– Надо же, – удивился Волков. – А моя Нина ненавидела капусту.
– Серьезно? – засмеялся Колька. – Я и не знал, что твою подружку Ниной зовут. Ну и кто она?
– Да так, – помялся Волков. – Расстались уже, ничего особенного.
– Вы что уже начали что ли? Что за мужики! – проворчала Нина, появляясь в дверях. – Все готово. Накрываю.
– Слушай, Волков, – засмеялся Колька. – Вот тебе интересно будет! Тут у нас был такой случай, бабка под 31 декабря решила…
Волков украдкой рассматривал Нину и иногда ловил ее удивленный взгляд. Время изменило ее лицо, фигуру, но не глаза. Глаза были те же, из его юности.
– Пойдем, старик, покурим, – предложил Колька.
– А я бросил, – соврал Волков.
– Ну ладно, – Колька поднялся и вышел на лестницу.
Нина убирала тарелки со стола.
– Сейчас будет чай, – сказала она, улыбнувшись.
– Слушай, Нин, – сказал Волков, поймав ее руку. – Помнишь, я экзамен сдавал, диплом, ты еще собаку ко мне притащила?
Нина удивленно взглянула на Волкова.
– Помню, конечно. Пифагор, кажется. Он у бабушки на даче потом жил.
– Скажи мне, Нин. Я сдал тогда диплом?
– Нет, ты забыл? Ты же не подготовился? Мне мама потом все уши прожужжала, как сильно ты ее подвел.
– Понятно, – усмехнулся Волков. – В чем-то профессор Костина была права, неподходящий я был жених.
– Мама умерла два года назад, не будем о ней плохо, – попросил Нина.
– Извини, я не знал.
– Даже фотографий почти не осталось, потому что мама не любила фотографироваться… Только уродливое дерево под окном.
– Какое еще дерево?
– Да вот оно, – Нина открыла штору. – Видишь? Вымахало. Мама посадила. Какой-то студент подарил ей в горшке, наверное, с дачи утащил.
– Это вот оно что ли? – удивился Волков. – Вот это толстое?
– Да, да, – подтвердила Нина. – Вот такое было, когда посадили. Еле виднелось. Соседи жалуются, страсть. Уже года три как требуют спилить его, к чертям. Устала за него бороться. Уродливое, а все-таки память…
Волков вспомнил, как ругался и фыркал, таща этот несносный горшок, но сейчас он был горд и очень рад встрече со старым знакомым.
– Слушай, а ту записку скажи, ты получила через окно?
– Какую еще записку? – не поняла Нина.
– Ну, про 93-й год? Про переход улицы? Я кинул тебе её в окно в тот день, когда не сдал диплом.
– Ой, это так давно было, – улыбнулась Нина. – Неужели ты думаешь, что я помню все твои записки?
– Но она была особенная, Нина, ты должна была ее запомнить. Скажи, а что случилось 9 октября 1993 года?
Нина побледнела.
– Извини, я сразу должна была тебе сказать. Коля мне все рассказал, – медленно проговорила Нина. – Это все из-за той аварии. Ты спас мне жизнь, если ты думаешь, я об этом забыла… Нет, ни я, ни Коля. А теперь… Мне очень жаль, что так получилось. Я знаю хорошего врача, он поможет, я ему написала, он хороший друг моей мамы, он не откажет!
Нина села на диван рядом с Волковым и как-то быстро погладила его по руке.
– Безвыходных ситуаций не бывает, Паша, – убеждала она его как будто заранее заготовила этот текст. – Ты сильный, ты справишься, а еще этот врач, у него есть выходы на зарубежные клиники, это дорого, но мы найдем…
В комнату просунулась улыбающееся лицо Кольки.
– Да уйди ты, пожалуйста, Коля, – махнула рукой Нина.
Так же улыбаясь, Колька исчез и закрыл дверь.
– Да я не об этом вовсе, – прервал ее речь Волков. – Так что же было в тот день? Понимаешь, у нас в колонии было очень строго и иногда у меня как будто помутнения случались. Можно сказать, я даже память немного потерял. Скажи мне, что тогда было?
Взгляд Нины из сочувствующего стал серьезным, колючим.
