Алиде медленно приблизилась к очагу. Девушка не двигалась. Поднятые в испуге глаза моргнули. Алиде набрала полную кастрюлю воды, взяла девушку за руку, усадила, поставив перед ней на стол стакан горячей воды, и вернулась к очагу.
Зара обернулась и стала наблюдать за ее хлопотами.
- Пускай они горят, - сказала Алиде.
Брови девушки больше не двигались, она сдирала лак с ногтей, сосредоточиваясь по очереди на каждом. Успокоилась ли она? Алиде принесла из кладовки тазик (миску), чтобы положить томаты, поставила его на стол, посмотрела на заряженные мышеловки, стоявшие возле горки тыкв, пролистала свою тетрадь с рецептами и проверила изготовленные вчера банки с разными салатами, которые поставила остывать на буфет.
- Скоро надо консервировать томаты. И вчерашнюю малину. Что там у нас нового?
Девушка схватила газету и стала громко шуршать ею по клеенчатой скатерти. Стакан с чаем опрокинулся на газету. Зара испуганно отодвинулась подальше от стола, вытаращив глаза, и, глядя поочередно то на стакан, то на Алиде, принялась, нервно и путаясь в словах, просить извинения за свою неловкость. Пытаясь навести порядок, она нашла тряпку, вытерла стакан, пол и ножки стола и начала промокать вытертый ковер.
- Не беда.
Но Зара никак не могла успокоиться, и Алиде снова стала ее утешать, объясняя, что ничего страшного не произошло, не нужно волноваться из-за стакана чая, оставь, только принеси из задней комнатки ванну, скоро уже вода будет горячей. Девушка быстро выполнила указание, все еще с виноватым видом принесла на кухню гремящую оцинкованную ванну и начала метаться между очагом и ванной, наливая сперва горячую, а потом холодную воду. Все это она совершала, изящно и проворно двигаясь, с опущенным взором и пылающими щеками.
Алиде стало жаль ее. Она следила за хлопотами девушки. На редкость хорошо воспитана. Такое хорошее воспитание достигается с помощью плетки. Алиде снова пожалела ее и, подавая льняное полотенце, украшенное изображениями города Лихула, она задержала руку девушки в своей. Та снова вздрогнула, сжала пальцы, попыталась отнять руку, но Алиде не отпускала. Ей захотелось погладить девушку по голове, но та выглядела слишком робкой, и Алиде лишь повторила, что ничего страшного не случится. Что она сейчас спокойно примет ванну, потом наденет на себя все сухое и что-нибудь выпьет. Может, стакан холодной и очень сладкой воды. Не приготовить ли его уже сейчас?
Пальцы девушки разжались. Испуг стал ослабевать, тело успокаиваться. Алиде потихоньку выпустила ее руку из своей и размешала сахар в стакане с водой. Девушка начала пить, стакан дрожал в ее руках, взвихривая крупинки сахара.
Алиде предложила ей залезть в ванну, но Зара не шелохнулась пока та не сказала, что выйдет и подождет в передней. Она оставила дверь открытой и слышала плеск воды, который сопровождали легкие детские вздохи. Девушка не умела читать по-эстонски. Говорить - говорила, но читать не умела. Поэтому она нервно просматривала газету и опрокинула стакан с чаем, может, даже нарочно, чтобы не выяснилось, что она неграмотная. Алиде посмотрела в проем двери. Зара лежала в ванне, ее тело было в ушибах и синяках. С виска спускался пучок волос, напоминая настороженное ухо.
