Привычный и расписанный по минутам график теперь вызывал лишь недоумение и заставлял задаваться вопросом, как же он раньше мог существовать в таком ритме и считать, что живет полноценной жизнью и даже получает от этого какое-то удовольствие? Как же он изменился за это время! Стал совсем другим человеком - с другим мировоззрением, с другими мыслями, с другим смыслом жизни… Тот, прежний Дмитрий Петрович, легко бы нашел себе занятие по душе и не страдал от одиночества, а вот нынешний задыхался среди унылых серых стен, среди размеренного, безумно скучного и абсолютно бесполезного времяпровождения.
Неожиданно захотелось выйти на улицу. Конечно, не ахти какое разнообразие, но все же лучше, чем сидеть дома. По иронии судьбы, первым человеком, которого Дмитрий Петрович встретил возле своего подъезда, оказался его старый знакомый - участковый Алексей Степанович.
- О! Сколько лет, сколько зим, - поприветствовал старика милиционер. - Ну и как вы?
- Да так, помаленьку. А у вас как дела?
- Тоже ничего. Идут. Сейчас значительно легче стало, и все благодаря вам!
- Мне? - удивился Дмитрий Петрович.
- Ну конечно! Вы ведь больше не строчите своих доносов! Слава Богу, опомнились! В нашем районе и так кляузников выше крыши, но вы среди них выделялись особым упорством.
- Неужели они вам ни разу не помогли в работе?
- О чем вы, дорогой мой! Я думал, вы поняли, что они были никому не нужны. Не мог же я прямо в глаза об этом сказать. Ни вам, ни других людям. Зачем обижать стариков, еще жалобу на меня напишут. А так, сделаешь вид, что, мол, принял к сведению, да смахнешь потихонечку в урну. Вы ведь знаете, мне бытовухи хватает. То муж по пьянке жену поколотит, то сын на отца с ножом лезет! А тут еще эти доносы! И десятка милиционеров не хватит, чтоб в них разобраться, а я у себя на участке только один.
- Понятно, - грустным голосом ответил старик. - Ладно, пойду я. Удачи вам в вашей нелегкой работе!
- Благодарю. Вы уж не обижайтесь, что я вам все рассказал. Подумал, раз не пишете больше, значит, одумались.
- Да я и не обижаюсь. Просто думал, что помогаю людям, а оказалось, что… Впрочем, ладно. Я, и правда, этим уже переболел.
- Ну и хорошо.
"Вот и подтвердились печальные прогнозы Андрея, - подумал Дмитрий Петрович. А я ведь еще не верил ему, сомневался! Вот старый дурак!"…
Покачав головой, пенсионер медленно побрел дальше. Все вокруг казалось унылым и даже каким-то никчемным. Посмотрев вниз и увидев на земле два пустых пакета из-под фисташек, Дмитрий Петрович остановился. Он вспомнил, как раньше радел за чистоту и бесился, когда молодежь развлекалась от души, даже не задумываясь о том, что за собой неплохо и убрать. В последнее время он не замечал грязи - как-то не до того было, а сейчас, посмотрев под ноги, наклонился и хотел было уже взять пакеты, чтобы выкинуть их в мусорный контейнер, как вдруг…
- А что это вы делаете? - обратился к нему молодой человек в спецухе и с метлой в руках.
- Как что? Вот мусор выкинуть хочу, грязно ведь.
- А для этих целей теперь здесь я есть, - улыбнулся парень. - Так что можете себя не утруждать.
- Да? А я и не знал. И давно вы здесь работаете?
- Да вот уже четыре дня. Как предшественника моего погнали за пьянку, так я и приступил.
- Все ясно. Ну что ж, хорошо, тогда я пойду?
- Конечно, идите, я все уберу. Вернетесь - не узнаете свою улочку.
