Яруш дает понять, что он главный, и никто другой не имеет право претендовать на высокую должность. В общем, спор заканчивается ничем. Вдруг Музычко оглушает, как обухом по голове, что главный уже ведь есть. Кто командир Майдана? Пару-Убий. Кто кассир Майдана? Пару-Убий? Кто вхож в американское посольство, как к себе домой? Пару-Убий. Кто проводит тренировку молодых бойцов на территории американского посольства? Опять же Пару-Убий.
Всем пришлось согласиться, что Пару-Убий не простой человек, Пару-Убий великий провокатор и революционер. Говорит бестолково и путано? Ну и что же? А разве Ленин говорил ясно и понятно? Ничего подобного. Революционеры его поддерживали лишь потому, что не понимали его речей и считали его мудрым, потому что никто не понимал, о чем он говорит. И с Пару-Убием точно так же. Пару-Убий скромный парень и в тоже время решительный, он, как и Юля Болтушенко, готов повесить всех южан за непокорность.
Однако американское посольство выступило с заявлением, осуждающим действие властей. Одному бандеровцу в пьяной драке откусили ухо, а он утверждал, что шел на демонстрацию с мирными намерениями.
Виктор Федорович снова встревожился по этому поводу. Он приказал найти виновника и предать его суду. Но виновник не был пойман и наказан. Президент тут же позвонил в американское посольство и принес свои извинения по этому вопросу. Боевики Майдана снова активизировались: подожгли несколько новеньких автобусов, на которых приехали бойцы "Беркута". Бойцы только что высадились и пошли подменять своих однокашников на ужин, а один бандеровец Чумак бросил бутылку с зажигательной смесью. Бросок был удачным, автобус вспыхнул, как спичка. Затем полетели еще бутылки. Короче восемь новеньких машин приказали долго жить. Водители автобусов, что дремали, склонившись на руль, спасались бегством.
Защитники порядка снова выстроились в том же порядке, так же, как и предыдущие дни в шеренгу, в колонну по четыре, тесно прижавшись, друг к другу, так было теплее и уютнее. Прикрываясь щитами, опустив головы, мужественно ждали, когда тяжелый булыжник упадет на голову через одного. Со звериной ненавистью и жестокостью бандеровцы издевались, а где можно было, и убивали стражей порядка. Подходили к ним вплотную и били по головам ребристыми битами, булыжниками и кидали коктейли Молотова. Среди несчастных крепко прижатых друг к другу ребят от горящей смеси, как спичка, загоралась их одежда и тогда они вынуждены были рассыпаться, падать на землю и кататься как бревно, чтоб не сгореть, как щепка. Видно было простым глазом: бандеры хорошо обучены ближнему рукопашному бою. Они действуют, не прижимаясь тесно друг к другу, а в рассыпную.
Каждый из них подбегал, делал свое черное дело и возвращался обратно довольный. В основном бандеровцы в возрасте 30–35 лет составляли костяк галичанского фашистского корпуса. А бойцы "Беркута" – мальчишки 20–21 года. Президент платил своим охранникам копейки, а наемники получали солидную зарплату в долларах.
Но не это главное. Главное то, что он и его соратники, включая и многочисленных толстосумов, предали юношей в трудную минуту. Это же надо иметь голову, чтоб поставить их безоружных смиренно получать удары по головам от разъяренных бандитов, которые потешались над ними.
Так называемый рабочий день у майданутых был расписан по часам. После сытного завтрака, вооружившись дубинками, шли лупить охранников порядка. Потом сытный обед, затем непродолжительный сон, потом концерт, слушание проповедей посланцев Говнозара и раскольника Филарета, выступления Яйценюха, Клочки, Тянивяму, затем подведение итогов дня. Каждый день, а то и через день шикарная получка в долларах и гривнах. Зарплата, как на Западе.
На этот раз расчетливые американцы постарались на славу. Они учли события почти десятилетней давности. Плюс преступная халатность президента работала на них. Это дало положительные результаты.
Майданутые с ужасом ждали того дня, когда им скажут:
– Спасибо ребята, вы свою миссию выполнили, можете быть свободны.
