- Повтори-ка еще раз, - попросил он, но, не дослушав, продолжал: - Ты, Этторе, молодец, ты настоящий парень. Решительный, смелый и даже интеллигентный. - Тут Бьянко рыгнул. - Извини… Слушай, я загребаю немалые деньги своими делами, я даю хорошо заработать Пальмо, который постоянно при мне, и тем, кого беру временно. Хочешь, дам подработать и тебе? Пальмо делает свое дело, но ведь он просто буйвол. А ты парень культурный. Нет, я обязательно хочу взять тебя в дело… Мы поладим: иди ко мне.
Но Этторе смотрел на дно своего стакана и отрицательно качал головой.
Бьянко отодвинул в сторону все, что стояло перед ним на столике, и, облокотившись на него, уставился на Этторе.
Из оркестра донеслась первая волна какого-то очень сентиментального мотива, и зал залил голубой, как в публичном доме, свет.
Бьянко осмотрелся.
- Вот хорошо, так мне удобней говорить о своих делах, - сказал он и принялся приводить различные примеры, а Этторе ерзал на стуле, потому что Бьянко только казалось, что он говорит вполголоса, тогда как на самом деле все сидевшие вокруг могли его слышать, и в особенности танцевавшие с закрытыми глазами пары, которые иногда останавливались возле их столика, покачиваясь в такт музыке.
Этторе толкнул Бьянко локтем, чтобы тот говорил потише, но Бьянко обернулся и, изо всех сил отпихнув ближайшего из танцующих, процедил сквозь зубы:
- Иди обмирать в другое место!
Танцор открыл глаза и, узнав Бьянко, поспешно отошел вместе с партнершей.
Когда слоу-фокс кончился и в зале вновь зажегся яркий свет, Бьянко и не подумал прерывать рассказ о своих делах, а Этторе уголком глаз следил за патрулем карабинеров, появившимся в подвальчике.
Он решил прекратить этот разговор:
- Ладно, Бьянко, не к чему тебе распространяться, я и так все знаю о твоих делах. - И поскольку Бьянко недоверчиво поднял брови, он привел в качестве примера одну его крупную махинацию с машинами.
Бьянко сжал губы, видимо немного отрезвев от неожиданности, и откинулся на стуле.
- Но ты можешь быть спокоен, - заметил Этторе и протянул ему руку.
Бьянко воззрился на нее с изумлением, затем почтительно пожал и спросил:
- Значит, ты согласен работать со мной и участвовать в деле?
Этторе покачал головой.
- Я подал руку, только чтобы тебя успокоить, понял?
Бьянко понял, но ему не хотелось мириться с этим, лицо у него стало печальным. Этторе поднялся, чтобы потанцевать, Бьянко остановил его и сказал:
- Если ты когда-нибудь решишь работать со мной, можешь сказать мне об этом в любое время, хоть в три часа ночи. И подумай о моем предложении всерьез, я делаю его не спьяну, запомни это. Знай также, что очень редко можно увидеть меня в таком состоянии. - И он стал настойчиво совать Этторе только начатую пачку сигарет "Филип Моррис".
Обо всем этом вспоминал Этторе в то утро (еще не было девяти), направляясь в "Коммерческое кафе". Думал он и о Пальмо. "Что ж, у Бьянко будет отныне два постоянных помощника, только Пальмо будет стоять на ступеньку ниже меня".
Он вошел в "Коммерческое кафе". Пол был посыпан опилками, но, судя по всему, никто не собирался его подметать. Несмотря на поздний час, уборка еще не начиналась. Этторе не увидел ни одного официанта. "Коммерческое кафе" не принадлежало к числу заведений, куда приезжающие с первым утренним поездом заходят выпить чашку шоколаду.
За кассой сидела хозяйка. Старая мегера считала деньги, не вынимая рук из ящика кассы. Подняв голову и увидев Этторе, она резким движением захлопнула ящик и тут же напомнила:
- За вами еще с рождества пять тысяч с мелочью.
Этторе почувствовал сильное желание ее придушить, однако улыбнулся и ответил:
- Эти деньги от вас не уйдут, я как раз начинаю работать. Отдам с небольшими процентами. Можно подняться наверх к Бьянко?