Не знал Дмитрий Петрович, то ли плакать ему, то ли смеяться. "Не нужен. Никому я не нужен, - думал он. - Ни одному живому существу. Как же это? Почему?". Было так обидно и так больно… И как же раньше он этого не понимал? Каким же наивным он был все эти годы. Но сейчас, когда поликлиника навсегда вычеркнута из его жизни, эта бессмысленность навалилась на него с новой силой. Неужели весь остаток жизни будет именно таким? Столь же серым и блеклым? Но зачем тогда вообще жить? Зачем каждое утро вставать с постели, завтракать, обедать и ужинать? Зачем выходить из дома, читать газеты или книги?…
Его мысли прервал пронзительный детский смех. "А вот и школьники возвращаются домой", - подумал старик. Он заставил себя остановиться и повнимательнее приглядеться к ним. Узнает ли он кого-нибудь из них? Есть ли среди них ребята, за которыми он время от времени так внимательно наблюдал из окна своего дома? Которым приветливо махал рукой, а иногда корчил забавные рожицы. Но только тогда, когда этого не мог увидеть никто из взрослых.
Мальчишки и девчонки с ранцами за плечами весело смеялись, прыгали и гонялись друг за другом. Их было не слишком много - девять или десять человек, но сколько же в них было энергии, сколько жизненных сил! Вот они подошли к старику совсем близко, и Дмитрий Петрович мог легко различить их лица. Некоторых он легко узнал. Например, вон ту девочку с двумя косичками или удалого мальца с веснушчатым носом или очаровательного толстячка с оттопыренными ушами. Дмитрий Петрович улыбнулся. Он был уверен, что дети узнают его, поздороваются, помашут рукой. "Они ведь, наверняка, помнят меня, - думал пенсионер. - А как же иначе. Я ведь столько раз видел их, да и они меня тоже. Я даже помню их родителей. Вон у того веснушчатого, к примеру, мама - очень деловая. У нее даже машина своя имеется. А вот у толстячка, наоборот, родители довольно простые, но зато премилые люди. Пылинки со своего чада сдувают"…
Дмитрий Петрович уже занес для приветствия руку, широко улыбнулся, приготовился услышать в свой адрес "Здравствуйте" или "А я вас знаю"… Но каково же было его удивление, когда дети пробежали рядом с ним и даже не заметили. Они все так же бежали, прыгали, смеялись, но были заняты исключительно собой. На пенсионера никто из них даже не посмотрел, не улыбнулся, не схватил за руку. Улыбка Дмитрия Петровича резко исчезла, превратившись в страшную гримасу боли. "Неужели и здесь я обманывался, - подумал старик. - Неужели мне только казалось, что эти дети знают и любят меня"… Пенсионер оглянулся им вслед. Дети расходились по своим подъездам, и их группа постепенно редела.
- Ленка, а ты будешь делать домашку? - донеслись до старика обрывки их разговора.
- Буду, конечно! А ты?
- А я у тебя завтра спишу! Сейчас гулять пойду!
- Ну тебя, Макаров! Ничего я тебе не дам!
"У них у всех своя жизнь, - подумал Дмитрий Петрович. - Они любимы своими родителями, им весело. Для них все только начинается. А для меня? Никто из этих крохотных созданий даже не посмотрел в мою сторону, не оглянулся. Просто пробежал рядом, как будто меня и нет. А может, меня и правда нет? Ведь если тебя никто не знает, не любит и не ждет, разве ты можешь сказать, что ты живешь?"…
Неожиданно закружилась голова и защемило сердце. Почти как в тот раз, в поликлинике, когда он прочитал прощальное Катькино письмо. Вот только рядом с ним сейчас никого не было. Помощи ждать неоткуда. Он хотел было подойти к подъезду, добраться до скамеечки, но не смог. Страшная слабость окутала все тело, а боль из груди постепенно передалась в левую руку. Пенсионер медленно осел на землю. Он захотел крикнуть, позвать на помощь, но не смог произнести ни слова. Старик вдруг отчетливо осознал, что это конец. Печальный конец печальной жизни. От этой убийственной логики стало еще больнее. Он распластался на земле, но душа не спешила покидать его бренное тело. Он лежал и смотрел в небо своими большими карими глазами. Почему-то пригрезился кот Васька, который плавно шагает по облакам и тихонько мурлычет…
- Эй! Там человеку плохо! Надо скорую вызвать, - раздались крики.
- Скорее! У кого есть мобильник?
