* * *
У ограды отделения – несколько полицейских машин, две "скорые", "Урал" с ОМОНом, черный внедорожник Range Rover. У внедорожника стоит Завьялов, с ним – его замы: полковник Кутепов и полковник Нигматуллин.
– Сколько их человек? – спрашивает Завьялов.
– Точно неизвестно. Но если приехали на одном УАЗе, то десять – максимум. Я связался с Воронько – он уже выехал. Сказал, что, когда был там, видел около пятнадцати человек.
– Людей в эту блядскую секту отправили?
– Отправили.
– Какие потери личного состава?
– Тоже неизвестно. Очевидцы слышали автоматную стрельбу. Рации не отвечают. Эти отморозки говорят, что у них в заложниках пять сотрудников отделения.
– Что еще говорят? Требования предъявляют?
– Да. Но бред какой-то. – Нигматуллин взмахивает листком бумаги. – Вот расшифровка разговора по телефону – их главарь сам позвонил в администрацию губернатора, потребовал, чтобы его с ним связали. Ну, а они, естественно, просигналили… – Он начинает читать. – Требование первое и единственное: срочная отставка губернатора и назначение меня, Матвея Крыленко, губернатором области. Первым моим решением в должности будет выход области из состава Российской Федерации и провозглашение губернаторской республики. Все лица, имеющие отношение к криминалу, а также агрессивные представители инородческих религий будут сразу же депортированы… Итак, я жду – во-первых, приказ об отставке губернатора, во-вторых – три автомобиля для меня и соратников, чтобы отвезти нас в администрацию…
Завьялов прерывает его, махнув рукой.
– Все ясно. Приказываю: готовиться к штурму.
– Может, вызвать спецназ? – спрашивает Кутепов.
– Не надо. Справимся своими силами.
* * *
Завьялов прислонился к джипу, курит. Рядом стоит Воронько.
Вокруг суетятся полицейские, персонал "скорых". На носилках несут омоновца, его бушлат в крови, лицо накрыто тряпкой.
– Поработай с ними очень жестко, – говорит генерал. – Было бы очень хорошо, если бы они оказались причастны и к нападениям на полицейских, судью… Ну, ты понял…
– Я понял, товарищ генерал-майор. Только это не в наших интересах…
– Что значит – не в наших интересах?
– Есть большая вероятность, что они отношения не имеют… А значит, те, кто имеют, могут ебнуть в любой момент, и тогда мы будем в жопе. Подымется хай, что мы не только не можем найти настоящих, а повесили все на этих…
Генерал выбрасывает бычок.
– Ну, допустим, ты это правильно говоришь. Но у меня к тебе вопросов много. Скажи мне, как получилось, что у этого блядского Матвея оказался целый арсенал оружия, а ты два раза был в его секте и ничего не обнаружил?
– У нас не было постановления на обыск. И никаких сигналов, никаких оснований. Мы проверяли их в рабочем порядке, на предмет возможной причастности…
– Не еби вола, Игорь. С постановлением, без постановления – ты должен был перетрясти их блядский дом и двор. Как это – не было оснований? А подозрение на экстремистскую деятельность? Допустим, ты считаешь, что они непричастны. А другие версии у тебя есть, подозреваемые?
– Нет.
– И после этого ты хочешь, чтобы у меня к тебе не было вопросов? Игорь, я тебе одно могу сказать: ты меня разочаровал очень сильно. Я думал, что ты всегда, в любой ситуации можешь проявить себя, значится, с самой лучшей стороны, а здесь что происходит? Короче, забирай этих отморозков и работай с ними. Причастны, непричастны – меня это не волнует. Я хочу знать все про их блядскую секту.
* * *
"Областная трибуна", 16 ноября 2012
Рубрика: Происшествия
Заголовок: Коммуна разбушевалась
Автор: Андрей Никитин
[…] Администрация области и правоохранители с редким упорством отказываются комментировать ситуацию, и ее пришлось восстанавливать по крупицам из обрывочных сведений, дошедших до редакции. Поэтому мы не претендуем на полноту картины и хотим лишь дать читателю общее представление об этих крайне тревожных событиях, произошедших позавчера.
