- А я тебе объясню, какое! - Храпунов понял, что обмороком делу не поможешь, переходим к варианту "Буки". - Я кровь проливал, я по притонам вшей кормил, я гоблинов голыми руками душил, вот какое это имеет значение! Я знаю стихотворение о потоке времени, который размывает стену настоящего, и на ней появляются все новые узоры, часть которых мы называем прошлым. Память уверяет нас, что вчерашний день действительно был, но как знать, не появилась ли вся эта память с первым утренним лучом? - Корчил классический синдром фронтовика Храпунов. - Я видел, как призраки утаскивают пассажиров метрополитена с перрона в туннели и там пируют, и среди пассажиров были мои товарищи! Я видел, что остается после охоты оборотня на грибников, и среди грибников были женщины и дети, вот какое мне до этого дело! А ты знаешь, что мои глаза имели удовольствие наблюдать сошествие с небес языческой богини смерти Моры!? А твои глаза медленно закрываются, медленно закрываются, медленно закрываются… Тебе хочется спать… хочется спать… глаза закрываются… ты засыпаешь.
Проворно оказавшийся рядом с закатившим глазки салагой Валера не дал тому брыкнуться под стол в позицию шахматного короля при раскладе "Мат".
- Вот перед тобой задержанный, - продолжал гипнотически вещать и пучить зеньки Максим, - Я тут отлучусь на минутку, а ты, черпак, ему покажи, чему там вас в спецшколе учили. - Прихватив стакан, Храпунов направился к порогу. Его движение завихрило пыль на папках в распахнутом сейфе, но не серьезно, слишком залежалые запасы пыли там фигурировали.
- Повязочку-то сними, - иронично поцокал языком Валера, - А то получается: "Щорс идет под знаменем, красный командир. Голова повязана, кровь на рукаве…
За дверью пучилась и тужилась следующая мелодия из древних социалистических маршей, но сквозь препятствие не угадывалась. Пока Макс сдирал повязку с подсохшим кетчупом и наспех вытирался, Валера успел доцитировать:
- След кровавый стелится по сырой земле". И, кстати, какого лешего ты меня "гайдамаком" назвал? Обидно.
Рядом с Валерой, заворожено зажмурив глаза, паренек в обычной серой форме, но на петлицах бравые петушки, вопил, тщательно топал ногами и брызгал слюной:
- Ты, шишага последний! - а ведь совсем еще на вид был мальчишка, и такими нехорошими словами выражался! - Ты обвиняешься по статье "Ять", часть "Веди" секретного приложения к Уголовному кодексу!
- Что я сделал такого, гражданин начальник? - добросовестно заскулил Валера, провожая терпеливой улыбкой выскользнувшего со стаканом за дверь Храпунова.
- Ты душу дьяволу продал!
- Неправда ваша, не продавал.
- А это что!? - хлопнул остающийся в иллюзорном мире мальчишка об стол первым попавшимся подробно исписанным пергаментом с подписью кровью, - Это по-твоему не улики?!
- Ничего я не продавал! Разве что самый краешек. - Пока еще забавлял дилетанскими потугами молодой человек художника от парфюмерной магии.
- Тебе грозит от пожизненного пострижения в монахи до проверки на ведьмовство со связанным по рукам и ногам в холодной купели!
Валере наскучило отпираться:
- А вот здесь уже нежить плодишь, гражданин начальничек! За такое - максимум епитимью наложат или запретят хоронить в пределах церковной ограды.
- Ага, умный такой?! Думаешь, если я - новичок, меня можно на эманации разводить? Кайся, шишага, кто тебя подучил!?
- Да пошел ты… Угодник! - рявкнул невесть с какого дуру рассвирепевший Валера.
А вот ентого рявкать не стоило ни в коем разе. Вернувшийся с наполненным лимонадом стаканом Максим обнаружил у Валерия раскровяненную губу.
- Брэк! - резво скомандовал Храпунов и отчеканил персонально молодому да раннему. - Сейчас ты вызовешь конвой, который препроводит обраслеченного гайдамака в камеру. Оформлять никаких документов не станешь, мы ведь не чинуши, правда? Вздремнешь на посту в нарушение устава и забудешь наш визит, как дурной сон.
Стакан с лимонадом забвения, за которым Максим прогулялся в следственную часть, юноша принял торжественней, чем посвящаемый в рыцари оруженосец меч у сюзерена. Без экивоков шумно выхлебал угощение.
- Ну, ни духа, ни гуру, - стал откланиваться Максим Храпунов. - Пароли ты знаешь, выход самостоятельно найдешь. - Почему-то расставаться было трудно, получалось, прикипел Максимыч товарищеской симпатией к этому благородному жулику от парфюмерной магии.