Но ничего этого старик уже не слышал. Он в безмолвии лежал на холодном асфальте, закрыв глаза, когда ослабевшие веки отказались служить ему. Но даже сквозь них Дмитрий Петрович видел любимые и бережно хранимые в сердце образы. Вслед за котом Васькой по облакам проскользнуло доброе лицо бабы Дуни, виляющий хвостом Шарик, Софьюшка с подносом аппетитных пирожков, Катька, обхватившая руками луну, Степан, поддерживающий на стадионе любимый ЦСКА, Андрюха в черном пиджаке с орденами, Кирилл с томиком медицинской энциклопедии, балагур Илья, хлопающий себя по массивному животу, Серега, задумчиво стоящий в очереди…. И от этих образов стало вдруг так уютно, так спокойно. Куда-то ушла боль. Все замерло. Наступила тишина…
Глава 21
Первое, что услышал Дмитрий Петрович, когда очнулся - были чьи-то голоса. Пока они звучали не слишком отчетливо, как из трубы, но все же нечто неуловимо знакомое в них присутствовало. Старик не знал, где он, и что вообще происходит. Последнее, что он помнил - это острую боль в сердце и холодную асфальтовую дорожку. Все остальное являлось для него полнейшей загадкой. Дмитрий Петрович попробовал пошевелить рукой, и это ему удалось. Нехотя, но рука отозвалась на команду и повиновалась.
- Очнулся, очнулся! - раздались голоса, и над кроватью пациента склонилось несколько человек.
Кто-то гладил его по голове, кто-то ободряюще и в то же время очень осторожно трепал по плечу. Дмитрий Петрович не мог разобрать, кто это был - перед глазами стояла пелена. Но рука, перебирающая его седые волосы, почему-то показалась женской и до боли знакомой. Пенсионер очень хотел открыть глаза и взглянуть на тех, кто стоял рядом. Но он не смог этого сделать - все было как в тумане.
- Так! Освобождаем палату! Больному нужен покой, - послышался строгий голос. И Дмитрий Петрович снова погрузился в небытие.
Когда он очнулся во второй раз, то почувствовал себя уже лучше. Старик с трудом разомкнул тяжелые веки и огляделся. Перед его взором открылась типичная больничная палата, только вот кроме него здесь никого не было. На письменном столе в вазочке находились цветы, на подоконнике лежали фрукты. Дмитрий Петрович попытался приподняться на локтях, но не смог, все-таки он был пока еще слишком слаб. Оставив бесполезные попытки, пенсионер попытался понять, как долго здесь находится. Но сделать это было весьма затруднительно - часов на руке не было, а до газет и журналов, лежащих на столе, старик не мог дотянуться при всем желании. Он хотел было уже позвать медсестру, но в этот момент женщина в белом халате сама вошла к нему в палату и приветливо улыбнулась.
- Ну, как ваше самочувствие, Дмитрий Петрович? - спросила она.
- Слабость.
- В вашем состоянии это вполне нормально.
- А что со мной?
- Инфаркт, Дмитрий Петрович. Еще бы чуть-чуть, и мы не смогли бы ничего сделать. Но, слава Богу, скорая вас быстро к нам доставила.
- А сколько я здесь нахожусь?
- Да уж три дня. Ваши друзья все извелись.
- Друзья? Какие друзья?
- Ну как это какие? Вам видней. Уж сколько я здесь работаю - ни к кому столько не ходят, как к вам. Судя по всему, личность вы знаменитая.
- А где…
- Так, довольно разговоров, вам это сейчас вредно. Отдыхайте, набирайтесь сил. Я сейчас сделаю вам укольчик, а вечерком еще подойду.
- Но мне важно знать…
- Дмитрий Петрович, послушайте моего совета. Сейчас вам вредно волноваться. Скоро вы узнаете все, что хотите, но не сейчас. Сейчас мы будем спать. И не сопротивляйтесь, а то я вас свяжу. Хотите?
Пенсионер улыбнулся, не в силах произнести ни слова. Пожалуй, сейчас он действительно был еще слишком слаб. Позволив медсестре сделать укол, Дмитрий Петрович закрыл глаза и проспал почти целый день…
А на следующее утро он почувствовал себя почти бодрячком. Во всяком случае, у него появился аппетит, и он уже мог слегка приподняться на кровати, чтобы облокотиться на подушку. Вошедшая медсестра, измерив давление и проведя ряд других необходимых процедур, состоянием своего пациента осталась довольна.
