вспомнить подробностей истукана с лужковской рожей в чугунном гарнире.
– Как вы сказали? Романтичная маргиналка? – улыбнулся Руслан Адамов. – Про меня можно сказать так же.
– Вы – известный художник. А я общественница. Народная мстительница. У нас в стране ни "зеленых", ни экологов нет потому, что безопасно можно только учить детей закрывать кран с водой, когда чистишь зубы. – У Ольги были наивные попытки влезать в большие экологические проекты. – Нормальные "зеленые" есть только в регионах, но их быстро покупают или убивают.
– Да вы что?
– Ну смотрите, прекращение производства бензина "Евро-2" с 2009 года нашим правительством считается слишком жестким по отношению к нефтеперерабатывающей промышленности. И эта идея перенесена на 2011 год, – объяснила Ольга. – То есть это слишком жестко для нефтяного лобби и не слишком жестко для наших легких. У меня была идея найти человека с легочным заболеванием и при хорошей западной поддержке подать в суд на правительство… Это было бы красиво.
– И что?
– Ну я же не одна. У меня два учредителя. Одному сразу пообещали налоговую прислать, другой заранее испугался. Да и у меня семья уже пуганная. Как куда влезаю, сразу начинают звонить, вежливо грозить детям…
– Кто? – Руслану Адамову довольно трудно было понять, что звонят "службы, решающие все вопросы": по поводу бензина – службы нефтяников, по поводу мусоросжигательных заводов – службы мусорщиков, по поводу строительного беспредела – службы строителей и т. д.
– Заинтересованные лица… – усмехнулась Ольга. – Да не грузитесь, Руслан, давайте о приятном.
– Так получается, что вы – совесть нации?
– Именно. Маленькая, беспомощная, унылая совесть нации! – рассмеялась Ольга. – Поймите, Руслан, я – сытая московская дамочка. Попугай-популяризатор. А вот серьезные люди борются с ввозом ядерных отходов, за уничтожение биологического оружия, защищают заповедники… Там действительно бойцы. Но как вы понимаете, это другие персонажи, чем в этом автобусе. С другой группой крови.
– Понимаю. И как вы видите перспективу?
– Перспективу я вижу в густеющем тумане с превышенным ПДК вредных веществ! – пошутила она. – Экологи любят повторять, что если историю планеты представить как один год, то человек появился на ней 31 декабря вечером и при этом успел загадить все, что расцвело и выросло до него. И если что-то и имеет смысл делать, то только объяснять это маленьким детям, потому что взрослым на это в основном наплевать… Так и строю работу своей организации.
– Я бы и сам в чем-нибудь таком поучаствовал, но как-то неудобно. Скажут, что для пиара. Это у нас Картонов – специалист по "Хрустальным слезам". Но я… всегда за собой убираю мусор в лесу, – неожиданно оправдался Руслан Адамов, – хотя это не носит осознанного экологического характера. Просто привычка не оставлять за собой грязь. Я и плохие свои работы немедленно уничтожаю.
– Понимаю… Простите за аналогию, есть такие люди, после которых невозможно зайти в туалет. Туда предварительно должна зайти уборщица. Вот в последнее время в России, мне кажется, туалеты стали лучше, а таких людей стало больше…
– Интересная аналогия! Я бы вас нарисовал. Синим цветом. Не потому, что вы Волгина, и не потому, что вы водой занимаетесь. Я вас вижу в синем, как бы это сказать… – он пощелкал пальцами, – вы только не обижайтесь. От вас такое ощущение, что на вас одновременно и синий чулок, и синее платье Моники Левински…
– Грубо, – фыркнула Ольга, хотя ничего более точного никогда о себе не слышала; но внешне действительно держалась синим чулком, а вдвоем резко расстегивалась на все пуговицы.
– Извините…
Прибрежная полоса летела мимо них в окне, смешивая бежевые дома, зеленые кроны и розовые облака цветников. Казалось, что все, что говорила Ольга, было про другую планету. А на этой планете был рай, и автобус въезжал в прекрасный город.