– Мы шли, – начала она. – Можно сказать, бежали, потому что я опаздывала на поезд. Ты все время бежал вперед, а я отставала. Вдруг ты остановился, стал каким-то сумасшедшим, кричал, отпихивал меня. Как сейчас помню. Я не могла понять, что происходит. Я думала, ты просто не хочешь отпускать меня в командировку, разозлилась. Загорелся зеленый, я вырвала свою руку, оттолкнула тебя и пошла. И сразу же из-за угла – машина! Ты выбежал вперед и… и все случилось. Я так была ошарашена, что… мы все так были шокированы, что никто сразу даже не вызвал скорую, а потом сказали – еще несколько минут, и ты мог умереть. А девочку рядом с тобой насмерть.
Нина встала и отошла к окну.
– Какую еще девочку?
– Впереди тебя шла. Ребенок совсем. Сразу скончалась. Наверное, все это из-за меня. Сдалась мне эта чертова командировка!
– Нет, это не из-за тебя. Судьба.
– Ты прям выбежал на дорогу, закрыл меня собой. У меня ушибы, ссадины, ногу вывихнула, а ты год восстанавливался. Я знаю, что из-за меня. Ты такой бешеный стал тогда на дороге, кричал, что не хочешь меня потерять. Все-таки есть у человека шестое чувство, как ни крути…
Волков подошел к Нине.
– Так вы с Коляном с 93-го года вместе?
Нина покраснела.
– Опять ты об этом. Я думала, у тебя уж прошло все, – покачала она головой. – Я не некрасовская женщина, уж извини меня. Ты меня уж слишком идеализировал.
– М-да, – протянул Волков.
Нина повернулась, посмотрела на него усталыми, счастливыми глазами. Она была рада, что этот тяжелый для нее разговор окончен.
– Я тебя как потерял в 93-м году, так и потерял. В любой жизни, – горько усмехнулся Волков.
– Да ладно, Паша, – легко и равнодушно улыбнулась Нина. – Мы были детьми. Ничего у нас, можно сказать, и не было.
Волков застыл на мгновение, получив этот мощный сбивающий с ног удар, а затем открыл дверь и изо всех сил побежал вниз по лестнице.
– Эй, ты куда? – крикнул ему вслед Колька. – Ты куда, Волков? Давай, подвезу?
Волков бежал без оглядки несколько кварталов. В лицо ему бил снег с дождем, холодные капли запрыгивали за воротник. Он все бежал, и бежал, и бежал, пока не очутился на незнакомой ему улице. Все было темно, фонари светили каким-то тусклым болезненным желтым цветом. Он увидел вывеску "закусочная" и вошел туда весь мокрый.
– Мест нет, – грубо закричал ему бармен еще с порога.
Волков прошел к концу зала, забрал стул у какого-то заснувшего за столом пьяного и сел.
– Хватит, дядя, погулял, – сказал ему Волков.
Пьяный свалился под стол. Бармен равнодушно пожал плечами.
Вокруг было грязно и полно всякого пьяного сброда. Но Волков не слышал никого, как будто оглох.
– Чего будешь? – грубовато сказал подошедший бармен.
– Дайте мне чай.
– У нас нет чая, – еще грубее сказал бармен.
– Ладно, неси водку.
Бармен удалился.
"Так значит, вот откуда у меня травмы несовместимые с жизнью, – размышлял Волков, – А выжил я потому, что должен был выжить, время мое не настало. Все события, так или иначе, происходят. Елагину все равно режут, хоть я за это сажусь, хоть не я. Нина все равно не со мной, жива или мертва. Я все равно за решеткой, за убийство или за кражу. Странно, что еще кто-то погиб в этой аварии. Я что-то не припомню еще каких-то пострадавших, когда это было с Ниной. Тогда умерла одна она. Хорошо, что год осталось отмучиться. Надоело. Как же я всего себя ненавижу! Все было в этой жизни отвратительно. Да, пожалуй, совершенно всё".
И тут Волков, вспомнил. Он вспомнил, кому было еще хуже, чем ему.
Глава XI, в которой Волков возвращается за решетку
Все следующее утро он провозившись с машиной. Она наконец-таки завелась, и он отправился в путь.
– О, Волков, опять ты, что ли? – удивился охранник. – Никак соскучился?
