Это было невыносимо. Это было прекрасно. Это было так, будто Вика до этого никогда в жизни не целовалась. Его губы были сухими и тёплыми, мягкими и требовательными одновременно. При этом он даже не делал попытки обнять Вику или притянуть к себе – словно поцелуй никак не был связан с его общей линией поведения. И всё равно Вика поняла, что летит в пропасть. Она пропала…
Спустя несколько секунд, показавшихся Вике одновременно и вечностью, и кратковременным мигом, Белецкий оторвался от её рта, а затем взглянул на неё с любопытством.
– Ну что? – еле найдя в себе силы шутить, сказала она. – Я прошла эти пробы?
Он расхохотался – громко, заливисто, от души.
– Однако вы отчаянный нахал, – добавила Вика, ведь нужно было говорить хоть что-то.
– Прости меня, – выговорил он, отсмеявшись. – Я, кажется, немного перебрал. Надеюсь, твой кавалер не вызовет меня на дуэль.
– Не беспокойтесь за свою жизнь, – едко отозвалась она, всё ещё приходя в себя после волшебного поцелуя и жалея, что он закончился.
Некоторое время они сидели на бревне рядышком и молчали. Вика вспомнила о своей тарелочке с шашлыком.
– Хотите? – спросила она как ни в чём не бывало.
– Хочу, – просто ответил он.
Они принялись жевать вдвоём, каждому досталось по кусочку, и это было трогательно и мило, как казалось Вике.
– На самом деле, я умею плавать, – сказал вдруг Белецкий, словно продолжая начатый разговор, хотя она его ни о чём не спрашивала. – Просто ненавижу воду. А знаешь почему?
– Почему? – послушно спросила Вика.
– В детстве, у бабушки в деревне, отчим решил научить меня плавать. Взял с собой кататься по озеру… И на самой глубине выкинул меня из лодки, как щенка.
– В каком смысле? – Вика округлила глаза. – Он что, был сумасшедшим?
– Нет, просто считал, что это психологически верный приём – дескать, от страха включится инстинкт самосохранения, и я невольно поплыву сам. Я почему-то не поплыл, а пошёл ко дну… К счастью, он меня вовремя вытащил, утонуть я не успел. Конечно, здорово нахлебался воды, потом меня рвало и адски колбасило на берегу… Короче, плавать в то лето так и не научился. Я не мог даже просто приближаться к тому озеру, меня сразу начинало трясти.
– А… когда же поплыли?
Белецкий усмехнулся.
– Много позже, будучи уже взрослым человеком. Под руководством профессионального тренера. Но воду не люблю до сих пор.
– А с отчимом какие отношения? – спросила она осторожно.
– Он умер много лет назад. Тогда, конечно, я был в шоке и ненавидел его со всем пылом, на который только способен мальчишка. Мама пыталась ему выговаривать за этот поступок, но он твёрдо стоял на своём: "Хотел воспитать Саню настоящим мужиком".
– Малыш! – раздался рядом голос Данилы, и Вика вздрогнула, едва не подскочила, словно её и Белецкого застали на месте преступления. На самом деле, всё выглядело чинно и благородно – они сидели у костра и жевали шашлык. А вот появись он парой минут раньше…
– Вот вы где, – весело произнёс Данила, присаживаясь на бревно рядом с ними. – А я тебя чуть не потерял. Поедем домой, Вик? Поздно уже… Я что-то устал.
"Нет, нет, нет, пожалуйста!" – взмолилась Вика про себя, надеясь в глубине души, что вдруг Александр подаст какой-то знак, попросит их остаться… Но Белецкий ничего не сказал. Он уставился на пламя костра и о чём-то думал, словно уже забыл о Викином присутствии.
– Да, пожалуй… – сказала Вика, поднимаясь.
Данила попрощался с Белецким, Вика тоже кивнула ему несмело, но тот больше не смотрел ей в глаза, словно нарочно избегал встречаться взглядами, делая вид, что Вики для него не существует.
– Уже уходите, ребята? – раздался позади них весёлый голос Марии Золотовой. С ведьминским блеском в глазах, с мокрыми после купания волосами, пахнущая лесом, она была словно русалка, вышедшая из волн морских.
– Да, нам пора, – отозвался Данила. – Спасибо ещё раз за приглашение и за чудесный вечер. Всё было супер.
– Не пропадай, Даня! – сказала Мария многозначительно и прикоснулась к его руке. – Заезжайте с Викой просто так, по-приятельски… Мы здесь ещё десять дней пробудем, а потом обратно в Москву…
Данила и Вика побрели к выходу. Вика молчала, стараясь как можно бережнее сохранить в памяти все воспоминания: и их разговор с Белецким, и его глаза в отблесках пламени, и падающие на лоб волосы, и жар его поцелуя… Ей не терпелось остаться одной и медленно-медленно перебирать эти воспоминания, как драгоценные бусины в ожерелье, смаковать каждое из них.
– Чего примолкла? – заметил Данила. – Обижаешься, что я так надолго оставил тебя одну?