Лера взяла микрофон и, откашлявшись, по бумажке объявила:
– Реджио Калабрия – самый старый город региона. Поэт Габриеле Д’Аннунцио назвал набережную моря Реджио Калабрии самым красивым "километром Италии". В городе проживает 178 тысяч жителей, процветают торговля вином, оливками, южными фруктами и рыболовство. Основан приблизительно в 725 г. до Рождества Христова халкидцами из Евбеи и мессенцами из Пелопоннеса. Ой, тут дальше очень длинно про то, кто кого изгнал… Короче, здесь родился Джанни Версаче!
– А это ему памятник? – завопила Вета.
– Нет, Гарибальди!
– Лера, а еще что тут было интересненького?
– Интересненького? Ой, в прошлом году был ужас! Какой-то мудак захватил детский сад с детьми. То ли ему с его ребенком не дали общаться, то ли денег хотел, я забыла… но все ужасно переживали! Потом полгода обсуждали, итальянцам же только дай чего пообсуждать. Они ленивые и болтливые. Думаете, они в сиесту свою проклятую спят? Ничего подобного! Они сплетничают! Причем мужики больше, чем бабы!
Фестивальцев выгрузили из автобуса и пустили в свободное плавание. Перед ними распахнулась главная торговая улица Калабрии Корсо Гарибальди, финалом которой был Национальный музей.
В Италии есть два типа городов: сумасшедше красивые и никакие. Никакие – это типично южные, таких полно хоть на арабской земле, хоть на европейской, хоть на израильской, хоть на индийской, хоть на бразильской. Кажется, что их наливали из одной бочки. Кстати, почти во всех таких городах мира изобилие китайских магазинов и ресторанов.
Реджио Калабрия оказался сумасшедше красивым городом. В нем не было ни одного некрасивого дома. Они стояли рядами, идеальные, невысокие, строгие, изысканно нарядные. Как конфеты в коробке. Медленно пробираясь по Корсо Гарибальди и забыв обо всем на свете, Ольга щелкала затвором фотоаппарата.
Все на этой улице: каждая обветренная стена, резная дверь, витой балкончик, горшок с цветами, расписная ставня и кокетливая лепнина – радовалось солнцу и сияло ему навстречу. Пропуская прохожих, медленно ездили автомобили, в каменных галереях возле роскошных витрин пылились оставленные мотоциклы, расхаживали немыслимо стриженные собаки в ошейниках со стразами…
Здешние люди любили себя, придирчиво строили для себя и берегли красоту, созданную предками. Пара живых скульптур дополняла великолепие города и собирала с туристов деньги как налог за увиденную Корсо Гарибальди.
Ольга зачарованно остановилась перед кондитерской, в окнах сверху спускались корзиночки с цветами. Мимо прошествовала Даша в обтягивающих штанах, а за ней несколько итальянских стариков, активно жестикулирующих и обсуждающих богатство ее плоти. Даша была сосредоточена и не заметила успеха. Она была в шопинговом экстазе.
Пронеслась хохочущая Лиза Золотова с озабоченным Егором, ищущим, где бы купить сигарет. Их не продавали нигде. Было видно, как впереди страстно мечется по дольчегаббанам Вета. Она выскакивала из очередного магазина, упруго выбросив накачанную ногу, и впрыгивала в другой, выпятив попку, так, словно это был специально поставленный на нее танец в специальных декорациях.
Ольга зашла в магазин со всякой всячиной, начала покупать альбомы для открыток в подарок. Увидела влетевшую на порог Галю Упыреву, снайперски глянувшую на прилавки и исчезнувшую, огласив пространство диагнозом:
– Одно говно!
– Опять кредитки не берут! Опять требуют нал, суки! Мы с Куколкой уже грохнули весь нал! Банкомата не видела? – спросил сзади Ашот Квирикян.
В их гостинице евро на доллары цинично меняли один к двум. "Не нравится – не меняй. Езжай в соседний городок, но такси обойдется тебе во столько, что ты еще нам скажешь спасибо!" – было написано на плутовских рожах менял.
