– Молодец, генерал Киваль. Ты истинный патриот Украины. Я назначаю тебя министром обороны неньки Украины. Примай дела и отправляйся в Донецк, подави путч. Вообще, как посмели эти шахтеры оказывать сопротивление моей доблестной армии, которую я послал недели две назад? Разберись, пожалуйста. Переломай им кости всем и отдай бродячим собакам. Это будет отличный корм.
Так генерал Киваль вернулся домой не просто генералом, а министром обороны. У супруги Маруньки стали квадратные глаза, она их потом не меняла, они всегда оставались квадратными.
Уже на следующий день министр обороны Киваль был в Донбассе. Здесь разгоралась война с собственным народом, правда, воевать пока было нечем: несколько вертолетов, требующих ремонта, пятнадцать танков старого образца и восемь дальнобойных пушек, да основное солдатское оружие – автоматы Калашникова. Не все вояки умели обращаться с оружием. Киваль схватился за голову и чтобы хоть что-то сказать на заседании генштаба, произнес:
– Придется стрелять в непокорных прямой наводкой, ничего не поделаешь. Но чтобы стрелять, надо сначала самим обороняться. В этих местах никакой границы с Россией нет. Что будем делать?
– Я знаю, что делать, – вытянул руку зам командующего генерал – полковник Стецько.
– Докладывайте, Стецько.
– Надо рыть ров вдоль границы. Четыре метра шириной и четыре метра глубиной. Такой ров русские танки не одолеют. Мы будем стоять на нашей стороне, и показывать им дулю. Ясно, что нам оказывают сопротивление русские войска, ибо шахтеры, а это шахтерский край, находятся в забоях, они добывают уголь и не желают воевать. А русским мы покажем дулю.
– Дулю?
– Дулю! – обрадовались командующие фронтами с численностью солдат в несколько взводов.
– У нас солдат мало, – сказал министр обороны Киваль, – всего девяносто человек. По дороге сюда рассеялись, как мне сообщила разведка. Кроме того, есть сведения, что солдаты не хотят стрелять в безоружных, женщин с детьми на руках. Я, конечно, доложу Трупчинову и кандидату в президенты Вальцманенко, у них связи в Вашингтоне, пусть просят помощи. Вы что там делаете, Стецько?
– В таких случаях я всегда советуюсь с Пару-Убием. Сейчас свяжусь с ним по телефону. Пару-Убий? Это енерал Стецько. У нас промблема. Наши солдаты не хотят стрелять в безоружных граждан, как быть? Потерпеть? Вы пришлете Яруша и его банду? О, это очень хорошо. Вот видите, члены Совета обороны, проблема решается. Пока мы выкопаем ров длиной в двести километров, сюда прибудет Правый сектор, нечто вроде НКВД и будет расстреливать тех наших солдат, которые не захотят стрелять в наших врагов. А все, кто не с нами, тот против нас. Это все те, кто хочет удрать в Россию, но через ров не сможет перебраться, короче, это все жители Донецкой и Луганской области.
– Генерал Стецько, смирна – а!
Генерал Стецько вскочил, руки по швам и высоко задрав голову, произнес:
– Слава Украине!
– Я прошу об одном. Не забывайте, что у вас теперь есть министр обороны.
– Есть не забывать министра обороны. Только…, я буду ходатайствовать о присвоении вам звания маршала Украины, а то я генерал-полковник, а вы всего лишь генерал. Позвольте выполнить эту миссию.
– Выполняйте.
– Позвольте отлучиться для выполнения задания.
– Отлучайтесь.
Стецько отправился в другую землянку, позвонил Трупчинову:
– Срочно пиши Указ.
– Какой еще Указ?
– О присвоении звания министру обороны маршала Украины. А то он министр в звании генерала, а я генерал – плутковник, его первый заместитель, как так?
– Так я уже такой Указ издавал.
– Издай еще один, какая тебе разница. Это же министр обороны, а не х… собачий.
– Продиктуй мне текст, а то я в этих званиях не очень разбираюсь.
– Ты и себе присвой маршала, ты же главнокомандующий всеми вооруженными силами.
– Диктуй!
Стецько продиктовал текст о присвоении звания министру обороны Кивалю, а про президента забыл.
