Приезжий был без сюртука, в рубашке и расстегнутой жилетке. Видно было, что он хорошо сложен, но физическим трудом не занимался.
- У вас много гостей?
- Восемь. Но в четверг все номера будут заняты. Впрочем, у нас найдется место для всех. Вы собираетесь остаться до четверга?
- Еще не знаю. Но в таком случае мне понадобится стол побольше, здесь, у окна. Я должен работать.
Она может рекомендовать ему угловую комнату во втором этаже. Там стол побольше. Это нетрудно устроить.
Нет, ему нравится здесь. Нравится вид. Он может сам принести сюда стол.
Горничная обещала все сделать. Найти стол просто. Что еще она хотела сказать? Ах да, она не помнит, записался ли он в книге для гостей? Как его записать?
- Я запишусь завтра утром перед завтраком, - сказал он.
Горничная смутилась и сделала реверанс.
Июнь! Бесполезно ждать, чтобы стемнело. Здесь не стемнеет.
Где-то в доме слышались звуки виолончели. Он открыл дверь, послушал, потом снова прикрыл ее.
Когда все стихло, он взял пальто и спустился по лестнице. Осторожно, словно боялся кого-нибудь встретить.
- Не захотел записаться? И не представился?
- Он сказал, что запишется завтра.
- Мы должны знать, кто к нам приезжает.
- Я видела, как он ушел. Если хотите, я дождусь его и попрошу записаться.
- Не надо. Ступай спать. Но пусть Бергльот проследит, чтобы он расплатился перед отъездом. Безымянных гостей мы не держим в кредит.
Дина нетерпеливо махнула рукой, отпуская горничную.
Личные покои Дины состояли из двух комнат во втором этаже. Гостиной и спальни, соединенных дверью. Окна гостиной смотрели на гавань и на дорогу.
Она увидела его, когда он возвращался. Этот высокий, немного сутулый человек кого-то напомнил ей, но она не могла припомнить, где она его видела. Лицо его было скрыто шляпой.
Дина сидела у открытого окна и курила, следя за ним глазами. В его походке было что-то знакомое.
Иаков? Он? Что-то насторожило ее. Не явление Иакова. Но то, что этот человек был слишком реальным. И чем ближе он подходил, тем реальнее становился.
Дина вздрогнула. Она погасила сигару и выпрямилась, чтобы лучше видеть его. Когда он был под самым окном, она, задержав дыхание, хотела сказать, что сейчас откроет ему дверь. Но не смогла вымолвить ни слова.
Он заметил ее. Снял шляпу и поднял голову.
Тогда она узнала его.
Они встретились в полутемном коридоре.
Что говорится после такой долгой разлуки?
Никто их не видел. Никто не удивился их поведению. Поэтому оба забыли поздороваться, как положено.
Он замер со шляпой в руке, его глаза скользили по ней. Потом он кивнул и начал подниматься по лестнице.
Она шла за ним.
Когда на втором этаже он хотел подняться в мансарду, она молча взяла его за плечо и кивнула на дверь в свои покои.
Поколебавшись, он прошел туда. С таким видом, словно проснулся и обнаружил, что находится совсем не там, где заснул.
Она закрыла за ними дверь.
Вдали у Вогена сердито загудел пароход. Потом все стихло. Они смотрели друг на друга, точно кто-то запер их здесь. Он - с отсутствующим выражением лица. Она - сосредоточенно. Потом, точно придумав, как положить конец неловкости, протянула руку, чтобы взять у него пальто.
Он медленно снял пальто. Движения у него были, как у заводной игрушки.
Дина открыла дверь спальни и положила его пальто на кровать. Дверь так и осталась приоткрытой.
Видно, она сохранила привычку использовать свою спальню для чего придется, подумал он. Сегодня она положила там его пальто. Может, она не изменилась? Только постарела?
Они еще так и не поздоровались. Теперь здороваться было уже поздно.
Он осмотрел комнату.
В углу стояли две виолончели. Мебель была от Бидермейера, но немного. Диван, четыре стула, секретер с верхним отделением, книжный шкаф. У одного окна - курительный столик и два кресла с пуфиками.