– Передачку решил передать, – сказал Волков. – В женское отделение.
– А-а-а, – хитро улыбнулся охранник. – Никак подружку себе нашел! И когда это вы все успеваете?
Волков сидел в комнате для свиданий и ждал. Через некоторое время к нему вышла девушка в серой старой одежде с нелепым в этой обстановке ярким макияжем.
– Я тебя не знаю, – садясь, сразу сказала она.
– А я тебя знаю. Ты журналистка, – сказал Волков.
– Корреспондент, – поправила девушка.
– Олеся?
– Откуда вы знаете? Следователь, что ли?
– Нет, – усмехнулся Волков, – совсем не следователь. Я сам только что освободился.
– А-а-а, – разочарованно протянула девушка. – Знакомиться, что ли хотите?
– Нет, – улыбнулся нелепости этого предположения Волков. – Не хочу я знакомиться. Я из-за Елагиной.
– Родственник? – пренебрежительно откликнулась девушка. – Я ее не резала, так и знайте! Просить прощения не буду.
– Я знаю, – спокойно сказал Волков. – Это не ты.
Девушка удивленно посмотрела на Волкова.
– Да, это не я! – разгоряченно начала она. – Я зашла в подъезд, у меня еще молоко было в правой руке, подруга с пятого этажа попросила с ребенком посидеть. Ну вот я и шла, а тут он! Выскакивает из 4-ой квартиры, несется прямо на меня.
– А ты его не успела рассмотреть?
Олеся цокнула и посмотрела на Волкова, как на дурака.
– Естественно, не успела! Я же говорю, он прям несся. С ног меня сбил, молоко разбилось, и убежал. Я смотрю – дверь открыта, хотела прикрыть – думала, он забыл закрыть, ну с кем не бывает. А там кровь! Зачем я этот нож хватала, идиотка!
– Ничего, ничего, – успокоил ее Волков. – Это распространенная ошибка. Я бы тоже попался.
– Да глупости, – отмахнулась Олеся. – Детективы все смотрят, такую ерунду только я могла сморозить.
– Я тебе верю, Олеся, – сказал Волков. – Это не ты.
– А кто же? – спросила она.
– Вот это я не знаю. Но я найду его, это я тебе точно говорю. Найду.
– У меня денег совсем нет, – испугалась Олеся.
– Я не претендую, – покачал головой Волков. – Скажи, а в квартире ты ничего странного не увидела?
– Да чего странного, кроме трупа? – усмехнулась девушка. – Мебель не перевернута, вроде, так все в квартире нормально. И она лежала в зале, кровища, ужас.
– А она лежала на животе или на спине?
– На спине кажется. А, нет, на животе! Точно на животе, у нее еще вот так нога была задрана, – показала Олеся.
– Как-как?
– Ну, вот же, я же показываю. Я еще удивилась, почему так странно задрана нога.
– А нож был в спине?
– Нет, нож валялся рядом.
– А глаза у нее были закрыты? Или открыты?
– Да не помню я! Вы думаете, я там все разглядывала что ли?
– Ясно, – сказал Волков. – Спасибо, мне очень была важна эта информация.
– А вы точно его найдете? – спросила Олеся, и Волков заметил, что глаза ее сразу стали влажными.
– Точно. Мы с тобой еще погуляем на воле.
Олеся кокетливо засмеялась.
Волков встал, позвал охранника и вместе с ним вышел через пропускной пункт. Завел машину и отправился в путь.
Он приехал по уже знакомому ему адресу Космодемьянская, 7. Зашел в подъезд с разрисованными стенами "Коля+Маша", постучал в 41-ую квартиру. Никто не отозвался.
Волков толкнул дверь, она была заперта. Он достал из кармана связку своих ключей от дома и попытался открыть дверь своими ключами. Но дверь не поддавалась. Тогда он постучал ко всем соседям на лестничной клетке. Никто не открыл.
Волков отошел и с размаху выбил деревянную дверь.
Квартира была пуста. Не было никакой мебели, обои были ободраны и по углам валялся мусор.
"Наверное, купили уже" – подумал Волков.
