- Последний раз из-за того, что Дина снова отправила Педера в Трондхейм и оплатила его учение. Он там учится ремонтировать паровые машины. И без разрешения Олаисена.
- Разве Олаисен не выкинул своего брата из дома?
- Он называет это иначе.
- И как же?
- Он говорит, что Педер должен научиться сам заботиться о себе.
Дине не стоило вмешиваться в жизнь этой семьи, подумал Вениамин. Теперь из-за этого страдают Ханна и дети.
- Он дома?
- Нет, на Лофотенах.
- Когда он вернется?
- Завтра утром.
- Почему вы сразу не позвали меня?
- Ханна боялась, что он тут же вернется.
Вениамин остановился и повернулся к Саре:
- Такое бывало?
- Да! - крикнула она, задохнувшись от ветра, и заковыляла дальше.
Ханна ходила по гостиной с задыхающимся Конрадом на руках. Ему было два года.
Она не подняла головы, когда Вениамин с Сарой вошли в гостиную.
- Добрый вечер, - сказал Вениамин.
Ее губы беззвучно шевельнулись.
- Где мне взять теплой воды, чтобы согреть руки?
- Иди сюда! - Сара провела его на кухню.
Когда он вернулся один, Ханна с ребенком отпрянула в угол.
Вениамин сделал вид, что не заметил этого, забрал у нее из рук мальчика, положил его на обеденный стол и стал осматривать. Маленькая грудка тяжело поднималась и опускалась. Дыхание было учащенное. Ноздри раздулись, кожа была горячая и влажная. Температуру можно было и не мерить. Тельце мальчика дрожало. Вениамин прослушал легкие, постучал по груди. Звук не оставлял надежды.
- У него воспаление легких, - сказал Вениамин, пытаясь поймать взгляд Ханны.
Она отвела глаза.
- Где его постель? Надо положить повыше подушку, ему будет легче дышать.
Ханна кивнула и пошла по лестнице на второй этаж. В комнате, кроме детской кроватки, стояла одна кровать. В печке гудел огонь.
- Надо искупать его в тепловатой воде, чтобы немного охладить. И дать ему разбавленного сока. Понятно?
Она ушла, у мальчика начался приступ кашля. Прижимая к себе больного ребенка, Вениамин ощутил знакомое бессилие. А что, если он с этим не справится?
Ханна вернулась с корытцем и раздела ребенка. Руки у нее дрожали, Вениамину пришлось помогать ей. Затем он сам осторожно погрузил дрожащее тельце в воду. Потом завернул ребенка в простыню, которую ему протянула Ханна.
Они не разговаривали. Но когда они уже сидели возле кроватки, Ханна сказала:
- Ты зря взял его на колени тогда, у Дины.
Он сразу понял, что она имеет в виду, но сказал как ни в чем не бывало:
- Ханна, это было полгода назад. Мальчик не мог заболеть оттого, что сидел у меня на коленях.
- Не он, а Вилфред.
Ребенок закашлялся. Ханна схватила его на руки и прижала к себе.
Вениамин хотел накинуть на них детскую перинку. Ханна вздрогнула, увидев перинку у него в руках.
Кашель усилился, и мальчик ухватился ручкой за ворот Ханниного платья. Когда она наклонилась, чтобы поправить подушку, ворот распахнулся и обнажил у нее на шее синяки и ссадины, спускавшиеся на грудь.
- Ханна!
Она отвела глаза и прикрылась ребенком.
- Положи его в кроватку, а то застудишь, - глухо проговорил Вениамин. В комнате слышалось только свистящее дыхание ребенка.
У Вениамина мелькнула дикая мысль, что кроватка наблюдает за ними. Покрывало, умывальник, комод, ночной столик. Глаза Вилфреда следили за ними из каждого сучка, из каждой складки.
Ханна позвала к ребенку доктора и теперь ждала кары от мужа, который находился так далеко, что до дома ему был целый день пути. А он сам? Его душил кошмар при воспоминании о том, что случилось тогда в его прежнем кабинете.
