* * *
- Еще вопросик можно? - выкрикнула Натэллочка, когда Андрей утром, попрощавшись со всеми, забирался в "газик".
- Ну, давай, - без особого энтузиазма откликнулся он.
- В других бригадах тоже без выходных работают? - невинным голосом спросила девушка.
Лицо Андрея вытянулось.
- Везде как-то решают этот вопрос. По скользящему графику. А что, вы - без выходных? - обратился он к стоящему рядом управляющему.
- Так ведь страда, - хрипло ответил тот.
- Ну, настоящая страда начнется, когда хлеб пойдет, - возразил Андрей. - Вы же сами жаловались мне, что сено кончается и пока не можете фронта работ обеспечить. Вот и устройте им выходной, можно в две очереди - сначала одну половину бригады, потом вторую.
- Ладно, покумекаем, - нехотя проговорил управляющий.
- Покумекайте. А ты, Стас, проследи.
"Газик" резко рванул с места, а бригада обступила управляющего, возбужденно галдя.
- Баню надо устроить. И постирушку. Так и обовшиветь недолго! В горы хорошо бы сходить. Отоспаться.
- Ладно, ладно, - слегка пятясь от наступающих на него ребят, сказал управляющий. - Завтра на отдых одна половина пойдет, послезавтра - другая. Но чтоб потом как следует работать.
- Урра! - прозвучало дружно в ответ.
Совет бригады удалился на совещание. Первым оттуда вышел Стас. Как истый руководитель, он старался выглядеть бесстрастным, однако в его голосе прорывались нотки радостного волнения.
- Завтра на отдых пойдет младшая часть бригады. Вечером будет баня для ребят. На следующий день пойдут старшие и вечером - баня для девчат.
- С вениками? - захохотал Михаил.
- Конечно, вон березы вокруг сколько! - сказал рассудительный Василий.
- А что если нам продлить выходной? - предложил вдруг Ромка.
- Как это? - заинтересовался Светик. - Еще и со старшими прогулять?
- Нет, наоборот. Было же предложение идти в горы?
- Ну?
- Так пойти не завтра с утра, а сегодня - с ночевкой.
- Ух ты, - восхитился Михаил. - Это идея. Костерчик сделаем...
- Нет, не надо, - завозражал Светик. - Лучше мы на парах как следует отоспимся. Даванем часиков до двенадцати, а там посмотрим.
- Эх ты, соня! Так можно все на свете проспать, - стыдил его Михаил.
- Я в общем-то, как все, - начал сдаваться Светик. - А остальные пойдут?
- Конечно, пойдут.
- А девчонки?
- В первых рядах.
- Ну, тогда - ладно!
Сразу после ужина начали деятельно собираться. Старшекурсники с нескрываемой завистью смотрели на веселую суету.
- Каждый берет одеяло и кружку, - командовал Стас. - Мишка, за тобой соль и спички. Я возьму картошку. Запечем.
- Все ясно, только одно непонятно, - ехидно сказал Евгений.
- Чего? - приостановился пробегавший мимо Ромка.
- Где вы тут гору найдете? Предгорья Саян, насколько мне известно, километрах в пятнадцати.
- А, ерунда! Важна идея. А что касается горы, так полезем сюда. - Ромка указал на ближайшую сойку, окрашенную солнцем в розовый цвет.
Неожиданно он натолкнулся на Иру.
- А ты чего не собираешься?
- Куда?
- Как куда? В поход.
- Я же дежурная завтра по кухне. Со мной Алка должна дежурить, но я ее отпустила с вами. Справлюсь одна.
Ромка чуть не выронил кружку. Он все эти дни пристально наблюдал за девушкой. Ему показалось, что Ира избегает Стаса. А теперь в поход не идет. Дежурство, он уверен, лишь формальный повод. Всегда можно с кем-нибудь поменяться.
"Неожиданно" Ромка почувствовал сильную боль в ноге. Такую сильную, что как он ни пытался сдержаться, из груди вырвался глухой стон.
- Ромочка, что с тобой? - тут же подскочила отзывчивая Натэллочка, уже одетая в модный туристский костюмчик.
- Растер, - простонал Ромка.
Он действительно еще днем патер попавшей в кеду землей пальцы правой ноги и слегка прихрамывал. Поэтому все поверили.
- Ну-ка покажи, - деловито сказала Натэллочка.
Пальцы покраснели и припухли.
- Надо смазать мазью Вишневского и перевязать, - решила она.