- Что-то с памятью твоей стало, - укоризненно качая головой, протянул вперед скованные наручниками руки парфюмерный художник. - Второй раз уж.
- Извини, слишком нервная обстановка. - Максим расстегнул браслеты на Валере и одел себе, как побратимы и договорились час назад.
Час назад они подошли к облепленной анфасами кандидатов станции метро "Елизаровская". Калейдоскоп предвыборных плакатов испятнал все мало-мальски подходящие места - вплоть до фонарных столбов и коммерческих киосков. Диковатые взгляды и раскосмаченные бороденки прежних лет канули - как-то незаметно отсеялись и сгинули в полной безвестности горластые демократы, в качестве козырей заявлявшие лютейший антикоммунизм, родственные связи с "врагами народа" и многократные ходки в психушку. Нынешний кандидат попер сплошь респектабельный - галстуки, аккуратные прически, вальяжные и чуточку обеспокоенные судьбой России физиономии. Однако по неистребимой привычке чуть ли не все они категорически и клятвенно обещали кто Луну с неба, кто принародный дележ Золотого фонда Эрмитажа посреди Дворцовой площади. Рядом с людским водоворотом приплясывала тетка, размахивая двумя яркими тряпками и напевая:
- Тарара-тарата-тарара!
Максим с подозрением отметил, что в последние дни чересчур часто встречает на улицах сумасшедших. Но потом допер, что мадам кричит: "Свитера-свитера-свитера!", которыми торгует с рук.
На посадке в вагон среди прочих пассажиров вошла среднеазиатских паспортных данных немолодая мулатка с тяжелой клетчатой сумкой известного фасона.
- Уважаемые пассажиры! - перекрикивая шум колес, запричитала гражданка, только с шипением съехались двери, и состав тронулся. - Хочу предложить вашему вниманию незаменимую в хозяйстве вещь… - здесь вдруг хозяйка стушевалась, помолчала, изображая губами картину Айвазовского "Девятый вал" и начала панегирик по новой. - Уважаемые пассажиры! Вещь, необходимая в любом хозяйстве. Причем, если в магазинах города вы приобретаете ее по тридцать рублей, то мы напрямую работаем с оптовиками. Поэтому предлагаем всего по пятнадцать… - Здесь горлопанка опять сбилась.
- Медицинский лейкопластырь? - сочувственно подсказал пенсионер поверх усаженной на колени сумки с картошкой.
- Распродажа женских журналов? - предположила пенсионерка напротив, оторвавшись от примитивной игры на дешевенькой мобиле.
Немолодая дочь Киргизии (или Таджикистана) не сдавалась:
- Уважаемые… хочу… причем, две вещи отдам за двадцать!
- Стеклорезы?
Все, бизнес сгорел синим пламенем. Мулатка устало села на свободное место и полезла за шпаргалкой в сумку. Какой позор, она забыла текст роли.
- Ты не понимаешь, - так, чтобы не слышали посторонние, рубил фразы Валерий. - К Богдухану в гости должен идти я. Он меня к смерти приговорил, а я таких шуточек не умею прощать. Я, может быть, только ради этой встречи ушел с тобой в нелегальное дальнее плавание. Должен же быть у Тузика праздник?
- Не туда мыло трешь, - не очень прислушивался к аргументам художника Максим. - Это мое доброе имя! Это моя работа - брать Богдухана за жабры!
- Пассажиры, а вот кому пальчиковые батарейки? - нашла нужные слова в шпаргалке женщина с Востока. - По пятнадцать три штуки. Шесть штук - за двадцать рублей, дешевле не бывает!!!
- А если провал? - не унимался Валерий. - Если окажешься в камере с теми, кого сам сажал?
- Я с Алиной договорился и комара заговорил, станет мне жарко, он ее в ухо укусит. Тогда пусть посвящает в наши виражи Матиевну, хуже не будет. - Отлученный игумен, сказать по совести, не очень стремился в гости к Богдухану, но обстоятельства складывались так, что явиться к Богдухану по наводке покойного Чека, для Храпунова было жизненно важно. - Ладно, подбросим амулет, - изобрел компромисс Максим. - Если он упадет лицевой стороной к небу, твое дело - сторона. Если тыльной, так уж и быть, отдыхаю я.
* * *
- Нетопырки за голову, пантаклем к стене! - распорядился конвоир.
Непохожий на себя, вспомним про вытерпевшую окраску и завивку прическу плюс накладной шрам из актерского реквизита, Храпунов не поторопился исполнить приказ:
- А матрац бросать, начальник? - скатка набитого сырой ватой матраца оттягивала Максиму руки.
- Поговори у меня, недотыкомка, - буркнул конвоир, но настаивать на исполнении команды не стал.
