– Я тебе говорил, убирайся со станции, таракан!
Рудик схватил меня за локоть, рывком поднял на ноги и сунул что-то мне в руку.
– Беги, – прошептал он.
А затем он влепил мне пощечину и заорал:
– А ну, вали отсюда со своими дурацкими псами!
Подхватив щенков, я помчался со всех ног. Бабуля тяжело дышала – ей трудно было угнаться за мной.
Я услышал сзади смех и крики:
– Беги, таракан, беги!
Мы бежали всю дорогу к парку с небольшим прудиком. Там Мамуся и Ушастик обычно охотились. Они бросились нам навстречу. Мамуся тут же обнюхала щенков, а Ушастик запрыгал вокруг меня, норовя лизнуть в лицо, пока я пытался отдышаться. Сердце часто-часто стучало у меня в груди. Ушастик принюхался к моему кулаку, и я разжал ладонь. Рудик сунул мне пригоршню мятых рублей.
Бедная Бабуля, хромая, подошла к нам и со стоном улеглась. Ноги у нее дрожали.
– Мы отдохнем тут, дождемся Везунчика и Дымка. Я куплю нам поесть. Благодаря Руде у нас теперь есть деньги. А потом мы вернемся в церковь. Там мы будем в безопасности.
Глава 31
Завал
Теперь мы проводили дождливые дни в темном подвале полуразрушенной церкви. Бабуля кашляла и дрожала. Щенки скулили. Они требовали внимания Мамуси. Дождь и сырость подвала заставили ее позабыть о том, что она их мать: Мамуся рычала, рявкала на них, а потом выходила под дождь. Если они пытались пойти за ней, Мамуся нападала на них. И щенки возвращались ко мне, поджав хвосты.
– Она вернется, – говорил я, гладя их.
Но я не знал, так ли это.
Однажды, когда нам казалось, что мы больше не вынесем этот дождь и темноту подвала, выглянуло солнышко. Мы проснулись и увидели светлые блики на полу. Проснулись и услышали пение птиц, а не шум дождя.
– Гав! – Везунчик стоял у выхода из подвала, виляя хвостом. – Гав!
Нам оставалось только последовать за ним наружу.
Выйдя на свет, мы все прищурились. Вокруг пахло зеленью. Пахло весной. Пахло надеждой.
Ушастик и Везунчик принялись гоняться друг за другом по лужам. Мамуся вильнула хвостом – впервые за долгое время. Она даже позволила щенкам куснуть себя за хвост. Бабуля нашла местечко посуше и принялась потягиваться, греясь на солнышке. Даже обычно серьезный Дымок присоединился к нашим играм. Мы с псами бегали по руинам церкви, носились вокруг, забежали в какой-то парк.
– Тебе не поймать меня! – крикнул я Везунчику. – Не поймать!
И вдруг я споткнулся обо что-то. Я отчаянно замахал руками, но не смог удержать равновесие и шлепнулся на землю. Ушастик и Везунчик бросились ко мне и принялись вылизывать мне руки.
– Я в порядке! – заверил их я.
Дымок начал раскапывать что-то, скрытое мокрыми листьями.
Я подполз к нему.
– Что ты там ищешь?
Дымок отбросил листья и палки в сторону. И на нас уставилось крошечное серое личико.
– Ой!
Мы с Дымком отпрянули, а затем опять подобрались поближе, присматриваясь.
Я коснулся этого лица. Оно было твердым и холодным.
Я убрал остатки листьев. Во влажную почву уходила каменная плита. Из центра плиты на меня смотрело выбитое в камне лицо. Я провел пальцем по словам, высеченным на плите.
– Бóльшую часть из них я прочитать не могу, – сказал я Дымку, Ушастику и Везунчику, принюхивавшимся к нашей находке. Я коснулся одного слова: – Тут написано "любовью". – Затем другого: – А тут – "смерти". – Я коснулся символов под каменным лицом. – А это даты. По-моему, 1932 и 1975.
На меня навалилась тяжесть.
Бабушка Инна. Она тоже лежала под такой каменной плитой с высеченными датами. Плита стоила маме всех денег, что у нее были.