Он должен был поговорить об этом. Утешить Ханну. Но как? Он пришел сюда из-за ребенка. Остальное могло подождать.
- А теперь ты должен уйти! - вдруг сказала она.
- Нет, Ханна!
Он слышал, как в коридоре Сара разговаривает с двумя старшими мальчиками. Им пора было ложиться спать.
Ханна вышла к ним и прикрыла за собой дверь. Слов ее он не разобрал. Вернувшись, она беспокойно заходила по комнате.
- Ханна, Конрад тяжело болен. Это серьезно. Я ненадолго останусь. Ты меня понимаешь?
Она не ответила.
- Отдохни в соседней комнате, а я подежурю возле него.
Она замотала головой, потом подошла к кроватке, села и взяла малыша за руку.
Прошло полчаса, Ханна ни разу не шевельнулась, и он не слышал ее дыхания.
Вениамин послал Сару сказать Анне, что он останется с ребенком, пока не минует кризис.
Мальчику хотелось пить, но все, что он выпил, тут же вылилось обратно вместе с кашлем. Вениамин взял его на руки и сунул ему в рот салфетку, смоченную в соке.
Мальчик жадно засосал, дыхание у него было прерывистое, глаза закрыты.
Вениамин чувствовал, что Ханна со страхом следит за ним. Он улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Она не ответила на его улыбку, ее глаза были прикованы к сыну. Потом она взяла салфетку и вытерла мальчику головку, не забирая его у Вениамина.
Все это было знакомо Вениамину. Нервный запах вспотевшей женщины. Полная рука. Скольжение салфетки по бледному лбу. Карна в Дюббеле.
Было уже поздно. Сара вернулась и передала привет от Анны. Она тихонько входила и выходила, потом принесла кофе.
Аромат кофе наполнил комнату. Вениамин пил с удовольствием, но Ханна даже не взглянула на чашку.
- Выпей немного кофе, Ханна, или ты не выдержишь, - сказала Сара и отошла к двери. - Я пойду спать, но позовите меня, если вам что-нибудь понадобится.
Она ушла, ребенок дремал, теперь немного спокойнее. Вениамин решился:
- Я понимаю, что сейчас не время для разговора. Но невозможно так жить год за годом.
Она с удивлением подняла на него глаза. Как в детстве, когда ее что-нибудь поражало. Молния. Большая волна.
В три часа ночи конец был как будто уже недалек.
Им оставалось только наблюдать, как ребенок борется за каждый вдох. Ханна хотела взять его на руки, но Вениамин опередил ее, и она не помешала ему. Они ощущали удушье мальчика как физическую боль. От полумрака зрачки Ханны расширились. Вениамину казалось, что он видит в них свое отражение.
Не успев подумать, он глубоко сунул палец ребенку в горло. Мальчика вырвало прямо на Вениамина - слизь, содержимое желудка. От мучительной борьбы по нему градом катился пот. Все трое были мокрые.
Время от времени он бессильно повисал на руках у Вениамина. Казалось, живыми у него остались только легкие. Его снова вырвало.
Ханна протянула руки. Передавая ей ребенка, Вениамин коснулся ее руки, плеча, волос, но даже не заметил этого.
Ребенок обмяк на руках у Ханны.
Это конец, подумал Вениамин. До него даже не дошло, что он обнимает их обоих.
Услыхав учащенное дыхание ребенка, Вениамин не поверил своим ушам. Но мальчик дышал. Еще тяжело, со свистом, но дышал!
Вениамин не смел взглянуть на Ханну. Лишь улыбнулся в пространство, забрал у нее ребенка и положил его на кровать. Потом прослушал, осторожно постучал по грудке, сосчитал вдохи и уложил в кроватку.
- Думаю, кризис позади, - сказал он, наконец взглянув на Ханну.
Она молчала, он взял ее руку. Рука была холодная и вялая.
Несколько минут он сидел, держа ее руку и наблюдая за дыханием ребенка.
- Попробуй напоить его, - прошептал он.