– Что-то молчит наш Пару-Убий, сказал бы, когда придет время расчета, шоб отправиться домой, жене под юбку, – говорил боец по имени Расстегнутая Ширинка.
– Да ты шо? Кто тебе такое сказал? Я отсюда уходить не собираюсь, мне и здесь хорошо. И семье неплохо: кожен понедельник супруге денежки посылаю. Четыре-пять тышш. Где озьмешь такие деньги? Даже в России едва ли заработаешь. Музычко говорит, что мы в правом секторе останемся на вечные времена.
24
Так и напрашивается вывод, что американцы пошли по ленинскому пути. Для захвата власти в Киеве они собрали всякое отребье – уголовников, отсидевших положенный срок, воришек, тех, кто не желал трудиться, тех, кто потерял работу и не мог ее найти и, конечно же, горлопанов-нацистов. Но основным костяком, щедро финансируемым, были, конечно же, галичанские бандеровцы.
Просто удивительно. Три западные области завладели умами не только киевлян, но и остальных двадцати трех областей. Это был настоящий триумф неонацистов.
Неоднократно посещали сцену на Майдане омерзительные личности в поповских рясах. Среди них выделялся толстозадый, толстомордый Говнозар, а также архиепископ украинской православной церкви, бывший когда-то на службе в КГБ, маленький, дохленький, злобный Филарет. Они благословляли тех, кто убивает. Речь не шла о капли крови, как ее трактовал президент Янукович, а о реках крови. И это служители церкви! Ничего себе! Хороший авторитет для церкви. Долг служителей церкви отлучить дьяволят в поповской рясе от церкви, лишить их всего, что они успели награбить, сжечь их жилища, ибо земля под ними на километр вглубь протухла грязью и отступничеством.
После попов на сцену, запыхавшись, поднимался Бакай. Обнажая свою лысую, продолговатую, неправильной формы тыкву, он как бы представлял пистолет к виску, кричал:
– Пущу себе пулю в лоб, в висок за народное счастье, если это счастье не совершится, то есть, если я не победю, вернее, если вы, братья мои во Христе не победите в последней борьбе с москалями. Да, с москалями, потому, что они идут, движутся, наш президент – предатель ждет их. Я точно знаю. Чичас пущу себе пулю, вот нажму на этот курок, и кровь только брызнет фонтаном, а я упаду, упаду вам под ноги, братья мои во Христе.
– А кто распял Христа, Бакай, жид паршивый, не твои ли предки? К власти рвешься, Бакай, знаю я тебя, – говорил в это время Яруш, главнокомандующий бендоровскими овчарями.
– Я, – вещал Яйценюх с трибуны, – имел продолжительную беседу с баронессой Кэтрин Эштон. Потом мне позвонила из Америки сама Виктория. Мы обсуждали будущее Украины и украинской оппозиции. Обе дамы скоро приедут в Киев по моему приглашению. Так что ждите, дорогие друзья. Я, как вы уже знаете, не пустой человек, объехал все страны, будучи министром иностранных дел великой Украины. Везде получалось, кроме москалей: за газ они с нас три шкуры драли и хотели поработить. А как поработить, вы спросите? А очень просто: не дать нам войти в царство Евросоюза, мол, на нас, москалей, работайте. Вот вам, москали – дулю! Слава Украине!
– Уря-а-а-а-а!
– Слава Украине! Бандере слава!
Когда Яйценюх выдохся, подошел Клочка и двинул его плечом. Яйценюх зашатался, но успел произнести: Слава Украине!
– Я, моя, – начал Клочка свою сумбурную речь, – то есть, я хочу сказать, что Германия, гражданином которой я состою, поворачивается лицом к заду Украины в то время, когда мы поворачиваемся задницей к России. Так вот, Ермания выделит нам материальную помощь, пусть не беспокоятся ваши матери, жены и дети, которых вы оставили в Галичине, шоб воевать на ринге. С ими будет все в порядке, я даю слово чемпиона мира по боксу и заверяю вас: так и будет, ибо так должно быть. Если Клочка сказал, то сбывается. Ауфидерзейн!
– Кукуреку! – запел Бакай-Яцек.