1991, Владивосток
ЗАРА ВОСХИЩАЕТСЯ БЛЕСТЯЩИМИ ЧУЛКАМИ И ПРОБУЕТ ДЖИН
Как-то Оксанка приехала к Заре на черной "Волге". Зара стояла на ступенях крыльца, когда та остановила машину перед их домом. Дверца "Волги" открылась, и на землю ступила нога, затянутая в блестящий чулок. Вначале Зара испугалась при виде черной "Волги" перед домом, но страх испарился, когда ноги Оксанки заблестели на солнце. Бабушки, сидевшие на завалинке, сразу притихли и уставились на блестящую машину и сияющую ногу. Зара никогда не видела ничего подобного, чулок сливался по цвету с ногой и не походил на чулок, может, даже его и не было вовсе. Казалось, что на ноге - нимб света, такой, как свет над Матерью Божьей. Голень кончалась тонкой лодыжкой и туфелькой на каблуке, но какой туфелькой! Зара в старых книгах по истории искусств видела на мадам де Помпадур туфли на таких же каблуках, хотя появившийся из машины конусообразный каблук был выше и еще красивее. Когда туфелька приблизилась к пыльной земле и каблук коснулся камня, стук его донесся до ступеней, на которых стояла Зара. Потом из машины появилась и остальная часть женщины - вся Оксанка. Из передней двери вышли двое мужчин в черных кожаных куртках, на их шеях болтались толстые золотые цепи. Они молча стояли возле машины и смотрели на Оксанку. И было на что посмотреть - Оксанка славилась красотой.
Зара давно уже не видела свою подругу, с тех самых пор, как та уехала в Москву учиться. Оттуда от Оксанки пришли несколько открыток и затем письмо, в котором она сообщала, что едет на работу в Германию. После этого от нее уже ничего не было вплоть до самой этой минуты. Перемена оказалась разительной. Губы Оксанки блестели, как глянцевая бумага западных журналов. Ее украшала лисья горжетка цвета кофе с молоком, видимо из крашенной лисицы, хотя, как знать, может, где-то и водились подобные звери. Оксанка направилась к двери, увидев Зару, она остановилась и замахала руками. Точнее, она рассекала воздух своими длинными красными ногтями. Ее пальцы были слегка согнуты, словно готовые царапать.
Бабушки повернулись и с недоумением воззрились на Зару. Одна потуже затянула платок, другая поставила палку перед собой, третья ухватилась за палку сразу обеими руками. Клаксон черной "Волги" прогудел. Оксанка приближалась к Заре. Улыбаясь, она поднялась по ступеням, солнце играло на ее ослепительно белых зубах, она протянула руку с длинными ногтями для объятий. Горжетка коснулась щеки Зары. Стеклянные глаза посмотрели на нее, и она посмотрела в ответ. Взгляд подруги напомнил ей кого-то. Напрягши память, она поняла, что когда-то у бабушки был такой же взгляд.
- Я так скучала по тебе, - шепнула Оксанка. Липкий блеск на губах, казалось, мешал открывать рот, будто ей каждый раз нужно было расклеивать губы. Ветер прилеплял волосы Оксанки к губам, она откинула их, но локон задел щеку, и на ней осталась красная полоса. Такие же были у нее на шее. Они напоминали следы от ударов плетки. Или следы расчесов. Когда Оксанка пожала руку Зары, та почувствовала легкие уколы острых ноготков на своей коже.
- Тебе нужно пойти в парикмахерскую, дорогуша, - засмеялась Оксанка, взбивая волосы подружки. - Новый цвет и прикольная прическа.
Зара ничего не ответила.
- Ах, да, я вспомнила, какие здесь парикмахерские. Может, и лучше, что ты не даешь им прикоснуться к твоим волосам, - снова засмеялась Оксанка. - Пойдем, чаю попьем.
Зара повела Оксанку в квартиру. Кухня коммуналки затихла, когда они проходили мимо. Пол скрипел - женщины сгрудились у двери, чтобы посмотреть им вслед. Стоптанные тапочки Зары шуршали по шелухе семечек, глаза женщин буравили спину. Зара провела Оксанку в их комнату и закрыла за собой дверь. Оксанка в сумраке комнаты светилась, как комета. Серьги в ее ушах горели, как кошачьи глаза в темноте. Зара опустила рукава халата, чтобы прикрыть свои покрасневшие от мытья посуды руки.
