Да, сегодня, сегодня у нас все будет, твердо решила она, и, счастливая, что, наконец, приняла решение, устремилась к нему навстречу. И, видимо, это решение было написано у нее на лице, так как Олег, взглянув на нее вблизи, вдруг стал очень серьезный, И, нежно и властно, притянув ее к себе, крепко поцеловал, и, заглянув в глаза, сказал?
"Поедем, любимая"
И она сразу поняла, что он позвал ее к себе, и назад уже пути нет. Он остановил такси, и они поехали к нему на дачу, и всю дорогу сидели обнявшись, иногда разговаривая о какой-то ерунде, и понимали, что это действительно ерунда, а главное, что они счастливы, потому что, наконец-то, решились.
И напрасно они оба волновались. На даче все было просто чудесно даже без шампанского и фруктов. Вернее, шампанское было, но только потом, после. А когда они зашли в дом, Олег просто обнял ее и шепнул: "Лера, любимая я так долго ждал".
И все как-то произошло само собой, и было столько нежности и понимания. Они как будто читали мысли друг друга, и точно знали, что нужно сделать или сказать, чтобы не нарушить этого очарования.
А потом она лежала в его постели, переполненная радостью и гордостью. Вот, она сделала это. Теперь она знает, как это бывает с любовником. Олег, конечно, чудесный. Такой нежный, внимательный, но если сказать по-честному, с мужем все-таки лучше. Как-то спокойней и привычней, что ли. Не нужно особо стараться, думать, как ему угодить, изображать из себя страстную женщину, чтобы не разочаровать его. И вообще, с Гариком так уютно и хорошо. У нее вдруг вспыхнуло запоздалое чувство вины перед мужем. Бедный Гарик, он так ей доверяет, а она лежит в постели с молодым парнем, которого едва знает. Ну и ну, что бы сказали все ее бабушки. Хорошо, что никто никогда ничего не узнает. Даже Альбина. Но она ведь должна же была испытать это раз в жизни. Теперь все в порядке, у нее будет, что вспомнить.
А душа Олега тоже была переполнена умилением и нежностью к Лере, правда, с изрядной долей удивления. Лера оказалась очень милой, но неопытной и неискушенной в тонкостях любви. Что же этот ее муж, болван, делал с ней на протяжении двадцати лет, если ничему ее не научил. Ну, ничего, еще пару недель у них есть, он сам займется ею. Он старался не думать о том, что потом им придется расстаться навсегда. Он успел привыкнуть к ней, к ее милому ровному характеру. Ему безумно нравилось это странное сочетание красивой элегантной женщины и наивной неопытной девочки. А ее глаза? Черные, как ночь, миндалевидные, как раковины. И мягкие нежные губы.
– Лера, – вдруг неожиданно для себя самого сказал он. – Я хочу, чтобы ты уехала со мной. Выходи за меня замуж. Я хочу жену именно такую как ты.
– Олег, милый, – от удивления Лера села на кровати. – Ты с ума сошел. Я старше тебя на столько лет, у меня две взрослые дочери.
О муже она тактично умолчала. К тому же ей было стыдно говорить о муже в такой ситуации.
Олег сам заговорил о нем.
– Ты забыла еще добавить, что у тебя еще есть муж.
– Да, – тихо сказала она. – У меня еще есть и муж.
– А я? Ты любишь меня? – спросил Олег и тут же пожалел об этом. Вдруг сейчас она скажет "нет". Что тогда?
Он тоже сел на кровати прямо перед ней. Лера посмотрела на его широкие плечи, красивое молодое лицо.
Как же он красив, подумала она. Но глаза его смотрели тревожно, и она ясно читала в них тревогу и боязнь одиночества. Ей стало так жалко его, что у нее защемило сердце.
– Да, – твердо ответила она, чувствуя, что это правда. В этот момент она действительно любила его.
– Да, я люблю тебя, Олег. Тебя нельзя не любить. Ты чудесный, – Нежно говорила она, пытаясь скрасить то, что должна была сказать дальше.
