Отношение к адвокатам в народе однажды мне удачно преподнес один таксист в Нью-Йорке. Когда его нагло подрезал черный BMW, он обозвал эту уважаемую марку всеми доступными английскими ругательствами, значительно, кстати, уступающим нашим трехэтажным. Когда я поинтересовался, откуда такая ненависть конкретно к "бумеру", таксист ответил, что он не машину ненавидит – машина-то хорошая, – он ненавидит людей, которые сидят за рулями этих машин, а люди эти, по его мнению, – или гангстеры, или адвокаты. И когда он хочет выразить свое презрение к какому-нибудь, с его точки зрения, мерзавцу, он вместо нашего "пошел ты на…" говорит: иди купи себе еще один би-эм-дабл’ю, то есть ты гангстер или падла-адвокат.
Суд транслировался по CNN. Ход прений описывался ведущими информационными агентствами. Судья Хэмфри Колдуэлл, человек в высшей степени уважаемый с репутацией святого, при этом обладавший острым умом и обаянием носителя классического английского юмора, слушал сражающихся адвокатов обеих сторон, не перебивая, лишь иногда направляя своими замечаниями многословие мастеров слова в русло процесса.
Со стороны "Сатисфакции" выступал молодой парень Уильям Старлинг. Несмотря на молодость, он обладал хваткой опытного дотошного юриста, и сумел, в частности, раскопать эпизод из практики своего визави – маститого барристера Джона Элиота. Эпизод касался истории одного пожилого джентльмена, практически повторившего судьбу шекспировского короля Лира. Две его дочери под давлением своих мужей оставили старика без средств к существованию, и адвокат, обвинявший в сегодняшнем суде "Сатисфакцию" в аморальности, "выкачал" из пожилого джентльмена все, что у того оставалось. Тянул он с процессом так долго, что человек, не дождавшись решения Фемиды, скончался от переживаний. И тут Элиот совершил ошибку. Решив, что его пассаж окажется убийственным, он обратился к судье, перешагнувшему к тому времени седьмой десяток, со следующими рассуждениями: "Сатисфакция" представляет возможной ситуацию, при которой старый человек способен вместо суда, пусть с известными издержками и требующими времени процедурами, ради порядка, ради того, чтобы избежать вакханалии перевода юридического процесса в мордобой, взяться за оружие и противостоять молодому и сильному противнику. Он не учел или забыл, выпустил из виду, что Колдуэлл был одним из самых известных коллекционеров английского охотничьего оружия, всемирно признанного лучшим, и сам был превосходным стрелком, обладателем многих призов. И такому человеку несчастный Элиот сообщил, что старику нечего делать в соревновании стрелков клуба "Сатисфакция".
– Что же, господин адвокат, – неторопливо начал Колдуэлл, – я выслушал вас с неподдельным интересом и предлагаю вам провести показательный эксперимент, который подтвердит ваши утверждение о неспособности старикашек вроде меня постоять за свою честь с оружием в руках. И я помогу вам в этом благом деле, вызвав вас на дуэль под эгидой клуба "Сатисфакция".
Триумф был полным. После этого громкого процесса количество обращений в судебные инстанции сократились до приемлемого минимума.
Глава 20
Малкольм Вульф снабдил меня всеми возможными способами привлечения инвесторов и теми легальными путями организации финансовых потоков, с которыми приходится сталкиваться в токсичных для бизнеса регионах. А потоки стали весьма серьезными. "Сатисфакция" имела собственное производство, совместное с "Hereticle", значительные суммы собирались от отчислений производителей запатентованного товара, от рекламы с логотипами клуба и непосредственно тех денег, которые собирались организаторами сражений по всему миру.
– Ты помнишь, как Харвард сказал тебе, чтобы ты не расстраивался по поводу тех первых затрат перед твоим сражением с Ли, потому что впереди будет много интересного? Надеюсь, ты в полной мере почувствовал, как дальновиден был наш друг Браун. Эти тридцать тысяч долларов, которые являются вступительным взносом в клуб, сегодня выполняют лишь формальную роль. Тысячи людей мечтают стать членами "Сатисфакции". Мы могли бы в разы увеличить эту цифру взноса, но мы не стали этого делать. Тридцать тысяч – это как тридцать сребреников, только ты не берешь, а отдаешь их, как будто очищаешься от скверны. Мы очень тщательно подходим к выбору тех, от кого соглашаемся принять эту сумму. Стать членом "Сатисфакции" сегодня могут лишь единицы. Тем выше авторитет компании, тем весомее ее имя, и тем она могущественней.
– Вы, случаем, не собираетесь занять место Бильдербергского клуба?
Малкольм улыбнулся:
– Ну, во всяком случае, "те люди" обратили на нас внимание, и, по нашим сведениям, это внимание позитивно.