– А про меня, почему забыл? – всхлипывая, произнес Трупчинов. – Ты же обещал. Кроме того, я не лыком шит, ты знаешь. Мне и жену надо порадовать. Я банкет устрою и тебя приглашу.
– А почему ты назначил министром обороны Киваля, а не Стецько, то есть меня?
– Это Яйценюх все воду мутит. Он предложил кандидатуру в Верховной Раде. Депутаты проголосовали, а мне поручили издать Указ. Мне ничего не оставалось делать, как подписать заготовленный текст. Но если министра обороны убьют на поле боя, я тут – же напишу Указ назначить тебя министром.
– Тогда пиши текст Указа.
Так президент Труп… стал маршалом Украины.
Стецько вернулся на заседание Совета обороны и огласил Указ о присвоении звания маршала генералу Кивалю Василию Петровичу. После жидких аплодисментов и поцелуев новоявленного маршала в губы, новый маршал сказал:
– Спасибо, друзья за эту шутку. У меня вопрос: кто будет рыть ров четыре глубиной и четыре шириной.
– Надо организовать население, – предложил Стецько.
– Но им надо платить. Где деньги взять?
– Надо обратиться к дяде Сэму. Пущай раскошеливается, коль взялся поработить Украину.
– Я не возражаю, – сказал министр обороны. – Завтра вернусь в Киев, встречусь с Вальцманенко, у него прямая связь с Вашингтоном, который собирается назначить его президентом. А пока Совет обороны позвольте считать оконченным. Надо нам всем посетить линию хронта, посмотреть, что к чему.
"Маршал" Киваль все еще в погонах простого генерала встал с кресла, и вся ватага направилась на передовую. На передовой было три танка, два из которых требовали ремонта, одна пушка и несколько вертолетов. Солдаты находились в лежачем положении, щипали травку, запихивали в рот и жевали отдельные листочки.
– Товарищ енерал, со вчерась не кушали. Иногда бабульки нам приносят по кусочку хлеба, но стыдно брать. Завтра прикажете по ним палить.
– Потерпите, хлопцы, – сказал министр обороны. – Денек-два, не больше. Завтра буду в Киеве и решу этот вопрос. Надо встретиться с Трупом или Вальцманенко, пусть раскошеливаются. Воевать можно только на сытый желудок. Как ведут себя сепаратисты, не стреляют?
– Да никакие они не сепаратисты, – уверенно заговорил сержант Домоклов. – Обычные ребята, воюют за незалежнисть. Ну и уступили бы им.
– Сержант Домоклов, смирна! Уступишь им, другие попросят. А мы на страже единства нашей великой нации.
– Хлеба! Хлеба! – зашумели солдаты. – Хлеба и денег. Нам обещали. Что это за страна, которая не может содержать свою армию? Мы не будем стрелять по мирным людям, по старухам, которые нас подкармливают.
– Давайте, уйдем отсюда, как можно быстрее, – стал призывать заместитель министра Стецько. – Я знаю их. Тут не без пропаганды москалей: придушат.
Высокое начальство отправилось искать место, где должна будет пролегать траншея шириной в четыре и глубиной в четыре метра.
– Лопату! – приказал министр обороны.
– Подать лопату, – приказал Стецько.
Министр обороны выкопал небольшую ямку и стал задыхаться, дальше копать мешало пузо.
– Отсюда и до…Москвы! – приказал он, требуя, чтоб остальные повторили его слова.
– На первый случай пусть будет длина в триста километров, а дальше посмотрим, как будут реагировать москали. Если что, то и мы то, если они не то, то и мы не то.
– Согласен, – сдался министр обороны, отмахиваясь от мухи, хотя никакой мухи не было: ему просто мерещился Кремль. – Я улетел.
– Куда?
– В Киев к Трупчинову, Яйценюху и Вальцманенко.
– Доброго пути!
– Слава Украине!
– Бандере слава!