Под взглядом обезопасившегося за очередной стеной паутины корпусного надзирателя, зевающего на перекрестке тюремных коридоров, конвоир осенил себя крестным знаменем, поколдовал с замком, опять осенил, для острастки вынул из кобуры серебряный крест размером с бумеранг и только после этого распахнул дверь.
- Дежурный по камере? - на повышенных тонах, будто громким голосом пытался отогнать инстинктивные страхи, заслал конвоир запрос в разверзшуюся пасть каменного мешка.
- Дежурный по камере Иван Финита.
- Принимай новенького, Финита ля комедия, - выдал некий образовательный уровень конвоир.
- В лучшем виде! - многозначительно и злорадно посулили из каземата, дохнувшего вонью перенаселения.
- Доброй ночи! - уверенно глянул на будущих соседей с порога Максимыч. - Да не достанутся ваши тени полуденному лучу.
- Ты глянь, граальники, к нам сакралика подселили. Как правильно здороваться - знает, - решил, не откладывая, прокачать Максима на слабака Финита, - и за что тебя загерметили? - Лет хаму было не больше двадцатника, кося под старших, он сутулился и прятал руки в карманах. И из соображений осторожности держал дистанцию, мало ли - прописываемый окажется крут немеренно и без рассусоливаний плюнет в задиру миллионоджоулевым фаерболом.
Максим не стал суетиться с ответом, а сперва огляделся. Пенал три на двенадцать, по левую руку от двери унитаз в коросте ржавчины, дальше по стенке рукомойник в похожей коросте. По диагонали от санузла - в противоположном углу жилплощади - кухонный стол под стертой на изгибах сиротской клиенкой. Вдоль остальной дистанции боковых стен притулились двухъярусные шконки из осины, чтоб поселенцам жизнь медом не казалась. Свет тусклый, максимум, на что способна сороковаттная лампочка в оплетенном толстой проволокой грязном плафоне. Окна нет, да и откуда ему взяться в подземелье, зато на торцовой стене с талантом вышкрябан космический спутник планеты Земля в фазе полнолуния. Что это именно Луна, а не какой-нибудь арбуз, специалист легко определит по географической точности расположения кратеров и лунных морей. И никаких наскальных сентенций уровня "Здесь мотал предвариловку Штуцер" или "Паштет с Наркозом запетушили Чистякова Саву Галиновича 07.09.98"
Семь человек (или не человек?) оттопыривались кружком на корточках в центре камеры. А в образованном участниками загадочной церемонии кругу на мятых газетах животом вниз, ногами к двери возлежал восьмой. И очень это походило на собравшихся за пиршественным столом каннибалов, перед началом трапезы благодарящих молитвой языческого бога Ранидрагонасора за ниспосланное угощение.
Все. Топографическое сканирование замкнутого пространства МакМак завершил и приступил к решению кадровых вопросов:
- Для тебя, фрейдахнутый, я - не сакралик, а обсакраленный. Порченый по статье "Веди", прим "Ять", - подозревая, что знакомство может затянуться, и, дабы хоть частично освободить руки, поставил Максимыч скатку матраца на попа, но не на пол, а на носок лишенного шнурков ботинка.
У земных зэков все, что коснулось дна камеры, подбирать считается в падлу, а как у этих узаконено, МакМак не был осведомлен. Все таки не по данному сегменту лямку тянул.
- Ты глянь! - плоско играл подковырное восхищение Иван, или, переходя на личности, Ваньку валял. - У того, кого к ночи поминать не резон, теугрики мессажил? - так и норовил обидеть Иван, а между делом перевернул вверх тормашками висящую в самом углу над унитазом икону. Очевидно, главной его, как дежурного, обязанностью и было вертеть икону так и сяк при приближении к камере и удалении от камеры на безопасную дистанцию истых вертухаев.
Ответ на скользкий вопрос Максим демонстративно нацелил не Фините, а остальным сокамерникам.
- Угодники захимерили по подставе. Не для зуз я, мертвые души, соловковал, а почетных понтификов буддал.
- В ауре? - оскалил гнилые зубы Финита.
- В скарабейной ауре, аскет.
- А не шишажишь ли? - перейдя границу дозволенного, Финита оставался на месте, рядом с кругом товарищей. Наверняка рассчитывал на поддержку.
После его предъявы, если Максим почитал себя в ауре за обсакраленного, полагалось непременно зарядить дежурному по камере кулаком куда ближе - в зубы или ниже пупа, иначе не будет Максиму никакого уважения. Максим осмотрелся, куда бы свалить матрац, на пол нельзя - западло…
- Аминь нежить плодить, шпана, - веско прикрикнули с нижней (уж в этом МакМак был продвинут, по понятиям почетной - ближе к центру матери-Земли) шконки из дальнего угла, - базар развели, рай-зоне стыдно!
- Да он на эманации берет! - в челобитной манере заскулил Иван.
