Йоссариан, когда до него дошел наконец смысл всех этих слов, радостно вскрикнул, узнав капеллана, и одарил его опасливой, благожелательной улыбкой.
- Черт, кто бы мог подумать? Входите, входите. Ради Бога, присаживайтесь. Ну как вы?
Капеллан послушно присел, на лице его появилось встревоженное выражение, и он негромко ответил:
- Я начинаю думать, что не очень хорошо… нет, возможно, не очень.
- Не хорошо? Тогда, значит, плохо, - заключил Йоссариан, испытывая к капеллану благодарность за то, что он того и гляди возьмет да и перейдет к сути дела. - Ладно, в таком случае скажите мне, капеллан, что привело вас ко мне.
- Беда, - просто ответил капеллан.
- Причина куда более уважительная, чем те, что называют другие мои посетители.
- Мне кажется, это серьезно. А я не могу понять, в чем дело.
Уразумев, что ни один из множества устрашающих визитеров, прибывавших в Кеношу с официальным заданием расспросить капеллана о его проблеме, не склонен, судя по всему, помочь ему понять, в чем она состоит, он вспомнил про Йоссариана и про закон о свободе информации. А затем, разузнав, как сложилась после войны жизнь Йоссариана, раздобыв его адрес и номер карточки социального страхования, приехал из Висконсина на Манхэттен, нашел его дом, и там уборщица гаитянского происхождения уведомила капеллана, что Йоссариан здесь больше не живет, и направила его к высотному многоквартирному дому в манхэттенском Вест-Сайде, где он узнал от одетого в униформу швейцара, что искать Йоссариана следует в больнице, в которую он несколько дней назад обратился с жалобами на бессонницу, кишечные колики, треморы, тошноту, знобливость и диарею, - все эти немочи постигли его, как только он услышал неутешительную новость о том, что президент Буш намерен подать в отставку, уступив свой пост Куэйлу.
Добравшись до двери, ведшей в палату Йоссариана, капеллан целую минуту простоял, ошеломленно вглядываясь в табличку на ней, в скупых словах сообщавшую, что посетители в палату не допускаются, а тех, кто нарушит это установление, пристрелят на месте.
- Да входите уже, - потребовала белокурая грузная медсестра, которая и привела его сюда. - Это у него шутки такие.
Вернувшись в Висконсин, капеллан провел дома не больше одного-двух дней, а затем на голову ему без какого-либо предупреждения свалился, чтобы схватить его, целый отряд дюжих секретных агентов в темных костюмах, белых рубашках с узенькими воротниками и неброских однотонных галстуках. Ордера на арест у них не имелось. Они сказали, что ордер им не требуется. Ордера на обыск не имелось тоже, но они все равно обыскали дом, а потом еще много раз возвращались, чтобы снова обыскать его от конька крыши до фундамента. По временам им сопутствовали команды техников со странными ранцами на спинах, в белых одеждах, перчатках и хирургических масках - техники брали пробы почвы, краски, древесины и воды. Соседи только диву давались.
Проблемой капеллана была тяжелая вода. Он ею мочился.
- Боюсь, это правда, - неделю спустя доверительно сообщил Йоссариану Леон Шумахер, получивший наконец из больничной лаборатории результаты анализа мочи. - Откуда у вас этот образец?
- От знакомого, который был у меня на прошлой неделе. Вы тогда заглянули в мою палату и увидели его.
- А он где его раздобыл?
- В собственном мочевом пузыре, полагаю. А что?
- Вы уверены?
- Как же я могу быть уверен? - ответил Йоссариан. - Он зашел в уборную, закрыл за собой дверь. Я за ним не подглядывал. Да и где он мог его раздобыть?
- В Гренобле. А еще вернее, в Джорджии или в Южной Каролине. Там большую ее часть и производят.
- Большую часть чего?
- Тяжелой воды.
- Какого дьявола это значит, Леон? - пожелал узнать Йоссариан. - Они там, внизу, абсолютно уверены? Ошибки быть не может?
