49. Цельный неразъемный шмудак
Есть вид работы и службы, где нет барина и господина, владыки и раба: а все делают дело, делают гармонию, потому что она нужна. Ящик, гвозди и вещи: вещи пропали бы без ящика, ящик нельзя бы сколотить без гвоздей. <...> Но как это непонятно теперь, когда все раздирает злоба.
В. Розанов
Чтобы уберечься от воров, которые взламывают сундуки, шарят по мешкам и вскрывают шкафы, нужно обвязывать веревками, запирать на засовы и замки. Вот это умно, говорят обычно. Но приходит Большой Вор, хватает весь сундук под мышку, взваливает на спину шкаф, цепляет на коромысло мешки и убегает, боясь лишь одного - чтобы веревки и запоры не оказались слабыми, не развалились по дороге. Тогда те, которых прежде называли умными, оказывается, лишь собирали богатство для Большого Вора.
Чжуан-цзы
Закономерность я к этому времени уловил такую: когда у "Митьков" дела неважно идут - Митя спокоен, вежлив, журналистам не хвастается; но чуть на "Митьков" слава накатывает - лучше не высовываться, Митю не гневить. Так было в 1988 году, когда ему показалось, что бренд достаточно вырастили и раскрутили; в 1996-м, после получения первой ставки. При получении второй ставки я мог бы и сообразить, что недолго мне осталось быть в "Митьках", ибо большего взлета у Мити, боюсь, уже не будет.
Открылась такая поляна для собирательства, что стало не до шуток. Поляна государственного уровня, которую мало надыбать, надо ее расчистить.
Митя и так долго терпел. Его подсознательное отношение ко мне Набоков описал так: "Человека лишнего, человека, широкой, спокойной спиной мешающего нам протиснуться к вокзальной кассе или к прилавку в колбасной, мы ненавидим куда тяжелее и яростнее, чем врага, откровенно напакостившего нам". Я не то чтобы не подпускал Митю к раздаче, нет, еще бы я попробовал, просто по-человечески Мите здорово надоело каждый раз справляться с той заминкой, что Шинкарев, да, ходил такой, записывал за мной... да, написал книгу "Митьки"... Ну лишний это разговор, попусту отвлекающий внимание на ненужные детали, отчего размывается ощущение, что митьки - цельный неразъемный шмудак.
(ЦЕЛЬНЫЙ НЕРАЗЪЕМНЫЙ ШМУДАК - в начале перестройки так обозначался малопонятный в употреблении шмудак. Эпитеты "цельный" и "неразъемный" предостерегали славных своей пытливостью митьков: не пытайся раскрыть и посмотреть, сломаешь. Дмитрий Шагин этим выражением стал обозначать всякое принадлежащее или могущее принадлежать ему имущество, подразумевая невозможность отколупнуть от этого имущества хоть крошку.)
Пора почетче определяться в имущественных правах, ведь уже внуки пошли. Верно сказал Лев Троцкий: "Привилегии имеют лишь половину цены, если их нельзя оставить в наследство своим детям", и не будет Митя ополовинивать цельный неразъемный шмудак.
Митя к семье относится правильно. Интересы семьи, вероятно, и должно ставить выше интересов домена, во всяком случае, так учил Конфуций: есть три категории долга. Высший - по отношению к родственникам, второй - к общине, третий - к государству. Другое дело, что размер долга можно слишком уж растянуть.
Митя честно предупреждал: дети плачут, хлеба хотят. Вот у Фила полно детей, даже, к стыду своему, не сосчитаю, - нет, не плачут. У неимущего Кузи шестеро детей - не слышал про них, чтобы плакали. А у Мити дети выросли, забот прибавилось. Жена Таня, изведав лишения брака с подпольным художником-кочегаром, вырастив трех дочерей - ждала компенсации.