Она отняла руку, нагнулась над ребенком и дала ему соку. Малыш жадно выпил его, он больше не кашлял.
Ханна отставила чашку и подняла глаза на Вениамина. Губы у нее скривились, но это был не смех и не слезы.
- Спасибо, Вениамин! Теперь ты можешь идти!
Он поднялся и подошел к печке. Подбросил несколько поленьев и тихо прикрыл дверцу. Потом медленно повернулся к ней:
- Да, теперь я уйду. Но ты должна звать меня, если я тебе нужен. Несмотря ни на что! Слышишь?
Он подождал, но она молчала. Он закрыл свой чемоданчик. Подождал еще. Быстро подошел к двери и взялся за ручку.
Неожиданно Ханна оказалась рядом. Обвила руками его шею, прижалась к ней губами.
Вениамин замер с поднятыми руками. Потом обнял ее и, покачивая, прижал к себе. Он покачивал ее, как Карну, когда она приходила в себя после припадка.
- Ну-ну, - шептал он в ее волосы. - Не надо, Ханна, родная! Нас может увидеть Сара, и тебе надо поспать. Спать, спать. Потом мы придумаем какой-нибудь выход.
Кто знает, сколько они так стояли? Но когда он хотел освободиться от ее рук, у нее вырвался отчаянный крик:
- Не уходи! Не бросай меня, Вениамин!
Глава 6
В апреле не было никаких признаков весны, кроме крика чаек и запаха рыбы. И бледного кольца вверху, в снежной круговерти, позволявшего догадываться, что там скрывается солнце.
Но в книге заказов на верфи Дины и Олаисена всегда числилось много заказов, а в "Гранде" во всех номерах топились печи.
Приезжали люди, которых тут никогда прежде не видели и которым, по-видимому, в Страндстедете нечего было делать.
Но приезжали также и браковщики рыбы, и торговцы, и шкиперы. И те, кто должен был разметить фарватер. Заседания местной управы часто проходили в столовой гостиницы. Бремя от времени там останавливались близкие амтмана. Епископ во время своих поездок по епархии встречался в гостинице с пробстом. Заезжие проповедники, из тех, которые умели заставлять людей выкладывать деньги, тоже жили в "Гранде".
Однако главными постояльцами гостиницы были важные господа с карманными часами на цепочках и металлическими накладками на чемоданах, ожидавшие пароходов, идущих как на юг, так и на север. По неизвестной причине их становилось все больше. Словно они не могли не посетить гостиницу фру Дины в Страндстедете перед тем, как ехать в Тромсё или воспользоваться сухопутным транспортом, идущим по южной дороге.
Одно время мансарду в гостинице снимала гадалка. Но когда выяснилось, что она не в состоянии оплатить счет, несмотря на то что гадала многим мужчинам, фру Дина, как, хихикая, рассказала помощница кухарки своей подруге, переместила гадалку в картофельный погреб и взяла в залог ее стеклянный шарик. Гадалка через кухню убежала с одним рыбаком из Гратанга, но стеклянный шарик так и остался в гостинице.
Бывало, кое-кто как бы невзначай и, разумеется, без всякого злого умысла пытался выведать у Бергльот, не заходит ли кто-нибудь из приезжих в личные покои фру Дины. Ответ был неизменно один:
- Иногда фру Дина в своих покоях играет с редактором в шахматы или принимает доктора с семьей. Там нет места для званых обедов или для посторонних!
Говорили также, будто однажды фру Дина велела Вилфреду Олаисену явиться в ее покои. Ему якобы так хотелось, чтобы верфь скорее начала действовать, что он взялся за какой-то весьма невыгодный ремонт. Но Бергльот по-своему опровергла эти слухи:
- Фру Дина никогда не говорит о делах в своих покоях. Как бы это выглядело? А о чем они говорят в конторе, я не знаю. И я никогда не слышала, чтобы фру Дина и Олаисен сказали бы друг другу хоть одно плохое слово.
И все-таки личные покои в "Гранд Отеле" всегда вызывали у людей любопытство. Входная дверь, в которую разрешалось входить и выходить пристойно и в любое время суток, волновала не только вдову Рют Улесен.
