Швейцар не спускал с них глаз. На одиннадцатом этаже дверцы лифта раздвинулись, и он повел их по коридору, застеленному коврами и в зеркалах - так что ей почудилось, будто целую толпу женщин ведут к разным квартирам. Молотка на дверях мальчик не увидел. Никакого громыханья железом по железу, как у них дома, - просто нажали кнопку, и за дверью зашипело, словно парикмахер надавил грушу пульверизатора. Сквозь матовые стекла дверей с узором из листьев папоротника проглядывали белые прутья решетки.
Им открыла горничная в хорошеньком фартучке и, глянув на обувь, пустила в прихожую. Здесь, как и в коридоре, опять был зеленый ковер, зеркала, отражавшиеся в зеркалах, светлый металлический столик со стеклянным верхом, на нем - непременные цветы, главным образом лилии. В теплом неподвижном воздухе стоял запах духов. Горничная провела их в большую комнату с кремовой мебелью, с креслами, обитыми зеленым и белым атласом. Четыре широких окна тоже забраны решетками, за ними лениво покачиваются пышные деревья Гайд-парка. Неужто и они тетины? В углу - небольшой бар из лакированного бамбука. Дверь в соседнюю комнату отворилась, и вышла тетя, у нее была семенящая походка, отчего попка смешно подпрыгивала.
- Грейс! - вскрикнула она по-детски.
Целуя мальчика, она низко склонила к нему пудреное лицо, и он увидел ее грудь. Брошка зацепилась за его джемпер.
- Ага, попался, - сказала она и освободила брошку.
- Джемпер порвался, - захныкал мальчик.
- Не переживай. Хочешь, я ее совсем сниму?
Она положила брошку на стол.
- Ты мой сладкий. - Она снова подошла и поцеловала его.
Тетя была как куколка, вся складненькая, с желтыми волосами. От нее пахло духами и джином, а розовая кожа напоминала глазированный миндаль.
- Ты здорово похудела, - сказала она сестре. - А посмотри на меня. Все эта французская кухня! Набрала больше трех кило. При моем росте сразу заметно. Мистер Уильямс вернется только сегодня. А я прилетела вчера, из Парижа. Прелесть, чего себе там накупила. Другой раз будет знать, как бросать меня одну в Париже.
- Дядя Редж в Париже? - спросил мальчик.
Мать залилась краской.
- Помолчи! Я же тебя предупреждала. - И она топнула ногой.
Круглые голубые глаза Элси обратились к нему, а губки соблазнительно и весело надулись. Она повела плечом, качнула бедрами. Мальчик под ее взглядом почувствовал себя мужчиной.
- Ну, с чем ты будешь пить чай? Я кое-что припасла. Пойдем, отведу тебя к Мэри. А ты садись, Грейс.
Когда он ушел, каждая из сестер расположилась в комнате по своему вкусу и разумению. Грейс отказалась снять косынку и, завистливо презрев дорогой атлас удобной тахты, присела на самый краешек, откуда было все видно. Элси, поджав под себя красивые ноги в шелковых чулках, устроилась в кресле, закурила сигарету и потрогала тугие золотистые завитки сделанной утром прически.
- У тебя, я вижу, новый ковер, - сказала Грейс.
- Приходится менять каждый год, - ответила Элси, скорчив недовольную мину. Она была хорошенькая и могла себе это позволить. - Бросают окурки куда попало. Я всю квартиру обновила.
Она порывисто встала и закрыла окно.
- Занавеси тоже поменяла. Одни занавеси обошлись мистеру Уильямсу в пятьсот фунтов. Я что хочу сказать… надо себя иногда и побаловать. От других-то не дождешься. А живем только раз. На спальню он потратил не меньше. Я сама видела счета. Пойдем, посмотришь. - Она встала, снова села. - Ладно, успеем.
- А для чего решетки? - спросила Грейс.
- Опять были воры. Только я вхожу… мистер Уильямс возил меня в Аскот. Он любит скачки… Влетаю, значит… по правде говоря, я что-то не то съела, гусиный паштет наверно, и пришлось поторопиться… А он, видно, шел за мной… ну, этот вор. Выхожу - сумочка открыта и полутора сотен как не бывало. Вот так-то. - Она понизила голос. - Не по душе мне здешний лифтер. А на Рождество, когда мы жили на острове, опять залезли. У прислуги был выходной, но ведь кто-то должен был увидеть… Или услышать… Да что с нее взять, с нынешней прислуги.