– Конечно же, не обижаюсь, – удивилась она. – Даже не думала… О чём, кстати, вы говорили с Тодоровичем?
– Ой, – Данила оживился, – представляешь, он пригласил меня на небольшую роль в своём фильме! Сам Тодорович!!! Я не могу в это поверить.
– В каком фильме – вот в этом самом, историческом, который сейчас снимает?
– Да-да, именно… Роль, конечно, не главная, но запоминающаяся: цесаревич Александр! – Он гордо подбоченился.
– А разве так бывает? – удивилась Вика. – Я думала, что роли давно распределены…
– Главные, конечно же, да. А вот по поводу цесаревича у него было много метаний и терзаний. Ни один артист не устраивал его на сто процентов. И он сказал, что мой типаж – это абсолютное попадание в яблочко!
– Поздравляю, – искренне порадовалась Вика, думая, впрочем, больше о своём: если Данила будет играть у Тодоровича, то, возможно, ей ещё не раз удастся увидеть Белецкого…
– Спасибо! Правда, сцены со мной будут сниматься ещё не очень скоро, ближе к зиме, в Петербурге. Но это даже к лучшему, что не прямо сейчас, – я же занят в другой картине…
– Но ведь должны ещё состояться кинопробы, – напомнила Вика.
– Конечно! – кивнул Данила. – Но Тодорович заверил, что это простая формальность. Он уже не видит в роли цесаревича никого, кроме меня.
– Дай-то Бог, чтобы это оказалось действительно серьёзными намерениями, а не обычным пьяным трёпом, который забывается наутро… – вздохнула Вика, но тут же опомнилась: – Прости, Данечка. Конечно же, я ужасно за тебя рада. Ты этого достоин, правда!
– Ну, а вы о чём беседовали с Белецким? – вспомнил вдруг Данила.
Вика отмахнулась с деланой беззаботностью:
– Да так… Он детство своё вспоминал, бабушкину деревню. Ничего особенного. Кстати, Даня, – она поспешила перевести разговор на другую тему, – а тебе нравится Золотова?
– Ну… – растерялся Данила. – Она, конечно, красивая, эффектная женщина… А почему ты спрашиваешь?
– Мне кажется, она на тебя запала.
– С чего это взбрело тебе в голову? – рассмеялся Данила. – Вот глупости!
– Ничего и не глупости. Я же видела, как она на тебя смотрит, с какими интонациями говорит…
– Это всё игра. – Данила покачал головой. – Уверен, она не воспринимает меня всерьёз. Просто привыкла купаться в лучах славы и обожания. Да и потом… У них же роман с Белецким! – выпалил он.
Всё-таки Вика от природы была отличной актрисой. Она не выдала себя ни звуком, ни жестом, ни взглядом. Да и темно было…
– Серьёзно? Почему ты так думаешь? – спросила она спокойно. – Я не заметила…
– Тодорович проболтался. Да и все в съёмочной группе это обсуждают, они в одном номере ночуют с самого первого дня… Они и не скрывают особо. Ну а что, оба свободные, красивые, популярные – милая пара. Плюс играют на площадке влюблённых – это здорово сближает, вживаешься в роль и начинаешь верить в придуманную страсть к человеку…
– Да, – повторила Вика ровным голосом. – Они – очень милая пара.
В машине она не придумала ничего умнее, чем притвориться, что заснула. У неё не было сил вести какие-то ненужные разговоры, отвечать на вопросы, делано улыбаться… Когда Данила осторожно потряс её за плечо и сообщил, что приехали, она принялась старательно изображать зевоту.
– Бедняжка, – пожалел её Данила, – ты тоже устала… Сегодня был ужасно длинный и насыщенный день. Ты иди к себе, ложись и отдыхай. Завтра увидимся!
Вика почувствовала себя настоящей сволочью по отношению к нему, однако, сонно пробормотав "спокойной ночи", послушно поплелась к себе в мансарду.
В комнате она приняла душ, переоделась в пижаму и рухнула на постель, которая пахла свежей травой и цветами. Вика была уверена, что ни за что не заснёт этой ночью. Ей просто жаль было времени на сон – она хотела постоянно думать об Александре, вспоминать их беседу, смаковать воспоминания…
Однако едва её голова коснулась подушки, она заснула как убитая и проспала до самого утра.
Проснулась Вика от странного звука – визжаще-рычащего, но не живого, а искусственного, словно неподалёку кто-то работал бензопилой.
Мансарду заливало солнце, а в окно из сада заглядывали ветки яблони. Вика села на кровати, улыбаясь, и осознала, что она и проснулась с улыбкой. "Что вчера случилось хорошего?" – подумала она и тут же вспомнила.
Александр!
Она зажмурилась от переполняющего её – от макушки до самых пяток – искрящегося счастья. Неужели это всё произошло с ней вчера? Съёмки в Ливадии… Дорога до Ялты в машине – бок о бок с Белецким… Приглашение на шашлыки… Тот разговор у костра… И поцелуй… Вику обдало жаром: она как наяву вспомнила вкус его губ.
И вдруг её словно толкнули: "А когда я теперь его увижу?"