Ходили слухи, будто Олаисен и Дина собираются построить новый слип и расширить свое дело. Для того, мол, и послали Педера Олаисена учиться в Трондхейм.
Телеграфист определенно знал, что Дина купила большой кусок берега у пономаря. Зачем - неизвестно. Но столь узкая полоска земли не годилась ни на что, кроме канатной дороги. Значит, она опередила Олаисена. Он-то уже давно поговаривал о канатной дороге.
Пономарь, который, подражая Олаисену, важничал, как маркграф, честно сказал, что действительно продал фру Дине покрытую гнилыми водорослями каменистую полоску у воды. А для чего она ей понадобилась, он не знает, потому что для пластания рыбы она не годится.
Сара произнесла в Длинных покоях лишь несколько слов, двери были закрыты. Она даже не присела. И сразу ушла через заднюю дверь. Как будто ее здесь и не было!
Дина надела толстые башмаки, теплое пальто и отправилась в дом Олаисена. Без приглашения. Ханна была больна, а Олаисен на "Лебеде" ушел на юг. Куда и насколько, Сара не знала.
Все свидетельствовало, что здесь живет самый влиятельный человек Страндстедета. С тремя сыновьями, женой и свояченицей. Дом был открыт для друзей и деловых знакомых. Председатель местной управы держал двух служанок и няню, не считая работника, который следил за садом и исполнял другую тяжелую работу.
Ханне жилось хорошо. Странно было бы думать, что это не так. Никто и не думал. Правда, Дина слышала, как люди судачили о вспыльчивости Вилфреда Олаисена.
Но, с другой стороны, все, что он делал, вызывало у них восхищение. Что бы он ни затевал, давало людям работу. В положенное время они получали деньги. Он помогал им обрести жилище и занимался благотворительностью.
Смотреть на него с сыновьями было приятно. Вилфред Олаисен был самый любящий отец, самый добрый и веселый. Если, конечно, не считать его приступов гнева. Но у всех свои капризы. А у себя дома каждый сам себе хозяин!
На дверях Олаисена висел молоточек. Служанка, открывшая дверь, была в накрахмаленном передничке. При виде стоявшей на крыльце фру Дины на ее бледном лице выразился испуг.
- Фру Олаисен плохо себя чувствует и никого не принимает…
- Я знаю. Потому и пришла. - Дина отодвинула служанку в сторону, чтобы войти в дом.
Пока она поднималась по лестнице, служанка, ломая руки, стояла в прихожей.
- Где она лежит?
Ответ был маловразумительный, но тому, кто привык жить в большом доме со множеством комнат, он был понятен.
Задернутые занавески. Слабый запах розовой воды и йода. Сверкающая чистота и порядок. Широкая кровать, скрытая двумя красивыми портьерами, свисающими с потолка. Эта сказочная атмосфера напоминала о "Тысяче и одной ночи".
Ханна с закрытыми глазами лежала на кровати. И не открыла их, когда вошла Дина. На лбу и на одном глазу лежало полотенце, своего рода компресс. Холодный или теплый? Распухшая верхняя губа, синяя щека - все остальное было скрыто одеялом.
Дина затворила дверь, придвинула стул и, не говоря ни слова, села рядом с кроватью.
Ханна открыла глаза. Слегка сдвинула полотенце, чтобы смотреть обоими глазами. Взгляд у нее был тусклый. Она где-то витала.
- Это ты? - беззвучно спросила она.
- Я вижу, ты не только споткнулась о ковер, - сказала Дина.
Ханна не ответила. Попробовала приподняться, не смогла. Но все-таки протянула руку за стаканом с водой, стоявшим на столике.
- Он никак не уймется? - спросила Дина и помогла ей.
Ханна снова откинулась на подушки.
- Пожалуйста, открой окно, - еле слышно попросила она.
Дина открыла. Постояла, глядя на сад, содержавшийся в образцовом порядке. Там няня играла с детьми.