- Я вижу, вы идете на поправку, - с улыбкой сказала она.
- Наверное. Я и правда лучше себя чувствую.
- Вот и хорошо, я очень за вас рада.
- Скажите, а друзья, о которых вы говорили, они все еще там?
- Вы знаете, в данный момент там только один ваш друг. Но и он ненадолго отошел.
- Жаль, - сказал заметно погрустневший Дмитрий Петрович. - Я ведь так и не знаю, кто там был…Ну хотя бы скажите, сколько их пришло, как они выглядели.
- Я лучше кое-что другое сделаю. Тот человек, который сейчас отошел, попросил вам одну вещь предать. Утверждал, что вам будет очень приятно, и сказал, что вы все поймете.
- Да? И что же это за вещь?
- Это даже не вещь, а еда. Пирожки с капустой.
- Мне, конечно, приятно. Но признаться, я до сих пор так ничего и не понял…
- Ваш друг это предвидел. Поэтому попросил добавить, что попробовав эти чудесные пирожки, вы сразу же догадаетесь, что их могла приготовить только одна женщина на этой планете.
- Ах, - произнес Дмитрий Петрович. - Неужели, Софья… Но как? Каким образом? Ведь она в доме для престарелых…
- Уважаемый больной! Если вы будете так нервничать, я немедленно сделаю вам укол.
- Нет-нет. Я не нервничаю, просто не совсем понимаю. Это ведь невозможно…
- Ладно, не буду вас больше мучить, - с улыбкой сказала женщина. - Этот ваш друг - большой шутник. Сюрприз вам сделать хотел. Он ждет за дверью и просто жаждет с вами пообщаться. Почти не отходил от вас, даже ночевать оставался. Да и другие тоже. Пока не убедились, что вашей жизни ничто не угрожает - не хотели расходиться. Я вам даже завидую. Чтобы иметь таких преданных друзей, нужно быть очень хорошим человеком…
- Эй, там, за дверью, заходите, - крикнула медсестра, и в палату тут же ворвался улыбающийся Степан в красно-синем шарфе ЦСКА.
- Ну как ты, дружище? - воскликнул он. - Ну и напугал ты нас, Димка! Прямо спасу с тобой нет, честное слово!
- Степка! Как я рад тебя видеть! Как ты здесь оказался? Мы тогда расстались и все! Я думал, и не свидимся больше!
- Эх ты! Думал он! Чем ты думал? Уж явно не головой! Тут такие события творятся - не поверишь.
- Ты мне лучше скажи, откуда пирожки? Их ведь Софья приготовила, я знаю. Вы что нашли ее? Как?
- У… это долгая история!
- Рассказывай скорее! Что у вас там творится? Я вообще ни черта не понимаю!
- Так, - вмешалась медсестра. - Больному нельзя волноваться!
- Да поймите вы, - сказал Дмитрий Петрович. - Если я не узнаю, в чем здесь дело, я буду волноваться гораздо больше. Дайте нам часок, а? Ну, пожалуйста! Это очень важно, вы даже не представляете себе!
- Уговорили. В виде исключения даю вам ровно тридцать минут и ни секунды больше! Время пошло. Если что - нажмите вон ту красную кнопочку над вашей кроватью. Я сразу же приду.
- Конечно-конечно. Не сомневайтесь. Если что - я сразу же вас вызову.
- А вы, - обратилась женщина к Степану, - постарайтесь его не волновать. Это ему сейчас противопоказано.
- Что ж я, дурак, что ли! Понимаю!
- Ну все, тогда я вас оставляю.
- Степка, ну не томи ты! Говори давай скорее! Что там с Софьей? Как ты вообще узнал, что я здесь?
- У… сколько ты вопросов-то сразу задаешь! Даже не знаю, с чего начать.
- Степан…
- Ладно. Не буду тебя больше мучить, тем более, это сейчас крайне нежелательно. Начну с самого начала….
- Когда я от вас ушел после похода в ту поликлинику - злой был до ужаса, - начал рассказ Степан. - Все крушить хотелось вокруг и ломать. Нажрался, как скотина. А потом так несколько дней и не просыхал, вообще ничего не соображал. И в голову мне как-то взбрело на футбол рвануть. Ну не знаю почему - захотелось просто. Как в метро садился, как ехал - ничего не помню.