По обе стороны от секретера висели картины. На одной была изображена красивая темноволосая женщина с добрым лицом. Глядя на него, она держалась за спускавшуюся с потолка сеть.
На другой - нагая зеленоватая женщина с белой виолончелью. Он подошел поближе и увидел табличку с надписью "Ребенок, заглушающий горе музыкой".
На картине, висевшей над диваном, было изображено развесистое дерево, бросающее тень на молодого человека, который на фоне солнца пахал черную землю.
- Ты поселилась в Страндстедете? У тебя гостиница и верфь?
- А ты все-таки приехал домой из Америки, Юхан?
Он кивнул. Голос ее не изменился. Словно она не пользовалась им с тех пор, как они расстались. Просто лежал где-то без употребления и только что вернулся к ней. Низкий, проникновенный.
Она подошла к шкафчику, достала графин и две рюмки. Наполнила их, не спрашивая у него, будет ли он пить. Вежливо поклонившись, он принял у нее рюмку.
Они стояли в нескольких шагах друг от друга с рюмками в руках. Места вокруг было много.
- Мадера? - спросил он.
- Мадера. Подойдет?
- Подойдет.
- С возвращением!
- Спасибо.
Она сделала движение рукой, и он сел. Но не на указанное ею кресло, а на диван. В глубине комнаты.
Она пошла за ним. Села на стул напротив него.
Он ждал, что она спросит, почему он не предупредил о своем приезде телеграммой или хотя бы письмом. Но она не спросила. Ждала, что он сам все объяснит?
- Как Рейнснес? - спросил он без обиняков.
Он понял, что она ждала этого вопроса, потому что ответила тут же:
- Рейнснес принадлежит Вениамину.
Он посмотрел в рюмку и поставил ее на стол.
- Ты получил сообщение от адвоката? Я не была уверена, что у меня правильный адрес, - спросила она.
- Да, я получил письмо.
Сейчас она скажет, что, наверное, раздел имущества его устроил, раз он не протестовал против него. Но она этого не сказала.
- Однако Вениамин не занимается усадьбой.
- Нет, он окружной врач. Ты ведь знаешь?
Он кивнул. Попробовал угадать ее мысли, но не смог.
- У Рейнснеса нет будущего?
- Сейчас похоже, что нет. Но все может измениться. Ты ведь не случайно об этом спросил?
- Хотел просить разрешения пожить там некоторое время. Бесплатно, конечно.
Он видел, что она напряженно о чем-то думает. Зрачки, ноздри, подрагивание в уголках губ.
- Вениамин будет рад. Плохо, когда дом стоит пустой.
- Я хотел сначала спросить у тебя.
- Я понимаю.
- Правда?
Она посмотрела на него:
- А может, и нет.
Призналась! Раньше бы она никогда этого не сделала. Словно угадав его мысли, она переменила тему разговора:
- Ты хорошо выглядишь.
- Спасибо, ты тоже. Возраст не властен над тобой. Ему стало легче, когда разговор принял другой оборот.
Хотя он говорил искренне. Когда-то он не смел даже смотреть на нее. Боялся оказаться в плену. Для этого многого не требовалось. Она вдруг оказывалась так близко.
Пока они молчали, он почувствовал, что она стала мягче. Что ее изменило? Возраст?
- Стине писала из Висконсина, что ты был там пастором.
- Да, несколько лет. Но я уже давно не пастор.
- Почему?
- Я стал пастором не по своей воле.
- Если не ошибаюсь, это было желание твоей матери?
- Ты не ошиблась.
Они опять помолчали. Она подняла рюмку и кивнула. Он последовал ее примеру.
- Стине писала, что паства очень любила тебя.
- Может быть.
- И все-таки ты отказался от сана?
- Я уехал в Миннеаполис. Преподавал там норвежский. Страховал на случай пожара.
Она издала удивленное восклицание. Он усмехнулся, но без тени смущения.