Встав, я оглянулся. Нас окружали надгробия всех форм и размеров. Некоторые едва-едва выглядывали из-под прошлогодней листвы, другие возвышались над мшистой почвой.
– Это кладбище, – сказал я псам. – Место для мертвых.
Мы пошли мимо надгробий. На одной из могил, опустив морду на лапы и мирно прикрыв глаза, лежал каменный ягненок. На другой могиле в камне были выбиты мечи. Я указал на одно слово: "Отвага". Затем на другое: "Войны".
Облако закрыло солнце, и я задрожал.
– От этого места мне становится грустно, – сказал я. – Давайте возвращаться.
После этого мы больше не ходили на кладбище.
Два дня спустя нас разбудил чудовищный грохот. Земля тряслась, точно огромный зверь, пробуждающийся ото сна. Во все стороны летели щепки, грязь, обломки кирпичей. Потолок церкви готов был обрушиться на нас.
Мы с псами выбрались из нашего гнездышка, когда рядом с нами упала деревянная балка.
– Что происходит? – закричал я. – Миру пришел конец?
Раздался душераздирающий визг. Повернувшись, я обомлел: Бабулю привалило балкой!
Я подбежал к ней. Изо рта у Бабули шла кровь. Собака с надеждой и отчаянием заглянула мне в глаза. Я погладил ее по седой голове.
– Не волнуйся, Бабуля. Я тебя вытащу.
Она попыталась вильнуть хвостом, но хвост не поднимался.
Что-то завизжало над нами – точно дракон с воплем изрыгнул пламя. Почва под ногами, застонав, опять закачалась. Посыпались комья земли. Огромные железные зубы сжались на крыше над нами. Я прикрыл своим телом голову Бабули.
Дымок залаял, отдавая стае четкий приказ. Он стоял на груде кирпичей, за которой открывался выход на поверхность. Проем стал меньше, его завалило обломками и землей. Мамуся пропихнула щенков вперед, а затем и сама выбралась наружу. Ушастик, отчаянно суча лапами, прополз за ней. Везунчик, похоже, был уже на улице.
Дымок залаял опять, на этот раз настойчивее.
– Я не могу ее оставить! – крикнул я.
Он подбежал ко мне и потянул за рукав.
Я оттолкнул его.
– Нет!
Дымок схватил меня за руку и потянул сильнее, чуть не оторвав рукав моей рубашки. Я отшатнулся. Бабулю засыпало пылью. Я подполз к ней поближе и стряхнул пыль с ее морды.
Ее глаза больше не смотрели на меня. Они больше не улыбались, как раньше.
Ее глаза были пусты.
Я встряхнул ее, встряхнул еще раз и еще.
– Проснись, Бабуля, проснись!
Кровь хлынула у нее из пасти. Глаза были пусты.
– Прошу тебя. – Я прижался к ней лбом.
Дымок обнюхал морду Бабули и заскулил, лизнув ее в нос.
Что-то зарычало у входа в подвал.
Дымок помчался туда, заходясь от лая. Выход из церкви завалило.
Он посмотрел на меня и залаял опять. Пес будто говорил мне: "Мы должны жить!"
Сняв куртку, я набросил ее Бабуле на голову, а затем подбежал к Дымку. Мы начали рыть землю, расчищая проход. Мы старались изо всех сил.
– Это бесполезно, – крикнул я Дымку, когда с моих пальцев закапала кровь. – Я не могу вытащить нас наружу.
Но глаза Дымка говорили мне, что он в меня верит.
А затем я вспомнил о ведре, в котором носил в подвал воду.
Схватив ведро, я принялся расчищать проход с удвоенной силой. Дымок работал рядом со мной. Наконец земля поддалась под его лапами, и мы выбрались на свет.
Я шлепнулся на спину, отчаянно ловя воздух ртом. Что-то загрохотало рядом со мной. Дымок разъяренно лаял.
Сев, я отер лицо от пыли. В мою сторону ехал огромный экскаватор. Вместо колес у него были гусеницы, как у танка. Раньше я уже видел такие машины в нашей деревне – тогда они сносили старый завод. В кабинке экскаватора я разглядел водителя. Во рту у него торчала сигарета.
Дымок и Везунчик лаяли на экскаватор, Ушастик метался перед машиной, точно пытаясь отогнать ее от меня.