69
Хорошая весть расползлась по Киеву в то время, когда Трупчинов в черной рясе читал молитву, а Яйценюх ковырялся в зубах, а когда он ковырялся в зубах, никто из смертных не смел приближаться к его сиятельству. Это была весть о том, что Нудельман, с благословения Бардака, назначила выборы президента Украины и этим президентом должен быть избран Вальцман, в миру Вальцманенко. Он тут же стал готовиться к инаугурации, хотя до выборов президента оставалось много времени. Дело в том, что Нудельман твердо заверила его: ты уже назначен президентом самим Бардаком, а выборы это только подтвердят.
Да и Псаки Суки позвонила ему из Вашингтона и подтвердила приятную новость: госпожа Нудельман согласовала его кандидатуру с Госсекретарем Кэрри, а Керри рассказал, что Бардак обрадовался, прежде вытаращил глаза, а когда немного отошел, спросил:
– А этот Вальцманенко сможет ослабить Россию, а потом перекинуться на Китай?
– Сможет, я уверен в этом, – заверил госсекретарь Кэрри.
– Тогда назначай его президентом Украины и выдели ему фургон оружия. Расконсервируй и выдай. Оно все еще хранится на складах со времен Второй мировой войны. Действуй, Кэрри.
Обрадованный Кэрри побежал доложить Нудельман, Нудельман позвонила Псаки Суки, а Псаки Суки дала гудок в Киев Вальцманенко.
– Вальцманенко, ты иудей? Хотя все равно. Наш босс Бардак назначает тебя президентом Украины на пять лет. Можешь готовиться к инаугурации.
– Ура, ура, слава Бардаку, слава Псаки Суки. Шалом Нудельман, шалом Бардак! Хай жеве, хайль, хайль! Но выборы только через две недели, а это так долго. Может сократим до двух дней. Умоляю вас, Суко Псако!
– Выборы это ерунда в наше время. Главное, что босс дает согласие, а выборы приложатся. Хотя, лучше подождать до выборов. Проведи эти выборы в срочном порядке.
– А если?
– Что, если? У тебя автоматчики есть? Есть. Поставь по одному солдату у каждой урны и дай инструкцию: пусть следит. Смотри, чтоб слепых было поменьше.
Вальцманенко сразу побежал на Майдан и увидел, что там беспорядок: Правый сектор никуда не уходил, а надо бы, чтоб ушел. А чтобы Правый сектор очистил площадь от грязи, от вони, фекалий и мочи, надо назначить Клочка мэром Киева. Он извлек мобильный телефон и нажал кнопку. Но никто не отвечал. Клочка выступал перед народом, обещал золотые горы киевлянам, а когда, кто-то сказал, что живет недалече от Майдана и нечем дышать, Клочка тут же дал обещание очистить площадь от революционеров, незаконно занимающих это почетное место путем установления палаток еще осенью прошлого года.
– И мэрию надо очистить от погани, – произнес он и осекся. Слово погань не только смутило, но и испугало его. Надо собраться всей хунте, чтоб решить ряд важных вопросов. Киваль не может решить вопрос снабжения и кормления армии и уже два часа ждет. Через три часа освободился Трупчинов, через четыре часа Яйценюх, а ближе к вечеру и сам Вальцманенко, завтрашний президент.
В кабинете Яйценюха никого не было, был только Яйценюх. Он соединил руки, положил на них лысую голову и похрапывал. От такого обилия обязанностей у него уставали мозги, и всегда тянуло на сон. Он мог проспать весь день, сидя в кресле, зато ночью, как правило, сна ни в одном глазу.
Киваль пощекотал его за ухом, Яйценюх вскочил, тут же скрепил пальцы, закрывая ладонями красный свекольный нос, и прохрипел что-то в виде: не убивайте, я еще пригожусь неньке Украине, после чего вернулся в нормальное положение.
– Что, генерал, твою мать? не видишь, премьер почивают. Я с шести утра в этом проклятом кресле о народе думаю. А казна пуста! где взять денег на борьбу с врагом? И ты, небось, пришел просить денег.
– Еще одну кружку кафа, – потребовал министр обороны и плюхнулся в кресло.
– Зульфия, а Зульфия! кружку кафа министру обороны. Зачем ты его пропустила, да еще с пиштолем, а вдруг он того, пальнет! Бедная ненька Украина, сиротой можешь остаться. Кафа – а – а!
