Сперва она молча слушала Вениамина. Потом ей стало грустно. У него был такой глупый вид, когда он объяснял ей, что ей следует чувствовать и думать.
- Я не поеду в Берген, - сказала она и хотела уйти.
Вениамин налился краской, заставил ее сесть и позвал Анну.
И Анна сказала все то, что забыл сказать папа. Но Карна стояла на своем. Вениамин рассердился и вскочил, Анна предостерегающе посмотрела на него.
Он снова сел и продолжал свою речь.
Карна должна помнить, что немногие девушки имеют возможность учиться. Слышала ли она, чтобы какая-нибудь девушка проявила неблагодарность и отказалась научиться чему-нибудь, кроме домоводства? Они прекрасно видят, что из Карны не получится хорошей хозяйки. Она слишком нерасторопна. Чего она хочет? Может, им следует выдать ее замуж? За какого-нибудь старика? Выдал же ленсман Дину, когда ей было всего шестнадцать. Это, что ли, ей по душе?
Карна поняла, что ее час пробил.
- Да! Я хочу выйти замуж за Педера! Он тоже хочет жениться на мне. Но боится поговорить с вами, потому что бабушка сказала ему, что это вас напугает. Но если бабушка могла в шестнадцать лет выйти за старика, значит, и я могу сейчас выйти замуж. Тем более что Педер не старик!
Анна испугалась, а папа сидел с таким видом, словно получил затрещину.
- Карна, - сказала Анна. - Замужество - очень серьезный шаг.
- Знаю, но все-таки люди женятся.
- Ты еще сопливый ребенок! - сердито сказал папа.
- Я уже не ребенок. И я всему научусь, когда выйду замуж за Педера. Мне ничего не нужно. Даже пианино…
Папа встал и, тяжело ступая, заходил по кабинету. Взад и вперед. Не останавливаясь, зажег трубку. И курил на ходу. От его мелькания у Карны закружилась голова. В конце концов он остановился.
- Хорошенькое воспитание мы тебе дали! - воскликнул он… - Единственное, что тебе надо, - это выйти замуж! А как же твои способности?
- Никаких способностей у меня нет. Да они мне и не нужны.
- Неужели ты настолько глупа, что готова стать женой первого попавшегося пройдохи…
- Он не пройдоха, - сказала Карна, как только смогла говорить. Слова Вениамина о Педере причинили ей боль.
- А кто же он, если вбил в голову девчонке такую глупость! Я сам поговорю с ним.
Раздался стук. Это Анна громко стукнула кулаком по столу. Сперва она как будто даже сама испугалась этого звука, но тут же забыла о своем страхе. Она встала и, сгорбившись, смотрела на папу. Глаза ее метали молнии.
- Не смей говорить о любви с презрением! Слышишь! Любви несладко пришлось в семействе Грёнэльв. И я рада, что Карна способна любить. Почему бы нам не поддержать ее? С женитьбой можно и подождать. Но зачем ей ехать в Берген? Если она против этого, то и я тоже против. Принуждать ее к поездке в Берген - такое же преступление, как и насильно выдавать замуж. Я этого не разрешу! - властно сказала Анна, по-прежнему не спуская глаз с папы.
Они поссорились, и виновата в этом была Карна.
- Этого я от тебя не ждал, - сказал папа Анне ледяным тоном. - Не ты ли всегда отстаивала свободу женщин и их право на образование?
- Какая же это свобода, если она не хочет?
- Я думал, мы одинаково смотрим на будущее Карны.
Папа говорил с Анной стиснув зубы. Она не ответила, и он презрительно продолжал:
- Карна может уехать, а когда вернется, посмотрим, выдержит ли эта так называемая любовь испытание временем.