Самым разумным было всех пристроить к своему бизнесу, к "Митькам". Впервые Татьяна Шагина выставилась с нами в начале 90-х, представила два - нью-йоркских, что ли? - пейзажа. Я деликатно, на ухо Мите высказался, что рановато Тане выставляться, не в зачет ей пойдет: дилетантские работы. Митя критически осмотрел картины, словно первый раз обратил на них внимание, и приободрил меня: "Это не важно. Зато фамилия громкая". С тех пор Таня, а чуть позже и дочь Иоанна участвовали в большинстве выставок "Митьков".
Например, прихожу в 2007 году во вторую ставку, Митя заводит меня в помещение, о котором я и не знал, где замечаю плакат выставки, о которой я и не слышал:
ЛЕГЕНДАРНЫЕ МИТЬКИ В СУЗДАЛЕ!
Дмитрий Шагин
Татьяна Шагина
Иоанна Шагина
Владимир Шинкарев
Андрей Филиппов
Видимо, выставка ужористая, раз плакат напечатали, только спотыкается взгляд в этом списке "Митьков" новейшего образца на одном лишнем, и этот лишний не Фил - трезвый Фил ловко таскает и развешивает картины. Митя нашел верный способ стать лучшим художником группы: надо маленько подчистить ряды.
У Мити и Тани три дочери, три зятя, внучки. Приятно путешествовать с семьей, с почтительными зятьями, с минимальной челядью - достаточно одного-двух подсобных работников. Вполне представительный состав легендарных митьков, тем более Татьяна Шагина ныне указывается в числе "основателей группы художников "Митьки"". (Например, www.culture.pskov.ru "Митьки в Пскове: остановка по требованию", 06.10.2008 г.) К чему тут посторонние? Митя общителен, ему нужны товарищи, да, но какие? Хорошие. А нехорошие - нет, такие не нужны.
Неправдоподобно и даже забавно, но из двух ставок Митя не дал ни одной комнаты кому-либо из "Митьков". (Флоренский, казалось бы, отлично знаком с убеждениями Дмитрия Шагина, но и то был поражен. Следует заметить, что Флоренский, уйдя из группы, оставил за собой две комнаты в первой ставке на том основании, что это он, как-никак, пробил ее, да и договор об аренде он заключал. Не желая делить территорию с Митей, точнее, с Митиными зятьями, Флоренский пустил в свои две комнаты Иру Васильеву с Кузей и тем просто спас их, а себя в моих глазах полностью реабилитировал.) Видимо, Митя раздумывал, колебался, выделил было одну темную, без окон комнату митьковскому фотографу Диме Горячеву, но вскоре отобрал: темная комната нужна, чтобы там ванну поставить, да и с какой стати раздавать свои комнаты, превращать родную ставку в коммуналку?
Даже если абстрагироваться от примет митьковской культуры (фотопортрета губернатора в тельняшке, пингвина в тельняшке и т.д.), на субботних выставках в ставке было неуютно. Таня Шагина с напряженным, тревожным лицом выглядывала со своей половины, ожидая, когда посетители перестанут топтаться по коридору и выставочному залу. Хороших новых выставок почти не бывало, всё какая-то самодеятельность, вышивки, акварели внучки Рекшана, несколько выставок детей - Митя, чтобы зал не стоял пустым, был вынужден пускать людей, у которых не было шансов показать свои работы где-либо еще. Похвально, конечно... что тут скажешь, не будешь же вякать против детей. (Кстати, Аль Капоне в то самое время, когда по его приказу было убито более 400 человек, первым в США открыл сеть благотворительных столовых для безработных. Широк Аль Капоне, широк, впрочем, без сильных популистских жестов Аль Капоне так долго не продержался бы. А насчет "сравнивает Дмитрия Шагина с Аль Капоне" - общего ничего и нет, сравнение абсурдное. Митя категорически не способен приказать убить кого-либо, а тем более открыть на свои деньги благотворительную столовую.)