На маленькой кухне остался стоять один стул и раковина. Волков сел на стул и смотрел в окно. Вспомнил свой разговор с молодой Елагиной. Они сидели вот тут, на кухне и она рассказывала про свои пирожные. А за стеной в другой комнате Егорыч собирал их новую стенку. Теперь от стенки осталась горстка строительной пыли в углу. Все вывезли.
Волков прошелся по пустой комнате и присел возле мусора в углу. Лежала какая – то тетрадь в клеточку, чистая, бумажные ошметки от обоев, рваная фотокарточка.
На части фотографии, которая сохранилась, Волков увидел Елагину, Егорыча, рыжего их соседа на каком-то пикнике и капот "Жигулей". Чья-то еще нога виднелась, но остальное тело было уже на другой части фотографии, и этой части Волков в мусоре не нашел.
Волков вышел из квартиры, сбежал по лестнице и остановился у подъезда. Долго ждать не пришлось. Какая-то бабка нагруженная пакетами с продуктами медленно ковыляла к подъезду.
– Давай, бабусь, помогу, – крикнул Волков, и, несмотря на отрицательное мотыляние головой старушки, схватил пакеты.
– Это чегой-то, – пыталась догнать его старушка, – чегой-то понес-то? А ну стой!
– Да ладно, бабусь, я же помочь! Куда нести-то?
– Знаем мы таких помощников, оставь пакеты, тебе говорят!
– Говори, бабка, какой этаж, помогу и все.
– Ишь какой прыткий, – ворчала бабуля. – Нечего тут в нашем подъезде шастать, и сама донесу.
– Ага, донесешь, ты ж еле ходишь, в таком возрасте нужно дома сидеть и Богу молиться, – посмеивался Волков.
– Нашелся тут, учитель, – ворчала старушка. – Ну, неси уже, четвертый этаж. Там меня сын встретит, так и знай!
Волков притащил сумки на четвертый этаж и ждал бабку.
– Притащил? – крикнула она ему. – Спасибо, можешь идти. Неча меня там дожидаться, сейчас сына позову.
– Устал, бабка, дай хоть отдышаться-то, – соврал Волков.
Бабка показалась.
– Ну чего? Отдышался? – лукаво смотрела на него бабка. – Денег у меня нет, грабить нечего.
– Ой, да кому ты нужна, бабка, – махнул рукой Волков. – Слушай, у меня вопрос к тебе. Внизу вон, в 40 квартире такой рыжий мужик жил, не знаешь куда делся?
– В сороковой-то? А он кто тебе? Родственник?
– Да нет, не родственник, ищу просто одного человека, а он его друг.
– Ну, жил тут, давно это было-то. Артист! – гордо сказала бабка.
– Точно, артист, – подтвердил Волков.
– Уехал куда-то, – вздохнула бабка. – Вот послушай, что я скажу. В ваше дурное время никто так не споет, как Олег Иванович. Уж как пел, как пел. Слышишь, тревожные дуют ветра? Нам расставаться настала пора.
Бабка напевала, проникновенно глядя в глаза Волкову.
– И куда делся наш певец? – попытался перебить Волков.
– Цыц, молодой человек. Ну-ка пой со мной, – потребовала бабка.
– Да что петь-то, я слов даже не знаю.
– Пой тебе говорят. Ну-ка!
Ради информации, Волков покорно запел вслед за бабкой:
– Кружится, кружится пестрый лесок,– самозабвенно пела бабка
– Пестрый лесок, – вторил Волков.
И снова бабка:
"Кружится, кружится старый вальсок,
Старый, забытый,
Старый, забытый вальсок"
– Ну ладно, хватит, спели, – попытался остановить старушку Волков, – так куда уехал-то?
– А, не знаю, – махнула рукой старушка, – еще в перестройку, кажется, а больше не появлялся. Квартиру продал, наверное, каждый год жильцы меняются.
– Значит, в театре работал, так получается?
– В театре, в театре, конечно, в театре.
– Скажи, бабка, а муж с Елагиной часто ругались?
Услышав эту фамилию бабка побледнела, схватила сумки и с небывалой энергией юркнула в свою квартиру, захлопнув дверь.
– Не знаю я ничего о Елагине этой, – крикнула она за дверью, – ну-ка проваливай, а то милицию вызову.
– Нет уже милиции, бабка, не дозовешься. Ну ухожу, ухожу.
Волков вышел на улицу и закурил.