С Харвардом Брауном и Дэвидом Гоффом мы провели немало часов. Нам необходимо было обсудить вопросы коммуникаций всех подразделений подчиненного мне региона, обменяться опытом и уточнить общие для всех правила обустройства площадок для проведения сражений; всю связанную с этим логистику, инфраструктуру, и маркетинг. С Юджином Рейнхартом мы выработали принципы отбора кадров. Кроме стандартных тестов он поделился со мной многими его личными наблюдениями за формированием коллективов в регионах. Талантливых людей много, но всегда возникают сложности со специалистами, которые могут качественно обслуживать технику, электронику, подготовку костюмов, видеонаблюдение, работу с беспилотниками. В случае непредвиденных обстоятельств он пообещал мобильную помощь людьми из, как он выразился, стратегического запаса.
Глава 21
Следующие шесть месяцев я пахал, как говаривал один известный политик, как раб на галерах. Недалеко от устья Лиелупе "Сатисфакция" купила трехэтажное здание, только что выстроенное под офис крупной строительной компании, собиравшейся устроить на реке яхт-клуб. Яхт-клуб премиум-класса с отелем, бутиками, ресторанами и варьете, который мог бы привлекать яхтсменов со всей Балтики. Действительно, природа этого места, близость к центру Юрмалы – великолепного курорта, и Рига со всеми прелестями европейской столицы в двадцати минутах езды делали эту идею весьма привлекательной. Но кризис разрушил все планы, и нам достался суперсовременный офис с приличным куском земли и небольшим яхт-клубом, который мы оставили арендаторам.
Первым шагом был набор команды. Кабинеты заполнились программистами, инженерами, финансистами, бухгалтерами и креативным менеджментом. Вот такое название подыскали для ребят, которых я набрал из организаторов пейнтбола и страйкбола в Латвии. В прилегающих к офису дюнах устроили показательный полигон. На базе существующих в Эстонии и Литве клубов создали небольшие штабы, которыми совместно с рижскими командирами занимались назначенные местные руководители под эгидой "Сатисфакции".
Когда становилось "все, больше не могу", я заезжал к Андису, хозяину яхт-клуба, которому не суждено было стать всебалтийским. Вид нескольких десятков катеров и яхт меня успокаивал. У меня самого был американский катер – 37-футовая "Formula", самая быстрая лодка на реке. Но после того, как в России и на Украине произошла экономическая катастрофа, с катером пришлось расстаться. Мы с Андисом проводили на пристани час-другой, смотрели на тихо покачивающиеся белые корпуса, говорили о разном. Андис был типичный морской волк: небритое обветренное лицо, жесткая, как палубная швабра, рука и сигарета – да, не трубка шкиперская, а сигарета, но всегда во рту. Я вытягивал свой "Kent" и советовал ему бросить курить. Он смеялся и спрашивал меня, отчего меня так тянет к морю и всему этому яхтенно-лодочному великолепию. А я отвечал, что, вероятно, в прошлой жизни был моряком или рыбой. Лучше бы, наверное, рыбой, как у Бреговича в "Arizona Dream":
The fish doesn't think.
The fish is mute.
The fish doesn't think,
Because the fish knows everything.
Фиш, говорил Андис, существует для того, чтобы ее жарить и есть.
А потом начались полеты: Минск – Киев, Рига – Киев – Минск, и так по кругу. Встречаться с представителем американской компании, уже получившей широкую известность, местные организаторы игр приходили охотно, но сама идея энтузиазма не вызывала. Скепсис объяснялся тем, что исполнение принципов "Сатисфакции" в их странах казалось им невыполнимым. Это не Европа, не Америка, не тот уровень самосознания, другие нормы жизни. С трудом, подключив маркетинговый отдел, удалось привлечь несколько телеканалов и снять ролики тех первых организованных дуэлей, которые раскрутили маховик интереса к новой теме. Ощущение было такое, как если бы нужно было на Северном полюсе ручкой запустить дизель-генератор, – но зато, когда нам это удалось, он уже не выключался и давал энергии все больше, будто наращивая ее самостоятельно в своих железных недрах.
Теперь я лучше понимал, почему предложение работать на "Сатисфакцию" пришло только после того, как я сам испытал все это вживую в Израиле. Интересно то, что особенно бурно пошло развитие в регионах, даже активнее, чем в крупных украинских городах – Одессе, Днепропетровске, Харькове, Львове, Запорожье, и белорусских Бресте, Гомеле, Гродно. Причины простые: не так много событий, уже круг знакомых, ближе к представителям власти. Белорусы, украинцы, прибалты стали постоянными посетителями рижского офиса. Были подписаны сотни договоров о сотрудничестве, приобретении специального оборудования, создании судейских бригад. Дефицитом были беспилотники, и на них выстраивалась очередь. Была налажена постоянная онлайн-связь с центральным офисом в Штатах. Настал момент, когда система не требовала моего постоянного давления, она уже сама разгонялась и сама требовала нашего внимания.
