Вкус водки был Матти Хеллу, конечно же, знаком и до этого, но в семье Матти не пили. А если и случалось, то одной рюмки всегда было достаточно, чтобы остальные убедились, что ты настоящий мужчина. Отец Матти был потомственным военным. Бился на смерть в финскую войну с "Ворошиловскими стрелками" и ушёл в отставку сразу после поражения финнов, которое принял, как своё личное поражение. Однажды Матти "хлестанулся", что их семья связана родственными связями с семьёй самого Маннергейма, но был при этом сильно "вдетым". Поэтому вряд ли его слова заслуживали доверия. На работу в консулат в Ленинграде он попал по знакомству. По маминому знакомству. Мама понимала, что её медлительный и нерасторопный сын у себя на родине был способен только на карьеру почтового клерка. Она же мечтала о большем. Вот так сорокалетний финский увалень попал в Ленинград, где его работой было консульское обслуживание иностранных, не русских, конечно, а именно иностранных клиентов. Он хорошо владел английским, немецким и шведским языками. Теперь к ним добавился русский, но пока ещё не совсем хороший. Мама Матти была женщиной состоятельной и хотела внуков. При условии их появления, она пообещала сыну отсыпать немного деньжат. Матти хотел маминых денег, но не хотел детей. Лариска представлялась ему состоятельной, очень красивой женщиной, способной родить на радость его маме. Так вот, про банкет…
Был банкет, который по русской традиции, превратился в пьянку, как только закончилась полуофициальная часть. Выпив свою дозволенную рюмку водки и с отвращением поморщившись, Матти от второй решительно отказался. Но тут ему объяснили, что у русских такое поведение называется неуважением к остальным, и выпить поэтому надо! Выпил вторую, чего никогда в жизни до этого не делал, и тут же понял, что сможет осилить и третью! Последующие прошли незаметно и с возрастающим удовольствием. За один вечер Матти стал пьяницей, а уже через месяц врач в вытрезвителе для иностранцев, куда он попал по ошибке по его собственным словам, определил у него восемь признаков алкоголизма. Одним из признаков была попытка Матти изъясняться по-японски, которого он не знал в совершенстве!
Приехавшая посмотреть на невесту, мама Матти откровенно расстроилась. Вариантов, что эта женщина родит ей внуков, она в ней не увидела с первого взгляда, после чего внимательно посмотрела на сына:
– Матти, ты вообще догадываешься, сколько ей лет?.. – спросила она сына по немецки, предполагая, что Лариска знает финский язык, а немецкого, наоборот, не знает. На самом деле немецкий Лариска знала прекрасно ещё со школы и даже одно время работала переводчиком немецкого языка на центральном переговорном узле связи. Демон в ней притворился, что тоже не знает немецкого языка, но уши насторожил. Сама же Лариска сделала вид, что ничего не понимает… Тем временем мама продолжала:
– Ты уверен, что она тебя любит? Ты, наверное, нагородил ей, что отец у тебя из Маннергеймов. Что у тебя замок в Турку. Не позорься и никогда не произноси имя Маннергейм! Я тебе запрещаю!
Мама покрылась красными пятнами, резко контрастирующими с её болезненно белой кожей. Она вдруг представила своего балбеса в объятиях сорокаслишнимлетней крашеной красотки, развалившейся на диване и положившей руку на его колено.
– Ты ей скажи, насколько ты богат и ты увидишь, как быстро она изменит к тебе своё отношение. Ты её уже завтра устанешь искать. Не смотри на меня так. Ты скажи!.. Если ты хочешь услышать моё мнение, пожалуйста: Ты не должен связывать свою жизнь с ней. Это всё!
С этими словами мама встала с кресла работы бельгийских резчиков по дереву начала девятнадцатого века и едва попрощавшись с Лариской, пошла к двери:
– Жду тебя в гостинице…
Последнюю фразу она сказала по-фински, которого Лариска не понимала! Демон, сам на себя удивившийся за сегодняшний день уже в который раз, наконец, позволил себе расслабиться:
– Похоже, что твоя мамаша сама не знает, какую женщину для тебя выбрать. Я ей явно не понравилась. Я права?
