- А вы не думаете, что они могут пойти на какие‑то очень серьезные шаги? Вы слышали о лоботомии? Один из первых врачей, которые ввели ее в практику, Фриман, нацеливал зауженный конец хирургического инструмента, напоминающего по форме нож для колки льда, на кость глазной впадины, с помощью хирургического молотка пробивал тонкий слой кости и вводил инструмент в мозг. После этого движением рукоятки ножа рассекались волокна лобных долей головного мозга. Фриман рекомендовал операцию для лечения всего, от психозов, депрессии, неврозов и криминального поведения. Он разработал то, что называется "конвейер лоботомий", переходя с ножом для колки льда от одного пациента к другому, и просил даже его ассистентов отслеживать время, чтобы посмотреть, как можно увеличить скорость выполнения операции. Говорят, там падали в обморок даже закаленные хирурги. Даже его коллега по популяризации данного вида психохирургии Ватт считал, что он зашел слишком далеко. Последствия операции бывают очень разными. Розмари Кеннеди, сестре Президента США Д. Ф. Кеннеди, была проведена лоботомия, когда ее отец пожаловался докторам на перепады настроения 23–летней девушки, позорный интерес к мальчикам. Фриман лично провел процедуру. Тем не менее, вместо улучшения, она впала в детство и стала писаться в кровать. Ее речь превратилась в детский лепет. Всю жизнь она прожила в психиатрической клинике в Висконсине, нуждалась в круглосуточном уходе и умерла 7 января 2005 года в возрасте 86 лет. Фриман самодовольно описывал лоботомию как "милосердное убийство души", добавляя, что "пациенты… должны жертвовать частью своей движущей силы, творческого духа и души". Правда, она запрещена в России еще в 50–е годы двадцатого века. Но на что не пойдут эти безумцы, в желании подчинить и сломать вас? В исполнении операция совсем не сложная.
- На все воля Божия, – твердо ответил игумен Аристарх, содрогнувшийся, однако, от перспективы подобной операции.
- Я постараюсь, чтобы вам ее не сделали, – серьезно сказал Григорий Александрович. – Но я знаю, что этот проктолог, который работает здесь психиатром и который знает о психиатрии из переизданного кем‑то учебника пятидесятых годов, уже собирался практиковать в отношении вас погружение в ледяные ванны, а на очереди стояли электрошоковая терапия и лоботомия, которую он готов был сделать сам.
На самом деле все это Григорий Александрович придумал только что по ходу разговора, сам же он не был готов к применению подобных методов, и отец Аристарх это почувствовал.
Профессор понял, что пациент его раскусил, и недовольно сказал, что на сегодня разговор закончен.
- Напрасно вы подали им столько идей, – сказал ему перед уходом священник. – Ведь им в радость будет попробовать воплотить их в жизнь, а вы по сути своей добрый человек. Вы сказали это для красного словца, а если они это сделают, то будете мучиться.
Но Григорий Александрович все понял и уже мучился.
Новый пациент Скотниковой
… Зима подходила к концу. Людмила Владимировна с избранными представительницами женской части коллектива праздновала 8 марта в том же помещении интерната, где два месяца назад принимала сэра Джона.
- Я хочу поднять этот бокал не за западных растленных женщин, которые пьют, курят и изменяют мужьям. Я хочу поднять его за наших советских женщин, которые, делая все это, еще и работают, - под одобрительные смешки собравшихся провозгласила директор и заключила: - За то, чтобы у нас все было, и нам за это ничего не было!
Все интернатские вип–дамы дружно выпили, и началось веселье.
А совсем рядом находился тот, кто какие‑то два месяца назад больше всех веселился в этой комнате, а теперь лежал парализованный. Валерий Петрович был человеком одиноким. Он любил независимо идти по жизни, не обременяя себя никакими обязательствами. Не женился он принципиально, предпочитая случайные связи, а всех родственников давным–давно отшил, дав понять, что ему не нужны прихлебатели. Поэтому, когда его парализовало, и стало понятным, что это, скорее всего, навсегда, то встал вопрос, куда его девать.