Теперь настал черед России. Там было совсем непросто. Политическая и экономическая нестабильность не позволяла надежно построить отношения с субъектами административного права. Люди из аппарата управления областей, регионов, муниципалитетов городов не были уверены в легитимности такого клуба, как "Сатисфакция". Если на Украине, в Белоруссии и тем более в Прибалтике административный ресурс был положительно расположен к нашей организации, то в России внятного сигнала регионы не получили.
Тогда я решил отправится на Дальний Восток. Во-первых, там был влиятельный человек – отец Яши Бордовского, а во-вторых, там было полно китайцев, а Китай нас признал. Я созвонился с Яшей, и он с радостью согласился составить мне компанию. К нему присоединился, как только узнал о наших планах, и Малкольм Вульф. Все равно он рвался приехать на родину, а родина его была в районе Челябинска – получалось, как раз по дороге от Риги до Благовещенска. Итак, Благовещенск!
Глава 22
Семь с половиной часов полета из Шереметьево, и мы приземлились в аэропорту Игнатьево. У входа в VIP-зал, в левом крыле аэровокзала, нас ждали два черных "гелендвагена". Водитель первого из них поздоровался с Яшей и пригласил нас в машины. Через двадцать минут мы подъехали к красивому трехэтажному особняку старинной постройки, расположенному на набережной Амура с великолепным видом на реку и на противоположный берег, на котором светился, как новогодняя елка, китайский город Хэйхэ. У входа нас встретил отец Яши, Борис Бордовский. Они обнялись. Яша представил нас, и Борис поприветствовал всех крепким рукопожатием. Невысокий, хорошо очерченное лицо, нос с небольшой горбинкой, глубоко посаженные глаза, быстрые уверенные движения. Рядом двое коротко стриженных мужчин в темных костюмах, не скрывающие того, что они вооружены.
Внутреннее убранство особняка вполне соответствовало представлению "новорусского евроремонта под старину". В сочетании со стрижеными пахнуло девяностыми так, что на языке завертелся вопрос: "А у вас что, еще стреляют?". Это, кажется, из фильма тех же времен.
Рабочий день уже закончился, и в здании царила тишина. Мы расположились в кабинете Бориса за длинным столом в шикарных кожаных креслах. Принесли чай, и Борис извинился за то, что сразу не повез нас домой. Он понимает, что мы с дороги и устали, но люди, которым, по его мнению, следовало с нами встретиться, через два дня улетают на какие-то сборы. Он пригласил сюда несколько человек, активно увлекающихся пейнтболом и реконструкциями. Это наиболее близкий, как он решил, к нашей теме народ.
– А как вы сами, раз уж разговор коснулся "темы", относитесь к перспективам развития идеи нашего клуба в вашем регионе? – каким-то протокольным языком поддержал я разговор, чувствуя некую холодность этих первых минут нашей встречи.
Борис закурил сигарету, посмотрел на Яшу и потрепал его пышную шевелюру.
– Я приобрел ваши акции на весьма приличную сумму, и я очень рад тому, каких успехов добилась "Сатисфакция". И то, что в этом деле участвует мой сын, мне в высшей степени приятно. Но, – продолжил Борис, – я считаю, что успех идеи "Сатисфакции" возможен только в том мире, – он махнул рукой, видимо, в сторону Европы и Америки, – а у нас в России такие способы решения вопросов пока невозможны, причем категорически.
Я понимающе покачал головой. Все это, один в один, мы слышали и на Украине. Я предложил серьезно поговорить на эту тему после встречи с приглашенными – теми, кого Борис посчитал наиболее подходящими для обсуждения этого вопроса.
Мы перешли в переговорную, где нас ждали пятеро молодых людей – все в пределах 25–30 лет, короткие стрижки, джинсы, свитера. Ждали нас с нетерпением. Ребята были буквально воспламенены темой разговора. О "Сатисфакции", казалось, знали больше, чем я, прочитали о ней всю доступную информацию. Для Бориса, похоже, это было неожиданностью. До нашего приезда он с ними не встречался, перепоручив организацию их приема сотрудникам. Они засыпали нас вопросами и очень хотели посмотреть на специальное снаряжение – костюмы, шары, электронные компоненты. Мы надеялись, что наш багаж со всем этим добром в ближайшее время доставят по домашнему адресу Бордовских, и договорились плотно поработать в течение ближайших двух дней. В общем, настроение к концу встречи как-то выровнялось, и, рассевшись по машинам, мы отправились в загородный дом бизнесмена.