Матти опустил глаза, заёрзал в углу дивана и что-то промямлил, ужасно коверкая русские слова. Сказанное им в правильном изложении звучало приблизительно так: "Ну что ты, Лялечка. Ты маме очень понравилась. Просто она у меня немного странная и принципиальная. Ей до сих пор хочется, чтобы я женился на женщине до тридцати, и чтобы она была девственницей. Интересно, как она должна выглядеть – эта женщина, если она в тридцать лет ещё девственница? Маме хочется, чтобы мне досталось то, что никому не надо! Странно. Она вышла за отца в семнадцать, но об этом давно забыла. Я ей напомню. Давай выпьем чего-нибудь, а то я разнервничался. Где у нас водка?".
"Если бы не встреча Матти с мамой в гостинице, то можно было бы и выпить, конечно, но мама… – подумала Лариска. – Она, наверное, не представляет себе, как её любимый и единственный сынуля может напиться всего за пять минут! А если увидит, то подумает, что это я его спаиваю, чтобы завладеть им и его финскими замками в городе Турку… Нет! – Пить я ему не дам!..".
– Ты что – Лариска! – сказал её демон, соскучившийся по ситуациям. – Давай повеселимся! Давай его напоим и к маме отправим. Она же тебе не понравилась. Ты узнаешь потом про себя много интересного. Ну давай!
– А давай! Чего ради я должна заботиться о его мамочке с лицом похожим на мухомор. Надо же, пятнами красными пошла, как меня увидела! Всё равно она меня уже невзлюбила, а мне от её любви не жарко и не холодно. – Пей Матти, вот твоя рюмка! – с этими словами Лариска протянула своему жениху полную рюмку "Дипломата" и позвонила в такси.
На самом деле, мама Матти была бы права, заподозри она Лариску в спаивании своего первенца. Находясь рядом с ним, та не давала ему протрезветь. Потому что боялась, что, взглянув на неё трезвым взглядом, он сразу же поймёт, что ей не тридцать пять и даже не сорок, а целые сорок пять лет. Хотя по паспорту ей было и того больше. Поздно вечером вместо Матти ночное такси доставило в квартру дома на Дворцовой "дрова" приблизительно того же качества, что и привезённые ею в эту же квартиру ровно год назад. Начав пить, остановиться Матти мог только, если пить ему запрещала Лариска. А она сегодня была великодушна. Про реакцию мамы на появление в гостинице её сыночка в не совсем трезвом виде Лариска узнала только назавтра. Оказалось, что мама расстроилась и пообещала лишить Матти наследства, если он не оставит эту "невозможную пожилую матрёшку". Демон в Лариске ущипнул её изнутри:
"Видишь, я тебе говорил, что ты про себя узнаешь что-нибудь новенькое…".
Дойдя в рассказе о вчерашнем разговоре до этого места Матти, находясь в состоянии тяжёлой утренней невесомости с головой, перевешивающей остальное тело, заметил:
"Это не её деньги, а папины. А папа меня любил и денег мне наверняка оставил. Просто она их прячет и мне не даёт, пока я не женился. Лялечка, давай поскорее поженимся. Я нашему семейному адвокату скажу, чтобы он с мамой поговорил… Дай мне рюмо…".
На этом монолог Матти закончился, потому что сегодня был четверг – приёмный день в консулате, где работал Матти. А на работу Лариска его всегда отправляла в трезвом виде, в накрахмаленной рубашке и в отпаренных брюках. Рюмка переносилась на вечер после работы. А сейчас – чай! Лариска, не вставая с дивана и не поворачивая лица к избраннику – пока не накрасилась, нельзя! – протянула руку к модному столику на колесиках. Нажала на кнопочку финского электрического чайника, подаренного ей Матти две недели назад. Потом, всё в том же положении лица по отношению к жениху, поднялась с дивана и выскочила в коридор.