Потом пробовал выступать Трупчинов, баптист:
– Аллилуйя, аллилуйя, благослови господи убиение неверных, – пел Трупчинов, а потом, спохватившись, переходил на кажущуюся ему нормальную речь.
Кто-то из революционеров закидал его яйцами.
На сцене снова появился Яйценюх. Оценив ситуацию, он снова влез на трибуну, высморкался, высоко поднял голову, а потом запричитал:
– Защитники мои дорогие, я снова внес большой вклад в дело развития революции. Только что, три минуты назад. И прибежал вам доложить. Меня приглашает сам президент Украины. Сам президент, которого мы с вами собираемся свергнуть. Если он пойдет на уступки, если распустит армию, если он уволит всех енералов, чтоб мы могли свободно прибрать его резиденцию – потенцию, если он разоружится, то я, от вашего имени скажу: да мы согласны и при этом пожму ему, гадюке, руку. А вы, узнав об этом из моих уст, закричите ура. Это ура раздастся и в Кремле, там, где сидит наш враг ПуПотин. А пока я пошел с вашего разрешения, надо готовиться, причесаться, прилизаться, чтоб не было стыдно за всю неньку Украину. Бывайте, сыны отечества, гут бай.
Едва Яйценюх смылся, как на сцену вошел огромных размеров католический патриарх Любомир Говнозар.
– Эй ты, Говно! Ты уже был недавно. Денег мы тебе больше не дадим, чапай отселева.
– Покарай Господи врагов своих и наших, аминь! Дети мои, сыны неньки Украины, воюющие с москалями за свои земли! Господь Бог благословляет вас. Душа каждого бойца под защитой господа. Мы с ними, бусурманами, уже давно воюем. Прямо-таки со средних веков. Я еще был маленький, когда эта война началась. Мы всегда выигрывали, вся Галичина была под нашим протекторатом. Потом нас москали задушили, и только теперь мы поднялись с колен. Надо бить гадов в их логове, вплоть до самого московского патриарха. Да поможет нам Бог! Есть ли у вас, сыны мои, проблемы, вопросы?
Тут подскочил Яйценюх.
– Благословите меня на царство. Я вам особняк в Крыму подарю. Владыко всея Украины, благословите, а?!
– Да благословит вас Бардак! У меня нет такого права, сын мой.
– Долой, Яйценюха, долой! – заревел Правый сектор, – у нас Музычко глава. Чем Музычко хуже? Ура-а-а.
Музычко вышел, низко поклонился и приблизился к пузу Говнозара.
– Хочешь крест целовать, сын мой?
– Истинно так, ваше благородие и преподобие, и преосвященство и пузотрон.
Тут подошел Дмитрий Яруш, тоже воевавший в Чечне.
– Я против. Президента избирают, а потом благословляют, так что, владыка Говно, посторонитесь и не заводите нас в заблуждение.
На выручку снова пришел Яйценюх.
– Владыка Говнозар! Вы тут простынете, пойдемте со мной, погреетесь в баньке.
Владыка пошел следом за Яйценюхом. Тот повел его в подвал, потом они долго блуждали по подземелью, пока не нашли бордель. Три голеньких Афродиты, сразу окружили владыку. Одна попыталась сесть на выпирающее пузо, но не удержалась и шлепнулась под ноги высокопреосвященству. Владыка съел пять блюд на свином сале, долго икал, у него появилась отрыжка, а глаза стали закрываться.
– Э, нет, тут надо штаны снимать, – сказала блондинка, пытаясь найти ремень на брюках.
– Так у него сто одежек. Давай все снимай, мы посмотрим, что у тебя там.
Говнозар покорился. Но его мужское достоинство все ушло в брюхо, даже кончик не торчал.
– Девочки, он оперирован, ему вырезали детородный прибор.
– Надо заставить его языком поработать.
– Отставить, – приказал Яйценюх, совершенно обнаженный, присосавшийся к соску своей подруги. – Я за него плачу так, как будто он от вас все получил. А вы не наглейте, я в другой раз приведу вам Музычко, гиганта, у него до колен, он вас всех осчастливит. Владыка собирайся, если согрелся.
– Я бы еще тут погрелся, – сказал владыка.