Уехал артист из города в перестройку. Ну и здесь ничего особенного, так делали многие в его городе.
Он завел свою машину и поехал домой. Дома он набрал служебный телефон Кольки, который помнил наизусть.
– Слушаю, – раздался в трубку официальный голос.
– Колька, это я, Волков.
– А, это ты. Слушаю, – подобрел Колька.
– Скажи, помнишь ты дело Елагиной?
– Ну, помню, конечно. Но оно закрыто уже, можешь не беспокоиться.
– А можешь ты для меня его достать?
– Чего?! – не понял Колька.
– Достань его и привези, кое-что обсудить надо.
– Да ты что с ума сошел? Я же сказал оно закрыто! У меня к нему доступа нет!
– Слушай, а ведь вообще-то твоей жене жизнь спас, а тебя и рядом там не было. А теперь помираю вот, – Волков для убедительности пару раз кашлянул в трубку.
– Ладно, – нехотя сказал Колька, – попробую. Но не обещаю.
– И еще кое-что.
– Еще кое-что? – возмутился Колька.
– Слушай, вот работал в театре один артист в советское время. А в каком театре неясно. Надо бы театры обзвонить.
– Тебе зачем? – не понял Колька.
– Потом объясню. Ладно, Коля, жду тебя у себя с делом Елагиной.
К вечеру Колька прибыл к Волкову.
– В последнее время ты какой-то странный стал, – рассуждал Колька. – Я конечно, все понимаю, нелегкое это дело отсидеть срок, но все равно. Зачем тебе дело Елагиной?
– Потому что не Олеся убила Елагину, как ты тут настрочил.
– Олеся или не Олеся, уже ничего не изменить. Пойми, у меня не было выбора. Тем более, что отпечатки пальцев ее.
– Ну да, – усмехнулся Волков. – Она сказала, что на нее из 41-ой квартиры несся мужик, который сшиб ее с ног.
– Да мало ли чего она там наговорит! – возмутился Колька.
– Слушай, а где сейчас муж Елагиной? Вы его нашли?
– Нашли, а что толку. Алкаш еще тот. Допился. Мозги наверное разложилась. Они же с Елагиной развелись давным-давно, а жили все равно вместе. В одной квартире, представь?
– И что же он никакого убийцу не видел?
– В том-то и дело, что у него на то утро железное алиби.
– И какое же?
– Да у приятельницы своей он был. Соседи видели. Как обычно выпили, заснули. А в этот-то момент Елагину и хлопнули. А об Елагиной он даже слышать не хочет. Ненавидит ее, страсть. На похороны не приехал.
– Ничего себе! Небось и квартира ему досталась?
– Тут Елагина его перехитрила. Ни шиша ему не оставила, на какую-то родственницу переписала. Скоро должно быть вселится эта родственница, уже замки сменила. А мужику шатайся, где хочешь. Он теперь бомж с полным на то правом.
– Тут по-моему все шансы быть зарезанной.
– Я тоже так думал. Но алиби железное, ничего не попишешь, старик.
– А ты не знаешь, он проходил по каким-нибудь уголовным делам?
– Проходил, но все не то. Алкоголь он из-под полы штопал, весь преступный мир по дешевке снабжал, за то уважали его. Надо же, так его жизнь изменила. В советское время дома строил, даже на доске почета в городе висел.
– Это, за какие такие заслуги интересно его на городскую доску почета вывесили?
– А это я не знаю. Я у них в квартире фотографию видел, что его "фейс" там красуется.
– Интересно. Фотография старая?
– Конечно! Черно-белая еще.
– Слушай, Коля, мне помощь твоя нужна. Ты понимаешь, меня никто слушать не будет, все-таки я осужденный, мне такие сведения не дадут. А ты представитель закона. Надо зайти в горсправку, и в администрацию тоже запрос отправить на этого Елагина. Разузнать, что там с доской почета.
– Да на кой черт? Дело то закрыто! – нервничал Колька.
– Ничего. Ты придумай что-нибудь. Очень тебя прошу.
Волков помолчал. Вспомнил сухого старика с водянистыми глазами, уравновешенного философа. Он знал, кто убил Елагину. Не потому ли, что сам это сделал?
– А где ты говоришь, Елагин теперь шатается?