- А теперь хочешь поехать в Рейнснес и посмотреть, что ты сможешь там сделать?
- Нет, - спокойно ответил он.
- А что же?
- Если бы Рейнснес принадлежал мне, я бы считал, что усадьба пришла в запустение по моей вине. Рад, что избежал этого. Но мне все-таки захотелось взглянуть на старые места.
- Понятно. Мне тоже захотелось.
- Ты здесь солидно обосновалась. Я слышал про твои предприятия. Перестраиваешь Страндстедет под новые времена? У тебя неплохо получается.
- Ты слишком высокого мнения обо мне, Юхан.
- Почему же?
Тон, каким она произнесла его имя, заставил его опустить глаза. Может, она так же одинока, как он?
- Новые времена оказались губительны для Рейнснеса. Вениамин сдал в аренду землю и хлев. Дом выглядит как всегда. Но там никто не живет. Он заперт. Иногда мы ездим туда. Все вместе или как придется. Чаще всего летом.
Она помолчала и пригубила вино.
- Тебе, наверное, не терпится попасть туда?
- Если это никого не затруднит.
- Я договорюсь, чтобы тебя отвезли туда.
- А ты поедешь со мной?
Она быстро взглянула на него:
- Если ты подождешь несколько дней, я пошлю туда служанку, чтобы она все привела в порядок. Пустой дом, сам понимаешь.
- Нет.
- Нет?
- Только ты и я.
Он видел, что ему удалось привести ее в замешательство. Но только на мгновение.
- Ах вот как? Но тогда я скажу служанке, чтобы она вернулась, как только закончит работу.
Ее улыбка была всего лишь нервным подергиванием мышц. Было видно, что она еще не привыкла подчиняться приказам. И она не спросила, что он имеет в виду.
- Спасибо! - Он посмотрел на карманные часы. Это были часы Иакова. Потом допил рюмку и встал.
По пути к двери он вспомнил о своем пальто, лежавшем на ее кровати. Но не спросил о нем. Она тоже не упомянула о нем. Неужели она позволит ему уйти без пальто?
Когда он взялся за ручку двери, она сказала как бы невзначай:
- А твое пальто?
- Что?
Она кивнула на спальню.
Он подождал, но она не собиралась принести ему пальто.
- Ах да, верно! - Он отпустил ручку двери.
Что это, месть или прежняя одержимость? Юхан не знал. Он сделал вид, что хочет забрать пальто, но подошел к ней. Обнял за талию и увлек за собой в спальню. Так человек ведет себя, только когда ему нечего терять.
Он застал ее врасплох. Она позволила увести себя. К пальто американского покроя с большим воротником. К шляпе.
В последний раз ими руководила она. Теперь - он. Он ощутил ее аромат. Не тот, который он помнил. Не такой откровенный. Более спокойный. Мир и дороги оставили свой след.
Она осторожно высвободилась из его рук. Положила руку ему на плечо и оттолкнула его. Не резко. Скорее намекая, что он стоит слишком близко. Когда она начала прибегать к намекам?
Он взял пальто и шляпу. Выходя из гостиной, раза два внимательно оглянулся.
- Красивая комната. Спасибо за угощение! Покойной ночи, Дина!
Вениамин встретил Сару на дороге. Удобный случай для разговора.
- Добрый день! - весело сказал он и пошел рядом. Взял у нее из рук корзинку и спросил, как она поживает.
Она была удивлена:
- Спасибо. Хорошо. Разве тебе в эту сторону?
- Я не спешу. А как дела у вас?
- Ханна почти не выходит из дома, значит, все в порядке, - ответила Сара. Но Вениамин уловил в ее голосе отчаяние.
- Что можно сделать? - тихо спросил он.
Мимо прошли несколько человек.
- Если уж Дина не могла спасти ее, то я и не знаю… Порой мне кажется, что она уже сдалась.
- А он?
- Потеряв верфь, он потерял и мужество. Но пока он хотя бы не трогает ее.
- Скажешь, если что-то случится?
- Да, если смогу улизнуть из дома. Теперь это бывает нечасто.