Митя не годится в кураторы. Мыслимое ли дело, чтобы он нашел какого-нибудь художника и пригласил выставиться, или предложил какое-нибудь дело (кроме резинового Д. Шагина и антигламурного саммита) ? Хотя бы просто активно участвовал в каком-нибудь деле? Для всех общих митьковских проектов - "Блоу-ап", "Архетипы", "Автопортреты" - Митя выполнял свою работу последним, под угрозой срыва проекта, или вообще не выполнял. Не смог нарисовать ни одной иллюстрации для "Красного Матроса", чем на годы застопорил издание некоторых ценных книг. Только для телевидения и сделает, что попросят, а так - нет, лежит, как морской котик, ждет телевидение.
Да я уже полностью махнул рукой на общее положение дел, состоять членом группы художников "Митьки" я мог только в том статусе, который Митя мне предлагал: на уровень пониже того, что Сапего называет "митьки низшего звена". Бороться за свой статус я не собирался, это было бы подобно борьбе с горой студня, с трясиной, с клубами болотной мошкары. У меня просто времени на такой подвиг не было. В ставке почти не бывал, картины свои забрал. Совместные с Митей интервью, как мы раньше любили, давать отказывался. На всякие церемонии награждения и восхваления "Митьков", даже если бы Митя меня позвал, не ходил. Странная позиция.
50. Последнее путешествие
Мне сейчас даже трудно понять почему, но последний год или два своего пребывания в группе я упорно напрашивался на неприятности, если куда звал Миша Сапего - ехал, почти на все мероприятия "Митьков" в провинции. Директор Сапего умел уговорить: "Ну что, Володя, не потянуло ли в дорогу? " Да и поехали, а то что, действительно, сижу в своей мастерской, как в глухом лесу. В сущности, я прощался с "Митьками" (как в повести Распутина "Прощание с Матерой"), хотел напоследок побыть с ними на относительно нейтральной территории.
В две последние поездки я брал с собой жену (мне хотелось ее отвлечь, у нас случилась в семье большая печаль по поводу, не имеющему касательства к описываемой истории), что не было какой-либо наглостью или пародией на поведение Мити: обе поездки были пониженной ужористости, брали всех. Ездило человек по пятнадцати митьков и их родственников. Очень хорошей была поездка в Боровичи, заключительная.
Мы жили в избах под Боровичами, в город ездили на автобусе приглашающей стороны. Жизнь напоминала мою геологическую молодость, а кстати, мне даже довелось работать геологом в тех местах, но теперь они казались прекраснее, - может, в молодости, когда кругом столько увлекательной ерунды, к красоте мира относишься более поверхностно. Ели в ночном холоде дымящиеся казенные пельмени, потом играли в карты, в жесточайшего "митьковского дурака". (Дмитрий Шагин требовал, чтобы всякую свободную минуту в поездках митьки тратили на эту игру. Многие даже приобрели прозвища, отражающие особенности игровой тактики, так Сапегу называли "красным нетопырем", а Кузю - "слепой яростью".) Бродили по усталой осенней траве, осматривали сельпо. Да и выставка получилась вполне приличная, много новых картин, без шутовства и митьковских олимпиад - но меня беспокоила одна забота.
Расклад был таков, прошу сосредоточиться: в четверг в 13 часов все мы должны были отбыть обратно на автобусе приглашающей стороны, автобус в этом случае приезжал в Петербург около 8 вечера. Мне с женой уже ровно в 7 вечера необходимо было быть в Петербурге (не стану описывать причину, но пренебречь ею было невозможно). Мы бы с ней никуда и не поехали, не будь я уверен в возвращении: организатор выставки, Сергей, на своей машине повезет нас в Петербург уже ранним утром.
За день до отъезда обнаружилось: Сергей не едет в Петербург. Я бросился на вокзал, затем на автовокзал города Боровичи: увы, не будет никакого транспорта ближайшие дни. Единственным сообщением с Петербургом будет автобус, возвращающий митьков, но автобус-то, чтоб его, запланирован прибыть только к 8 вечера!