Уголки губ у Анны дергались, подбородок дрожал:
- По-моему, неправильно пытаться делить чувства на порции в зависимости от обстоятельств, как делаете вы с Диной. Вы всегда подсчитываете выигрыш и проигрыш. Ты тоже, Вениамин! Предусматриваешь и выгоду, и пользу. От меня могла быть польза, к тому же я приехала по своей воле. Поэтому ты женился на мне. Но любовь - это дар, Вениамин Грёнэльв! И его нужно беречь. Она может прийти и поздно, и рано. Но ее не понять людям, которые все делят на порции, как для заключенных. Она дает силу тем немногим, кто умеет все отдавать и все принимать. Поэтому я оказалась среди чужих. Из-за любви. В последние годы ты отпускал мне любовь небольшими порциями. Как было удобно доктору Грёнэльву. А теперь и председателю. Спасибо тебе. Но любовь стоила того! Годы, недели, дни! За любовь платят одиночеством!
Папино лицо было как чистая страница блокнота.
Карне захотелось уйти. Куда угодно.
Она повернулась к двери и увидела бабушку. Подбежав к ней, она спрятала лицо у нее на груди.
Тишина. Она слышала только, как у бабушки бьется сердце.
- Молодец, Анна! - сказала наконец бабушка и положила руку на голову Карны.
Ей никто не ответил.
- Я понимаю, Анна, что это касается только вас с Вениамином, хотя ты говорила про всю семью. Мне стало любопытно, и я вошла. Прости, но мне было полезно послушать тебя…
Анна поникла, словно из нее выпустили воздух, но тут же снова выпрямилась.
- Должна сказать, что твои слова задели меня. За себя надо отвечать, Вениамин. - Голос у бабушки был спокоен, не то что сердце. Оно громко стучало под щекой Карны.
Анна отошла к окну. Папа остался один посреди комнаты. Он не пошевелился с тех пор, как Анна начала говорить.
Бабушка переводила взгляд с него на Анну и обратно.
- Мне сейчас нужен большой бокал портвейна. Или лучше докторского рома. Ваша гора меня доконала. Будь мне двадцать пять, я бы купила себе верховую лошадь, чтобы только не мучить ноги, поднимаясь к дому доктора. Но в моем возрасте я предпочитаю ходить пешком, нежели объезжать лошадь.
Папа очнулся. Он подошел к шкафу, достал графин и рюмки. Наливая, уронил одну рюмку на пол.
Отступив на шаг, он долго смотрел на осколки. Потом отставил графин, забыв, по-видимому, что собирался сделать.
Карна отпустила бабушку и подошла к нему. Он ее не заметил. Она наполнила две оставшиеся рюмки. Открыла шкаф, достала и наполнила третью рюмку.
Все по-прежнему молчали.
Карна протянула папе рюмку, он принял ее, не глядя на Карну. Потом она подошла к окну, где стояла Анна, и к бабушке. Дала рюмки и им. Хорошо, когда знаешь, что нужно делать.
Но пить, по-видимому, никто не собирался. Тогда она решила положить этому конец. Она встала рядом с папой, сложила на животе руки и сказала:
- За ваше здоровье!
Дина выбросила из конторы мебель Олаисена и заменила ее новой. Сделала двойную дверь, чтобы заглушить шум верфи. Повесила новые занавески. И переехала в контору. Она повелевала. Приказывала. Проверяла. Сразу отменила два прежних распоряжения.
Мужчины и раньше снимали перед ней шапки, так было всегда. Но когда они начали ей кланяться, она выбранила их и велела продолжать работу.
- Кто не может поздороваться, не отрываясь от работы, пусть лучше вовсе не здоровается, - сказала она.
Они боялись ее больше, чем Олаисена, которого приветствовали, точно оловянные солдатики. В шесть утра в понедельник, минута в минуту, Дина приходила на верфь, вызывала к себе мастера и подробно расспрашивала его обо всем.
К полудню она оставляла их в покое, но они слышали, как она работает в конторе.
Она приобрела крутящееся кресло. Такого здесь еще не видели и хотели бы испробовать, но не смели подняться в контору без ее вызова, а тогда она сама сидела в кресле.
Олаисена больше заботил его костюм, чем обстановка конторы. Фру Дина умела позаботиться сразу обо всем. Она и для рабочих приобрела хороший стол и удобные стулья, чтобы они могли есть по-человечески. До сих пор они располагались обедать на ящиках или кому где вздумается.