Единственной, кто его жалел, была Нина Петровна. Она бы не против была даже взять к себе домой своего заместителя, чтобы ухаживать за ним. Но ведь Нина жила в двухкомнатной хрущевке с мужем и двумя взрослыми дочерями, им самим там было не повернуться. Решение вопроса она, по своей простоте душевной, придумала крайне оригинальное.
- Люсенька, - сказала она Людмиле Владимировне, - давай устроим Валеру к тебе в интернат. – Ему так там всегда нравилось!
- Он был там в другом качестве, - усмехнулась Скотникова.
- Какая разница? Ведь ты же сама говорила мне, что пациентам у тебя живется лучше, чем гостям, разве это неправда?
- Конечно, правда, - подтвердила Людмила. – А что будет с его имуществом?
- В смысле?
- Ну, у него есть квартира, машина, дача. Обычно все имущество тех пациентов, которые переходят к нам пожизненно, становится собственностью интерната. А поскольку он не выздоровеет, то оно ему и не понадобится…
- Давай на годик учредим над ним опеку, вдруг Валерий Петрович выздоровеет, - неожиданно проявила практическую сметку Нина, тем самым сделав первый год пребывания своего заместителя в интернате безопасным для его жизни. Пятикомнатная квартира улучшенной планировки, двухэтажная дача, дорогая машина, попав в руки Скотниковой, уже не ушли бы из них. А лучшей гарантией этого была бы скорейшая смерть их бывшего хозяина вскоре после того, как их переоформили бы на интернат.
Сначала Валерия поместили в вип–палату. Но это было сделано только на несколько дней, пока не уехала Нина Петровна. А потом его перевели в одну из самых жутких общих палат, где больные сгнили бы заживо, если бы не самоотверженные заботы о них медсестры Ольги, которая работала в этой палате в качестве дополнительной нагрузке к своему и так огромному объему работы. А самым тяжелым для Валерия Петровича в этой ситуации было то, что разум его сохранился неповрежденным. Когда Людмила Владимировна заметила это, то ей доставляло большое удовольствие приходить, чтобы специально поиздеваться над ним разговорами о том, как он прогадал, не подписав контракт, и как он здесь заживо сгниет.
По глазам Валерия текли крупные слезы. Но здесь неожиданно для себя, он открыл и другую сторону жизни. Ольга, ухаживавшая за ним наряду с прочими больными, увидев, что пациент находится в сознании, тайно привела к нему отца Аристарха.
- Ты заступился не за меня, а за свою душу, - сказал он больному. – И ты исцелишься, но не сразу: тебе нужно очиститься от всей скверны, которой была наполнена твоя прежняя жизнь. Тебе будет дан шанс второй жизни, но используй его разумно: третьего не будет. Я бы советовал тебе, когда ты сможешь говорить, первым делом исповедаться, а пока кайся в душе перед Богом в своих грехах.
И Валерий Петрович, вместо того, чтобы озлобляться, начал привыкать к тому положению, в котором оказался, успокаивая себя тем, что он заслужил это тем, как относился к находящимся в таком положении людям, будучи на руководящей работе в соцзащите. Впервые он начал вспоминать свои грехи и анализировать свою жизнь. И постепенно мир пришел в его душу, но Скотникова этого не замечала, иначе придумала бы какие‑то специальные издевательства. А Валерий твердо решил, что если ему будет дан шанс второй жизни, то она станет совсем иной.