Министр обороны сидел со стеклянными глазами, покусывал нижнюю губу и наливался злостью: солдаты едят траву, а премьер спит на рабочем месте, да еще похрапывает, но аромат премьерского кофе усыпил его бдительность, злость куда-то провалилась, и после нескольких глотков, он миролюбиво произнес:
– Армию кормить нечем, обмундирования нет, да и вооружение на уровне прошлого века. Этот вопрос требует срочного решения.
– Я…, у меня денег нет, клянусь. Казна пуста, Янукович унес пять чумайданов долларов в Россию. Жаль, не пымали его. И столько же Пшенка утащил, а министр МВД в два раза больше. Иди к Трупчинову.
– Так уже поздно.
– Ничего. Трупчинов ночует в кабинете президента. Он там и оправляется, когда писсуар не работает: все плевательницы к утру заполнены. Уборщицы по утрам в обморок падают от вони. А ему это так нравится. Он никогда не думал, что будет восседать в золотом кресле, иди скорее, а то заснет. Он спит в кресле. Я тебе свою машину дам, хотя здесь все рядом, десять шагов и уже Банковая. А вот, вспомнил: тебе присвоили воинское звание маршала Украины. Снимай китель, мне принесли для тебя маршальские погоны. У меня даже иголка с нитками есть, пришьем. Правда, китель нужен. Эй, Писькодайка, ты не видела маршальский китель? – спросил Яйценюх у своей секретарши, занявший эту должность только вчера после баньки, где она ублажала великого человека и была приглашена обслуживать Яйценюха не только днем, но и по вечерам.
– Ось вин. Я берегла его, чистила каждодневно половой щеткой.
Маршал тут же сбросил генеральский китель и надел маршальский. Большое зеркало отразило не только маршальский китель, но и полный рот гнилых зубов маршала, который, ни разу не обращался к зубным врачам: боялся боли.
– Ну, а теперь к президенту Трупчинову, шагом марш, – скомандовал Яйценюх и подал руку министру обороны.
– Благодарствую, Слава Украине! Только я в старом генеральском кителе пойду, он более мне подходит. И потом Трупчинов, как Главнокомандовач даже ехрейтора не заслужил, а я в маршальском кителе, да он тут же прикажет снять меня с поста министра обороны. Нет, я лучше сниму маршальский китель, чем меня снимут с поста министра обороны незалежной.
Министр в старом генеральском кителе пошагал в сторону Банковой пешком, поворачивая голову то влево, то вправо, но к сожалению, ни одного военного навстречу ему не попалось. Он уже хотел было миновать президентскую резиденцию, чтоб пройти дальше, не может быть, чтоб в Киеве, столице древней Руси, не нашлось ни одного военного, как массивная дверь открылась, и оттуда вывалил майор в немецкой форме времен Степана Бандеры и воскликнул:
– Слава Украине, пан енерал.
– Хай живэ!
– Два президента ждут вас, – произнес охранник, не отрывая руку от головного убора. – Прошу пан, сюда.
Генерал тоже приложил руку к козырьку и повернул обратно. Он поднялся по ступенькам, не отрывая руки от головного убора, и вошел в открытую дверь. За столом в полумраке сидели два великих человека вильной Украины – тупой еврей Трупчинов и самый тупой еврей в истории Украины Вальцманенко, завтрашний президент. Оба встали и протянули руки вверх.
– Хайль, – сказал Трупчинов.
– Хайль, – сказал Вальцманенко. – Мы очень рады, что вы, именно вы, возглавили вооруженные силы страны. Москали напирают, а мы не знаем, что делать. Нам трудно противопоставить свою необученную армию этим дикарям. Я вот готовлюсь к инаугурации, она уже завтра, и как только она пройдет, выделю сто миллионов из своего кармана на обмундирование, на питание и на один танк.
– Так выборов президента еще не было, еще две недели до выборов, и я бы попросил вас немедленно, что-то предпринять. Мои солдаты траву жуют и заявляют, что бросят части и вернуться домой к галушкам.