Ранним утром участники коммуны, о которой мы писали в номере от 9 октября, совершили нападение на несколько узбекских семей, живущих в заброшенной деревне Елизовского района. Что точно произошло, установить невозможно, потому что оставшиеся в живых узбекские мигранты срочно покинули свое местожительство. Но по пятнам крови на поленнице можно сделать самые грустные выводы. Причины нападения остаются неизвестными.
После этого "коммунары" прибыли в районный центр Елизово и захватили здание местного ОВД. Несколько сотрудников полиции были взяты в заложники, и очевидцы слышали автоматные очереди – это позволяет предположить, что захват не обошелся без жертв. Откуда у "коммунаров", заявлявших, что они "убежали" в заброшенную деревню "от современной цивилизации", оказалось боевое оружие, также остается загадкой.
Далее, по сообщению источника в администрации губернатора, из захваченного ОВД последовал звонок, заставивший усомниться в психическом здоровье лидера коммуны, известного под именем Матвей. Он потребовал отставки губернатора и назначения его на этот пост.
Предсказуемо, попытки вступить в переговоры ни к чему не привели, и был осуществлен штурм. Жители Елизова слышали ожесточенный автоматный огонь, продолжавшийся достаточно долго. Количество жертв неизвестно, как неизвестно и точное количество членов коммуны, совершивших нападение на ОВД. Ваш корреспондент видел около пятнадцати человек во время посещения коммуны более месяца назад, но сколько из них осталось в коммуне и сколько приняло участие в откровенном криминале с шизофреническим уклоном, неизвестно. Хотя, по сообщению источника в одной из больниц областного центра, в день штурма ОВД к ним поступили два парня и две девушки с огнестрельными ранениями, и их палаты тщательно охраняются сотрудниками полиции.
* * *
Кабинет Воронько. За окном темно. В углу, на полу сидит парень из коммуны Матвея. Рука его пристегнута наручниками к батарее. Под носом и на губах – засохшая кровь.
Воронько сидит за столом.
– Как долго вы готовились к нападению на дом мигрантов и отделение полиции? – спрашивает майор.
– Вообще не готовились… Утром Матвей сказал, что пришел "пиздец всему" и что надо действовать…
– И вы все его послушались?
– Да.
– Как ты вообще оказался в группировке?
– Что вы имеете в виду? У нас не было группировки, у нас была коммуна…
– Ну, в коммуне своей…
– Приятель предложил – он где-то про это узнал. Сказал, что там девушек много, свободная любовь и тэ дэ… Но он долго не задержался – ему не понравилось, что нет удобств – горячей воды и тэ дэ. А я остался…
– Когда ты узнал, что у Матвея есть оружие?
– Где-то месяц назад. Когда он начал проводить занятия с автоматами.
– И тебя это не смутило?
– Что – не смутило?
– Ну, что в груп… коммуне людей, которые, по типу, убежали от цивилизации, хотят жить натуральным хозяйством, занимаются подобными вещами?
– Да нет. Он, когда мы общались все вместе, по вечерам, к этому подводил, говорил, что надо быть готовыми к отражению внешних угроз. А, кроме того, у нас много такого происходит, удивляться нечему… У отца моего друга, например, забрали бизнес – приехал ОМОН, устроили "маски-шоу", заставили подписать бумаги…
Воронько пристально смотрит на парня.
– Ты разговор на другое не переводи. Нападение на мигрантов и ОВД было точно первым? Или до этого было что-то еще?
– Нет, ничего…
В коридоре, за закрытой дверью слышатся женские крики:
– Отпустите, падлы! Перестаньте! Вы что?!
Крики становятся глуше – кричащей зажимают рот.
Воронько встает, выходит из кабинета, открывает соседнюю дверь.