Искушения отца Аристарха
А игумену Аристарху приходилось преодолевать все новые препятствия. Когда Григорий Александрович после первой встречи с ним пришел к лорду Джону, собиравшемуся уже уезжать из "замка Лузервиль", тот просто рассмеялся ему в лицо:
- Я сейчас смотрел видеозапись вашей беседы. Это такой детский лепет ваш разговор с игуменом! То, что вы рассказывали ему, мог бы вполне сделать и этот психиатр–проктолог, который есть в наличии. Меня же интересует совсем другое: почему, например, мы не можем его запугать, а тогда, когда, кажется, что все уже возможно, не можем это сделать? Почему на него почти не действуют нейролептики? Что позволяет ему держаться все лучше, когда условия жизни становятся все хуже? Почему именно вас мы привлекли к этой работе?
- Почему именно вас мы привлекли к этой работе? – повторил свой вопрос Эктон.
- Ну, последний вопрос явно не ко мне, а к вам с Зоей.
- Ответ хороший, - кивнул лорд. – Надеюсь, остальные будут не хуже.
- В отношении того, что вы не можете причинить ему тот объем вреда, который вам бы хотелось. Мне кажется, что в мире есть силы, которые очень многому злому не дают стать реальностью, иначе этот мир давно бы погиб. Я плохо понимаю в том, как действуют эти силы, но мне почему‑то кажется, что вы должны разбираться в этом лучше…
- Ответ принят, - кивнул сэр Джон.
- Почему его не валит с ног аминазин, и он не начинает от галоперидола стремиться куда‑то в тревоге бежать? Вы знаете, что некоторые переносят даже лоботомию, в зависимости от того, какие именно лобные доли головного мозга у них перерезали. Все здесь очень индивидуально, особенно, когда вмешиваются силы, о которых мы мало, что знаем, а это, по–моему, именно тот случай…
- Хорошо, вы неглупый человек, - кивнул лорд.
- А в отношении того, почему он крепнет от испытаний – возможно, они его закаляют, а в благополучии он наоборот расслабился бы…
- А вот это вообще интересная мысль, - сказал Эктон. – Сами бы мы до этого не додумались. Можно сказать, что вы выполнили свою миссию, Григорий Александрович: вы подсказали направление, в котором нужно работать.
- То есть я могу уехать? – спросил профессор. - Признаться, мне эта работа нравится все меньше…
- Ну, зачем же так? Работа только начинается. Впереди много всего интересного, в том числе связанного и с вами лично. Конкретики пока не вижу, но скучно не будет, это я могу обещать!
… Григорий Александрович вышел во двор. Но тут его внимание привлекла забавная сцена. Один из занятых на строительстве рабочих напился до того, что заснул на высоте трех метров с поднятым в руке молотком, и только чудом не упал.
Главный прораб обычно снисходительно относился к подобным вещам, но сегодня у него было плохое настроение, и поэтому он решил сдать провинившегося в вытрезвитель. Когда машина с милицией приехала забирать строителя, он был еще очень пьян, но добродушен. Ему почему‑то хотелось ехать в вытрезвитель:
- Эй, мужики, без меня не уезжайте, я сейчас только отолью и бегом к вам! – крикнул он милиционерам.
- Не убежит? – спросили они главного прораба.
- Да нет, - усмехнулся тот.
В машине уже сидел какой‑то пьяница, все порывавшийся убежать.
- Ну‑ка подвинься, не тебе одному нужно ехать! – ткнул его строитель.
Все рабочие так и расхохотались, даже милиционерам стало смешно. Но самое интересное было, когда Ивану Владимировичу через час позвонили из вытрезвителя и сказали, что рабочего они выгоняют, потому что у него вши.
- Какие вши! Сами вы все вшивые! – слышался в трубке возмущенный голос.
Через некоторое время рабочий вернулся, и главный прораб с усмешкой сказал ему:
- Иди уж домой, проспись, пьяный вшивик!