- Судя по тому, что я прочитал в их отчете, ни малейшей. То, что она тяжелая, им стало ясно сразу. Чтобы поднять пипетку с ней, потребовались усилия двух мужчин. Еще бы они не были уверены! У него в каждой молекуле воды по дополнительному атому водорода сидит. Вам известно, сколько молекул содержится всего лишь в нескольких унциях? Ваш знакомый должен весить фунтов на пятьдесят больше, чем ему можно дать по виду.
- Послушайте, Леон, - сказал Йоссариан, наклонившись к нему и опасливо понизив голос. - Вы ведь сохраните это в тайне, правда?
- Конечно, сохраним. Мы же все-таки больница. Мы никому ничего не скажем, только федеральному правительству.
- Правительству? Так ведь оно-то его сильнее всего и донимает! Его-то он пуще всего и боится!
- Таков наш долг, Джон, - провозгласил Леон Шумахер с обычной сокрушенностью обладателя образцового врачебного такта. - Лаборатория послала образец в радиологию, чтобы та подтвердила его безопасность, а радиология обязана извещать обо всех случаях обнаружения подобных веществ комиссию по ядерному надзору и министерство энергетики. В мире нет ни одной страны, Джон, которая позволяет кому бы то ни было производить тяжелую воду без соответствующей лицензии, а этот малый по нескольку раз на дню производит ее целыми квартами. Дейтерий - это динамит, Джон.
- Он опасен?
- В медицинском отношении? Кто его знает. Поверьте, я ни о чем подобном в жизни не слышал. А вот вашего знакомого могут засечь. И превратить в атомную бомбу. Вы должны предостеречь его, и как можно скорее.
Ко времени, когда Йоссариан позвонил отставному капеллану ВВС США Альберту Тапману, чтобы предостеречь, в доме осталась только бившаяся в истерике и обливавшаяся слезами миссис Тапман. Капеллан исчез лишь несколько часов назад, и теперь какое-то неизвестное правительственное учреждение держало его под стражей в неизвестном месте. С того дня она его больше не видела и не слышала, хотя каждую неделю миссис Карен Тапман пунктуально уведомляли, что муж ее чувствует себя хорошо, и не скупясь перечисляли ей суммы, намного превышавшие те, что он получал бы каждую неделю, если бы остался на свободе.
- Я попытаюсь выяснить что смогу, миссис Тапман, - обещал Йоссариан при каждом разговоре с ней. Адвокаты, с которыми она консультировалась, ей не поверили. Полиция Кеноши включила имя капеллана в реестр пропавших без вести, но демонстрировала скептицизм. У миссис Карен было трое взрослых детей, однако и те сомневались в правдивости ее рассказов о случившемся, хоть и не дали бы ни цента за гипотезу полицейских, согласно которой капеллан сбежал с другой женщиной. - Но не думаю, что смогу выяснить многое.
- Еще раз спасибо вам, мистер Йоссариан. Пожалуйста, называйте меня "Карен". Мне кажется, что я так хорошо вас знаю.
- Называйте меня "Йо-Йо".
- Спасибо, Йо-Йо.
Пока Йо-Йо Йоссариану удалось выяснить только одно: если капеллан и представлял какую-либо ценность для его официальных похитителей, то всего-навсего денежную, военную, научную, промышленную, дипломатическую и международную.
А выяснил он это у Мило Миндербиндера.
- Тяжелая вода? - переспросил Мило, когда Йоссариан, окончательно впав в отчаяние, второй раз в жизни обратился к нему за противозаконной помощью в касавшемся правительства деле. - По какой цене продается тяжелая вода?
- Цена все время меняется, Мило. По большой. А газ, который из нее получают, стоит еще дороже. Сейчас один ее грамм идет примерно за тридцать тысяч долларов. Но дело вовсе не в этом.
- Грамм - это сколько?
- Около одной тридцатой унции. Но дело вовсе не в этом.