По субботам она угощала их так называемой "стапельной стопочкой". И сама выпивала вместе с ними. После рабочего дня.
- Я не оплачиваю то время, когда вы пьете, - говорила она.
Им было странно получать распоряжения от женщины. В этом было что-то противоестественное. Но выбора у них не было.
Однажды мастер сказал ей, что при Олаисене они закрывали наряды только в конце недели. Такой был порядок.
Дина похлопала его по плечу:
- Если хочешь, можешь соблюдать порядки Олаисена… когда начнешь работать у него. Но тогда нам на верфи понадобится новый мастер!
- Черт бы тебя побрал! - буркнул мастер, когда она ушла.
Но никогда больше не говорил о порядках, которых придерживались у Олаисена.
Они не совсем понимали ее. Но что-то говорило им, что она понимает их.
Она приказала мыть полы не один раз в неделю, а каждый день. Одни рабочие посмеивались, другие чертыхались. Но через две недели все заметили разницу. Теперь им было легко дышать каждый день, а не только по понедельникам.
Олаисен, получив большой заказ, имел обыкновение совершать прогулку на "Лебеде", чтобы выпить по стаканчику пунша с "нужными людьми". Фру Дина спускалась после окончания работы из конторы, объявляла рабочим цифры и следующее задание и предлагала выпить по рюмочке. Но только по одной.
Этого было достаточно, чтобы рабочие становились покладистыми. Возвращаясь домой, они не были даже навеселе. Но на душе у них было светло, и телу было приятно. Однажды цифры оказались особенно хорошими, и рабочим тоже перепало от этого. Дина ничего не сказала им заранее, но велела Педеру после ее ухода раздать рабочим деньги.
Когда они потом благодарили ее, она махнула рукой и сказала: "Работайте на здоровье". Если бы она не была женщиной, они сказали бы, что она хороший мужик.
После Нового года Педер пришел к Дине в четверг, чтобы заняться бухгалтерией. Этот обычай сохранился, хотя теперь они могли бы заниматься бухгалтерией и в конторе.
Он был угрюм, потому что заранее приготовился объявить ей, что должен взять расчет.
- Почему? - удивилась Дина.
- Вилфред считает, что я не должен работать на другую сторону.
- Что еще за другая сторона?
- Или на его конкурента. Он так сказал.
- А ты?
- Я должен взять расчет.
- Чтобы угодить брату?
- Нет, чтобы что-то сделать.
- И ты считаешь, что ничего лучше ты сделать не можешь?
- Это с какой стороны посмотреть. Или сколько можно заработать.
- И как же ты собираешься зарабатывать?
- Пойду в море. На пароходе Вилфреда. Он хочет, чтобы я возил наживку и всякое такое.
- Та-ак… Выходит, ты занимал деньги на учение, чтобы теперь возить наживку?
Педер наклонил голову и заложил руки за спину.
Дина внимательно наблюдала за ним.
- Извините меня, фру Дина. Я не хочу ссориться с братом.
- Других причин нет?
Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
- Нет. Мы с Вилфредом заключили соглашение.
- И в чем же оно состоит?
- Я перестану работать на вас, но зато смогу встречаться с Карной.
Он глубоко вздохнул, не зная, куда деть руки. Хотел спрятать их в карманы, но передумал. И так все было хуже некуда.
Дина засмеялась воркующим смехом - ну что тут поделаешь! Потом вскинула голову:
- Вот как? И с каких это пор Вилфред Олаисен распоряжается моей внучкой?
Педер растерялся, но не отступил:
- Ведь я намерен посвататься к Карне, когда она станет старше.
Его откровенность всегда нравилась людям. Почти всегда. Подсознательно он знал это. Поэтому не старался избегать трудных разговоров. Кроме разговоров с Вилфредом.
Педер был далеко не красноречив. Совсем нет. Но он имел смелость смотреть людям в глаза. И его лицо говорило им больше, чем слова.