- Ну и чем кончилось?
- Забрали норковую шубку, накидку забрали, бриллиантовую застежку, бриллиантовое колье, пальто мистера Уильямса - шикарное было пальто, на меху, здорово же он бесился - и все мои кольца. Впрочем, не все. Мы, само собой, получили страховку, но больше я здесь ничего не держу, только то, что на мне. Брошку видела? Мистер Уильямс подарил, чтобы утешить - так я была расстроена. А вообще он вкладывает деньги в картины. Цены ведь растут. Деньги надо вкладывать в вещи. Вот мы и поставили всюду решетки и… пойдем-ка, покажу.
Они отправились в спальню, и там на балконной двери тоже была стальная решетка, которая раздвигалась гармошкой.
- Ты тут как в клетке, - сказала Грейс.
Элси засмеялась.
- Слова мистера Уильямса. Забавно, что ты их повторила. Он любит шутить… Редж, тот шуток не понимал, да ты и сама знаешь. "Птичка, мы посадим тебя в клетку". Ах да… вот они. Я их уже вынула, - и она махнула рукой в сторону белой кровати, где лежали платья.
Но Грейс замерла у белого шкафа с резным позолоченным верхом. Створки были приоткрыты, и внутри - полно летних шляпок, некоторые даже выпали на лиловый ковер. И добрая половина - розовые: "Мой цвет".
- Ну их! - со скукой промолвила Элси, которой они уже надоели. - Их-то я и купила в Париже. Я тебе говорила. По дороге сюда.
Элси увела сестру из спальни.
Угодливость и страх из Грейс уже выветрились, она сидела чопорная, напряженная, ожесточившаяся и без всякого любопытства глядела на всю здешнюю роскошь.
- Позавчера получила весточку из Бирмингема, - сказала она глухо.
Хорошенькое личико Элси тоже ожесточилось.
- Мать болеет, - сказала Грейс.
- Что с ней?
- Ноги.
- Небось дала ей мой адрес, - попрекнула Элси.
- Я еще не ответила.
- Грейс, - сказала Элси, распаляясь, - у матери своя жизнь, у меня - своя. И мать мне ни разу не написала.
Все больше распаляя себя, она направилась к бару.
- Бар у меня тоже новый… Тебе, я знаю, предлагать бесполезно. - Она сделала себе мартини и с прежним запалом вздернула пухлый кукольный подбородок: пусть Грейс поймет, почему ее подбородок, шея, плечи - да если еще надуть губки и сверкнуть глазами - так приманивают взоры мужчин к скрытым гибельным холмикам ее грудей. Мужчины бычат шею, того и гляди набросятся, а она легко переступает ножками, чтобы тут же увильнуть. В душе каждая из сестер твердо знала, что, кем бы и чем бы она ни была, она сама выбрала свою дорогу и упрямо пойдет по ней до конца.
Это было их право, возмещение за детство, которое их так наказало.
- Слушай! - продолжала Элси запальчиво. - Ты меня не видела. Спросят: "Как там Элси?", ответишь: "Не знаю. Даже где она, не знаю". У меня своя жизнь. У вас - своя. Был бы жив отец, тогда другое дело.
- Я не из болтливых, - мрачно сказала Грейс. - Нос в чужие дела не сую. Чего ради мне распускать язык?
Элси вдруг понизила голос.
- Мэри, - она кивнула в сторону комнаты, где была горничная с мальчиком, - мои тряпки покоя не дают. Никому не верю. Знаю я этих девиц. За ними нужен глаз да глаз. "Где мое красное платье?" - "В чистке, мэм". Будто я только вчера родилась! Но тебе-то они сгодятся, Грейс. Пошли, посмотрим.
Веселая и откровенная, она снова потащила Грейс в спальню и, осмотрев разложенные по кровати платья, подняла синее.