- Тридцать тысяч долларов за одну тридцатую унции? Ничем не хуже наркотиков, а? - Мило произнес это, задумчиво вглядываясь в некую даль, каждый карий глаз его смотрел в свою сторону, а усы подергивались в такт беззвучной каденции сосредоточенного внимания. - А спрос на тяжелую воду большой?
- Она нужна каждой стране. Но дело совсем не в этом.
- Где ее используют?
- Главным образом в ядерной энергетике. И в атомных боеголовках.
- Так это даже и лучше наркотиков, - зачарованно произнес Мило. - Ты мог бы сказать, что производство тяжелой воды - это развивающаяся индустрия, ни в чем не уступающая незаконной торговле наркотиками?
- Я не назвал бы производство тяжелой воды развивающейся индустрией, - покривившись, ответил Йоссариан. - Однако речь не о том. Мне необходимо выяснить, где он, Мило.
- Где кто?
- Тапман. Я с тобой о нем говорю. Он служил в армии капелланом, вместе с нами.
- Я с кем только в армии не служил.
- Он дал тебе хорошую характеристику, когда ты едва не загремел под трибунал, разбомбив нашу авиабазу.
- Мне кто только хорошие характеристики не давал. Тяжелая вода? Да? Так она называется? А что за газ?
- Тритий. Но дело совсем не в этом.
- Да. Пожалуй, она может представлять для меня интерес. Кто ее производит?
- Капеллан Тапман, к примеру. Мило, я хочу отыскать его и вернуть домой, пока с ним чего-нибудь не случилось.
- А я хочу помочь тебе отыскать его, - сказал Мило, который уже успел внедрить одного из своих директоров по маркетингу в команду, проводившую секретные проверки и допросы капеллана.
- Как тебе это удалось? - изумленно спросил Йоссариан.
- Пустяк дело, - ответил Мило. - Я просто сказал, что этого требуют национальные интересы.
- А они этого требуют?
- Что хорошо для "МиМ. ПиП", хорошо и для нации, ведь так? - ответил Мило и немедля укатил вместе с Юджином Уинтергрином в Вашингтон, на вторую презентацию задуманного им нового засекреченного бомбардировщика, который летал быстрее звука, не производил никакого шума и всегда оставался невидимым.
3
- Его невозможно услышать и невозможно увидеть. Он не производит никакого шума и всегда остается невидимым. Он будет летать быстрее звука и медленнее звука.
- Потому вы и называете его сверхподзвуковым?
- Да.
- А когда он должен летать медленнее звука?
- Когда приземляется и когда взлетает, к примеру.
- А иногда для экономии топлива, если она предпочтительна.
- Спасибо, мистер Уинтергрин.
- А быстрее света он летать будет? - спросил с дальнего конца полукруглого орехового стола носивший бифокальные очки без оправы генерал самого мелкого пошиба, один из двенадцати военных чиновников в мундирах, сидевших в идеальной симметрии - по шестеро с каждой стороны - от особы самого высокого ранга, расположившейся в центре стола точно монарх, верховный жрец или генеральный директор корпорации.
- Почти так же быстро.
- Примерно так же.
- Возможно, нам удастся добиться, чтобы он летал быстрее света, если вы полагаете, что вам это понравится.
- Посредством всего лишь нескольких простых модификаций, если вы полагаете, что считаете это самым лучшим.
- Вероятно, в результате немного возрастет потребление топлива, но это не существенно.
- Быстрее света? Мне нравится, как это звучит, мистер Миндербиндер. Мне нравится, как это звучит.
- Нам тоже, сэр. Нам тоже.
- Минуточку, мистер Миндербиндер, всего одну минуточку, прошу вас. Позвольте спросить вас кое о чем, - неторопливо вмешался в разговор озадаченный полковник с повадками настоящего профессионала, всего месяц назад получивший от прославленного технологического института степень почетного доктора физики, после того как потратил немалых размеров научно-исследовательский грант на то, чтобы получить от этого института ученую степень, которая наделила его компетентностью, позволившей полковнику стать куратором данного проекта. - Я кое-чего не понял. Почему ваш бомбардировщик будет бесшумным? У нас уже имеются сверхзвуковые самолеты, не так ли? Но ведь они создают сверхзвуковые хлопки, разве нет?