- И часто он тебя бьет? - спросила Дина, снова садясь.
Ханна сделала отрицательный жест рукой.
- Но на этот раз все-таки избил? Лучше расскажи мне, что случилось.
Глухой всхлип донесся с постели. Говорить Ханна не могла. На одеяле лежала синяя рука с открытой раной.
- Что у тебя с рукой?
- У него твердые сапоги. С металлическими набойками.
Дина, не разжимая губ, с шумом выпустила воздух. Ноздри у нее раздулись.
- Я пошлю за Вениамином. Может, у тебя есть переломы.
- Нет! - Ханна испугалась. - Само срастется!
В открытое окно донеслись звонкие детские голоса. Старший что-то объяснял младшим.
- Ты еще встречаешься с Вениамином? - вдруг спросила Дина.
Ханна побледнела и молчала.
- Я пришла не мораль читать. Хотела посмотреть, что можно сделать.
Ханна пролепетала что-то бессвязное. Словно, привыкнув лгать и обманывать, она вдруг растерялась, когда можно было сказать правду.
Вениамин был у нее как-то вечером, еще зимой. Конрад был болен, а Вилфред ушел на Лофотены.
- Сара сбегала за Вен… за доктором…
- Весь Страндстедет знает, что у малыша зимой было воспаление легких. А что случилось теперь?
- Я тогда не сказала Вилфреду, что у нас был доктор. И вот за обедом… Рикард проговорился про доктора…
- Рикард видел, как он тебя бил?
- Нет, Вилфред подождал, пока они легли.
На лице у Дины мелькнули недоверие, отвращение, гнев.
- А служанки? Они должны были слышать?
- Он их отпустил. На танцы… Он все предусмотрел… - ответила Ханна серым голосом, в котором не было даже тени упрека.
- Этому нужно положить конец! - сказала Дина.
- Может, он в следующий раз ударит посильней…
- Не желаю этого ни тебе, ни ему. Неужели твой выкидыш ничему не научил его?
- То было уже давно.
- А что с Педером?
- Я не сразу поняла, что он серьезно подозревает брата. Ведь Педер еще мальчик…
Дина помолчала. Оглядела комнату. Портьеры. Настольную лампу. Наконец ее глаза остановились на Ханне.
- А до того, значит, ты понимала, что у него есть основания?
Лицо Ханны застыло.
- Я останусь здесь и подожду его, - сказала Дина через некоторое время.
- Будет только хуже.
- Ну что ж, посмотрим, чья возьмет! - Дина прищурилась.
Вечером Вилфред Олаисен соизволил вернуться домой. Из-за неблагоприятной погоды он на полпути отдал приказ повернуть обратно. Штурман был готов к этому. Не из-за погоды. Он все понял по лицу Олаисена, когда тот, не предупредив его заранее, приказал идти на Лофотены без груза.
Олаисен предполагал, что его ждет дома. Поэтому он сначала зашел на верфь. Долго и обстоятельно поговорил с мастером и рабочими. Заглянул в газету к редактору и уже в девять часов взял извозчика и поехал домой.
Служанка поспешила открыть ему дверь, как обычно, когда фру Олаисен не могла сделать этого сама. Ангелы, так Олаисен звал детей, уже спят. Он знал, что они спят, но не удержался от вопроса. Это дарило чувство покоя.
Увидев в передней чужое пальто, Олаисен напрягся и замер.
- У нас гости?
- Фру Дина. Она сама пришла… Хозяйка лежит… - пролепетала служанка, не глядя на Олаисена, таким голосом, будто вся вина лежала только на ней.
- Понятно! - Лицо Олаисена стало суровым. Это выражение нетрудно было понять даже служанке. Она помогла ему снять пальто и повесила его на вешалку. Потом, повозившись в углу, сделала реверанс и спросила, будет ли хозяин есть. Есть он не хотел.
Оставшись в передней один, Олаисен задержался перед зеркалом. Обычно он двигался быстро и решительно, но в этот вечер медленно прошел в гостиную и налил себе рюмку водки.