Вскоре нога напоминала спеленатого младенца. К этому времени собрались все участники похода.
- Идти сможешь? - допытывался Светик. Он, кажется, единственный что-то заподозрил.
- Я постараюсь, - пытаясь героически улыбнуться, вновь простонал Ромка.
- Ни в коем случае. Полный покой. Иначе возможен операбельный исход, - авторитетным голосом врача сказала Натэллочка.
Слово "операбельный" всех добило. Звучало почти как "летальный".
- Значит, не можешь? - строго спросил Стас.
Ромка грустно пожал плечами:
- Сам вот затеял, и на тебе.
Стас, уже не слушая, обратился к остальным.
- Тогда поживее. Надо засветло добраться до сопки, набрать дров, а то ночи холодные, околеем. Пошли, ребята.
Неожиданно забастовал Светик. Скинув рюкзак, он решительно сказал:
- И я не пойду. Нельзя же ему одному оставаться. Может, за врачом придется сбегать. И вообще... хоть высплюсь наконец!
Они грустно помахали вслед уходящим.
Стас забренчал на гитаре маршевую песенку, и вскоре из конца деревни, прерываемое лаем собак, доносилось "Мама, я хочу домой".
- Пошли, старик, спать.
...Он проснулся от солнечного зайчика, щекотавшего ему нос. Резко сел на нарах. Везде пусто.
- Проспал?
Но тут же услышал заливистый храп Светика, увидел его по-прежнему идеальный пробор и вдруг вспомнил: сегодня выходной и там, на кухне, - Ира, Ирочка. Они будут вдвоем весь день.
С крыльца Ромка увидел идиллическую картину: посреди двора, покрытого шелковистой травой-муравой, стояла Ира - босиком, в закатанных по колено спортивных брюках - и кормила хлебными крошками кур, гусей, воробьев. Чуть поодаль, умильно поглядывая на нее, лежали две черно-белые лохматые собаки. Видно, им тоже кое-что перепало.
- Проснулись, сударь? - услышал он мелодичный голосок. - Молочка парного не хотите?
- Изволь, матушка, - охотно входя в роль старосветского помещика, согласился Ромка.
- А что это вы, сударь, так развыпендривались?
- Выходной, матушка.
Ромка действительно надел белую рубашку и шорты. Светлые волосы, за время поездки отросшие до плеч, делали его похожим на славянского воина. Сладко потянувшись каждой мышцей своего крупного тела, он прошлепал на кухню, лениво отмахиваясь от налетевшего гусака. Взяв большой, в ладонь шириной, кусок мягкого серого хлеба и кружку с молоком, вновь вышел на солнышко.
- Все, все, - смахивая с ладошек крошки, говорила Ира. - Отойдите от меня!
Повернувшись к ней боком, куры и гуси посматривали недоверчиво. Вдруг еще чего-нибудь перепадет?
- Кыш, - величественно махнул рукой Ромка, и стая с пронзительным клекотом разлетелась по углам двора.
- Ну и что делать будешь? - спросила она, подбоченившись и глядя в упор смеющимися глазками.
- А ничего! На то и выходной.
- Может, поможешь мясо принести? А то одной тяжело - по накладной десять килограммов.
Господи, да попроси она его сейчас спрыгнуть вот с этой крыши или пробежать до сопки и обратно, или... фантазии не хватило... В общем все готов делать, всем готов служить.
- Изволь, матушка!
Они шли по тихой улице в конец деревни, где рядом с фермой находился склад. Ни одна живая душа не попадалась навстречу. Просто какое-то сонное царство. А может, это и вправду только снится? Как в далеком детстве.
Он осторожно взял Иру за руку, маленькая ее ладошка утонула в его большой, загрубелой руке.
- Помнишь, как в детском саду? "Мы с Тамарой ходим парой..."
Беспричинное веселье охватило их. Наперебой смеясь, вспоминали эпизоды из дошкольной поры.
- Я тихий шкода был. Всю дорогу, когда нас гулять водили, убегал и прятался. Всем садом меня искали. Раз Мариванна строго так говорит: "Нашлепаю по тому месту, откуда ноги растут". Видит, что я никак не реагирую и спрашивает: "Ты знаешь, откуда ноги растут?" - "Конечно, - говорю. - Из ботинок!" - "Вундеркинд!"
Кладовщица, крупная, полная женщина, встретила их весьма приветливо.
- Сегодня мясо хорошее. Только привезли. Дам вам и на первое, и для второго. Макарон пока не нужно? А масла?