- Глупо, но в детстве я завидовала твоим нарядам. Когда ходили в церковь, - сказала она. - Помнишь свое синее платье, темное, с воротничком? Готова была тебя убить, а тут еще управляющий банком говорит: "А вот и синяя птица счастья!" Дети глупые, правда? Потом ты выросла, оно перешло ко мне, только я его видеть не могла. Не хотела надевать. Да и длинновато оно было. Ты тогда была повыше меня. Это теперь мы сравнялись. Помнишь? А вот черное. Смотри. - Она подняла другое платье. - У каждой вещи своя история. Мистер Уильямс… мы тогда были в Ницце… вышвырнул его в окно. Тот еще характерец! Правда, я и сама кое-что себе позволила. А это - итальянское. Тебе пойдет. Хотя ты ведь не носишь цветастые.
Элси хватала с кровати платья и кидала их назад.
- Редж был щедрый. И тратить умел. А потом у него умер отец, свалились огромные деньги, и сразу стал скупердяем. Чудные они, мужчины. Что он человек женатый, это я знала. И перед семьей у него обязанности. Грейс, сколько лет ты замужем?
- Десять, - ответила Грейс.
Элси выбрала золотистое платье с легким металлическим отливом - глубокий вырез, рукав чуть ниже локтя. Она подняла его.
- Вот что тебе пойдет. Как раз к твоим волосам. В самый раз для вечеринок. И к глазам пойдет. Мистер Уильямс не разрешает, чтобы я его носила, терпеть не может, на мне оно коробом, как кольчугу напялила… а на тебе…
Она приложила платье к груди Грейс.
- Глянь в зеркало. Только придержи.
Грейс нехотя прижала платье к плечам поверх своего синего шерстяного и повернулась к зеркалу. Она увидела, как все ее тело преобразилось, засияло лучистым светом.
- Грейс, - выдохнула Элси сдавленно. - Тебя же не узнать! И совсем не велико.
Она обошла сестру и сзади притянула платье в талии. Грейс от презрения поначалу сжала зубы, напряглась, но тут же оттаяла.
- И ничего не надо переделывать. Чудо!
- Я не хожу на вечеринки, - сказала Грейс.
- Нет, ты надень, сама увидишь.
- Не хочу, - сказала Грейс и отпустила одно плечо. Элси водворила его на место.
- Только туфли нужны другие. Ты надень. Ну давай! В жизни такой красоты не видала. На тебе всегда все лучше смотрелось. Помнишь?
Она забрала платье у Грейс и приложила к себе.
- Кошмар! - И, возвратив платье, подошла к двери в гостиную, затворила ее и зашептала: - Я его в Париже купила, за двести сорок фунтов. Не будешь носить сама, отдам Мэри. Она давно на него зарится.
Грейс окинула Элси злобным взглядом. Жизнь сестры ее возмущала. С детства была подлиза. Вытянула у тетки деньги, захороводилась с парнями, но вскоре весь город заговорил, что она приваживает мужчин посолиднее, особенно женатых. Вдруг стала называть себя Августой. И как это мужчины не могут ее раскусить? Странно. Красоты почти никакой. Холодные, как эмаль, голубые глазки, говорит только о деньгах, тряпках и драгоценностях. С тех самых пор ее жизнь - охота за вещами, ездит себе по разным краям, которые для нее тоже не больше, чем вещи; от машин - к яхтам, от гостиничных люксов - к виллам. Средиземное море - в самый раз к вечернему туалету, город - оправа для кольца, ресторан - зеркало, ночной бар - цена. Загорать на пляже значило найти нового поклонника, который купит ей еще больше солнца.
Хихикнув, она как-то призналась Грейс: "Когда со мной мужчина… ну, ты понимаешь… вот тогда я и обдумываю свои дела. Не пропадать же времени попусту".
И сейчас, пока Элси верещала холодным детским голоском: "Не будешь носить - отдам Мэри", Грейс, стоя с золотистым платьем в руках, осознала, как много их связывает. Они обе выросли в бедности. Обе боялись просчитаться. Со странным удовольствием она вдруг перенеслась в прошлое: вот они идут улицей и по неоспоримому праву старшей сестры она подшучивает над малявкой Элси, которая только и делает, что забавляет всех своей расчетливостью. Кроме отца, вся их семья была расчетливой. Расчет заменял им любовь. Ну, надену я сейчас это платье, решила Грейс, все равно никто не заставит меня его носить. Продам заодно с остальными.
- Ладно. Давай надену, - сказала она.