Ольга двинулась дальше. Купила понравившихся платьиц и футболок, завернула в антикварный. Пробила старые разломанные часы. Никогда не могла отказать себе в антикварных удовольствиях. Налетела на Наташу, меряющую кольца и серьги в ювелирном, обвешанную пакетами и продавцами.
От Наташи, перебивая "Клема", шел запах "глупых денег", продавцы всех стран мира и товаров всех категорий летели на нее, как мотыльки на лампу, ощущая: тут можно втюхать все, что угодно.
В конце концов Ольга устала и раньше времени пришла к Национальному музею. Увидела в уличной кондитерской перед ним народного критика Сулейманова с Золотой Рыбкой, усталую Печорину и Андрея Николаева. Все, кроме Андрея Николаева, запивали пирожные кофе. Бард совершал очередной чин-чин.
– Деятели культуры, блин! Ну как из тюрьмы вышли! – сокрушался Андрей Николаев. – Глаза безумные, руки трясутся! Тьфу! Оль, ты без увечий?
– Я – да. А что, есть жертвы? – Ольга заказала кофе и пирожное, как трое первых.
– Ужасная история… Так себя вели, когда только начали выпускать за границу! Но ведь сейчас в Москве все есть! – охала Печорина.
– Я зачем-то зашел в магазин ровно в ту секунду, когда Гале и Вете понравилась одна юбка… и окончательно потерял веру в человечество! – пожаловался Ольге Сулейманов. – Я практически попал в гангстерский фильм. Потому что дамы… начали… драться! Но Вета, конечно, победила. Она молодая. Она ведь, кажется, балерина. Там ведь у них станок восемь часов. Рванула с этой юбкой к кассе, но Галя догнала ее и ударила ногой по копчику, как Пеле по мячу! Бедная Вета осела на пол от боли, но крутанулась… практически сделала фуэте и плюнула в Галю… Я бежал оттуда, как трус с пожара. Мне было стыдно, что я из одной с ними страны… – И, помолчав, добавил: – Эту сцену шикарно бы снял Данелия!
– Он так бежал, что я еле догнала! – подтвердила Золотая Рыбка.
– А я ничего не покупал. Я ходил, смотрел, делал чин-чин… И знаете, калабрезки бывают очень хорошенькие! – подмигнул Андрей Николаев.
– А ведь Инга тоже, кажется, била Леру ногой по копчику в день открытия фестиваля? – нахмурила лоб Печорина.
– Нет, мне говорили, что это Лера била Ингу по копчику, – возразил Сулейманов.
– Да там ни одного трезвого свидетеля не было! – напомнил Андрей Николаев. – Предлагаю сделать эмблемой фестиваля "Чистая вода" дерущихся женщин! Бьющих друг друга по копчику!.. Оля, а тебе как город?
– Не знаю… Слишком много красоты. Как в Эрмитаже. Столько сразу не усваивается. Ах да, еще на одном доме я увидела надпись "скин" и свастику! И просто похолодела…
Улица упиралась в фиолетовые горы. Где-то рядом находилось Коста-Виола, где, говорят, фиолетовые море и небо сливаются в единую фиалковую дымку.
Вбежала Дина, приклеила скотчем к входу в кондитерскую бирюзовую табличку фестиваля "Чистая вода", кивнула людям за барной стойкой и нырнула в очередной магазин.
Люди за барной стойкой по-домашнему улыбнулись. Видимо, все туристы собирались именно у Национального музея. На табличку тут же начали нанизываться фестивальцы, отягощенные пакетами и впечатлениями.
– Ой, разверни скорее! Покажи! Ой, а я, дура, такое не купила! Где, где этот магазин? Может, еще успею! Хер с ним, с музеем!
– Я и говорю, джинсы теперь покупать можно только в Италии или во Франции. И то ты полностью не застрахован от фейка!
– Да какая же это сумка? Это косметичка! Это ты в косметичку такие деньги вбахал?