- А нельзя ли нам выехать на два часа раньше? - спросил я водителя автобуса.
- Да мне-то пораньше лучше, успею обратно вернуться.
Я быстро опросил всех митьков и их родственников - разница в два часа невелика, зато меня спасете, - и все, решительно все не просто согласились, но были рады вернуться в Петербург на два часа раньше; вот только Митя как раз спал, был слышен его храп, а потому я особенно подробно обговорил с Таней и Иоанной Шагиной: Митя-то не будет против? Не обидно ему будет, что его не спросили? Да нет, конечно, и Миге лучше пораньше приехать. Ну и хорошо, значит, едем в 11 ? В 11, с тем водитель и уехал.
К вечеру просыпается Митя. Дав ему оклематься и поесть пельменей, рассказываю всю историю (простодушно упомянув, что в случае опоздания катастрофа постигнет именно мою жену). Митя надолго задумывается и холодно роняет:
- Нет, в одиннадцать мы никуда не поедем.
- Почему?
- Рано, не успеем собраться.
- У тебя больше суток, чтобы собраться. И чего тебе собирать-то?
- Не фиг так рано вставать.
- Водитель приедет в одиннадцать, этого уже не переиграть, не связаться с ним. Так что извини, товарищ дорогой, хочешь ты того или нет, а выедем мы отсюда в одиннадцать часов: все так решили.
Он вновь задумывается. Каждый митек знает, что время от времени Дмитрий Шагин демонстрирует свою власть без всякой на то нужды, чтобы народ не разбаловался, но сейчас Митя, конечно, понимает: мне просто вилы, если он упрется. Митя, хоть и не стал профессионалом, политик хороший, а важнейший закон политики таков: не загонять соперника в угол, если не намерен его уничтожить. Но как удачно удалось загнать меня в этом углу, в Боровичах, это просто чудесное стечение обстоятельств. И он решается:
- Даже если мы выедем отсюда в одиннадцать часов, в Питер сразу не поедем.
- Почему?
- Да пробки по утрам на въезде в Питер.
- Где "по утрам", мы приедем в шесть вечера!
- Лучше позже ехать, чтобы пробки рассосались.
- Ладно, там видно будет: рассосались к шести вечера утренние пробки или не рассосались.
- Нет. Сразу мы в Питер не поедем.
- А куда мы поедем?
- Поедем куда-нибудь на экскурсию.
- Ты что, серьезно?
- Пикник какой-нибудь устроим.
Митьки низшего и среднего звена слушали этот диалог молча, и только такое высокопоставленное лицо, как Таня, подала голос, как ни странно, в мою пользу:
- Митя, как-то ты нелогичен... (Спасибо, Таня, и на этом.)
- Как бы то ни было, а раньше восьми вечера мы в Питере не будем, - припечатал Митя, вставая из-за стола.
Еще немного поговорили, при этом Дмитрий Шагин смотрел куда-то вдаль с угрюм-бурчеевской непреклонностью, но охотно поддерживал разговор, выманивая меня на крик и потерю лица. Бедная жена моя была в волнении от блистательной бесстрастности такого садизма, пыталась объяснить, протестовать.
Митя явно наслаждался нашим отчаянием. Он имел в виду, что я настаиваю на одолжении, которое без ведома руководителя выклянчил у разболтавшегося коллектива, и которое Митя даже по этой только причине -да и мое ли дело, по каким другим причинам, - не может мне предоставить.
Притихшим и испуганным митькам давался вот какой урок: "У больших обезьян приняты те же технологии контроля, что и в уголовной или политической среде: стоящие у руля самцы ритуально опускают тех, кто, как им кажется, претендует на неоправданно высокий статус" (В. Пелевин).