Она на минуту замолчала, а потом заставила себя продолжить.
– Ты сам понимаешь, у нас нет будущего, и не может быть. Почему ты не родился хотя бы на десять лет раньше? Где же ты был, когда мне было девятнадцать лет? А теперь все, поздно.
– Если бы ты только захотела, если бы ты только решилась.
Олег, – она закрыла ему рот своими нежными пальцами. – Не нужно, ты сам понимаешь, что это все невозможно. Да и не можешь ты меня любить. Ты просто устал от одиночества, от бездомности. Тебе тяжело уезжать в неизвестность одному. Я понимаю тебя. Знаешь, как у меня болит сердце за тебя?
– Правда? – обрадовался он. – Так ты все-таки хоть немного меня любишь?
– Ну, вот, – с упреком сказала она. – За кого ты меня принимаешь? Ты что же, думаешь, что я могла бы вот так пойти с тобой, если бы не любила тебя? Ты считаешь меня…
Теперь он закрыл ей рот рукой.
– Не смей так говорить, когда ты говоришь о себе, – строго сказал он. – Ты – ангел, ты – идеал женщины. На свете больше нет таких как ты.
– Ну, вот, Олег, так нечестно.
– Что нечестно? – не понял он.
– Нечестно говорить так. Разве найдется на свете женщина, способная устоять после таких слов?
И она сама потянулась к нему. И снова все повторилось. Только теперь она была гораздо раскованней. Она чувствовала себя желанной и любимой. Она была полна блаженства.
Как хорошо быть любимой вот так, думала она. Это правильно, что мы скоро расстанемся. Я не успею ему надоесть, мне не придется переживать, что эта его сумасшедшая любовь пройдет. Я не буду мучиться ревностью, не буду мучительно искать бесконечные подтверждения, что он все еще любит меня. Мы просто расстанемся, и в моей памяти я останусь любимой им навсегда. И в его памяти тоже. А когда он найдет себе молодую девочку, я этого не узнаю и не увижу. Что ж, судьба благосклонна ко мне. Такая любовь и должна длиться несколько дней. А брак – это совсем другая любовь. Спокойная и надежная, такая, чтобы хватило на всю жизнь.
Она и сама удивлялась мудрости своих рассуждений. Она вдруг почувствовала себя мгновенно поумневшей, но не умом, а сердцем. Это ее сердце подсказывало ей эти мудрые мысли, а ум только удивлялся, откуда они берутся. Той Леры, безмятежной и не особенно задумывающейся над жизнью, больше не было. Была женщина, умудренная опытом и любовью, предвидящая будущее, и твердо осознающая свой выбор.
Но Олег не понимал этого, и все еще цеплялся за надежду.
– Лера, у тебя есть родственники в Израиле?
– Ну, конечно, есть. У кого их теперь там нет?
– Так ты можешь приехать к ним в гости, понимаешь? И мы будем там вместе.
Ну, конечно, нет, подумала она. У тебя там будет другая жизнь, в которой мне не будет места. И никогда нельзя возвращаться туда, где ты был счастлив. Потому что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. И я никогда не сделаю этого, чтобы не жалеть потом об этом всю оставшуюся жизнь.
Но он так умоляюще смотрел на нее, что ей стало его жалко, и она сказала:
– Все может быть, Олежек. Мы посмотрим, жизнь сама покажет, ты же знаешь.
– Да, уж, – вздохнул он. – Жизнь покажет, и жизнь рассудит.
– Вот увидишь, – очень серьезно продолжила она. – Так всегда бывает. Жизнь сама все ставит на свои места. Так что доверимся судьбе.
– Ну, хорошо, – уныло сказал он. – Доверимся.
– И потом, мы ведь пока не расстаемся, – напомнила она ему. – У нас ведь еще есть время.
– Да, – обрадовался он. – Дней десять, думаю, у нас еще есть. Но, Лера, ты должна пообещать мне, что мы будем видеться каждый день.
– Обещаю, – твердо сказала она, глядя в его встревоженные глаза.