– Мы это поправим, – сказал Вальцманенко, доставая мобильный телефон из кармана пиджака. – Коломойсе? Ты? Привет. У меня тут сидит министр обороны, просит денег. Выдели ему пятьдесят миллионов на питание, а то его солдаты травой кормятся. Он завтра будет у тебя. А, еще машину ему выдели с шофером. Это наш человек, ты его знаешь. Чем я занимаюсь? Готовлюсь к инаугурации. Выборы через две недели. И инаугурация сразу же. Хотя можно и одновременно. Может победить Юля Капительман? Никогда в жизни. Бардак меня уже назначил. Псаки Суки передала через Нудельман, а Нудельман передала послу, а посол вызвал меня и поцеловал в подбородок. Я хотел подставить ему зад, но не успел. Как только пройдет инаугурация, я отправлюсь в Москву, прикажу вернуть Крым, а потом поеду к Бардаку. Все, бывай.
– Боюсь, что на армию этого всего мало. Надо вооружение, надо пополнение, солдат катастрофически не хватает, – стал плакаться министр обороны.
– Экая ерунда, – сказал Вальцманенко. – В общем, потерпи немного. Как только пройдет инаугурация, мы с тобой возьмемся за армию. А пока дай команду во все военкоматы страны пусть объявят мобилизацию от восемнадцати до сорока пяти лет. Вот тебе и пушечное мясо. Только кормить эту ораву нечем. Варите пока баланду…раз в сутки, обещайте, как только пройдет инаугурация, в армии наступит изобилие.
– Мой предшественник уже объявлял мобилизацию, но ничего не вышло: в военкоматы почти никто не явился.
– А ты объяви охоту, надо отлавливать призывников: хватать на улицах, в клубах, на свадьбах, на именинах и в машину, стричь, одевать в форму и на фронт. А что делать? А насчет вооружений…надо обратиться к нашей дорогой матушке Америке, она поможет. Все, гут бай.
70
Кандидат в президенты Вальцманенко, выдвинутый американцами на высокий пост, невольно задумался, как себя теперь вести, что должен изменить в своем отношении с избирателями, со своими будущими рабами, как он их называл про себя и то шепотом. Он долго мучился над этой проблемой, пока не вспомнил про американскую улыбку. Вот оно, вот, где собака зарыта: надо улыбаться, везде, на каждом шагу. Вбив себе умный постулат в дурную голову, он теперь часами стоял перед зеркалом: рот до ушей. И сам себе еще больше понравился.
– Несравненная, бесценная, неверная, – обратился он к супруге, – посмотри, изменился я или нет? как моя широкая улыбка? учти, это американская улыбка, но никак не украинская, ты имей в виду.
И растянул рот до ушей. Супруга внимательно посмотрела, сперва ужаснулась, поскольку ее супруг всегда ходил мрачный и злой, а тут заулыбался, как психически больной человек, который будет улыбаться даже, если вы ему начнете резать палец. И ужас тут же сменился мажорным настроением: ее Петя, как никогда, стал походить на обезьяну. Ей в самый раз было расхохотаться, но она взяла себя в руки и сказала:
– Петя, ты выглядишь лучше, чем раньше. Так держать, Петя, мой хороший, мой голубой муженек.
Петя подпрыгнул от радости, схватился за дверную ручку и был таков, но теперь уже с раскрытыми губами и обнаженными зубами. Водитель так растерялся и заморгал глазами, понимая, что не сможет справиться с рулем.
– Ну что ты? заводи мотор! – приказал кандидат в президенты и снова обнажил зубы, рот до ушей.
– Пан кандидат, с вами все в порядке, вы не того? А то мало ли, схватите за горло на скорости сто двадцать и мы очутимся посреди Днепра. Машина бронированная, тяжелая, сразу уйдет ко дну.
– А что ты такого видишь во мне, чем я тебя испугал? – спросил кандидат и снова раскрыл рот.
– Да вы не такой, как всегда, у вас сдвиг по фазе, чего это вдруг так старательно обнажаете гнилые зубы, как обожравшаяся обезьяна? – спросил водитель, будучи готов к защите.
– Дурачок ты Лева, это же американская улыбка. Завтра в Киев приезжает великая дочь Израиля, вернее Америки, Виктория Нудельман. Мне приказано встретить ее американской улыбкой, – сказал Петро, стараясь больше не обнажать зубы.