Он прошел через зал с двумя биллиардами. Здесь, судя по количеству окурков на полу, играли всю ночь. Поднялся по лестнице и услышал за стенкой девичий голос, напевавший "Bésame mucho". Остановился перед дверью и постучал. Пение тут же прекратилось, он окликнул: "Леа?" - и стал ждать у двери.
Дверь приоткрылась, и в щель просунулась полная обнаженная рука. Этторе схватил ее и вытащил в коридор растрепанную девицу в голубой сорочке. Леа не успела охнуть, как он поцеловал ее и запустил руку за пазуху. Лифчика на ней не было. В отместку Леа укусила его в губу. Потом спросила:
- Не зайдешь?
- Нет, у меня дело.
- А вот это мое дело, - сказала Леа и поцеловала его сама, раздвинув ему зубы кончиком змеиного языка.
Пытаясь высвободиться, Этторе промычал:
- У меня дела с Бьянко.
Она оторвалась от него и понимающе присвистнула.
- Молчи, дуреха! Кстати, можно пройти к нему через твою комнату? Ведь они у вас смежные.
- Ничего подобного, - отвечала Леа. - Если ваш большой начальник пожелает меня видеть, он должен пройти по коридору, как все прочие.
Он подошел к двери Бьянко и толкнул ее прежде, чем постучал. Дверь открылась, и Этторе подумал, что Бьянко уж слишком беспечен. Этторе вошел, стараясь производить побольше шума, но Бьянко и не думал просыпаться. Тогда Этторе присел на единственный в номере стул. На спинке стула висел шикарный костюм Бьянко из шотландской шерсти, и, чтобы не смять его, Этторе сел на самый краешек. Наконец Бьянко проснулся и, взглянув на Этторе, пожевал губами.
Этторе заговорил - как ни странно, голос его звучал неуверенно.
- Я пришел, чтобы договориться с тобой. Прости за ранний час, но ты сказал, что я могу это сделать когда угодно.
- Молодец, - сказал Бьянко в подушку, - молодец. - И больше не произнес ни слова.
"Теперь он заставит меня поплясать за то, что я сразу не принял его предложения", - подумал Этторе.
- Если, конечно, ты не передумал, - сказал он. Ему вдруг стало так страшно, что мурашки забегали по спине. Он боялся, как бы Бьянко не сказал, что уже подыскал себе другого, ведь дел у него, наверное, прибавилось и понадобились люди.
Бьянко повернулся, сел в постели и закурил сигарету.
- Я не передумал, - сказал он. - Видишь теперь, что я не спьяну тогда болтал? Сколько времени прошло с тех пор?
Этторе сосчитал и ответил:
- Семь месяцев.
- Солидную сумму ты потерял за эти семь месяцев.
- Знаю, - с трудом выдавил из себя Этторе.
- Что-то ты нервничаешь.
Целуй меня крепче (исп.).
- Да потому, что мне надо немедленно начинать работать.
- У меня начнешь сегодня же вечером.
- Спасибо, Бьянко. А что за работенка?
Бьянко сделал две затяжки, одну за другой, и ответил:
- Сегодня вечером пойдем к одному типу, который был фашистом…
- Все ясно.
- Ты схватываешь на лету.
- Тебе это не нравится?
- Наоборот, нравится. Пальмо все нужно объяснять дважды.
- Но Пальмо - идиот.
- Однако человек верный.
- Но идиот.
- Что ж, каждой организации необходим один идиот.
- Рано или поздно Пальмо тебя выдаст.
- Пальмо? Нет собаки преданней его.
- Он сделает это не нарочно, просто рано или поздно совершит такую глупость, которая выдаст тебя с потрохами.
Следя за дымком от сигареты, Бьянко с сомнением покачал головой, потом спросил:
- Так что же ты понял?
- Что сегодня мы пойдем к нему и отберем у него немного денег в обмен на прощение его фашистского прошлого.
- Да, но мы простим его в рассрочку, понял?
- Понял. Сколько нас будет?