– Нет! – завопил я.
Перекатившись на бок, я поднялся на ноги. Водитель на меня даже не посмотрел. Наверное, я казался ему чем-то вроде таракана, которого при случае можно и раздавить.
Я схватил с земли обломки кирпичей и бросил их в водителя экскаватора.
– Вы ее убили! Убили!
Ушастик, Дымок и Везунчик метались по церковному двору, отчаянно лая. Я изо всех сил швырнул в водителя камнем.
– Ненавижу! – Слезы текли по моему лицу. – Я любил ее, а вы ее убили!
Камень пролетел в воздухе, точно стрела, и ударил водителя в щеку.
– Эй! – рявкнул он.
Сигарета выпала у него изо рта. Казалось, водитель только сейчас меня заметил. Кровь потекла у него по лицу.
В руках у меня больше не осталось камней.
– Я любил ее, – всхлипнул я. – Я любил ее, а вы ее убили!
А затем я помчался за моими псами. В последний раз оглянувшись на церковь, под обломками которой покоились останки Бабули, мы побежали прочь.
Глава 32
Мусорная Гряда
Шли дни, а мы все бежали и бежали. Мы убегали от Города, от людей, от машин, от тела Бабули. Мы бежали мимо высотных домов, и все они были похожи друг на друга. Бежали мимо заброшенных магазинов, мимо битого стекла на тротуаре, мимо груд бутылок, мимо исхудавших псов, мимо мужчин со страшными глазами.
Мы останавливались только для того, чтобы найти еду в мусорных баках. Просить милостыню здесь не имело смысла: некому было подать нам.
Однажды, миновав поросший травой и усыпанный битым стеклом пустырь, мы услышали карканье ворон. Воздух донес до нас странный запах – сладкий, немного гнилостный. И мы пошли на запах.
Перед нами, точно живое, дышащее зловонное чудовище, раскинулась свалка.
По этой груде мусора ползали люди, пытаясь отыскать что-нибудь полезное: старую одежду, щербатую посуду, поцарапанные кастрюли, искореженные металлические прутья. Босая девочка в лохмотьях взвизгнула от восторга, обнаружив в груде мусора голую куклу без рук. Женщина в платке потащила к домику на опушке леса, начинавшегося за свалкой, деревянную балку. Дети прыгали на старых покрышках. Двое мужчин спорили над ржавой тележкой.
– Она моя! – кричал мужчина в полосатой шапке.
– Нет, я ее первым увидел! – возмущался однорукий мужчина.
Мужчина в полосатой шапке ударил однорукого бутылкой по голове.
Мы обошли эту Мусорную Гряду, стараясь держаться поближе к деревьям. Даже щенки молчали, пока мы крались мимо. Там и сям люди сидели вокруг дымящих костров. Я этого не понимал. На улице было тепло, солнце стояло в зените, а люди сидели у огня, передавали друг другу бутылки и смеялись. Тощие запуганные псы жались к кострам. Они поджимали хвосты, показывая, что им страшно и хочется есть.
Ветер поменялся, и дым понесло в нашу сторону. Ушастик чихнул.
Люди у ближайшего костра притихли. Головы повернулись в нашу сторону. Псы у костра зарычали.
– Кто там?
Я медленно вышел из‑за деревьев. Псы – мои псы – прижались ко мне. Я опустил ладонь на спину Дымку. Тихое рычание слетело с его губ.
– Как тебя зовут, мальчик? Ты чей?
– Их, – ответил я.
– Чей?
Я опустил вторую руку на голову Везунчику.
– Псов.
– Ха! – засмеялась беззубая женщина. – Как мальчик может принадлежать стае псов?
– Иди к нам. – Мужчина в длинном плаще махнул мне бутылкой. – Мы о тебе позаботимся.
– И захвати с собой этих жирненьких щеночков, – осклабился другой, облизнувшись, точно волк.
Тощие псы, сидевшие у костра, зарычали громче.
Сердце стучало у меня в груди, приказывая мне бежать. Но ноги отказывались шевелиться.
Беззубая женщина расхохоталась:
– Иди сюда, мальчик. Иди к бабушке.
Сознание приказывало мне бежать, но я окаменел, точно статуя. Может, эта беззубая старуха была ведьмой и наложила на меня страшные чары?