Бабушка не шевельнулась. Она сидела на обычном месте, глядя в окно.
Ее голова казалась темной на фоне проникающего в комнату света. Бабушка давно уже не двигалась, дни и ночи напролет она сидела на стуле и молча смотрела в окно. Все ее немного побаивались, в том числе и всегда пьяный Дима, отец Зары. Потом отец утихомирился и вскоре умер, а мама с Зарой переехали жить к бабушке. Ей никогда не нравился Дима, она всегда называла его тибла. Но Оксанка давно знала бабушку и сразу, стуча каблучками, побежала поздороваться с ней, взяла за руку и мило защебетала. Бабушка даже издала смешок.
Когда Зара начала накрывать на стол, Оксанка порылась в сумке и протянула бабушке коробку шоколадных конфет, которая поблескивала так же, как и сама Оксанка. Зара засунула нагреватель в кастрюлю с водой. Оксанка подошла к ней и протянула пакет:
- Тут всего понемногу.
Зара воспротивилась. Пакет оказался довольно весомым.
- Возьми. Или, минутку, - Оксанка вытащила из пакета бутылку, - это джин. Пробовала ли бабушка когда-нибудь раньше джин? Наверняка, это впервые.
Она достала с полки рюмочки для водки, наполнила и отнесла одну из них бабушке.
Бабушка понюхала напиток, скривила лицо, засмеялась и опрокинула содержимое рюмки.
Зара последовала ее примеру. Горло обожгло, во рту остался горьковатый привкус.
- Из джина можно сделать напиток джин-тоник. Я часто делаю его для наших клиентов. Would you like to have something else, Sir? Another gin tonic, Sir? Noch einen?
Оксанка расторопно поставила рюмки на поднос и стала их разносить. Шутливость Оксанки передалась Заре, она стала изображать, что подает Оксанке на чай, одобрительно кивать, указывая на предлагаемые ею напитки, и смеялась над ее выходками так же, как прежде.
- Ну, вот, заставила тебя посмеяться, - Оксанка присела, запыхавшись от движения.
- Помнишь, как много мы с тобой смеялись?
Зара кивнула. В кастрюле вокруг спиральки начали образовываться пузырьки. Дождавшись, когда вода закипела, она вытащила нагреватель из кастрюли, достала с полки банку с чаем, налила кипяток в заварной чайник, куда бросила заварку, и отнесла чашки на стол. Оксанка могла бы заранее предупредить, что придет в гости. Зара успела бы приготовить угощение, нашла бы, чем побаловать ее, и могла бы выйти к Оксанке в другом виде, а не в домашнем халате и старых тапочках.
Оксанка набросила лисью горжетку на стул таким образом, что голова лисицы осталась на ее плечах, а остальной мех обвил спинку стула, и села за стол.
- Это настоящие, - сказала она и постучала ногтями по серьгам. - Настоящие бриллианты. Видишь, как хорошо можно на Западе заработать. А ты обратила внимание на мои зубы? - Оксанка изобразила улыбку. Зара только теперь поняла, что пломбы на передних зубах незаметны.
Зара помнила эти "Волги", они мчались мимо на бешеной скорости и вырывались вперед на красный свет. Теперь у Оксанки была такая же. И свой водитель. И еще охранник. Золотые серьги с крупными бриллиантами. И ослепительно белые зубы.