- Я расстегну тебе молнию, - предложила Элси, но дешевая синяя шерсть была ей противна, и стягивать платье через голову Грейс пришлось уже без помощи. Оставшись в нижней юбке, она стыдливо потупилась. "Слава богу, что вчера погладила! - пронеслось в голове. - Оказаться в неопрятном белье в такой дорогой квартире - со стыда сгоришь".
Она шагнула в золотистое платье, натянула его и, повернувшись к большому зеркалу, с удивлением почувствовала, как золото обдало теплом ноги, согрело живот, словно пламя, от которого не уйти и которое намертво охватило ее всю, когда Элси застегнула молнию. Зеркало, казалось, тоже заполыхало.
- Длинновато.
- Мы же одного роста. Поднимись-ка на носки. Теперь видишь?
Грейс пощупала шелк.
- Сними косынку.
Грейс послушалась.
Ее блеклые волосы стали теперь словно бы темнее, и на них тоже заиграл золотистый отблеск пламени.
- Широковато, - сказала она. Грудь у нее была меньше, чем у Элси.
- А мне было мало. А если вот так? - Элси кое-где обдернула материю. - Я же говорю. Лучше не бывает.
Губы Грейс тронула улыбка. Лицо оживилось, ей было ясно, что она красивее сестры. Она вглядывалась в себя, суетилась, она сетовала, привередничала, поворачивалась то одним боком, то другим. Она вытянула руку - посмотреть длину рукавов. Она была вся в огне. Она представила себя на вилле сестры. Представила одну из вечеринок, на которых никогда не бывала. Вся ее жизнь теперь изменится. Конец тряске в лондонских автобусах. Их дома больше не существует. С запальчиво разгоревшимися глазами и вздымающейся грудью она мысленно крикнула мужу в закрытую дверь спальни: "Гарри, где ты там? Иди сюда. Посмотри".
Дверь спальни распахнулась. Вошел сын, а немного позади него в гостиной она разглядела мужчину.
- Мам! - позвал мальчик, не вынимая рук из карманов. - Тут дядя пришел.
С сиротливым ужасом вглядывался ребенок в эту чужую женщину.
- А где мама? - спросил он, не веря своим глазам.
Рассмеявшись, она подошла к нему и поцеловала.
Он недоверчиво насупился, попятился.
- Тебе не нравится?
Грейс выпрямилась и украдкой кинула взгляд на мужчину - может быть, это и есть мистер Уильямс? Он смотрел на нее с восхищением.
Но Элси не растерялась. Она оставила сестру, быстро прошла в гостиную и, круто остановившись, заговорила тоном, какого Грейс за ней не знала, - тоном светской дамы: надменно, жеманно, тягуче, точно держала во рту сливу.
- Это вы? Я не приглашала вас сегодня.
Мужчина был темноволосый, молодой, высокий и загорелый. Одет щегольски, в белом свитере под модным пиджаком, и улыбается Грейс поверх золотистых кудрей Элси. Она тут же отвернулась. Элси захлопнула дверь. Однако Грейс успела услышать:
- У меня сейчас портниха. Вы очень некстати.
Захлопнуть дверь перед самым ее носом, процедить фальшивым голосом "портниха", про родную-то сестру, да еще в минуты, когда она так беззаботно упивалась своим торжеством… Грейс в сердцах уставилась на разделившую их дверь, затем подошла и прислушалась. Мальчик что-то сказал.
- Тсс! - шикнула она.
- Я вами недовольна, - говорила Элси. - Я просила звонить. Кто вас впустил?
- Отделайся от нее. Пусть уходит, - ответил мужской голос.
Но Элси встревоженно допытывалась:
- Как вы все-таки вошли?
И тот, не умеряя голоса, ответил:
- Так же, как ушел вчера вечером, - через кухню.
Слышно было, как толкнули стул, и опять раздался голос Элси:
- Не надо. Сейчас придет мистер Уильямс. Прекратите.
- Ну-ка, помоги мне, - сказала Грейс сыну. - Соберем все это. Давай быстрей.
Она поставила чемодан на кровать и принялась набивать его вещами. Расстегнуть молнию на золотистом платье никак не удавалось - не доставала рука.
- Черт! Пропади оно пропадом! - сказала она.
- Мам, ты ругнулась, - сказал мальчик.