А потом я услышал пронзительный свист. Люди вокруг подхватились на ноги. "Милиция! Бежим!" – кричали они. Птицы, собаки, люди – все бросились врассыпную.
Чары развеялись. Оцепенение спало. Мы с псами бросились прочь от Мусорной Гряды.
Мы бежали, словно спасаясь от пожара, бежали быстрее, чем когда-либо. Мы оставили Мусорную Гряду позади, мы оставили жителей свалки позади. Мы бежали, пока асфальт и битое стекло под нашими ногами не сменились зеленой травой. Узкая тропка привела нас в лес.
Глава 33
Лес
Тропинка вела нас все дальше и дальше в лес. Раньше мне никогда не приходилось слышать такой тишины. Тут раздавался только звук моих шагов да сопение псов – им все нужно было обнюхать, все осмотреть.
Я никогда не думал, что в мире может быть столько деревьев. В моем поселке на Рождество ставили елку, а других деревьев у нас и не было. В Городе деревья росли, закованные в железо и бетон, словно они могли куда-то сбежать со своих мест. Тут же деревья росли, где им вздумается. Листья шелестели, вздыхали, пели на ветру.
А птицы! Ах, эти птицы и их чудная музыка!
Весь оставшийся день и половину следующего мы шагали по тропинкам. Они вели нас на небольшие лужайки, поросшие ярко-желтыми цветами, вели к чистым ручьям, вели к густым зарослям, где ветви деревьев переплетались, не пропуская солнечный свет. Мы пили воду из ручьев и катались в траве. Мы бездельничали, будто трутни, наслаждаясь теплым солнышком. У меня ныло в груди, когда я думал, как Бабуле понравилось бы спать в нагретой солнцем траве.
На второй день Дымок принес мне мертвого зайца. Заяц был крупным, темно-коричневым и удивительно мягким.
– Спасибо, Дымок. – Я погладил еще теплый бок зайца. – Но я не могу это есть. – Я вернул зайца Дымку.
Тот изумленно посмотрел на меня, поднял зайца и опять бросил к моим ногам.
– Нет, – покачал головой я.
Сев, Дымок удивленно уставился на меня. Он смотрел на мои короткие пальцы без когтей, на мой маленький бесполезный нос, на мои тупые и столь же бесполезные зубы.
Дымок фыркнул. Поднявшись, он отнес зайца Мамусе и щенкам, устроившимся в цветущем кусте. Дымок, Везунчик и Ушастик потрусили прочь по тропинке. Вернулись они с еще одним зайцем и двумя белками. У меня заурчало в животе. Я с завистью смотрел, как они едят.
На третий день похолодало. Небо затянули тучи. Пролился дождик. Я вновь в отчаянии смотрел, как псы едят мышей. Даже щенкам приходилось легче, чем мне.
Прячась от дождя, я забрался под дерево и сунул палец в рот, но тут же вытащил его вновь.
– Я уже не маленький мальчик, – сказал я дождю и псам. – Я спасся от злой ведьмы, которая ест детей и щенков. – Я сунул руку под свитер, собираясь достать мою книгу со сказками. – Она была в точности как та ведьма из пряничного домика.
Но страниц там не было. Нахмурившись, я ощупал свои штаны. Страниц не было и там.
А потом у меня сердце ушло в пятки.
– Куртка, – прошептал я. – Страницы были в кармане куртки!
А куртка накрывала тело Бабули.
– Нет! – завопил я, выскакивая из-под дерева. – Как я мог забыть?!
Схватив с земли палку, я принялся крушить все вокруг. Я сбивал цветки со стеблей. Я ломал ветки кустов.
– Глупый, глупый мальчишка! – кричал я. – Бесполезный, жалкий, невзрачный мальчишка! – Я увидел, что щенки играют с беличьим хвостом. – Даже щенки умнее тебя!
Мамуля смотрела на меня насторожено. Она разрывалась между желанием утешить меня и страхом перед моей палкой. Ушастик осторожно дотронулся до моей ноги. Я замахнулся и ударил Ушастика по плечам. Пес завопил от боли. Его глаза наполнились ужасом. Он перекатился на спину, подставляя живот и горло. Он обмочился.