В детстве Оксанка и Зара едва не попали под подобную "Волгу". Они возвращались домой из кино и шли по пустынной дороге. Зара выкопала из своего кармана синевато-серую затвердевшую жвачку, срок годности которой давно истек. И тут появилась машина. Они услышали звук, но не видели саму "Волгу", так как она внезапно вырулила из-за угла, возникнув прямо перед ними, и также бесследно исчезла. Она была от них на расстоянии пальца. Дома Заре пришлось подпилить ноготь указательного пальца. Она сломала его о шину выскочившей машины, другой ноготь вывернулся и отделился от мяса. Он кровоточил. В их коммуналке жила семья, чья дочь попала под черную "Волгу". Милиционер козырнул и сердито сказал, что ничем помочь не может. Так уж заведено. Это правительственные машины, что с ними поделаешь? Вдобавок еще семью обругали и велели убираться домой. Поэтому Зара не хотела рассказывать матери о происшедшем, но та заметила вывернутый ноготь и кровоточащий кончик пальца. Она не поверила бы в любые объяснения, сразу поняв, что это ложь. Когда Зара сказала, что черная "Волга" едва не наехала на них, мама ударила ее. Она также захотела узнать, видели ли их сидевшие в машине.
- Не думаю. Она пронеслась так быстро.
- Не остановилась?
- Нет, конечно.
- Никогда, никогда не подходи близко к такой машине. Сразу беги, едва ее увидишь. Все равно, где бы это ни было. Беги сейчас же домой.
Зара поразилась. Сразу так много слов из уст матери. Это не часто случалось. Ей было безразлично, что мать ударила ее, но эта вспышка в глазах! Она была такой яркой. Материнское лицо свидетельствовало о сильном гневе, хотя обычно ничего не выражало. В ту ночь мать не спала, сидя у кухонного стола и глядя прямо перед собой. После этого случая она по вечерам выглядывала в окно из-за занавесок, будто боялась, что около дома поджидает черная "Волга" с приглушенным мотором. Затем стала просыпаться по ночам и смотреть на спящую дочь. Подходя к окну, она выглядывала наружу. Вновь укладываясь спать, она оставалась в напряжении, пока не засыпала, если вообще засыпала. Иногда она простаивала за занавеской до самого утра, глядя на улицу. Как-то Зара проснулась, подошла к матери и потянула ее за подол ночной рубашки.
- Никого там нет.
Мать не ответила, лишь высвободила рубашку из ее рук.
- Мама, Ленин нас защищает, нам ничего не надо бояться.
Мать смолчала, она повернулась и долго смотрела на Зару и одновременно куда-то мимо, по своей привычке. Так, будто за спиной Зары находилась другая Зара, и мать смотрела на стоящую позади. Тьма распространялась вокруг, мерно стучали часы, казалось, что ступни ног сроднились с выщербленными половыми досками, слились с выемками в них, прилипли к ним всей кожей. Эта связь нарушилась, когда мать потянула Зару и уложила под одеяло, не говоря ни слова.
Зара слышала рассказы про Берию. И про черную машину, которая выискивала подходящих молоденьких девушек, по ночам объезжала улицы и, найдя, останавливалась возле них. После того о девушке обычно ничего больше не было слышно. Поэтому черная правительственная машина всегда остается черной правительственной машиной.
И вот Оксанка - далекая кинозвезда, выходя из черной "Волги", помахала Заре, разрезая воздух длинными красными ноготками и милостиво и широко улыбаясь, как сходящая с океанского лайнера особа "голубой крови".
- Это твоя машина? - спросила Зара.
- Моя машина в Германии, - засмеялась Оксанка.
- У тебя, значит, есть своя машина?
- Конечно! На Западе у всех есть свои машины.
Оксанка красиво скрестила ноги. Зара, напротив, спрятала свои под стул. Фланелевая подкладка тапочек была, как всегда, сырой, как в давние времена подкладка Оксанкиных тапочек цвета розовой промокашки, когда они вместе заполняли ученические дневники, сидя за этим самым столом с вечно выпачканными чернилами пальцами.
- Меня не интересуют машины, - сказала Зара.
- Но на них можно поехать куда угодно. Только представь себе!
Зара подумала о том, что мама скоро вернется с работы и увидит перед их домом черную "Волгу". Бабушка не видела машину, так как сидела на своем обычном месте, а из ее окна улица не видна. Да ее и не интересовала жизнь улицы, в отличие от тех бабушек, которые сидели на завалинках. Ей было достаточно неба.