- Бесшумным он будет для экипажа, полковник Пикеринг, - услужливо пояснил Мило Миндербиндер.
- Если только он не сбавит скорость и не позволит звуку нагнать его, - добавил экс-рядовой первого класса Уинтергрин.
- Но какое значение может иметь для врага, слышит экипаж нашего самолета шум, создаваемый его самолетом, или не слышит?
- Для врага это может значения и не иметь, но для экипажа имеет. Некоторым экипажам придется проводить в полете долгое время, месяц за месяцем, если, конечно, будет принята рекомендованная мной процедура дозаправки топливом в полете.
- Даже год за годом, если такой окажется стратегическая задача, - для этого мы разработаем самолеты-заправщики дальнего радиуса действия, которые будут летать так же быстро.
- И тоже будут невидимками?
- Разумеется.
- Если вам так хочется.
- И не будут создавать никакого шума?
- Экипаж его не услышит.
- Если не сбавит скорость.
- Я понял, мистер Уинтергрин. Все это очень умно.
- Благодарю вас, полковник Пикеринг.
- А насколько велик экипаж вашего оборонительного штурмовика-бомбардировщика ответного удара? - спросил сидевший по другую сторону стола майор.
- Всего два человека.
- Это хорошо. То есть мне так кажется. А может, и не хорошо. Похоже, нам придется хорошенько потрудиться над этой проблемой.
- Подготовка двоих обойдется дешевле, чем подготовка четверых.
- Думаю, что вы, возможно, и правы, мистер Миндербиндер.
Особа, располагавшаяся в центре стола, с удобством устроившись в кресле, которое на полфута возвышалось над всеми прочими, прервала этот диалог, покашляв и тем официально изъявив намерение вступить в дискуссию, - похоже, у нее наконец нашлось что сказать. В комнате наступила тишина. На протяжении более чем двадцати минут особа сохраняла растерянный вид человека, погрязшего в одиноких обременительных раздумьях, - челюстные мышцы ее работали неустанно и методично, словно она пережевывала некую грубую пищу для ума. Особой этой был загорелый мужчина с худощавым лицом и таким же торсом - из всех, кто находился в комнате, он выглядел наиболее пригодным - физически то есть - для военной службы.
- Разве свет движется? - наконец спросил он.
- О да, свет, несомненно, движется, генерал Заблдыгер, - быстро ответил Мило Миндербиндер.
- Быстрее всего, - поддержал его экс-рядовой первого класса Уинтергрин. - Свет самая быстрая штука на свете.
- И одна из самых ярких.
Заблдыгер перевел полный сомнения взгляд на шестерых подчиненных, сидевших слева от него, - четверо из них закивали в подтверждение сказанного.
- Вы уверены? - спросил он, нахмурившись и обратив серьезное, надменное лицо к шестерым подчиненным, сидевшим справа.
Двое покивали, один пожал плечами.
- Это странно, - неторопливо произнес Заблдыгер, вяло улыбнувшись, а затем издав и короткий, скучливый, насморочный смешок. - Вон там, на столике, стоит лампа, и, насколько я могу судить, ничего в ней не движется.
- Это потому, что свет движется слишком быстро. - мигом нашелся Мило.
- Быстрее света, - добавил Уинтергрин.
- Когда свет движется, его не видно, - объяснил командиру один из его подчиненных - с таким страхом, точно ставил на кон свою жизнь.
- Совершенно верно, майор, благодарю вас, - подтвердил, быстро покивав, Мило.
- Не за что, мистер Миндербиндер.
- Тут все как с выпущенной из винтовки пулей, - сказал Уинтергрин. - Пока пуля летит, ее не видно, но стоит ей попасть в мишень, и вы сразу понимаете: она летела.
- Если, конечно, мишень не вы сами.
- А свет виден, только когда его нет, - сообщил Мило.