Он кивнул:
- А ты сама как?
- Что - я? Тоже не могу никуда пойти. Он и меня стережет. Если б ему немного повезло, он бы повеселел.
Вениамин остановился и отдал ей корзинку. И долго смотрел потом, как она, прихрамывая, поднимается по склону.
Анна написала письмо Ханне и Вилфреду Олаисену и отправила его по почте. Она пригласила их в Рейнснес на Иванов день. Будут только две их семьи. Пожалуйста! Карне и Педеру так тяжела эта семейная ссора. Хорошо, если бы до того Вилфред с Ханной пришли к ним в гости. Они бы провели вечер только вчетвером. Письмо было адресовано Вилфреду. Он на него не ответил.
Ханна почти не показывалась на людях. Продавщица и портниха были уволены. Шторы на окнах магазина не поднимались. В солнечные дни сквозь желтую вощеную ткань просвечивало объявление, приглашающее заказчиц. Теперь оно ничего не значило.
От прежнего Олаисена осталась лишь тень. Однако он продолжал посещать совещания в редакции газеты. Иногда приходил на пристань, чтобы встретить деловых знакомых. Но сам редко ездил куда-нибудь на своих судах. Люди полагали, что он устроил контору в одной из комнат своего дома.
Вениамин считал, что теперь Олаисен, не покидая дома, может всегда следить за Ханной. Слухи о том, что он бьет Ханну, прекратились. С другой стороны, и добрых слухов тоже не было. Люди обходили эту семью молчанием.
Зато их внимание обратилось на Юхана Грёнэльва, который, поездив по миру, вернулся домой.
Вениамин едва узнал Юхана. Юхан никогда не был таким. Это смущало Вениамина. Они, правда, переписывались, пока Вениамин жил в Копенгагене, но чтобы Юхан до такой степени забыл о своем духовном сане, что у него даже появилось чувство юмора!..
Анна, напротив, ничему не удивлялась. Появился человек, с которым она могла разговаривать. Сначала Вениамин обрадовался. Но когда он стал почти каждый день заставать в гостиной Анну, оживленно беседующую с Юханом, он признался себе, что это уже чересчур.
- Чувствуется, что этот человек покинул дом совсем молодым, - сказала однажды Анна после ухода гостя.
- В отличие от других, которые тоже вернулись домой? - насмешливо спросил Вениамин.
- Нет, я имела в виду совсем другое, - ответила Анна, наблюдая за ним.
- Понятно. Когда-то он был отвратительным моралистом.
- Трудно себе представить. Скорей всего, ты сам был слишком молод и чего-то не понимал.
- Может быть. Или он изменился в лучшую сторону, - безразлично сказал Вениамин.
Она промолчала.
- Хорошо, что он тебе нравится. - Вениамин погладил ее по щеке.
- А тебе нет?
- Сначала мне нужно кое в чем разобраться.
- В чем же?
- Не знаю.
- Оставь его в покое, пусть будет таким, какой есть.
- Хорошо, хорошо. - Вениамин встал.
- Он обещал, что пойдет к Олаисенам и передаст им привет от Стине и Фомы.
- Вот как?
- Что-то нужно делать.
- Ради кого?
- Ради их обоих. Ради детей. Они несчастны и отверженны.
- Олаисен и хотел быть отверженным.
- Никто этого не хочет, Вениамин.
- Ты права. Как обычно. - Поднимаясь по лестнице, он обнял ее.
Вениамин привык к их коротким разговорам и всегда старался закончить их полюбовно. Ради покоя в доме. Ему было небезразлично знать, что его ждет по возвращении домой.
Случалось, он ловил себя на мысли, что жизнь быстро проходит мимо. Но задумывался над этим недолго. Главное - не отстать от нее.
Анна всегда где-то витала. Даже когда они сидели в одной комнате. Тот случай, когда она выпрыгнула из окна, насторожил его. Но постепенно все забылось. Ежедневные дела. Будущее Карны. И в последнее время - Юхан.