– Ну, вот, ты пообещала, – торжественно сказал он. – А за десять дней все может измениться.
– Да, может, – с нежностью подтвердила она, зная. ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТСЯ. Но ей было так легко сделать его счастливым, оставив хоть какую-то надежду.
И он действительно счастливо улыбнулся и, прижав к себе, стал гладить по голове как маленькую девочку. И потом они уже не говорили ни о чем серьезном. Просто болтали о том, что будут делать эти десять дней. Их десять дней, только их. А потом их рассудит жизнь.
И жизнь действительно рассудила. Только тогда они не знали о том, что никаких ни десяти, ни пяти, и даже больше ни одного дня в их жизни не будет. Назавтра позвонит мама Олега, и, плача расскажет ему, что состояние отца быстро ухудшается. От удара у него в голове стала собираться вода. Он стал терять память, перестал узнавать окружающих. Ему нужно срочно делать операцию, отводить воду специальной трубкой из головы в желудок. Такие операции в их городе не делали. Зато их делали в Израиле. Мать умоляла Олега как можно скорее выехать туда и как-то организовать, чтобы отца прямо из аэропорта, когда они приедут, отвезли в больницу. Она тоже срочно подала документы в ОВИР. Ее бывший одноклассник, сотрудник ОВИРа обещал помочь сделать разрешение на выезд за неделю. Они полетят из Одессы, племянники проводят их. Она оставляет им доверенность, и квартиру они потом продадут. И, вообще, черт с ней, с квартирой. Главное, спасти отца.
Закончив говорить с матерью, Олег сломя голову бросится в фирму, где ему делали разрешение на выезд и визу. За дополнительную плату ему согласятся подготовить документы немедленно и даже помогут достать билет на ближайший самолет. Он улетит в Израиль через день, и они с Лерой больше никогда не увидятся.
***
Альбина сидела в кухне, и, подперев голову, смотрела в окно. Последнее время она проводила так большую часть времени. При детях и муже держалась, на работе тоже кое-как удавалось забыться, но только стоило ей остаться одной, как она с головой погружалась в свое горе. Настроение у нее постоянно менялось, причем в очень широком диапазоне: от внезапной надежды, что все обойдется каким-то чудом до безграничного отчаяния и дикого желания покончить с собой и со всеми своими мучениями. Более того, она постепенно приходила к выводу, что это ее единственный выход. Разве она может позволить себе пройти через суд, через весь позор разоблачения. Нет, конечно. А если она умрет, дело прекратят. И так она и сделает. Хорошо, что она не выбросила пистолет. Застрелиться она сумеет. Но только тогда, когда уже точно будет знать, что ей нечего терять. И еще. Она хотела поговорить с этим следователем, который приходил к ним. Она должна убедиться, что дело прекратят с ее смертью. Она одна виновата во всем. Да, она совершила убийство. За это она умрет, а все остальное никого не касается. Это дело семейное, и никакого отношения к правосудию не имеет.
Когда ночью раздался звонок, и свекор попросил их приехать, так как Виктории Сергеевне очень плохо, она вначале обрадовалась. Ну, вот, свекровь умрет и на одного обвинителя будет меньше. Но потом, увидев страдающее и испуганное лицо той, кто во многом заменила ей мать, устыдилась.
Боже мой, какая же я бессовестная, подумала она. Сколько Виктория Сергеевна сделала для меня. Сколько помогала мне, глупой девчонке советами, как многому она меня научила. И когда у нас не ладилось с Сашей, сколько раз она разговаривала с нами и вместе, и отдельно. И деньгами сколько помогала, и детей брала к себе. А моя родная мать всегда была далеко, вдруг рассердилась она на свою маму, и всегда только охала и ахала и могла только плакать и предрекать, что все плохо кончится. И, в общем-то, она оказалась права, с горечью заключила Альбина.