- Ша, в ауре, догматый, в секунду хичкокну! - повысили голос от Луны, и этого оказалось достаточно, чтоб Финита, наконец, увял.
Максим облегченно вздохнул, постаравшись совершить это как можно неприметней. Начинать с рукопашной - дурной тон.
- Не маячь в дверях, гермеченный, - пригласили из темного угла. - Дуй сюда, покамлаем о делах наших скорбных.
Максим двинулся, Финита покорно посторонился, остальные предупредительно убирали руки и ноги оттуда, куда целилась нога Храпунова. И по движению Максима глухо назывались:
- Аристарх Чекан.
- Семен Майданный.
- Феофан Ботов.
- Василий Беломор.
- Андрон Шрамов.
- Кеша Дрын.
- Аквафор Таймырский.
Только распростертый на газетах организм оставался индифирентен. Впрочем, Максим срисовал, что клиент еще дышит.
- Неудобно получается, люди назвались, а ты молчишь, - без нажима упрекнул новичка сидящий с ногами на одеяле сухопарый мистик, - аукало и осанну нареки. - Росту авторитет был от горшка два вершка, уши острыми углами вверх, как у эльфа-инородца, босые же ступни ног размером вполне угодили бы гиганту, и покрывала их густая курчавая вороная шерсть.
Перед недомерком лежал от руки расчерченный на квадраты и в шахматном порядке закрашенный листок бумаги. Шашками сегодня служили выбитые зубы, с одной стороны золотые, с другой фарфоровые.
- Игорь. Игорь Кузахметов. Осанны нет, первый раз кукую, - соблюл в голосе удачную пропорцию покорности и независимости Максим.
- Кто ж тебя тогда правильно в могилу входить учил? Да ты саван свой ватный, - главарь имел ввиду матрац, - на верхнюю шконку пока свали, в руках правды нет. - Главарь улыбался, будто тибетский монах на Солнце жмурится.
При этом нашел злодей секунду кивнуть Фините, и тот проворно застучал в стену кружкой на языке тюремного телеграфа насчет того, что в камере появился некий Кузахметов, и, мало ли, кто слыхал про такового? Значит, не только вертеть иконы умел.
- Были учителя, - умеренно изображая чувство собственного достоинства, отвечал Максимыч.
- Молодец, что язык не распускаешь, - важно затряс подбородком недорослик. - Только все едино отмолчаться не выгорит, если не хочешь, чтоб твое место в камере у иконы было.
- Известно, не хочу, но хвалиться не кем. Инициировал меня черный колдун Передерий. А когда его бренному существованию финиш выпал, я сам постижением запретных книг занялся в режиме самообразования.
Остальные к их разговору прислушивались очень чутко (и пуще всех Финита - в паузах отряжающий в герметическую контрразведку свежую порцию информации по новичку). Но не развешивать же локаторы на всю камеру: для виду хлопцы продолжили дело, ради которого сели в круг, только молчком. Кеша Дрын стал рисовать на спине распростертого некую мудреную картинку. Андрон Шрамов взбалтывал тушь в порцелярном пузырьке химического стекла. Чекан точил швейную, пронесенную через шмоны, иголку об ноготь.
- А какой рукой Передерий тебя инициировал: левой, или правой? - прищурился сухопарый, и только сейчас Максим углядел, что отражается в зрачках допрашивающего, как и икона, вверх тормашками.
- Проверяете, господин хороший, собственного имени не назвавший? Понимаю, мало ли - угодники решили в могилу идола внедрить. Одной левой меня инициировал Герасим Варламович Передерий, ведь правую он в метро потерял, когда его тогдашний начальник ИСАЯ Максим Храпунов на рельсы столкнул.
Недомерок удовлетворенно почесал могучую пятку, задумчиво пошевелил грибково-желтыми ногтями, размером с пепельницы:
- Так и есть. Не назвал я тебе своего имени, потому как врать не люблю зря, а истинное имя только такие первоходки, как ты, незнакомым дядям доверяют. Зови меня как остальные - Властелин Колец. - Хитро улыбнулся главарь.
Раздался ответный междустенно-телеграфный стук, дорого дал бы Максимыч, чтобы узнать, о чем оповещали карликового главаря неведомые информаторы, но образования не хватило.
- И тебе без осанны ходить не резон. - Прояснял ногастый генеральную линию. - Нравятся клички у остальных пацанов? - самодовольно почесал пузо сквозь майку остроухий. - Ща и тебе красивую придумаем, я на выдумки мастак. - Он косил под недалекого, хотя подробности манер свидетельствовали об обратном. - Ты говорил, что над книгами парился "в режиме самообразования", вот и будет тебе осанна "Режим". Эй, сакралики, этого первоходку кликать - Гоша Режим!