- Помолчи! - И, отчаявшись, она стала заталкивать в чемодан свое синее платье, но тут вошла Элси и велела мальчику:
- Пойди поговори с дядей.
Мальчик попятился из комнаты, выпучив глаза на мать и тетку, а Элси затворила за ним дверь.
- Грейс, - залебезила она, голос у нее был возбужденный, сдавленный. - Подожди укладываться. Зачем это? Неужели ты уходишь? Не уходи.
- А кто приготовит мужу поесть? - сурово возразила Грейс.
Элси открыла сумочку, вытащила бумажку в пять фунтов и сунула в руку сестры.
- Еще рано. Вот тебе на такси. Ужас, что случилось. С минуты на минуту появится мистер Уильямс, а я не могу отвязаться от этого типа. Не знаю, как быть. Он тут по делу, насчет виллы, и мистер Уильямс его терпеть не может. Я с ним встретилась в самолете. Ну, подурачилась малость. Если мистер Уильямс появится, я скажу, что он пришел с тобой из ателье. И вы уйдете вместе.
- Ты же говоришь, мистер Уильямс его знает. - В голосе Грейс было презрение.
- Я так сказала? Ну и дура же я! - продолжала подмазываться Элси. - Ты ведь знаешь, какая я легкомысленная. Он подвез меня из аэропорта… ничего такого, просто подвез… Грейс, ты выглядишь чудесно в этом платье… Вы только уйдете вместе, и все. - Она хитровато и требовательно смотрела на сестру.
Грейс пришел на память один давний случай: Элси уломала ее постоять у школы под руку с парнем, чтобы не удрал, пока она сбегает за новым красным пальто. У парня был замечательный сверкающий мотоцикл. Впервые в жизни Грейс держала под руку молодого человека. Ей не забыть ни этого ощущения, ни слов парня: "Она же сучка. Поехали со мной".
Он сжал ей руку, и она уже была готова безрассудно согласиться, но тут примчалась Элси, оттащила парня к мотоциклу и крикнула ей: "До скорого".
Сейчас Грейс было заколебалась, но ей вспомнился и "светский" тон Элси, и эта "портниха". Вдобавок ее охватил смешанный с отвращением страх - чего доброго еще влипнешь в историю! Нет, слишком тут все на широкую ногу: и квартира, и вранье! Она вдруг осознала, что во время этих ежегодных встреч Элси всегда скрывала, что они сестры, открещивалась от нее, как и от остальной родни.
- Нет, Элси, не могу, - сказала Грейс. - Мне надо домой, к Гарри.
Ее подмывало бросить здесь и чемодан, но мысль: "Сестра просто-напросто сочтет меня идиоткой" - остановила ее.
- Возьму вещи и поеду. А за такси спасибо.
Они прошли в гостиную.
- До свидания, мэм! - громко, с чувством собственного достоинства сказала Грейс и позвала сына. - Мы уходим. Где ты там?
Мужчина стоял у окна, а мальчик забрался в кресло и оттуда пристально, словно через микроскоп, рассматривал его, особенно пиджак.
Грейс взяла сына за руку.
- Попрощайся с мадам, - приказала она и потащила его к выходу, а он, все еще обескураженный непривычным великолепием матери, брякнул:
- До свидания, тетя Элси.
Они поймали такси.
- Сиди спокойно, - сказала Грейс.
Мальчик еще ни разу не катался в такси. Он неуверенно глянул на нее. Мать его подавляла.
- Не ездила в такси с тех пор, как мы вернулись с папой из свадебного путешествия, - сказала она.
Из окна машины Лондон выглядел по-другому. Мелькали двери; сначала это были двери богатых домов в парке, и она… она подкатывала к ним, а слуги приглашали ее в гостиные. Жаль, что чемодан такой потрепанный! Она входила в вестибюли отелей; и богатые особняки казались привычными; до чего широкие улицы. Она вглядывалась в витрины обувных магазинов. Подмечала, какие сумочки у женщин. Потом подъехали к реке, и она в золотом платье, казалось, зависла над тусклой и грязной пограничной полосой воды, а вот по бедным улицам, мимо фабрик и железнодорожных эстакад они неслись быстро, обгоняя переполненные автобусы. Ее бесило, когда машина застревала у светофоров.
- Мам, - позвал мальчик.
Она замечталась, воображая, как ахнет муж, когда она войдет в калитку.