Все это очень развлекло Григория Александровича. А тут еще к нему подошла Элизабет и сказала, что они сейчас уезжают, но ей хочется продолжить знакомство. Она дала ему телефон и сказала, что сэр Джон велел через нее передавать всю информацию, связанную с Аристархом. У Григория сразу появился стимул, чтобы этой информации было больше, и он уже не думал, что его общение с игуменом несет что‑то плохое. А через несколько дней, когда положение того поменялось, он совершенно искренне стал считать себя благодетелем священника.
По распоряжению сэра Джона отца Аристарха перевели в отдельную палату со всеми удобствами. Ему разрешили отрастить волосы и бороду. Ему сшили новую рясу и подрясник, купили священнический крест с украшениями. Игумену дали свободу ходить в храм, готовили все, что он только не пожелал бы, принесли церковные книги. Ему разрешили служить и исповедовать. Настоятель храма подошел к нему и доверительно шепнул, что по его ходатайству на эту Пасху архиерей возведет отца Аристарха в сан архимандрита.
В храме появилось десятка два новых людей, которые всем рассказывали, какой святой старец игумен, увидев его, бросались целовать ему руки и край рясы, иногда даже пол, по которому он только что прошел. Он совсем не имел времени побыть один: множество людей подбегало к нему, падало на колени с воплями: "Святой отец! Исцели меня!" Людмила Владимировна сказала, что скоро его переведут жить в отдельный флигель, и у него там будет прислуга. И отец Аристарх с грустью подумал, что недавно он жил совсем еще не плохо…
Неожиданный поворот
Через несколько месяцев многое в Лузервиле изменилось. Тот эксперимент, который сэр Джон решил проделать с предоставлением игумену Аристарху испытанием славой, принес совершенно неожиданные плоды.
Скотникова наивно думала, что раз у священника есть толстая история психической болезни, то никто не поверит, если он начнет говорить какую‑то правду об интернате. И раз игумен не имеет жилья, то он пожизненно привязан к ее учреждению, и полностью находится в ее власти. Тем более, что Григорий Александрович почти полгода ежедневно вел с ним подробные разговоры, документируя их в истории болезни, интерпретируя в рамках существующих российских и зарубежных классификаций психических расстройств.
По мнению сэра Джона, те люди, которых наняли изображать кликуш, должны были в самом отце Аристархе заронить зерно тщеславия, а в глазах окружающих превратить его в посмешище. Но получилось совсем наоборот.
Эти люди привлекли к игумену внимание большого количества людей далеко за пределами Лузервиля. И через некоторое время он сумел им воспользоваться.
Священник сумел отделить то хорошее, что несло ему новое положение, от того, что оно должно было принести по замыслу тех, кто его устроил. Среди приехавших на встречу с ним людей был инкогнито один высокопоставленный чиновник из администрации Президента России, которому старец смог сказать слова, перевернувшие взгляды того на жизнь. И когда этот человек спросил отца Аристарха, что он может сделать для того, чтобы изменить положение в стране, тот предложил ему начать с этого городка. Как зло может расти подобно снежному кому, так и добро: нужно только начать его делать.
Чиновник сомневался, стоит ли связываться с международным тайным обществом, за которым стоят темные силы зла. Но чудо, которое он увидел, переубедило его.
Игумен Аристарх пользовался все большей свободой, он привел его в палату, в которой лежал Валерий Петрович, и на глазах ранее знавшего Валерия и его положение, изумленного сотрудника администрации Президента возложил на него руки, прочитал молитву, после чего тот встал, начал ходить и говорить. А священник, к которому исцеленный бросился со словами благодарности, лишь скромно сказал: "Я здесь не при чем. Это все Господь!", и тихо вышел из палаты, на прощание сказав: "Но нужно жить по новому, чтобы не вернулась старая болезнь!"