14
Её племянник Володя в промежутках между учёбой в школе и тренировками в секции спортивной гимнастики научился играть на гитаре. Видя как отец тоскует по морю, он разучил несколько песен на морскую тему и по вечерам развлекал того своим пением:
"Если придётся когда-нибудь мне в океане тонуть,
Я на твою фотографию…" – и так далее…
Выражение лица морского волка Николая принимало романтическо-мечтательное выражение. Марина присаживалась рядом и вместе они аплодировали своему сыну. Тот с достоинством принимал аплодисменты, исполнял ещё что-нибудь и удалялся в свою комнату, где тут же включал магнитофон "Днипро", привезённый с Камчатки. Не трудно догадаться, что слушал он Битлз или Роллингов.
Николай, вдохновлённый морской романтикой с трагической развязкой, прозвучавшей в песне, спетой сыном, нежно обнял жену, сидящую рядом на диване и предался воспоминаниям:
– Ты помнишь, Маришечка, как я вернулся с Чукотки и мы пошли в сопки к Камчатскому камню с Ларичевыми и Кулешовым? Ты помнишь, какой оттуда был прекрасный вид на залив?.. – помолодевшие от приятных воспоминаний глаза капитана первого ранга в запасе, а ныне речного диспетчера, увлажнились. Он продолжил: – Мы тогда ещё хотели назавтра в Паратуньку поехать, в горячем гейзерном бассейне покупаться. Помнишь?..
Марина тяжело вздохнула то ли от нехватки воздуха по причине астмы, то ли от взаимных с мужем переживаний:
– Помню я всё, Колюша, помню. Вижу я, тоскуешь ты по морю. Но мне без тебя одной с астмой пока не справиться. Вот если бы ты нашёл себе корабль, который будет уходить не больше, чем на три дня, а три дня я без тебя продержусь, тогда иди – плавай!
Коля принял последние слова жены, как руководство к действию.
"Есть, найти корабль, товарищ командир моей жизни, – сказал он про себя. – Завтра же и начну!".
Душа морского волка развернулась в предчувствии нового поворота судьбы. Теперь оставалось найти корабль.
На следующий день он поехал на телефонную станцию и купил толстый справочник, содержащий телефоны всех городских организаций, за исключением секретных. Разложив справочник перед собой на журнальном столике, он открыл его на странице, помеченной буквой "М". Буква "М", означающая море, не принесла результата. Буква "П", подразумевающая порт тоже оказалась "пустой". После двух дней беспрерывных переговоров с отделами кадров почти восьмидесяти организаций, имеющих отношение к плавучим средствам, ему под карандаш попалась контора под названием "Волготанкер". Предварительный разговор с начальником отдела кадров посеял зёрнышко надежды в душу моряка.
"Приезжайте завтра до десяти, – сухо ответила в трубку секретарша. – Начальник будет на месте. Я договорюсь, чтобы он Вас принял. Захватите диплом мореходки или что там у Вас? Не забудьте трудовую книжку и паспорт. До свидания…".
В девять часов утра Николай уже сидел в скромной приёмной начальника управления "Волготанкер". Точнее, его ленинградского филиала. Головная контора находилась в городе Куйбышеве. Через пять минут начальник закончил селекторное совещание и попросил секретаршу пригласить посетителя к нему в кабинет. А ещё через пять минут он поднял трубку местной связи вновь и коротко распорядился насчёт горячего чаю. Диплом капитана дальнего плавания – это было то, о чём он даже не мечтал. Обычно, все эти дипломированные капитаны рвались в кругосветные плавания или, как минимум, в Аргентину, потому что Аргентина – это… В общем, Аргентина – это Аргентина! Этот же хотел наоборот. Вышел в море утром, вечером домой. А это именно то, что нам и нужно.