– Меня просили купить свадебное платье, я купила! Такие приятные цены… А то, что она в него не влезет, ее проблемы, пусть не пожрет недельку перед Мендельсоном!
– Смотри, какой махровый халат! Он ко мне прямо ласкается! Не трогай его руками, у тебя руки в пирожном!
– Это не ботинки, это высокие готичные кеды "реплай". Да натуральная замша, натуральная. Я ж не идиот!
– Я купила статуэтку святого Антония…
– Ты отдала за эти очки триста евро? Ты с ума сошла! Я такие же купила за двадцать! И что, что они сделаны не в Китае? Они от этого светлей, что ли, становятся?
– Покупать здесь люстру – безумие! Как же вы ее повезете?
– Прелестный зонтик! А что это на нем нарисовано? Венеция? Гламурно! Дорогой?
Ольга незаметно снимала это шоу, чтобы потом разослать людям их смешные фотки.
– Просто форменная оргия потребления, – качал головой критик Сулейманов.
Пружинисто влетела обвешанная покупками Вета, сурово глянула на Ольгу:
– Показывай, что купила? Где твой пакет? Оль, ты что, дура? Это же Китай!
– А мне понравилось…
– Ну как может нравится Китай? Да как ты это на своих детей наденешь, они у тебя что, обсосы, что ли? – возмутилась Вета.
– А ты, говорят, побывала в горячей точке? Получила пинка от Гали Упыревой?
– Ой, ну это ваще! Лежит юбка! Я ее беру, эта старая калоша орет, мол, я ее себе отложила! Ну скажи, куда ей такая юбка? Под такую юбку надо иметь ноги и жопу! А у нее их и смолоду не было! Она еще, тварь, мне по копчику пнула! Хотела ей зубы вставные выбить, но времени пожалела, за это время столько магазинов можно обежать! По магазину за один выбитый зуб! – Вета тяжело дышала, как после танца. – Представляешь, в магазине косметики стоит такой красивый пидор, я сначала думала, что девка, глаза накрашены, волосы уложены… потом смотрю – парень. Он мне помог эти желтенькие тюбики найти!
Вета потрясла перед Ольгиными глазами тюбиками тыквенного цвета. Торжествующе отвернула пробку и чуть не брызнула ей в лицо пастой с экзотическим фруктовым запахом.
Дина и Лиза пересчитывали всех по головам, как в пионерском лагере:
– Почему половины людей не хватает? Где они? Мы же договаривались собраться в определенное время!
– Некоторые попросили в магазинах политического убежища! – предположил Андрей Николаев.
– Кто видел Руслана Адамова и Ашота Квирикяна с Куколкой? Ну они же не могли застрять в магазинах! – спрашивала Дина.
– Да ладно, они вчера в ресторане весь вечер часы Квирикяна обсуждали!
– А я их видела в бутике "Труссарди"!
– Да не "Труссарди", а "Тримфорти"! – откликнулись из толпы.
Гуськом зашли в Национальный археологический музей. Посетителей там не было в принципе. Пять немолодых, ленивого вида итальянских мужиков сидели у входа с важным видом.
Загадка, кем они были по штатному расписанию, но занимались исключительно обсуждением внешности входящих туристок – то показывая пальцем, то цокая языком, то складывая губы в поцелуе. Видимо, именно за это и получали зарплату.
Шестой так же лениво пересчитывал входящих. На вопрос, куда деть сумки, ответил, что не знает, потому что человек из камеры хранения ушел по своим делам. Она закрыта, и можно идти в музей прямо с покупками.
Это было чистое безумие, но выбор отсутствовал, знакомиться с национальным достоянием пришлось под хруст и шуршание пакетов. У некоторых их было столько, что они ходили по залам, растопырившись, как бабы с коромыслами.
За порядком внутри следил всего один молодой парень. Он бегал из зала в зал и орал, что фотографировать нельзя. Пока орал в одном зале, в другом щелкали затворами. Ладно уж там фотографирование, но в сумки можно было запихать половину экспонатов, потому что ничего не охранялось.