- Четверо.
- Ты, я и Пальмо. Кто четвертый?
- Брат Костантино, моего человека, который разбился на мотоцикле. Семья нуждается, и он просил дать ему немного подработать. Сегодня он будет нашим шофером.
- А я кем сегодня буду?
- Если старика убедит то, что я ему скажу, то тебе ничего не надо будет делать. Если же нет, то я отойду в сторонку, а ты покажешь ему свой пистолет. Только покажешь. Я мог бы поручить это Пальмо, но лучше сделай ты. Так ты докажешь Пальмо, что хочешь и умеешь работать, и ему нечего будет возразить, когда я поставлю тебя над ним. Идет?
- Идет. Сколько?
- Об этом не беспокойся. Сумму назначаю всегда я. Знай только, что я сам не работаю по дешевке и других не заставляю.
- Хорошо, но мне надо двадцать тысяч сегодня же вечером.
- Зачем?
- Заткнуть глотку матери, моей матери.
- При чем тут твоя мать?
- Я должен доказать ей, что начал с тобой работать.
Рука Бьянко с сигаретой замерла на полдороге ко рту, и Этторе поторопился прибавить:
- Не беспокойся, я скажу ей, что нанялся возить груз в Геную на твоей машине.
- Вечером я дам тебе двадцать тысяч лир.
Этторе встал. Он не испытывал радости, но чувствовал себя спокойно, будто работал у Бьянко уже давным-давно.
Бьянко спустил ноги с кровати и спросил:
- Любопытства ради: откуда ты еще зимой знал о моих делах?
- Мне рассказал Костантино.
Бьянко поднял голову, с губ его готово было сорваться ругательство.
- Костантино был моим другом, - опередил его Этторе.
- Сукин… сукин… - начал было Бьянко.
- Костантино умер.
- Его счастье!
- Можешь доверять мне, как Костантино, теперь, когда он мертв, - сказал Этторе. - Какие будут распоряжения на сегодня?
- Приходи сюда, в кафе, к часу. Сыграем в биллиард и обо всем переговорим.
Этторе вышел от Бьянко около десяти. До обеденного перерыва на шоколадной фабрике оставалось еще два часа. Он мог бы провести их с Леа - не столько для удовольствия, сколько для того, чтобы не болтаться у всех на виду, в комнате Леа его никто бы не нашел - ни отец, ни кто-либо с фабрики, знающий о его назначении. Но денег у него в кармане было совсем мало, а Леа не предоставляла кредита - дружба дружбой, а работа работой. Поэтому он пошел в бар и, спускаясь по лестнице, приметил двух крестьян, входивших в биллиардную.
Официант принес шары, крестьяне сняли пиджаки, заткнули кончики галстуков за пуговицы рубашек, но остались в шляпах и выбирали кии, как выбирают оружие для дуэли. И все это не произнося ни слова, не глядя друг на друга, только морщась от дыма зажатых в зубах сигарет. Ставка у них была десять тысяч лир за партию в тридцать шесть очков. Этторе откладывал очки на счетах, а крестьяне угостили его аперитивом и сигаретами. Раз или два поспорили из-за очков, потому что Этторе был рассеян: он старался представить себе, как выглядит старый фашист и как он будет выглядеть сегодня вечером.
Проигравший партию тут же расплачивался. Вытаскивая бумажник, он отворачивался к стене, чтобы партнер не мог увидеть его содержимое. Но Этторе заметил, что бумажники у обоих туго набиты.
К полудню тот, который показался Этторе более симпатичным, проиграл тридцать тысяч лир.
Наступил полдень. Этторе пошел домой, и за обедом ему даже не пришлось рассказывать отцу басни, потому что тот ни о чем его не спросил. Этторе понял, что отец станет расспрашивать его вечером, после того как он отработает весь день и у него будет более полное впечатление.
Кончив обедать, он сразу встал и собрался уходить.
- Уже бежишь? - спросила его мать.
- Замолчи, - прикрикнул отец. - Теперь, когда он работает, может делать все, что хочет.
В кафе оба биллиарда оказались заняты, и Бьянко с Этторе сели играть в карты.