У него и в мыслях не было сообщать фру Дине, что он хочет посвататься к Карне. Но во время разговора он понял, что это будет правильно. Что же касается Вилфреда, он и не думает распоряжаться Карной. Как можно! Просто Вилфреда надо успокоить. Так было всегда. Если Вилфред спокоен и весел, все устраивается само собой.
- Садись и слушай! - велела ему Дина.
Педер сел на краешек стула.
- Я не хочу, чтобы ты у меня работал! Тебе не хватает знаний!
Он слышал, что она сказала. Но смысл сказанного ускользнул от него. Если она хотела оскорбить его, то это не возымело действия, потому что было неправдой.
- Что вы хотите сказать? - спросил он.
- Ты просто возомнивший о себе мальчишка. Я сама увольняю тебя!
- За ЧТО?
- Ты решил, что, если угодишь Вилфреду, у тебя все будет хорошо и с Карной. Но ты мне больше не нужен. А это значит, что не нужен также и Карне. Понятно?
Педер нахмурился. Неужели это серьезно? Или она только хочет задеть его? Что за этим кроется? Какая хитрость? Вид у нее был не сердитый.
- Я больше не смогу видеть Карну? - прошептал он.
- Нет!
Кровь бросилась ему в голову. Он так судорожно стиснул руки, что побелели суставы.
- Тогда, фру Дина, вы ничем не лучше Вилфреда, - спокойно сказал он. Но внутри у него все дрожало. Упрямые завитки волос тоже дрожали. Видит ли она это?
- А почему я должна быть лучше, чем он?
Педер растерялся. Он не был готов к тому, что разговор примет такой оборот.
- Чего вы от меня хотите?
- Чтобы ты поехал в Берген и стал хорошим инженером-механиком. А не просто жестянщиком. Вернувшись, ты выкупишь те акции, которые пришлось продать твоему брату. И уже будешь работать на самого себя.
Педер, не моргая, смотрел на нее:
- Это было бы хорошо. Но у меня нет денег, чтобы учиться в Бергене.
- Я дам тебе заем без процентов и без каких бы то ни было обязательств.
Педер разжал руки. Он оперся на подлокотники и приподнялся с кресла.
- Фру Дина, почему вы это делаете? - шепотом спросил он, снова упав в кресло. Словно пытался переварить несчастье.
- Я собираюсь расширить верфь, пристроив к ней механический завод, а самой мне механику уже не одолеть.
- Механический завод?
- Этого требуют новые времена.
Педер глотнул воздуха и несколько раз моргнул. Потом решился. Будь что будет, Вилфред - не Вилфред.
- Я согласен!
- Значит, остаешься у меня, пока не получишь места на верфи Георгов в Бергене?
Он встал и протянул ей руку.
Педер набрался храбрости и пошел прямо к доктору домой, чтобы рассказать Карне, что поедет в Берген. Осенью. Если его там примут.
Карна во все глаза смотрела на него. Она не обрадовалась. И голос у нее был такой, словно одного из них ждала смерть.
Как он может поехать в Берген, когда она только что отказалась ехать туда?
Так он узнал всю историю. Ей пришлось даже поссориться с отцом, чтобы не ехать в Берген. Теперь в доме никто не смеет произносить это слово.
И вдруг он является go своей новостью. Разве это любовь?
Педер покраснел до ушей. Но сожаления не выразил. Он сказал прямо, что нельзя отказываться, если тебе предлагают учиться. Как она могла отказаться? Да он возьмет ее с собой, сунет в сундук и сдаст в багаж!
Неужели она думает, что любовь умрет, если они зиму или две проживут в разлуке? Плохо же она его знает! Неужели она зря спасла его, чтобы он не упал со стремянки? Или она не верит в такие знаки?
Педер продолжал говорить с мягкой настойчивостью проповедника, он восхищался доктором, который был готов платить за ее учение. Ведь потом она все равно выйдет замуж! Любой другой отец счел бы эти расходы лишними, потому что все, чему она может научиться в Бергене, останется втуне.
Почему она не рассказала ему о своих трудностях? Почему оставила его в стороне, словно немую скотину, с которой бесполезно разговаривать?