На берегу озера – огромный участок аккуратно разбитого парка и дом, по размерам не уступающий особняку на берегу Амура. Три этажа современной постройки, чередующиеся оконные пространства и обшитые кедром простенки. Внутри абсолютный хай-тек. Я выразил искреннее восхищение поместьем. Борис, проведя нас через анфиладу комнат в кабинет, видимо, понимая, что контраст с офисом нас несколько удивил, объяснил, что тут стройкой и дизайном занималась его жена. В этот момент мы услышали звук подъезжающего автомобиля, и через секунду Яша оказался в маминых объятиях. Борис представил коротко:
– Моя жена Нина.
Нина осыпала сына поцелуями, приговаривая:
– Ах ты, моя бусечка, ах ты, моя америкашечка! – И потом только обернулась к нам с приветствием и благодарностью за то, что привезли Яшу домой. – Видим его раза два в год. Ну, разве это дело? – сетовала она.
А я разглядывал ее светлое лицо, лучистые глаза, и мелькало: а ведь я, зная, что это Яшина мать, – а значит, ей около пятидесяти, – все равно ожидал увидеть что-то в олигархическом стиле: длинноногое, блондинистое, которому "все фиолетово". Нина же была слегка располневшей дамой, невысокой, но такой очаровательной, мгновенно располагающей к себе, и кого-то мне остро напоминала.
– Нина! – первое, что я произнес, обращаясь к ней. – А вам никто не говорил, что вы похожи на певицу Сенчину?
Она рассмеялась колокольчиком:
– Говорили, особенно в молодости. Вот он, – и ткнула пальцем в мужа, – мне об этом все уши прожужжал.
Борис впервые улыбнулся:
– Она еще и пела.
Нина засуетилась:
– Вы же голодные, а я только что вернулась – забыла кой-чего к столу прикупить, хотя там уже все накрыто. Айда ужинать!
"Айда" привело нас в ярко освещенное стекло и дерево столовой, и там был стол, и на столе том… Первым не выдержал Малкольм:
– О майн гот, – простонал он, – я русский.
Там был и поросенок, фаршированный гречкой и грибами, и манты на спиртовом подогреве, рыба – местная кета, икра, соленые грибочки и огурчики – всего не перечислить, – но я уткнулся в шанежки. Эти лепешки из дрожжевого теста, замешанного на бараньем жире, покрытые топленым маслом, – ничего вкуснее из мучного не ел. Ну, и напитки: на столе ни одной бутылки – все в хрустальных графинах: белом, красном, зеленом и синем. Только настойки: на кедровых орешках, на клюкве, на смородине. Я посмотрел на Яшу:
– Тут ведь на целый полк хватит.
Он пожал плечами:
– Tradition, sir.
Борис перехватил мой взгляд:
– Мы не обязаны все съесть, но все попробовать обязаны.
Tradition всех несколько расслабила, завязался разговор. Малкольм, выпив настоечки, только и ждал вопроса о том, "как ему Россия". Он рассказал о своей судьбе, о том, что был слишком мал, чтобы что-то помнить. Но он смотрел советские фильмы и много читал о России. Сегодняшнее пребывание тут, в Сибири, на берегу этой великой реки, его ошеломило. А этот "кошерный" поросенок запомнится ему на всю оставшуюся жизнь. Его поддерживала Нина. Рассказала, как готовятся настойки и что это дело она не доверяет никому. Домработницу к этому времени она отпустила и сама хлопотала у стола, устанавливая порядок уничтожения всей этой прелести.
Тем не менее вся благостная атмосфера застолья таила ожидание разговора, который повис своей недосказанностью еще в кабинете Бориса. Он этот разговор и начал после какой-то очередной фразы Малкольма о России. Борис задал ему прямой вопрос: как он относится к сегодняшнему состоянию наших, российско-американских, отношений, и не кажется ли ему, что Америка в лице ее истеблишмента непозволительно уничижительно относится к российскому руководству и к тому, что Россия вновь обретает черты могущественного государства. Эту фразу он либо готовил специально, либо произносил уже не в первый раз.
Установилась неловкая тишина. Малкольм, видимо, произвел на хозяина дома впечатление этакого нелепого америкашки, обалдевшего от широкой русской души, обилия разносолов и расслабляющего действия крепких настоек. Малкольму этим летом исполнилось семьдесят, но выглядел он значительно моложе, всю жизнь играл в теннис, а в молодости даже профессионально. Я с интересом смотрел, как этот парень развернулся к Борису, моментально перейдя от шутливо-расслабленного состояния в свой обычный облик невероятно жесткого, проницательного, в высшей мере успешного американского финансиста. Особенно остро это ощутила Нина, с которой он в основном и поддерживал разговор. Она прищурилась и улыбнулась краешком губ.
– Скажите, Борис, а в чем, по-вашему, сила и могущество государства?
Борис ответил вопросом на вопрос:
– А по-вашему, по-американски, в чем?