На полу – девушка из коммуны. Она отбивается локтями, кулаками, коленями от Кабанова и Санькина – они пытаются содрать с нее джинсы. На столе – пустая бутылка от водки, стаканы, открытая коробка конфет.
– Ну-ка прекратили! – говорит Воронько. – Вы охуели?
– Не, а че такого? – нетрезвым голосом говорит Санькин.
– Вышли из кабинета. Оба!
Санькин и Кабанов выходят. Дверь захлопывается.
Воронько подает девушке руку, помогает подняться с пола, сажает на стул. Она застегивает пуговицу джинсов. Ее свитер разорван, видна белая кожа на груди и кусок черного лифчика.
– Я напишу докладную, – говорит девушка. – Это – попытка изнасилования.
– Это не поможет.
– Что значит – не поможет?
– Никто не будет читать твою докладную, ее выбросят в мусорку. Ты что, не врубаешься, по какой статье вы проходите: терроризм!
– Я никого не убивала и вообще не стреляла. Я автомат не брала в руки. Автоматы были только у мальчиков, ну и Наташа брала иногда…
– Никого не волнует. Ты была в группировке. Им дадут пожизненное, тебе – двадцать пять. Сколько тебе лет?
– Двадцать.
– Ну, отсидишь, само собой не весь срок, а две трети, выйдешь через семнадцать лет. Еще не старуха… Выйдешь замуж, если найдется какой дурак, родишь ребенка…
Девушка начинает плакать. Воронько смотрит на нее.
– Где твои мозги были? Когда увидела автоматы, надо было сразу делать ноги из этой вашей коммуны. А теперь все, "пиздец пришел", как говорил этот ваш Матвей.
Девушка плачет все громче, трясется от рыданий.
– Чт-т-то я могу сд-д-делать? – говорит она сквозь слезы.
– Во-первых, рассказываешь все про вашу коммуну. От и до. Во-вторых, говоришь, что на нападение на мигрантов и ОВД тебя взяли насильно, что ты сопротивлялась, что тебя били. Если что, побои есть при задержании, так что… Остальные скажут по-другому – это тебя волновать не должно. Все ясно?
– Д-д-да, – говорит девушка, продолжая рыдать.
* * *
Кевин и Вика выходят из университета.
– Отец не хочет остаться в России, – говорит Кевин. – Даже в Москве. И я тоже, по-честному, не хочу. Он ищет работу дома, в США. Здесь происходит плохо. Этот чувак, Матвей. Атаки в милиция. Это все происходит плохо.
Они подходят к остановке трамвая.
– Если я еду в США обратно, ты хочешь ехать со мной? – спрашивает Кевин.
Вика пожимает плечами.
Подходит трамвай, останавливается. Раздвигаются двери. Выходит пенсионерка с сумкой-тележкой.
Кевин и Вика заходят, останавливаются у заднего стекла. Трамвай трогается.
– Россия – плохая страна, – говорит Кевин. – Я думал, я буду ее полюбить. Но нет. Почему ты молчишь?
– А что я должна говорить?
– Что-то. Дискуссировать со мной, говорить против.
– Я ничего не хочу говорить. Мне все равно.
* * *
Квартира Стаса.
– …не, вопрос в том, какие мы ставим задачи, – говорит Сергей. – Если мы хотим пугануть ментов, чтобы они начинали сруливать из ментуры, чтобы новые туда не шли, то проще воздействовать на женщин. Эта судья – она ж уже сказала журналюгам, что уходит из суда. Значит, мы на нее смогли повоздействовать…
– Нельзя делить людей по половому признаку, – перебивает Оля. – Мент есть мент, независимо от того, женщина это или мужчина. У нас должно быть ко всем как бы одинаковое отношение…
– А я не говорю, что должно быть разное. На пацанов мы уже нападали, можно сейчас и на баб. Это было бы даже эффектнее… Сейчас слишком много баб идут в менты, надо их отучить…
– Здесь еще такой момент, – говорит Саша. – Атака на женщин-ментов означала бы, что мы выбираем слабых…
– Что значит – слабых? – выкрикивает Сергей. – Ментовка с пистолетом и дубиной для тебя слабая?