В городе Куйбышеве располагалась флотилия небольших корабликов, способных перевозить нефть по реке. По аналогии с океанскими нефтеналивными "монстрами" их тоже называли танкерами. Там же, в Куйбышеве, кораблики до краёв заполнялись "жидким золотом" и вверх по Волге и каналам добирались до Ленинграда. На этом заканчивались полномочия речного капитана и его помощников. Дальше кораблём должен будет управлять капитан-мореход! И помогать ему должны будут тоже профессиональные мореходы. Прямо от причала на Васильевском острове маленький танкер поплывёт в один из финских портовых городов под командованием нового "подсадного" капитана. В это время речники будут отдыхать. А потом быстро назад… Эта работа идеально подходила Николаю, а он идеально подходил конторе "Волготанкер". В этот же день по всем вопросам был достигнут консенсус, а ещё через неделю Николай Михайлович Сафронов впервые в жизни отправился за границу, в Финляндию… Его походка снова изменилась, взгляд обрёл зоркость и решительность, а потерянные вместе с чувством собственного достоинства сантиметры в росте, вернулись назад. Семья облегчённо вздохнула.
15
Последняя работа Анне Михайловне очень нравилась. Она соответствовала её романтической натуре, образованию и социальному положению. Работа на Балтийском заводе осталась в прошлом. Она старалась не вспоминать завод.
"Я столько лет ему отдала, а меня уволили, как последнюю пьянчужку… И за что? Подумаешь, документы перепутала. Не туда послала… не то послала… Раскудахтались… Кто не ошибается? Хотя, конечно, смешно получилось. Вместо квартального отчёта в Министерство Веркино заявление про отпуск отправила… И вовсе не каждый день я на работе пьяная была. Это Надька из кадров напраслину на меня возвела тогда из-за начальника её лысого. Я лысых-то никогда не любила. И не я виновата, что он себе что-то вообразил. Был бы старый директор, он бы меня не выгнал, а этот – индюк! – всё ему не так. Ну и ладно. Зато теперь… Красота. Я отсюда до глубокой старости не уволюсь".
Распрощавшись с заводом, слава богу, не по статье, а по собственному желанию, хоть за это спасибо! Анна Михайловна с некоторых пор работала смотрителем в музее. В Юсуповском Дворце. Она должна была приходить на работу к девяти утра и до пяти вечера присутствовать в одном из залов дворца, непрерывно сообщая посетителям, что экспонаты руками трогать нельзя. Охраняя экспонаты от рук непослушных любителей старины, особенно детей, она сама неожиданно для себя стала почитателем этой старины. Она стала читать книги по истории дома Романовых. О ближайшем окружении царей и дочиталась до того, что стала представлять себя придворной дамой при дворе последнего Романова. Оттого и поведение её в скорости изменилось. Конечно, не по трезвому и не во время несения службы в зале дворца она появлялась при дворе Николая Второго. Она там появлялась только тогда, когда по жилам растекался живительным теплом счастливый напиток – водочка! Сначала это происходило дома после работы, но однажды Анна Михайловна решила поправить здоровье во время посещения дворца группой экскурсантов из другого города. Каково же было их удивление, когда пожилая, явно под "мухой", тётка появилась из соседнего зала со словами:
"Господа, проходите… Позвольте представиться – княгиня Гагарина! Её высочество сегодня не в духе, поэтому будьте любезны, не трогайте экспонаты руками. Смотреть на них тоже не рекомендуется, потому что экспонаты от этого портятся… Её высочество приглашает вас отужинать с нею сегодня вечером. Стоимость ужина один рубль. Вам будет предложена осетрина с хреном, винегрет, десерт и компот из ананасов. Не садитесь на экспонат!.. Спиртное разрешено распивать только в специально отведённых местах… Мальчик, не трогай канделябры!".
Анну Михайловну уволили сразу и уже не по собственному желанию, а по статье. Так что во дворце она больше не "выступала". Следующей её работой была должность дежурной на станции метро "Канал Грибоедова", где, стоя в маленькой будочке у подножия эскалатора, она вещала в микрофон:
– "Граждане, не бегите по эскалатору… Держитесь за поручни… Товарищ, к Вам это тоже относится…".