- Позвольте, я покажу, - предложил Уинтергрин, вскакивая на ноги с видом человека, потерявшего всякое терпение. Он подошел к столику и выключил лампу, погрузив угол комнаты, в котором она стояла, в полумрак. - Видите?
- Да, теперь я вижу, что вы имели в виду, Джин, - сказал Заблдыгер, и все присутствующие закивали, придя в кои-то веки к согласию. - Да, я начинаю видеть свет. А? Все просекли?
И когда затих смех, громкий и безразличный, мечтательно продолжил:
- Если бы мы смогли обучить наших солдат маршировать на парадах со скоростью света, это было бы большим достижением, верно? Такое и Объединенному комитету показать было б не стыдно, не так ли?
- Но, правда, - нахально поправил его не успевший толком подумать и вылезший со своей поправкой, пока все остальные еще продолжали кивать, тощий молодой подполковник, который сидел в самом конце стола, - мы не смогли бы их увидеть, ведь так?
- Если бы они перемещались со скоростью света, боюсь, не смогли бы.
- Эту идею стоит обдумать, - сказал, приходя Заблдыгеру на помощь, Мило. - Вы можете просто сказать Объединенному комитету и всем остальным, кто присутствует на параде, что солдаты маршируют с огромной скоростью, и никто не станет с вами спорить. Вы получите всеобщее признание, не ударив пальцем о палец. Солдат даже обучать ничему не придется, верно?
- А на парад их выводить обязательно?
- Нет, они же все до единого будут во время парада невидимками. Если они станут маршировать так быстро, то и вовсе вам не понадобятся.
- Эту идею стоит обдумать, Мило, - невидимый парад, на котором никто не марширует. Такой можно будет устроить во время инаугурации.
Рассудив так, генерал Заблдыгер махнул рукой на военную выправку и расслабленно скособочился, облокотившись о подлокотник своего кресла.
- А скажите нам попросту, Мило, как будет выглядеть ваш самолет?
- На радаре? Никак не будет. Даже когда его полностью оснастят ядерным оружием.
- Нет, для нас. На фотографиях и чертежах. Когда мы захотим им похвастаться.
- Попросту говоря, генерал, наш самолет представляет собой "летающее крыло", оснащенное таким же тяжелым арсеналом ядерного оружия, как "Стелс Б-2". Только никому об этом не говорите.
- "Стелс Б-2"?! - воскликнул Заблдыгер и потрясенно выпрямился.
- Но лучше "Стелса", - поспешил добавить Мило.
- Намного лучше, о, намного-намного лучше "Стелса"! - поддержал его Уинтергрин.
Заблдыгер немого поразмыслил (все прочие замерли), затем обмяк и снова припал к подлокотнику.
- Я думаю, Мило, всем нам понравилось то, что мы сегодня от вас услышали. Лучше "Стелса"? На это я и рассчитывал. Если нам удастся наладить выпуск ваших самолетов, пока все прочие пытаются выковырять хоть что-то из-под обломков их "Стилса", это безусловно станет моим триумфом. И стыдом и срамом для них.
Мило нахально объявил:
- Должен сказать вам, сэр, я обдумал альтернативный вариант и с определенностью полагаю, что если вы отдадите мне все деньги, которые необходимы для создания нашего самолета, это наилучшим образом послужит интересам нации.
- Не могу с вами не согласиться. Я тоже полагаю, что, если мы приступим к созданию вашего самолета, а меня введут в Объединенный комитет начальников штабов, это наилучшим образом послужит интересам нации.
- Слушайте, слушайте! - хором воскликнули сидевшие по обеим сторонам от Заблдыгера офицеры, и он улыбнулся, словно бы засмущавшись, а комнату на несколько секунд наполнили негромкие, стихавшие вибрации - это офицеры шаркали по полу ногами.
- Хубба-хубба, - произнес Заблдыгер, прерывая их неотрепетированное изъявление преданности еще одной улыбкой и кивком. - Как он называется, ваш аэроплан, Мило? Нам следует знать это, чтобы его обсуждать.