– Дело не только в этом. Нам сейчас очень важно продумать следующий шаг. Не надо торопиться. И так атака на судью вызвала неоднозначную реакцию в блогах. Да, мы к этому были готовы, но если мы сейчас опять атакуем женщину, реакция может оказаться совсем не такой, как мы хотим…
– Ладно, ладно. – Сергей машет рукой.
* * *
Коллега Андрея, Витя – парень с дредами – заходит в комнату. Андрей сидит у компьютера.
– Слышал последнюю новость? – спрашивает парень. – Дело о мере пресечения рассматривалось другим судьей, принято решение арестовать этих гондонов.
Андрей отрывается от монитора.
– Все это вонюче. С одной стороны – хорошо, что менты сдались под напором общественности. Но, в то же время, они просто отдали на растерзание мелкую рыбешку. А начальство, которое, в сущности, все это поощряет, оно вроде как и ни при чем.
– Знаешь, мне все равно приятно. Я вроде человек, не склонный к насилию, но мне так хочется, чтобы уродов посадили, а на зоне их бы мудохали все подряд!
– Это, мой друг, человеческая природа. Я имею в виду – природа нормального человека. А не урода, как они. Кстати, всплыл Кирьянов – в качестве владельца охранного предприятия. Помнишь, кто это?
– Не-а.
– Ну да, ты еще молодой тогда был. Это – зять прошлого губернатора, Самохваленко. Ну, про Самохваленко я тебе рассказывать не буду – ты что-то слышал наверняка…
– Да, что-то слышал.
– А про дочку его?
– Нет.
– Ну так вот. Спуталась она с реальным гопником, залетела от него и вышла замуж. Пацан – гопарь просто карикатурный. Ну, Самохваленко делать нечего, он его трудоустроил. Сделал специально для него должность – "начальник общего отдела" в аппарате. Чувак ничего не делал, но стабильно должен был быть на работе – чтобы не бухал хотя бы днем и по бабам не валандался. И чувак просек фишку: надо ж пользоваться положением. Поехал с корешами праздновать день рождения в Италию. За госденьги, естественно. Но, как честный пацан, решил сэкономить: взять с собой водку. Ему сказали, что там дорогая. И на таможне итальянской их, конечно, тормознули. Сказали – нельзя столько водки ввозить, а эти подняли хай, чуть до драки не дошло, полицию вызывали. В результате местные журналисты про это узнали и написали статью. Потом на сайте ИноСМИ был перевод. Ну и скандал немаленький возник. Кирьянова из аппарата, естественно, выкинули. Потом, говорили, и дочка Самохваленко с ним развелась…
– А что в конце концов с водкой получилось?
– Не знаю, про это не писали.
* * *
Кухня Стаса. Вечер. Свет не горит. В стекле отражаются огоньки сигарет Жени и Стаса.
– Ты точно не был с этим связан? – спрашивает Женя.
– С кем – с этим?
– Не надо делать вид, что ты не понимаешь. С этой группировкой, сектой… С этим отмороженным Матвеем…
– Что за безумные предположения? Как я мог быть с ним связан? Так и я могу сказать, что ты была с ним связана…
– Ты что-то скрываешь от меня. А слухи ходят разные – что он собирался захватить город, всю область. Отделиться от России. Установить республику…
– Это полный бред. Ты что – такому веришь?
– Так говорят. И еще говорят, что у него было много союзников в городе, что они все тоже готовились, собирали оружие… Что, если бы он не съехал с катушек…
– Меня не волнует, что было бы "если бы". Ты сейчас несешь какой-то бред, мне это слушать противно.
– Если тебе меня противно слушать, можем сделать так, что ты меня вообще больше не увидишь и не услышишь…
– Нет, ну зачем так говорить? Извини, если я что-то резко сказал, но ты ведь сама начала меня обвинять, говорить, что я связан с этими отморозками…
– Ты правда считаешь их отморозками?