Немного погодя Бьянко сказал:
- В девять в гараже, у заставы. Не опаздывай: старик ложится рано, а я хочу застать его еще на ногах. - Потом он спросил - Что будешь делать до вечера?
- Ждать, чтобы наступил вечер.
- Мы с Пальмо едем на машине за город.
Внезапно Этторе почувствовал зависть, очень этому удивился и даже огорчился.
- Но мы едем не по делу, - объяснил Бьянко, - если бы по делу, я и тебя взял бы.
- Что сегодня в кино? - спросил Этторе.
- "Адский вызов".
- Что это такое?
- Вестерн. Я видел афишу.
- Ну, так я пойду на этот адский вызов, - заключил Этторе.
Он дождался в кафе, когда открылось кино, и пошел. Вопреки ожиданию, фильм ему понравился настолько, что он охотно посмотрел его и второй раз.
Как он и предполагал, когда он вышел из кино, было уже около шести, и он медленно пошел по направлению к дому.
Отец уже поджидал его около своей мастерской. Он улыбнулся, как только сын появился из-за угла, и хранил эту улыбку до тех пор, пока тот не подошел к нему вплотную.
- Ну, как, Этторе?
- Что?
- Как тебе работалось?
Этторе пристально посмотрел на отца, тяжело вздохнул и сказал:
- Слушай, отец, я эту работу выполняю и буду выполнять, но она мне не нравится и никогда не понравится. - Повернулся и пошел к дому.
Дома он прежде всего спросил мать, скоро ли будет ужин. Она ответила, что скоро, потому что отцу в восемь часов надо быть на собрании ремесленников.
Мать ничего не спросила о его работе, хотя ее явно терзало любопытство. Но ей не хватало смелости, она не знала, в каком тоне вести разговор, и боялась, что сын вспыхнет как спичка - такое нервное и напряженное было у него лицо.
Отец за ужином не сказал ни слова, сидел, опустив глаза, будто стыдясь чего-то.
Поужинав, он ушел было в свою комнату, но немного погодя вернулся и направился к входной двери.
- Я пошел, - сказал он жене.
Она посмотрела на него, и во взгляде ее сверкнуло негодование. Возвысив голос, она спросила:
- Почему ты не переоделся? Хотя бы кепку оставил да взял шляпу - ведь идешь на собрание. Будешь там выглядеть самым последним из оборванцев!
- А я и есть оборванец, - невозмутимо ответил отец и вышел.
Мать с силой захлопнула за ним дверь и, повернувшись, обратилась к Этторе:
- Видал? Опустился, не следит за собой. Ты заметил, как у него брюки сзади висят?
Глядя в окно над кухонной раковиной, Этторе ответил:
- Оставь его в покое, пусть делает, что хочет, пусть проживет, сколько ему еще осталось, по своему разумению. Мне очень хотелось бы одного: чтобы отец мог прожить свои последние годы так, как он жил, когда был молод, когда ему было столько лет, сколько мне сейчас; чтобы он перестал быть твоим мужем и моим отцом, вроде закончил бы службу, отнявшую у него тридцать лет жизни, чтобы он жил в эти последние годы так, будто он один и свободен. Ты понимаешь, чего мне хотелось бы?
Мать обернулась к нему. Глаза ее были прищурены, губы крепко сжаты. Тогда Этторе сказал:
- Ты всего только женщина.
Он закурил сигарету. Мать стала собирать грязную посуду, потом открыла кран.
Этторе все еще не мог решиться. Он чувствовал себя так же, как в тех случаях, когда ему хотелось пойти развлечься, а он не осмеливался попросить денег.
Должно быть, именно это мать и подумала, потому что, обернувшись, вдруг спросила:
- Уж не собираешься ли ты попросить денег? Работать ты начал только сегодня и денег домой еще не приносил.
Тогда Этторе потушил сигарету и медленно произнес:
- Я не ходил сегодня на работу.
Мать резко обернулась, мокрая рука ее была прижата к сердцу.