В лесу воцарилась тишина, и только Ушастик скулил. Все псы отпрянули от меня, будто я был им чужим.
Выронив палку, я побежал в лес.
Я забрался под куст и принялся раскачиваться взад-вперед.
– Все не так! Все пропало! Бабуля, книга со сказками… Их больше нет! И смотри, что ты наделал, ты, глупый мальчишка. – Я всхлипнул. – Ты бесполезный таракан. – Я уткнулся лицом в ладони, а потом впился себе в руку зубами. Я кусал себя за предплечье, пока не пошла кровь. – Ты ударил Ушастика, – повторял я вновь и вновь.
Что-то теплое коснулось моего лица. Я поднял голову и увидел обеспокоенные глаза Везунчика. Рядом с ним стоял Дымок.
– Мне так жаль…
Везунчик принюхался к моей руке.
– Я всего лишь глупый, жалкий, невзрачный мальчишка.
Везунчик осторожно слизнул кровь с моей руки.
Через какое-то время Дымок толкнул меня в бок и ткнулся носом мне в ногу. Когда я не выполнил его команду, Дымок потянул меня за рукав.
Я вылез из-под куста.
– Что же мне делать? – спросил я.
Дымок гавкнул. Везунчик вильнул хвостом.
"Мы тебя научим", – словно говорили они.
Глава 34
Охота
Они повели меня по узким тропинкам, испещренным следами животных. Повели меня по лужайкам. Повели меня вдоль ручья, мимо пруда. Узкая дорожка становилась все шире. Вскоре она пересеклась с тропой, покрытой гравием. Эта тропа, извиваясь, провела меня к каменному мосту, усыпанному листьями и прошлогодними желудями. Что-то огромное уставилось на нас из леса, развернулось и потопало прочь. Мы шли по гравийной дороге довольно долго. Мои ноги дрожали от голода.
Я остановился. Дул ветер, от дождя на поверхности луж образовывались пузыри.
– Я не могу, – всхлипнул я. – Не могу больше!
Везунчик прижался к моим ногам и лизнул мою руку. Дымок гавкнул. В его лае не было сочувствия, только приказ.
Гравийная дорожка привела нас к асфальту. А по асфальту неслись машины. Слышался шорох шин и дождя. Я дрожал, покачиваясь из стороны в сторону.
Когда все машины проехали, псы побежали через дорогу. Что мне оставалось? Я последовал за ними.
Мы вновь пошли по проселочной дороге. Тут уже были следы людей: на земле валялись жестянки, стекло, пластиковые бутылки, фантики от конфет, салфетки. Лес стал реже, деревья расступились передо мной. И я остолбенел.
Над нами возвышалось огромное колесо, больше любого дома. На нем болтались деревянные сиденья, колыхавшиеся на ветру. Колесо не двигалось, но меня это не обмануло.
– Колесо обозрения! – Я захлопал в ладоши. – Вы привели меня к колесу обозрения!
Раньше я видел такое только по телевизору.
Псов колесо не интересовало. Они потрусили по площади, огибая лужи и держа нос по ветру. Я неохотно последовал за ними.
Мы дошли до большого пруда. На берегу сбились в кучу утки. Мы прошли мимо деревянной сцены, мимо столиков и стульев. Ножки столов защищали пластиковые пакеты.
Псы привели меня к деревянным сараям и остановились. Они принюхались, и я последовал их примеру. Еда! Нос повел меня за сараи по узкой тропинке к большому металлическому баку. Я почуял восхитительный аромат. В животе заурчало. Везунчик и Дымок с гордостью смотрели на бак.
– Спасибо, – пробормотал я.
Но мусорный бак был слишком большим. Как я ни прыгал, я не мог дотянуться до его крышки. Мне вспомнилось, как Витя смеялся надо мной: "Прыгай, мышонок! Глупый дрессированный мышонок!"
А потом я вспомнил о столах и стульях. Я побежал обратно к сцене и схватил стул. Притащив стул к баку, я забрался наверх и очутился на чудесной горе мусора. Я сунул в рот кусок хлеба, достал недоеденную куриную ножку. Я ел и ел, пока мой бедный животик не отказался принимать что-либо еще. И все же тут было так много еды!