- Подожди. Ну а как же ты без билетов на футбол поехал?
- Так говорю, пьяный был. Я даже не был уверен, что ЦСКА именно в этот день играет, на обум махнул. Ну чего с пьяного человека взять? Но суть не в этом. До стадиона я так и не добрался. Вышел из подземки, огляделся, да побрел Бог знает куда. Вдруг слышу крики "Дядя Степан! Дядя Степан!" Стою - ничего не понимаю. Кто меня, думаю, зовет? А тут парнишка подбегает молодой, а вместе с ним еще человек пятьдесят - почти все в шарфах, в атрибутике (видишь, даже мне один подарили). И здоровые, как лоси. Я уж испугался, что бить будут. Ну, ничего, думаю, уж двоих уложу, а дальше как получится. А парнишка мне и говорит: "Вы что, дядя Степан, не узнаете?". А я ж пьяный. Пригляделся - вроде рожа-то знакомая, а где его видел - не помню. Ну, он заметил, что я растерялся, и говорит: "Дядя Степан, я Крейзи. Помните, мы с вами на ЦСКА-Бавария ходили. Вы еще тогда песню пели, и мы победили 3:2". Тут-то я его и вспомнил. Обнялись мы с ним, расцеловались, а парень этот еще своим говорит - смотрите, мол, это про него я вам рассказывал. Ну, эта орава на меня так уважительно посмотрела, головами закивала. Я аж покраснел, наверное. Хотя рожа в тот момент у меня и без того, как спелый помидор была
- Да ты не отвлекайся. По делу говори.
- Так я и говорю, не перебивай. Видит он, что я не в самом лучшем состоянии нахожусь. Спрашивает, что стряслось. А у меня так погано на душе, так муторно. "Долгая эта история, - говорю. - Ты ведь, наверное, на игру опаздываешь". А он мне - да Бог с ней, с игрой, какой матч может быть, коль другу плохо? "А мы разве друзья?" - спрашиваю. А он мне "А то! Я ж говорил, мы своих никогда не бросаем. Рассказывай, дядя Степан, что стряслось". Шоблу-то свою на футбол отпустил и отвел меня куда-то в тихий дворик, от чужих взглядов подальше. Ну я и выложил ему все, как на духу. И про нашу поликлинику, и про тебя, и про Андрюху, да про всех нас. А потом про главного врача, про все его пакости, и как мы втроем остались, и как я от вас потом ушел…
- А он? Он-то что сказал?
- Да он с каждой минутой хмурился все больше. А потом еще долго ругался, что я раньше его не нашел. Я его спрашиваю "Ну а ты чем нам мог помочь? У тебя и самого, небось, забот хватает". А он мне "Да я, дядя Степан, ради вас и ваших друзей в лепешку расшибусь. Вы ж мои кореша! И ребята мои за вас горой. Я ж им про вас столько всего рассказывал, вы у нас настоящие герои. Серьезно. Ни один клуб такими болельщиками похвастаться не может. Вы же сами говорили, что у вас правило главное в поликлинике, что все друг другу помогать должны. Так в этом мы похожи, у нас точно такой же кодекс действует. Да даже если б вы за другой клуб болели - это все неважно. Мы же люди, а люди должны друг другу добро делать. Иначе зачем вообще жить"?
- Ну а дальше-то что? Он ведь простой парень. Это же смешно, что он мог как-то реально помочь! У него ж ни связей, ни влияния нет. Он же простой болельщик!
- Ну, это ты зря, дальше слушай. Мы с ним долго еще болтали о том о сем, ребят его дождались с футбола. Крейзи их в сторонку отвел, да о чем-то шептаться начал. А я вижу, ребята-то серьезные. Здоровые, как на подбор. Крейзи средь них и не видно, однако, уважают его там. Он у них лидер. Ну, поболтали они о чем-то, и Крейзи ко мне подходит. "Ведите, дядя Степан, - говорит, - нас в свою поликлинику. Мы сейчас власть там менять будем".
- Что, прямо так и сказал? Во дает!