Взвалив Ромке мешок на плечо, тронулись в обратный путь уже не по центральной улице, а через околицу по мягкому и влажному зеленому ковру. Дошли до маленького, мелкого прудика, живописно заросшего камышом и желтыми кувшинками. Миновав выбитую сотнями копыт плешь, Ромка предложил:
- Может, искупаемся? Жарко.
Ира фыркнула:
- Тут же лошади купаются!
- Ну и что? Это же самое чистое и благородное животное! Давай!
Ромка, скинув рюкзак, решительно разделся и шагнул в воду. Однако при соприкосновении с водой, его решительность поубавилась. Слишком она показалась холодной по сравнению с жарким воздухом. Ира, усевшаяся тем временем на зеленом бугорке, хихикала. Ромка, разозлившись, набрал в грудь побольше воздуха, стремительно пробежал несколько метров и нырнул. Только секунд через тридцать его голова показалась на середине водоема. Слегка кося глазом на изумленную Иру, он продемонстрировал сначала баттерфляй, затем кроль и, наконец, спокойным брассом стал подплывать к семействам кувшинок, обрывая стебли глубоко, почти у дна.
Набрав внушительную охапку, Ромка вернулся к берегу. Выпрямившись, с силой бросил цветы девушке, осыпав ее тяжелым золотом с головы до ног. Ира взвизгнула, потом бережно собрала кувшинки в букет, для чего-то понюхала их и вдруг, отложив цветы в сторону, стала расстегивать свой яркий сарафан.
- Неужели надумала? - крикнул Ромка, откинувшись на спину и слегка отплывая назад.
- Уж больно аппетитно ты купаешься. Завидки берут! - ответила Ирка, осторожно ступая в воду. - Ой, холодно! Я, пожалуй, не буду!
- Не бойся. Вода парная. Это только сначала кажется, будто холодно. Ныряй!
Ира отрицательно мотнула головой и сделала еще два нерешительных шажка. Ромка подплыл к ней.
- Ну! Смелей!..
Девушка сделала еще шаг, оказавшийся роковым - берег резко уходил вниз. С визгом она повисла на Ромкиной шее. Он подхватил ее на руки и бережно привлек к себе. Дыхание захватило от ослепительной, совершенной наготы тела, будто бриллиантами осыпанного капельками воды. Вдруг Ирка, вывернувшись по-русалочьи, соскользнула с его рук и ушла в глубину, обдав оторопелого парня фейерверком брызг. Он ринулся следом, но Ира уже стояла на неглубоком месте и крепкой ладошкой направляла одну за другой тугие струи воды прямо ему в лицо.
Потом они долго лежали, загорая рядышком на травке, Ира молчала, глаза ее были плотно закрыты. Приподнявшись на локтях, Ромка пытливо изучал ее лицо. Казалось бы, ну что в ней особенного? А вот тянет неодолимо. Своей ногой он слегка коснулся ее ноги.
Ирка открыла глаза и с режущей отрезвляющей прямотой взглянула на него:
- Что ты смотришь?
- Нравишься, вот и смотрю.
- Глупости!
- Ирочка! Скажи мне откровенно: Стаса любишь?
Ира резко перевернулась на живот и уставилась взглядом на траву, будто разыскивая в ней что-то очень интересное.
- Люблю, - тихо сказала она после продолжительной паузы.
- Но это же глупо! - загорячился Ромка. - Ты же отлично знаешь, что это совершенно безнадежно. Он...
- Знаю, - тихо, без всяких интонаций сказала Ира.
- Так объясни мне, зачем...
- Разве любви прикажешь. Тебе это не понять...
- Почему?
- Ты же еще никого не любил по-настоящему!
Ромка открыл было рот и... осекся. Сказать ей, что он любит ее. Ну, нет! Где же тогда его мужская гордость? унижаться, умолять о любви? Лучше молчать!
Ира села и стала надевать халатик. С некоторым колебанием посмотрела на увядающие кувшинки и... не взяла их. Ромка со вздохом надел рюкзак. Расслабленные жарой, они медленно побрели к конторе.
Ира вдруг снова стала колючей. Ехидно прокатилась по Светикиной любви поспать, высмеяла Алкино любопытство, обругала манеры грубого управляющего.
У кухни их поджидал Светик. Он сидел на лавочке, жмурясь от солнца, и лениво чистил ногти щепочкой.
- "Быть можно дельным человеком"... - съехидничала Ирка.