Карна никогда не слышала от Педера такой длинной речи. А его голос! Он звучал откуда-то из глубины груди, к которой она могла прислонить голову, когда их никто не видел. Как теперь. В гостиной никого не было, кроме них.
Стоял трескучий мороз. И хотя печка гудела, откуда-то все время дуло. Пар, поднимавшийся над блюдом с рыбой, не мог согреть им ноги. Но лицу было жарко.
- Замечательно вкусно! - сказала Дина и принялась за рыбью печень. Отломила кусочек хлеба, понюхала его.
Вениамин не любил печени. Но остальные с ней согласились.
Карна беспокойно ерзала на стуле и наблюдала за ними. Сейчас она им скажет. Сейчас!
- Я все-таки решила поехать в Берген!
Папа и Анна перестали есть. Но бабушка как будто не слышала ее.
- Вот как? Интересно, - заметил папа.
- Ты передумала? - Анна обрадовалась.
Карна кивнула.
- И что же заставило тебя изменить решение? - спросил папа.
- Педер считает, что для любви так лучше.
Анна как-то странно вскинула голову и быстро взглянула на папу. Она становилась красивее, когда улыбалась.
Бабушка сидела с таким видом, будто ей ни до чего нет дела.
- Значит, Педер так считает? Пригласи его к нам домой, мы поговорим с ним.
- Он был здесь вчера.
- Без моего ведома?
- Но ведь тебя никогда нет дома!
- Анна, передай мне, пожалуйста, блюдо с печенью, - попросил папа.
- Но ведь ты не ешь печени? - удивилась Карна.
- Не люблю, но сегодня попробую проглотить - и печень, и все остальное.
Глава 16
Однажды в Страндстедет прибыл на пароходе худой человек в черной одежде. Уже не первой молодости. Седой, гладко выбритый, загорелый. Голубые, будто обращенные внутрь себя глаза придавали его лицу отсутствующее выражение. Словно он витал где-то далеко отсюда.
Люди на пристани зашептались под проливным дождем, они не скрывали своего удивления. Кто он? Некоторым он показался знакомым, но они не могли вспомнить, где его видели.
Вид у него был неприступный. Он сам нес свой чемодан и саквояж и спросил у извозчика, далеко ли до "Гранд Отеля".
- Нет, но я могу отвезти вас туда.
Приезжий попросил, чтобы извозчик отвез его багаж. Ему хочется пройтись.
- Поедете вы или нет, цена одинаковая.
Не дождавшись ответа, извозчик тронул лошадь, приезжий трусил следом.
Несколько молодых людей пошли с ним, надеясь что-нибудь выведать. Но приезжий был не из болтливых. Нет, он не из этих мест. Нет, он не знает, сколько здесь пробудет. Он просто путешествует. И все.
Приезжий в черном поднялся на крыльцо гостиницы и постучал молоточком в дверь.
Да, свободные номера есть. Если он не имеет ничего против мансарды. Комнаты там хорошие. Вот только надо подниматься еще по одной лесенке.
Еще одна лесенка его не пугала. Он попросил принести ему в номер бутербродов и крепкого кофе. И теплой воды для умывания.
Ему дали ключ и показали дорогу. Вещи он пожелал нести сам. Однако горничная получила мелкие чаевые за свои услуги.
Оставшись в номере один, он открыл окно и долго стоял, глядя на дома и на гавань.
По дороге поднимались две женщины. На одной из них была широкополая шляпа. Когда они подошли к гостинице, к нему наверх долетел ее низкий голос.
Он медленно отошел от окна.
Горничная постучала в дверь - она принесла бутерброды и кофе. Не желает ли господин чего-нибудь еще, пока они не закрыли кухню на ночь?
Нет, спасибо, больше ничего не нужно. Но он поинтересовался, откроют ли ему дверь, если он вечером пойдет погулять.
Конечно, откроют, их гости еще ни разу не оставались на улице. Если парадная дверь окажется запертой, ему придется воспользоваться черным ходом. Там через буфетную он попадет в общий коридор.