Признаться, я тогда с удивлением смотрел на мить-ков. Здесь собрались все, кроме Тихомирова: Сапего, склонившийся над приборчиком для измерения давления; многодетный Кузя; только что вышедший из запоя Фил с женой Светой, которую он пристроил в "Митьки"; Володя Соловьев; мало что понимающий Горяев, который отсутствовал 15 лет, вернулся и в первый раз поехал на провинциальную выставку. Немного осталось; это остались наиболее крепко связанные? Или ценящие статус митька? А что, и неплохо быть митьком, вот как хорошо съездили. Да и вообще многие люди нуждаются в том, чтобы быть членом чего-то. В молодости и на преступления идут, лишь бы не быть отторгнутыми своим коллективом.
Неужто мы связаны только через Дмитрия Шагина, а больше никак? Вот, я на их глазах "был осрамлен до слез и до рыданий" (Н. Лесков), фигурально выражаясь, так-то я уже просто спокойно молчал. И они спокойно молчали.
Когда я через несколько дней обсуждал с Сапегой поездку в Боровичи, он, как-никак директор, так выразил общую позицию:
- Ну а что же нам, безлошадным низовым митькам, сказать? Вы, члены политбюро, обсуждаете свои дела, нам-то куда соваться? Паны дерутся - у холопьев чубы трещат, чего нам соваться? Вам виднее, вы члены политбюро...
Всего-то у Сапеги был в Митиной ставке подоконник, на котором ему было позволено хранить книги "Красного Матроса", но крепко держался Мишаня за свой подоконничек, помалкивал. Да не помогло: уволен за профнепригодность.
- Мишаня, опомнись, какое политбюро? Возьми такой формальный признак статуса, лошадности и безлошадности, как право прихода в выставочный зал мить-ков. Не ты ли мне ключ одалживал, чтобы я мог картины повесить, ведь у меня нет ключа. И у Фила есть этот ключ, у Кузи, Горяева, даже Володи Соловьева.
Оставшийся день в Боровичах я с Митей не разговаривал, общался с митьками низшего и среднего звена. Радостного было мало.
Вот святой Франциск Ассизский радовался, когда его, оборванного и голодного, не пустили в дождливую ночь переночевать в дембельском монастыре: унижение полезно для души. В этом смысле, конечно, с Митей жить да радоваться: полезно для души. (У митьков много терминов, обозначающих душеполезное Митино поведение: ПРИЖУЧИТЬ, УЩУЧИТЬ, УРАБОТАТЬ, СГВАЛТУВАТЬ.) Но случай в Боровичах не тот, он отличался от стандартных прижучиваний: я был ответственен за жену.
Мои чувства исчерпывающе описывали стихи Немирова:
Терпел я это блядство долго,
Но есть терпению конец.
В тот же день нам с женой удалось-таки уехать в Петербург на попутной машине; обернувшись и посмотрев в заднее стекло на Митю, я попрощался с митьками. С самым ценным, что мне удалось в жизни придумать.
51. Но еще не всё
Когда великий джазовый трубач Диззи Гиллеспи играл на своей трубе, его щеки надувались до ширины плеч. Труба была такая тугая, что, наверное, никто другой из нее и звука извлечь не мог; труба, подобная луку Одиссея. Слушая Гиллеспи, я представлял, что выдув все же звук, он никак не может расстаться с ним, закончить музыкальную фразу - жалко. Потратить такую силу на прорыв звука и быстренько оборвать жалко, и вот фраза длится, длится, уже чуть шевелясь, на грани исчезновения.
Прошу не обвинять, что я себя уподобляю великому музыканту, я просто оправдываюсь: нет, такое дело, как митьки, в один день не оборвать, звук длится и длится на грани исчезновения. Еще несколько незавершенных проектов, из которых я не могу выйти, не подведя доверившихся мне третьих лиц. То по нескольку лет никаких общих проектов, а тут как нарочно. Во-первых, Фил уже год монтировал в своем издательстве "Детгиз" книгу сказок с иллюстрациями митьков - как обычно, задержка была за Митиной частью работы (книга по сей день не вышла). Потом сборник митьковской литературы в издательстве "Амфора" на подходе, вот-вот будет презентация.