Власти Скотниковой в Лузервиле пришел конец. Приехала следственная бригада из генеральной прокуратуры. Людмила Владимировна и многие из работавших на нее бандитов были арестованы. Свидетелями обвинения выступили Валерий Петрович и Валентина. Совместное участие в опасном деле сблизило их. Бывший заместитель начальника областной соцзащиты пересмотрел свое отношение к браку, а Валя подумала, что нашла, наконец, своего принца, пусть и старше ее почти на двадцать лет и с непростым прошлым. Через некоторое время они поженились. Валерию предлагали вернуться на прежнюю работу, но он ответил, что, пожив в том положении, в каком находятся пациенты интерната, он не может более быть спокоен. Нина Петровна назначила его новым директором интерната вместо Скотниковой, и положение его пациентов начало разительно меняться. Самым трудным для Валерия Петровича было привыкать жить на одну зарплату, да еще с молодой женой, но он мужественно пытался находить радость в такой жизни.
Имущество Скотниковой было объявлено нажитым преступным путем и подлежащим передаче в собственность государства. От отчаяния та пыталась было начать говорить о Зое Георгиевне, сэре Джоне и Элизабет, о тайном обществе "Наследники Ост–Индской компании", но, едва произнеся первые слова, умерла в страшных мучениях. Поскольку вскрытие ничего не показало, то это отбило у следователей желание заниматься заместителем министра. А вскоре Зоя уволилась и уехала в Англию. Вместе с ней туда уехали Григорий Александрович и Петр.
Отец Аристарх переехал жить в дом настоятеля храма в Лузервиле. Его действительно возвели в сан архимандрита, и назначили штатным священником этого прихода. С переменой обстановки в интернате, начала меняться к лучшему и жизнь в городе, жизнь которого строилась вокруг него.
- Вы проиграли? – спросил Григорий Александрович сэра Джона.
Они сидели на террасе большого дома в центре Англии. Григорий пил ром и курил гаванские сигары, а Эктон задумчиво на него смотрел.
- Ты так себя и не ассоциируешь с нами, - сказал он профессору.
- Это плохо? – насмешливо поинтересовался тот.
- Интересно, - ответил лорд. – Я видел рождения и падения великих государств и великих организаций, почему меня должна трогать судьба какого‑то городишки?
- Но вы поняли то, что хотели?
- Отчасти. Я это, в сущности, и всегда знал. Как и то, что ничего не бывает просто так. Мы еще посмотрим на всю эту ситуацию в развитии.
ЧАСТЬ II
НОВЫЕ
ИСПЫТАНИЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Молодая жена
Год прошел с момента, когда Валерий и Валентина стали мужем и женой. Первое время Вале все очень нравилось: Валера не только неплохо зарабатывал, как директор интерната, но и имел недвижимость. Его дачу они продали, и купили на эти деньги в Лузервиле вполне приличный коттедж. Пятикомнатную квартиру в областном центре сдали квартирантам, что приносило существенную добавку к семейному бюджету. Свою иномарку Валерий, которого теперь возили на белой интернатской "Волге", подарил жене. В свадебное путешествие они съездили на Сейшелы и Багамы. В целом, можно было бы сказать, что жизнь удалась. Но Валентина все равно была недовольна.
Первое, что внесло серьезный разлад в отношения между молодоженами – это категорический отказ Валерия Петровича назначить Валентину на должность главной медицинской сестры интерната. А она была девушкой амбициозной: ей хотелось не только жить в достатке, но и иметь власть над другими людьми; и не просто иметь, а проявлять ее. Самым же ужасным в глазах Вали оказалось то, что ее муж назначил на эту должность ее подругу – Ольгу, которая за ним ухаживала, когда он был парализован!
- Ты в нее влюбился! – в истерике рыдала Валя, размазывая по лицу руками растекающиеся тушь и помаду. – А я‑то глупая ничего не замечала! Ты влюбился в нее, когда она подмывала тебе зад, пока ты валялся как овощ! А женился на мне, только из‑за того, что я ее подруга, через меня хотел быть ближе к ней. Раз уж ты не мог получить эту святошу, то решил взять хоть ее подружку!