- Я вот давно думаю, - невозмутимо сказал Светик, - в дореволюционных газетах часто давали объявление насчет парикмахерской. Помнишь?
- А это - "Обещаю холю ногтей"?
- Ну, да. "Холю" - это еще понятно. А что такое - "одулянсион на дому"?
- Черт его знает. Может, обслуживание?
- Может, - согласился Светик. - Вы пожрать чего принесли?
Он, видимо, проголодался, потому активно включился в подготовку обеда, неожиданно проявив недюжинные познания в кулинарном искусстве.
- Все великие люди любили и умели готовить. Например, Дюма...
Стало ясно, что с Ирой больше по душам не поговоришь. Ромка достал из рюкзака блокнот, ручку и сел за обеденный стол писать письмо.
"Дорогие мама и брат Коля! Пишу Вам с солнечной целины. Живем мы здесь хорошо. Работаем. Я научился косить и запрягать лошадь. Есть у меня любимый мерин, по кличке Серый. Как хорошо на нем скакать по необъятной степи..."
Ромка потер лоб. Похоже на компиляцию из ковбойской песенки. Да ладно, не поймут. О чем еще писать? Трудовые конфликты вроде ни к чему.
"Кормят нас здесь хорошо. Три раза, не считая полдника, когда дают молоко. Каждый день - мясо".
Чересчур мажорно получается. Мать скажет, если все так хорошо, то зачем деньги посылать?
- Свет! - окликнул он друга. - Ты матери писал?
- Нет еще, - пробуя из большой кастрюли, ответил тот.
- Для чего деньги попросить, как ты считаешь? Ведь если правду написать, что для курева, не даст?
- Скажи, что врачи рекомендовали мед. А здесь он десять рублей банка.
- Что-то я меда не видел, - недоверчиво заметил Ромка.
- Я тоже. Но зато правдоподобно.
Хмыкнув, Ромка стал заканчивать письмо. Раздались веселые голоса. Это вернулись туристы - осипшие, охрипшие.
- Холодно ночью, жуть! - мрачно сказала Алка. - Правильно, что не пошли.
За кухней начался скандал. Подошедший на шум Ромка увидел, как Михаил, словно рассерженный гусак, наскакивает с какой-то бумажкой на невозмутимого Светика.
- Ты чего, Миш?
- Попросил его как человека, а он свинью подсунул.
- Какую свинью?
- Да вот стихи.
Оказывается, незадолго до похода Михаил привязался к Светику с просьбой написать стихи, причем как можно экзотичнее, обещая в качестве гонорара заначенную пачку "Новости".
- Зачем тебе? Плюнь! - отмахивался Светик.
- Понимаешь, мне для девушки надо!
- Какой девушки?
Михаил смутился.
- Ну, для одной. В Москву хочу послать.
- Так сам и напиши.
- Не могу, понимаешь? Частушки сатирические могу, а про любовь - никак.
Желание получить "Новость" победило, и Светик сдался, быстро накатав необходимое количество строк.
А в походе произошел конфуз. У костра Михаил, обняв Натэллочку, начал ей жарко с завыванием читать в ушко, специально, как он сказал, написанные им экспромтом стихи:
Вы, помнится, были дочь фараона.
А я был жрецом, очень может статься.
И в мрачной тени дворца Эхнатона
Ваш трепещущий рот я учил целоваться!
Натэллочка страшно захохотала. Оказывается, эти самые стихи Светик ей преподнес на день рождения полгода назад.
После обеда к ним пришел Кузьмич с каким-то необычным торжественным выражением лица.
- Прошу в баньку, - почти пропел он. - В нашу, алтайскую. Ох, крепка! Ульяна моя специально для вас постаралась.
Баня представляла собой землянку. Кузьмич широко распахнул дверь, и снизу повалил густой то ли пар, то ли дым.
- Прошу, - сказал он гостеприимно. - Только предупреждаю, что топится баня по-черному, поэтому стен не касайтесь - сажа. Для парку вот на камни водички плеснете. Давайте, давайте смелей. Как говорится, с легким паром!
Больше пяти минут не выдерживал никто. Вылетали очумелые, наглотавшиеся дыму и прямо падали на траву.
Потом, утомленные и не столь уже загорелые, как казалось до бани, пили у Кузьмича квас.
Подъехали париться и старшекурсники, оживленно обсуждая программу завтрашнего отдыха. И тут они обскакали! Женька узнал, что завтра в центральную усадьбу идет грузовик порожняком, и вся бригада решила махнуть в клуб на танцы.