Когда Зара проводила Оксанку обратно до машины, та сказала, что крыша дома ее родителей больше не протекает, она отремонтировала ее.
- Ты заплатила за это?
- Да, в баксах.
Прежде, чем сесть в машину, Оксанка дала Заре брошюру продолговатого формата, с плотной блестящей бумагой. С обложки улыбалась женщина, чьи неестественно белые зубы сверкали.
- Это рекламный проспект.
- Рекламный проспект?
- Да, отелей так много, что это необходимо. Тут есть еще. В них я не была, но и туда с удовольствием берут на работу русских. Я могу достать для тебя заграничный паспорт, если хочешь.
Ожидавшие Оксанку мужчины завели мотор, и девушка уселась на заднее сиденье.
- В том пакете - колготки, такие же, как эти, - с сияющей улыбкой Оксанка показала на свои ноги, выставив их из дверцы машины. - Пощупай.
Зара протянула руку и слегка погладила девушку по ноге.
- Прикольно, правда? - засмеялась та. - Завтра я опять загляну. Тогда еще поболтаем.
1992, Западная Виру
В КАЖДОМ СТУКЕ НОЖА СЛЫШИТСЯ ИЗДЕВКА
Из-под льняного полотенца выглядывали ноги девушки, все в синяках. Прежде колготки скрывали их, но теперь ноги и руки были открыты, еще влажные после ванны, покрытые гусиной кожей. Продольный шрам на груди прикрывало полотенце. Алиде почувствовала отвращение. Девушка, стоявшая в дверях кухни, после купания показалась моложе, кожа ее походила на мякоть только что разрезанного коричного яблока. С волос на пол капала вода. Аромат вымытой молодой кожи распространился по комнате и заставил Алиде на миг пожалеть о бане, которая сгорела год назад. Она избегала взгляда девушки, изучая проходившие по стене трубы Бергмана, они еще были вполне пригодными. Она слегка постучала тростью по зеленой трубе и заодно стерла паутину.
- Там на столе настойка подорожника. Она заживляет кожу.
Девушка не двинулась с места, она попросила покурить. Алиде указала тростью в сторону тумбы с приемником и попросила зажечь ей одну "Приму". Девушка зажгла две сигареты и вернулась на порог. Капли с волос попадали в ту же самую лужицу.
- Садись на диван, милочка.
- Он намокнет.
- Не намокнет.
Зара присела на краешек дивана и свесила голову, чтобы вода капала на пол. По радио президент говорил о выборах, и Алиде переключила канал. Соседка сказала, что пойдет голосовать, но Алиде не собиралась.
- У вас не найдется краски для волос?
Алиде покачала головой.
- А тушь или чернила?
- Нет, кажется, нет.
- Копировальная бумага?
- Тоже нет.
- Что же мне делать?
- Думаешь, тогда тебя будет трудно узнать?
Она не ответила, лишь слегка кивнула.
- Что, если я принесу тебе чистую ночную рубашку и мы сядем ужинать?
Алиде затолкала "Приму" в пепельницу, вытащила из ящика комода ночнушку в красно-белых цветах и оставила девушку переодеваться. На кухне послышалось звяканье стекла. Настойка подорожника, видимо, пригодилась. Вскоре за окном потемнело, и Алиде проверила, не осталось ли щелки между занавесками. Вроде, нет, лишь нижний край слегка шевелился. Воду, оставшуюся после купания, она отнесет во двор, чтобы вылить, завтра. Шуршание мыши в углу заставило Алиде вздрогнуть, но рука ее была уверенной, когда она стала надписывать даты на банках с салатами. К некоторым из них прилипли обрывки газетной бумаги, она прочитала: "… лишь 18 процентов преступлений за этот год раскрыто" - и поставила на этой банке отметку как о самой неудачной порции консервов. Сообщение о первых предприятиях по секс-бизнесу в столице она сопроводила отметкой как о самых удавшихся.