– В другой раз, владыка.
25
Яйценюх брился, намывался, менял носки, потому что от них несло потом на километр, он готовился к встрече с президентом. В два часа дня президент ждал его в своей роскошной резиденции. Мало кому выпадала такая честь быть приглашенным к главе государства. У него проверили паспорт, сверили его фамилию со списком посетителей в этот день и пропустили в приемную. В приемной сидел молодой человек с короткими усиками, он встал, наклонил слегка голову, и что-то произнес. Яйценюху показалось, что тот произнес: шалом, Яцек.
– Хайль, – вскричал Яцек, – хайль! – и при этом высоко поднял руку.
– Виктор Федорович вас ждет, проходите, пожалуйста.
Перед ним открыли двери. Яцек или Яйценюх сразу увидел массивного, несколько насупленного человека, уткнувшегося в бумаги.
– Виктор Федорович, хайль! – произнес Яйценюх дрожащим голосом.
Виктор Федорович встал навстречу посетителю, протянул ему руку.
– Давайте без этого, без хайль. Это слово гитлеровских времен, вас тогда не было…те, кто произносил хайль, выискивал и уничтожал евреев – нещадно и беспощадно, – сказал Виктор Федорович, нахмурив брови, и уже был готов к более предметному разговору, но Яйценюх вдруг побледнел и весь затрясся.
– Я…не того, не думайте. Примите это за шутку. Знаете, евреи такой народ, они любят шутить. И я шутю, но в этот раз неудачно. Я не люблю немцев так же как и русских. Русские нас поработили, немцы нас освобождали…, хотя это так, пустые балачки.
Яйценюх окинул президента недобрым взглядом, сунул руку в карман брюк, чтобы нажать на кнопку записывающего устройства и величественно уселся в роскошное кресло.
– Господин Яйценюх, или Яцек! Вы знаете обстановку в городе, и я пригласил вас…
– Хотите передать булаву? Это снова еврейская шутка.
– Ну, зачем так сразу. Хотя я знаю: вы спите и видите себя в том кресле, в котором я сейчас сижу. Правда, по скудости вашего собственного образования, вы не знаете, что существует такая поговорка: тяжела ты, шапка Мономаха.
– И знать не желаю. Мономах – москаль, а я с москалями никаких дел иметь не хочу. Лидер нашей партии Юлия Капительман-Грегян, предложила палить в москалей из атомной пушки. Когда я бываю у Вашингтоне, этом великим городе и беседую с гениями всего человечества Нудельман-Нуланд, Кэрри, Бардаком, они говорят то же самое – жечь. Они, конечно, улыбаются москалям для отвода глаз, учат меня тому же, но я им даже улыбаться не могу.
– А американцам вы улыбаетесь, так?
– Не только улыбаюсь, я им ботинки чищу, блеск навожу и хочу, чтоб моя нация, как говорил в свое время Ющенко, делала то же самое. Вы не представляете, как это здорово. Вот нас трое Тянивяму, Клочка и я, ваш покорный слуга Яйценюх. Тянивяму влюблен в Гитлера и его наследников, Клочка – поклонник Германии, а я, Яйценюх, влюблен в американцев. А вы в кого? Вы в москалей влюблены – вот в чем разница между нами. Вы, Виктор Федорович, московский шпион, потому победа за нами. Украина, где находится? У Европе, значит, как Европа, так и мы. Прикажут мне янки жопу лизать немцам, буду лизать, куда денешься?
– Не лучше ли думать об Украине?
– Украина – тьфу. Пусть о ней думают американцы.
– Мы с вами давно знакомы, Арсений…, как вас по отчеству?
– Неважно. Говорите, зачем я сюда пришел.
– Так вот Арсений Давыдович…
– Петрович, черт возьми. Все думают, что я еврей, но это не так. А если и так, если мать проявила слабость с каким-нибудь Янкелем, то это не моя вина. По духу я украинец…
– Хотите занять мой пост.
– Придет время – займу.
– Я вам предлагаю пост премьер-министра страны. Может, мы сработаемся. Вы всегда требовали, чтоб я убрал Азарова с этого поста. Вот это и случилось, а жалко: хороший был премьер, грамотный и честный. Надеюсь, и вы таким будете.