- Так я и знала! - крикнула она. - Я знала, но это уж слишком! Ты ненормальный, Этторе, ты обманщик и предатель! Видеть, что твои отец и мать умирают от жажды, и не дать им ни капли воды!
- Тихо! - крикнул он, вскакивая на ноги. - Я сегодня же начинаю работать. С Бьянко. Нагрузим машину и поведем ее в Геную. Ага, сразу стала глядеть по-другому! Вернусь завтра и дам тебе столько денег, сколько на шоколадной фабрике не заработал бы и за месяц. Ты довольна?
Мать сразу не ответила, она пошла к раковине и закрыла кран. Потом вернулась и спросила:
- Что за работа? Хорошая?
- А что ты называешь хорошей?
- Хорошую работу. Это постоянная работа? Или после этой поездки в Геную ты опять будешь сидеть сложа руки? Имей в виду: я не хочу видеть, как ты бездельничаешь, это сводит меня с ума.
- Это постоянная работа. Мы будем возить грузы в Тоскану, в Рим, а может, и дальше, до самой Сицилии. Мне надо будет купить кожаную шоферскую куртку.
- Я куплю тебе подержанную, - поспешила сказать мать.
- Нет, знаешь, пусть лучше мне ее купит Бьянко. Теперь это его забота.
- Ты когда с ним договорился?
- Сегодня. Утром, вместо того чтобы идти на фабрику, я отправился туда, где сейчас живет Бьянко. Он звал меня к себе несколько месяцев назад. Я потерял большие деньги из-за того, что не согласился сразу.
Ей было очень жаль потерянных денег, на лице ее даже проступили морщины от досады. Она спросила, повысив голос:
- Почему же ты сразу не согласился?
- Потому что Бьянко такой же хозяин, как все прочие. А мне тогда вообще не хотелось иметь никакого хозяина. Теперь я понял, что поначалу нужно поработать "на дядю". Я выбрал Бьянко потому, что с ним можно скорее добиться независимости. С деньгами у меня теперь будет порядок. За год я заработаю столько, что смогу уйти от Бьянко и начать работать на самого себя. Не знаю еще, что я стану делать, но пока буду у Бьянко, придумаю. А тебе я куплю все, что ты захочешь, - табачную или продуктовую лавку, что угодно. Такую лавку, где тебе надо будет только сидеть да считать деньги. Это ты умеешь делать неплохо, а?
Она молча смотрела на него, глаза у нее горели, грудь вздымалась, потом спросила:
- Как же ты заработаешь столько денег?
- Уж такая это работа.
- Какая такая?
- Мы будем провозить грузы без проверки.
- Это опасно? - Она не испугалась, она просто хотела знать.
- Нет, не опасно. Пойманному грозит штраф, но не тюрьма, а штрафы платит Бьянко.
- Выходит, это не опасно.
- Да, можешь не молиться за меня, когда я буду в отъезде.
- О, я уже больше не молюсь за тебя.
Этторе рассмеялся и сказал:
- А сейчас отпусти меня, чтобы я в первый же раз не опоздал.
- Когда же ты вернешься из Генуи?
- Завтра к полудню.
Мать подумала и сказала:
- Возьми с собой несколько газет и укутай ими как следует живот. В дороге будет холодно.
- Ты так говоришь потому, что никогда не ездила в кабине грузовика. Я пойду соберусь.
Она сказала ему вслед:
- Постой-ка, не захлопывай дверь. Возвращайся и привези мне денег, у меня больше нет сил ждать.
- Считай, что они у тебя в кармане. Отцу скажи обо всем сама.
- Скажу. Только он-то будет недоволен. Ты его не послушался.
- Не в первый раз я его не послушался.
- Но ему хотелось, чтобы хоть напоследок ты поступил, как он хочет. В общем, ладно, я ему скажу, иди.
- Мне очень жаль, но увидишь: под конец и он будет доволен. Уж я позабочусь, чтобы он прожил как следует свои последние годы.
Этторе пошел в комнату и с шумом открыл ящик, в котором лежала расческа, а потом тихонько закрыл его. На цыпочках подошел к кровати и вытащил из-под матраса пистолет. Осмотрел его, сунул за пазуху и отправился на работу.