Наученная предшествующим опытом в Юсуповском Дворце, Анна даже и думать не смела, чтобы "принять на грудь" во время работы. Она запретила себе иметь при себе деньги в размере больше одного рубля, чтобы случайно не купить бутылочку. Беда появилась со стороны, с которой её не ждали. Было позднее утро, и поток спешащих на работу спал. Объявив от скуки про то, что бегать по эскалатору не надо, Анна Михайловна вдруг обратила внимание на зелёный кусочек бумаги, застрявший между зубчиками ступеньки эскалатора и быстро приближающийся к ней сверху. Она выскочила из своей будочки и в последний момент успела схватить бумажку. Ступенька эскалатора исчезла в подземельях метрополитена имени В. И. Ленина, а бумажка в её руке оказалась трёшкой! Это был знак свыше и пренебречь им означало пойти наперекор судьбе. Она к этому не была готова, и пошла не наперекор, а в гастроном. В обеденный перерыв. Купила "маленькую" и быстро вернулась в свою будочку. Промучавшись в сомнениях приблизительно час, она их преодолела и немедленно выпила. К четырём часам народ вторично в этот день заполнил собой все три эскалатора. Анна Михайловна вместо того, чтобы напоминать людям по громкой связи о необходимости держаться за поручни и ни в коем случае не бегать по эскалатору, углубилась в рассуждения о месте евреев в советском обществе. В частности, о их роли в жизни её коммунальной квартиры у Аларчина моста. В этот вечер она закончила работу раньше обычного…
Если с работой ей просто не везло, то о личной жизни Анны Михайловны говорить вообще не приходилось. Её у Анны Михайловны не было. Личную жизнь ей заменяли частые визиты в квартиру брата, чтобы на время его отсутствия в странствиях по Финскому заливу помогать Марине по хозяйству и с Игорем, младшим сыном Николая. Это сглаживало её одиночество и делало жизнь осмысленной и полезной. Марина болела. Астма не давала дышать. Володя учился в институте и времени на погулять с братишкой у него не было. И в магазин тоже не было. В эти несколько дней без Коли хозяйкой в квартире становилась она – Анна. Игорь был мальчиком непослушным и совершенно неуправляемым. Даже отец с ним не мог справиться. Уроки он не делал. Школу прогуливал, предпочитая урокам катание на плоту по Чёрной речке с лучшим другом Гришей. Как ни странно, но со своей тёткой Игорь ладил. Как они договаривались и чем она его покупала? – этого никто никогда не узнает. Но у них получалось… Зелёный змий жалел Анну. В дни её занятости с Игорем и по хозяйству, пока Марина боролась с очередным приступом, он её не трогал. Когда случалось, что перемирие между ними нарушалось, и Анна бралась за стакан, происходили всякого рода казусы. Однажды, когда Марину прихватил очередной приступ и она не смогла встать с кровати в течение дня, пришло время приготовить, а точнее, подогреть еду. К этому времени Анна немного "приняла" для создания в себе хорошего настроения, но от Марины это ускользнуло. Слабым голосом она попробовала привлечь внимание золовки:
– Анна, подогрей суп, пожалуйста. Кастрюля стоит в холодильнике. И рыбу поджарь по кусочку себе и Игорю. Я позже поем…
Находясь в спальне, Марина не видела манипуляций Анны на кухне, но вдруг услышала характерный звук треснувшей тарелки. Вслед за этим она почувствовала запах газа вперемешку с запахом подгоревших овощей. Это заставило её подняться с кровати и выйти на кухню. Там в полном недоумении и с ложкой в руках стояла, согнувшись над плитой с осколками тарелки, несчастная Анна Михайловна. Оказалось, что на просьбу Марины подогреть суп, она не придумала ничего лучше, чем налить суп в тарелку. А тарелку поставить на открытый огонь газовой плиты. Убрав за золовкой и подогрев суп по правильному в кастрюльке, Марина, утомлённая, вернулась в постель. Связываться с Анной в таком состоянии не имело смысла. Опыт показывал, что лучше промолчать. Но есть хотелось, и Марина ещё раз попросила о помощи:
– Анна, поджарь рыбу. Я же тебя просила…
– Сейчас поджарю, я помню… – сказала золовка. Из кухни просочились звуки суеты от приготовления следующего блюда.