– Вы, должно быть, шутите, Виктор Федорович. Должность премьера это… это высокая должность. Сколько миллионов я должен заплатить за эту должность?
– Платить ничего не нужно, а вот усмирить майдановцев не мешало бы.
– Но…я это один решить не могу. Надо получить разрешение, потом нельзя забывать о Клочке и Тянивяму. Он все время в бок тянет, а у Клочка кулаки чешутся. Их тоже нужно вызвать и предложить какую-то должность. А потом, мы втроем спросим у дяди Сэма. Как дядя Сэм скажет, пусть так и будет. Хотя дядя Сэм уже все решил.
– Что решил?
– Не могу знать, не могу говорить.
Яйценюх начал зевать. Президента покоробило такое поведение. Рабочий кабинет главы государства не место, где можно позволить себе зевать, или сморкаться.
Но Яйценюх уже прошел коридоры власти и оказался непотопляемым. Он нигде долго не задерживался, успехами не блистал, но и старался не напортачить. Дипломатическая угодливость, изворотливость помогали ему выходить сухим из воды. И воровал он умеренно, но всегда. Воспитывал двух дочерей и редко посещал бордель. Будучи западником, напичканным нацистскими идеями, свои взгляды старался придерживать при себе. Это помогло ему попасть в кандидаты любимчиков американских боссов, которые после Ющенко, не оправдавшего доверия, никак не могли найти достойного кандидата для очередной аферы на Украине.
Наконец президент не выдержал и сказал:
– Я предлагаю вам немало значащую должность, а вы зеваете. Она что – не нравится вам или же вы хотите сразу сесть в мое кресло?
Но тут в кабинет ворвался помощник и доложил, что бандеровцы сожгли шесть автобусов, из которых только что выгрузились стражи порядка. Услышав это сообщение, Яйценюх захлопал в ладоши.
– Как это могло произойти?
– Они коктейлями Молотова закидали. А это такое оружие – все горит вокруг.
– Давайте, отпустим Яйценюха, а потом…созвать совет Национальной безопасности и обороны. Действуйте.
Яйценюх тоже включил свой мобильный телефон и заговорил на английском языке. Радость, которая его обуяла, не позволила оставаться на месте, он поднялся и выскочил, пританцовывая.
Это звонила Виктория Нудельман из Госдепа США. Она сообщила Яйценюху о том, что замесила тесто и как только оно поднимется, напечет пирожков и привезет в Киев.
– О, госпожа Нудельман, о красавица Америки! Ваши пирожки самые вкусные на свете, принесите мне один, я его заморожу, чтоб он не портился лет десять. Вы не представляете, сколько радости!!! А как поживает господин Бардак? А, это нескромно? Понял. Больше не буду, даю слово. Как наши успехи? Все нормально. Сегодня вывели из строя шесть автобусов. Я только что побывал у президента. Он слезно просил меня прибыть. Предлагает должность премьера.
Не соглашаться? о спасибо, ни за что не соглашусь, даю слово бандеровца.
– Бандеровец это хорошо для вас, для Кэтрии и для Бардака. Окей. Гуд бай.
26
Совет национальной безопасности и обороны Украины собрался как обычно в десять утра. Председатель совета Виктор Федорович явился без опоздания. Он только вошел в зал, все встали по стойке смирно, тесно прижав руки к бедрам. Виктор Федорович поздоровался и, обходя длинный квадратный стол, пожал каждому руку, потом привычно вернулся в свое кресло, и не, долго думая, сказал:
– На сегодняшнем Совете все тот же вопрос – обстановка в стране и в Киеве в частности. Мы должны обменяться мнениями, высказать предложения и в зависимости от принятого всеми решения путем голосования, я буду действовать. Нет возражений по повестке дня?
Все молчали, немного наклонив головы. Это значило, что все согласны с повесткой дня. Они видели озабоченность президента и какую-то его растерянность и как бы жалели его, хотя его растерянность плохо действовала на каждого: уж если сам Верхоный не знает, что делать, то…
– Арбузов, и. о. премьера здесь?