– Ну а кем еще я могу их считать?
* * *
Поздний вечер. "Девятка" Сергея едет за маршруткой. Маршрутка останавливается у девятиэтажки. "Девятка" обгоняет ее, тормозит чуть впереди. Из маршрутки выходит девушка-полицейская, идет к дому. Маршрутка уезжает. Сергей выходит из машины, быстрым шагом идет за девушкой, сокращает расстояние. Она заходит в арку дома. Сергей бьет ее сзади по голове. Девушка падает. Пилотка слетает с головы.
Гараж освещает лампочка, свисающая с потолка. На полках – запчасти, пустые бутылки и банки. В углу – несколько шин. Девушка-полицейская привязана к стулу, ноги примотаны скотчем к задним ножкам, руки – к передним. На ней – китель, рубашка, юбка, черные колготки. Темные волосы собраны в хвост и заколоты. Сергей – в черной маске с прорезями для глаз, в перчатках стоит перед ней.
– Что тебе нужно, урод?
Сергей ухмыляется.
– А ты, я вижу, заебистая. Это зря. Ты не в том положении, когда можно выебываться. Я тебе задам конкретные вопросы, а ты на них ответишь.
– Я тебе по-хорошему говорю – прекращай всю эту херню. Для тебя же лучше. Ты и так уже легко не отделаешься, но хотя бы…
Сергей резко бьет ее ногой в живот. Девушка со стулом падает назад, вскрикивает.
– Не надо мне угрожать, – говорит Сергей. – Я этого не люблю. Ты не в той ситуации. Я буду говорить, что делать, ясно?
– Ясно…
– И, на всякий случай, предупреждаю: кричать бесполезно, место здесь безлюдное, соседние гаражи пустуют.
Сергей поднимает стул, вытаскивает на середину гаража. Девушка двигает руками, пытается освободиться от скотча.
– Значит, я задаю вопросы, ты отвечаешь. Первый вопрос – зачем ты пошла работать в ментуру?
– Это тебя не касается.
– Неправильный ответ.
Сергей дает девушке оплеуху.
– Если не будешь "сотрудничать", все затянется на долгое время, поняла?
Девушка кивает. На ее щеке – большое красное пятно.
– Итак, повторяю вопрос: зачем ты пошла работать в ментуру – в эту садистскую контору, которая не защищает своих граждан, а издевается над ними? У тебя что – отец мент? Или брат?
– Нет.
– Твой парень?
– Нет.
– А зачем тогда?
– А куда мне было идти? Образования нет, институты все платные… Продавцом работать – за три копейки? Я уже поработала, хватит…
– А здесь работа непыльная, да? И деньги хорошие платят…
– Деньги не такие уж хорошие…
Сергей дает девушке еще одну оплеуху.
– Для такой работы любые деньги хорошие. Ничего делать не надо…
– Как это – не надо? Ты…
Сергей дает ей несколько оплеух подряд. Девушка начинает плакать.
– Что тебе от меня надо? Скажи мне…
– Как тебя зовут?
– Зачем тебе?
– Чтобы знать, как к тебе обращаться. И не ври, ладно? Я сам могу посмотреть в твоей корочке, но мне лень.
– Наташа.
Сергей достает сигареты, вынимает одну, закуривает.
– Ну так вот, Наташа… Я тебе скажу, что мне надо. Мне надо, чтобы ты уволилась из ментуры. И чтобы сказала всем своим подругам и прочим: увольняйтесь, а то с вами тоже такое случится. И не поможет ни дубина, ни пистолет…
Сергей берет моток плотного скотча, отматывает, перекусывает зубами, залепляет девушке рот. Он хватает стул, подтаскивает к куче тряпья в углу, наклоняет вперед. Девушка оказывается на коленях, лицо и туловище – на тряпье. Сергей вытаскивает сиденье стула.
– Ну, ты можешь предположить, что будет следующим номером нашей программы.
Он тащит вверх ее юбку.