Она с таким рвением взялась ухаживать за больной свекровью, что и муж, и свекор были очень тронуты. Конечно, Викторию Сергеевну положили в хорошую платную клинику, но ей было гораздо спокойнее, когда возле нее сидел кто-нибудь родной, а не приветливые и улыбающиеся, но такие равнодушные нянечки и сиделки.
Альбина взяла отпуск на работе и проводила около кровати свекрови дни и ночи, приезжая домой только выкупаться и переодеться. Муж и свекор наперебой пытались уговорить ее отдохнуть, предлагали заменить ее, но упорно отказывалась и снова уезжала в больницу. Они ведь не понимали, что так ей было легче. Там ей не нужно было следить за своим лицом, не нужно было притворяться, что ее интересуют маленькие семейные проблемы или ее собственная внешность. В больнице она могла сидеть часами около неподвижной Виктории Сергеевны и молча предаваться отчаянию. Там никого не удивляло ее скорбное выражение лица. Введенные в заблуждение ее муж и свекор даже пытались утешать ее, думая, что она так переживает за свекровь.
Ну, да, утешайте, утешайте меня, с непонятным ей самой злорадством думала она, слушая их уверения, что все будет хорошо. Вы же не знаете, какую я пакость вам сделала. Ну, ничего, может, и узнаете.
И тут же сама спохватывалась, что они не должны узнать ни в коем случае. Даже после ее, Альбининой, смерти. Это главное, о чем она поговорит со следователем и попросит его. Предсмертные желания нужно выполнять, иначе она будет приходить к нему после смерти и не даст ему покоя.
Часами сидя в тихой палате и глядя на монитор с бегающими кривыми линиями в изголовье больной, она вспоминала всю свою семейную жизнь.
Вот однажды они задержались после занятий в аудитории, списывая с доски длинное задание, и Саша, встречавший ее с маленьким Сашенькой на руках зашли прямо туда. Как завистливо перешептывались девчонки, глядя на ее высокого красивого мужа и хорошенького кудрявого малыша у него на руках. Одна из девочек, освободившаяся раньше, взяла его на руки и, поднеся к доске, дала ему в руки мел. Первый раз в жизни узрев такое чудо, Сашенька запрыгал от радости и стал пытаться рисовать на доске, каждый раз издавая оглушительный вопль, когда ему удавалось изобразить какую-то загогулину. Его восторженные вопли привлекли внимание тех, кто был в коридоре, и они стали заглядывать в аудиторию, где все смеялись при виде Сашкиной радости.
Почувствовав себя в центре внимания, ребенок еще больше разошелся и стал тоже громко смеяться, еще сильнее запрыгав на руках державшей его девушки.
– Господи, он у вас всегда такой прыткий? – с трудом удерживая его на руках, смеясь, спросила она у Саши.
– Видите ли, – ответил ей как всегда галантный Альбинин муж, – когда он видит возле себя красивую девушку, он от радости сходит с ума.
– Совсем как папа, – не выдержав, подколола мужа Альбина, хотя это была неправда. Саша всегда был не против улыбнуться и подмигнуть хорошенькой девушке или даже сказать ей комплимент, но больше ничего он себе не позволял. А, может, и позволял. Альбина не знала этого, да и не хотела знать. Меньше знаешь, лучше спишь. Так учила ее Виктория Сергеевна, и Альбина слепо следовала советам своей наставницы. Может, потому она и сохранила свою семью.
Первые годы после свадьбы Альбина оставалась очень застенчивой. Хотя она и была всегда хорошенькой, все равно никогда не могла стать в компании центром внимания. Когда Саша приводил ее к своим друзьям, она обычно сидела молча и ждала, когда к ней обратятся. Для нее было почти немыслимо первой заговорить с кем-нибудь. Тем более что она была провинциалка и ни на минуту не могла забыть об этом. Все женщины в компаниях казались ей такими красивыми и так хорошо одетыми, что это подавляло ее. Потом, приглядевшись, она убеждалась, что это не так и даже совсем не так, но это мало помогало. Только с годами она приобрела уверенность в себе. А в начале их семейной жизни, ее закомплексованность просто убивала ее. Она всегда пугалась, если кто-нибудь к ней внезапно обращался, терялась и не могла ответить сразу даже на самый простой вопрос. А если и отвечала, то каким-нибудь дурацким хриплым голосом, и ей казалось, что все с недоумением смотрят на нее.