И Ханна. И то, о чем знала Карна, - его посещение Ханны, о котором он так и не рассказал Анне. Иногда, когда они с Анной сидели у него в кабинете, он был почти готов открыться ей. Но вдруг она ему не поверит?
Боль со временем выветрилась. Вениамин чувствовал себя опустошенным из-за того, что не смел увидеться с Ханной. Однажды в светлую минуту он назвал свое поведение предательством. Но тут же отогнал прочь эту мысль. Он ничего не может сделать, не ухудшив ее положения!
Когда он понял, что Анна и в самом деле хочет поехать в Копенгаген, его первым порывом было поехать вместе с ней. Но что ему делать в Копенгагене? Жить летом в квартире своего тестя? Или у них на даче? Вместе с матерью Анны?
Нет, он только испортит Анне всю поездку. Или Анна тут совсем ни при чем? Может, ему просто хочется испытать, каково жить, не чувствуя на себе постоянно ее взгляд? Что бы там ни было, а он сказал ей: "Конечно, дорогая, ты должна поехать!"
Она пыталась уговорить его поехать вместе, но он нашел уважительные причины для отказа. Важное совещание в управе. Отчет комитета по здоровью. Предполагаемое строительство молочного завода в Страндстедете. И, наконец, то, что округ останется без врача.
Однажды зимой Вениамин с Анной поехали в Рейнснес проведать дом. На подоконнике стоял бокал из-под шампанского, забытый там с лета.
Анна отнесла бокал на кухню. Вымыла его и убрала в буфет. Теперь его уже нельзя было отличить от других бокалов, стоявших там рядами.
Вениамина преследовал вид этого забытого бокала. Даже когда они истопили печи и легли, он думал только о нем.
Они любили друг друга, им было хорошо вместе, и все-таки он продолжал думать о бокале.
Во что превратилась их совместная жизнь? Почему она напоминала ему содержимое бокала, который кто-то забыл в пустом доме? Когда шампанское вылили из бутылки, оно пенилось и играло. Постепенно содержимое превратилось в тепловатую воду. Золотистая жидкость испарялась все больше, и наконец бокал с высохшими остатками шампанского покрылся пылью. Лишь полоска по краям бокала да немного гущи на дне напоминали о том, что было когда-то.
Вениамин не мог доверять даже страсти. Иногда, встречая глаза Анны, он читал в них вызов. Как в тот раз, когда она прыгнула в снег.
Как он поступил тогда? Просто ушел. К серой жизни серых людей. Куда, черт возьми, подевалась страсть?
Или права была Анна, когда в кабинете при Карне и Дине сказала, что он делит любовь на порции? Не это ли рикошетом ударило по нему самому?
В нем остался только председатель. Он заставлял себя играть свою роль. Роль человека, на которого все смотрели снизу вверх, к чьим словам прислушивались. Кому верили.
Карна не понимала, как ей следует относиться к Юхану. Он появился неожиданно. Значит, так же неожиданно и уедет. Как Аксель.
Она вспоминала, что еще до приезда Юхана папа говорил о нем с надменностью или раздражением. От бабушки она о Юхане не слышала никогда. Она была вынуждена признаться, что устоять перед Юханом трудно. Хотя папа и относился к нему сдержанно. Может, сдержанность папы вызвана тем, что на самом деле они не братья? Что сыновьями Иакова они считались только в церковных книгах?
Но Анне, безусловно, Юхан нравился. В первый же раз, когда они встретились с ним у бабушки, она пригласила его к ним на обед и играла для него на рояле. Бабушка как ни в чем не бывало наблюдала за этой встречей. Это удивило Карну. Она спросила у бабушки, долго ли Юхан пробудет в Страндстедете, и бабушка ответила, что он хочет немного пожить в Рейнснесе.
- Один? - удивилась Карна.
- Да, отшельником, - ответила бабушка, и, по-видимому, она не шутила.
Но в то время мысли Карны были заняты другим. Они с Педером не расстанутся, они оба поедут в Берген! Он будет практиковаться на верфи Георгов, а она - учиться в гимназии.