К тому же ей очень не везло. Если ей и приходила в голову какая-нибудь интересная или остроумная мысль или история, она долго маялась, выбирая подходящий момент, чтобы начать. И всегда, стоило ей, наконец-то, заговорить, в этот же момент или кто-нибудь звонил в дверь, или начиналась громкая музыка, или по телевизору сообщали что-то важное, и ее переставали слушать, и она опять оказывалась в глупом положении. Обладая трезвым умом и изрядным чувством юмора, она в душе сама смеялась над собой и недоумевала, почему у нее всегда так получается. Каждый раз она давала себе слово, что сегодня вечером она будет вести себя совсем по-другому; будет говорить громко и уверенно, кокетничать со всеми подряд и вообще очарует всех. Но пока она как всегда мешкала и тянула время, вперед выходила какая-нибудь девица и, глядя на мужчин широко распахнутыми невинными глазками, заявляла сладким голоском:
– Здравствуйте, меня зовут Аллочка.
После этого она опускала глазки долу, складывала губки бантиком и, склонив головку к плечу, ждала, когда мужчины начнут сбегаться к ней.
И они действительно бежали к ней, хотя ничего особенного в ней не было, а хорошенькая Альбина оставалась сидеть в углу, ругая себя последними словами.
Она видела, что Саша не то, чтобы сердится на нее, но все-таки очень недоволен, и хотя он ей ничего не говорил, она чувствовала, что он разочаровывается в ней.
Ее умная и проницательная свекровь тоже понимала это. Но, решив раз и навсегда сохранить Альбину в качестве невестки, она твердой рукой начала направлять ее и руководить ее преобразованием. Она познакомила ее со своими мастерами в парикмахерских и косметических салонах, помогала ей доставать хорошие вещи у спекулянтов и из-под полы в магазинах, а самое главное – убеждала ее, что она красавица и умница и единственное, чего ей не хватает, это уверенность в себе.
Но это и есть самое главное, так как окружающие воспринимают нас не такими, какими мы есть в действительности, а такими, какими мы сами себя представляем, внушала она Альбине.
И постепенно Альбина выровнялась, забыла о том, что она некоренная москвичка, перестала смотреть на всех снизу вверх, а, наоборот, стала посматривать на окружающих снисходительно или держалась на равных.
И Саша успокоился, зауважал свою жену и даже стал восхищаться ею. И все было хорошо благодаря Виктории Сергеевне, пока Саша не встретил свою старую любовь – Таню.
Это случилось, когда у них уже было двое детей. Альбина расслабилась, решила, что Саша уже никуда не денется, позволила своей фигуре немного расплыться, и вообще слегка опустилась.
На одной из вечеринок они встретили Таню. Она приехала на похороны отца из Парижа, где проживала с очередным мужем-дипломатом, Она ничуть не изменилась. Все такая же изящная фигурка, тонкие восточные черты лица, кожа цвета слоновой кости и блестящие черные волосы. Все тот же тихий нежный голос, загадочной женщины востока. Она казалась прелестной хрупкой статуэткой среди высоких полногрудых блондинок и шатенок, и все Сашины чувства вспыхнули вновь. Альбина, которая ничего не знала об их прошлом романе, ничего не заметила, и искренне восхищалась ею. Но вскоре Саша стал поздно приходить домой, сделался рассеянным и нетерпеливым. Альбина стала подозревать, что здесь замешана другая женщина, но, конечно, Татьяна ей и в голову не пришла.
Однажды, разговаривая с Викторией Сергеевной, она расплакалась, и та начала ее расспрашивать. Когда Альбина, отвечая на ее вопрос, кого они встречали в последнее время, вскользь упомянула о Татьяне, ей все стало ясно, и она, ничего не сказав Альбине, начала принимать свои меры.