Существование без Александра казалось немыслимым. Он был нужен ей, как кислород – просто для дыхания. Но увидеться с ним было так же невозможно, как и желанно. Даже повода приличного не находилось. Не попрёшься же в пансионат просто так: здравствуйте, а я тут мимо проходила… Да и шансов встретить его "просто так" практически нет: на территорию пансионата не пускают посторонних, а сам Белецкий едва ли прогуливается в окрестностях и поджидает её.
Чтобы унять нарастающее волнение, Вика резво погнала себя в душ. Искупавшись, с остервенением почистила зубы. Затем докрасна растёрлась большим банным полотенцем. Однако в голове по-прежнему сидела мысль: как и когда она теперь сможет с ним встретиться?
Только потом Вика догадалась посмотреть на часы и ахнула: был уже двенадцатый час! Ничего себе, она задрыхла… Странно, однако, что Данила её не разбудил. Он, конечно, деликатный и всё такое, но чтобы позволить ей спать до обеда!
Визжащие звуки не прекращались: они то усиливались, то затихали, после чего возобновлялись с новой силой. Похоже, это визжало где-то в доме. Смысла сидеть в своей комнате всё равно не было, поэтому Вика оделась и спустилась вниз по лестнице.
Шум доносился из кухни. Вблизи он казался абсолютно невыносимым. Заглянув туда, Вика с облегчением рассмеялась: дедушка Данилы был поглощён выжиманием сока из яблок, причём орудовал он старинным аппаратом – похоже, ещё советских времён. Именно эта древняя соковыжималка и издавала резкие звуки, особенно усиливающиеся в тот момент, когда Анатолию Ивановичу попадался слишком твёрдый кусок яблока. По всей кухне витал терпкий кисло-медвяный дух.
– Доброе утро, – поздоровалась она с дедушкой.
Тот на мгновение оторвался от своего занятия и ласково кивнул ей:
– А, здравствуй, Верочка! Как спалось?
Вика привычно усмехнулась, но не стала поправлять.
– Спалось просто замечательно, спасибо!
– Хотел позвать тебя на завтрак, – сокрушённо произнёс дед, – но Даня не велел. Говорит: пусть выспится хорошенько. А у меня лапшевник сегодня. Остыл уже… Сейчас подогрею. А пока скушай вон… яблочко.
– А где сам Даня? – спросила Вика, усаживаясь на кухонный табурет и с аппетитом хрустя свежим сочным яблоком. – Да вы не беспокойтесь, я всё равно пока сильно есть не хочу…
– Как это – не хочешь? – запротестовал дед. – Покушать надо, обязательно позавтракай… А Даня в саду, вишню собирает, я его попросил помочь.
"Данька трудяга, а я – лентяйка и тунеядка", – подумала Вика, в глубине души осознавая, что хорошо бы пойти ему помочь, но… в то же время радуясь, что не нужно прямо сейчас с ним встречаться, разговаривать и улыбаться. А улыбаться придётся – Данила же не должен заподозрить, что у неё на душе кошки скребут и все мысли – только о НЁМ…
Дедушка достал из духовки свой "лапшевник" – запеканку из макарон, смешанных со взбитыми яйцами и молоком, густо присыпанную сахарком и смазанную сливочным маслицем. Казалось бы, сочетание таких простых продуктов, но из-под рук Анатолия Ивановича выходило нечто божественное, тающее во рту, и Вика заглатывала кусок за куском, мурча от удовольствия.
Между тем дедуля продолжил занятие, которое ему пришлось прервать с Викиным появлением, а именно: добывание сока из яблок. Выжималка снова завизжала как ненормальная, и Вика невольно поморщилась.
– Отличная вещь! – стараясь перекричать шум, заявил дедушка с гордостью. – Я её ещё в восемьдесят шестом из Минска привёз, когда в санатории лечился… До сих пор работает, получше, чем все эти современные аппараты!
В дверях кухни появился Данила, одетый в простую майку, треники и свою любимую панаму. Он нёс пятилитровое ведро, до краёв наполненное крупными, блестящими, бордовыми вишнёвыми ягодами.
– О, спящая красавица пробудилась от столетнего сна, – сказал он вместо приветствия, улыбаясь Вике.
Она показала ему язык, продолжая уплетать лапшевник.
– Я к тебе раза четыре поднимался, – продолжал Данила, пытаясь переорать соковыжималку, – целовал-целовал, но ты так и не проснулась. Шарль Перро всё наврал!
– Болтун, – засмеялась Вика. – Не может быть такого, чтобы ты меня целовал, а я не почувствовала.
"А вот если бы меня поцеловал Александр Белецкий…" – подумала она внезапно и покраснела. Похоже, она не могла мыслить больше ни о чём другом, словно тот поцелуй и в самом деле был волшебным. Она рассердилась на себя. "Я же не глупая влюблённая школьница, чтобы страдать из-за придуманного образа! Мне с Белецким всё равно ничего не светит! Да мы и не увидимся с ним больше никогда, наверное…"
Слово "никогда" больно кольнуло сердце. "Никогда, – повторила Вика мстительно, чтобы сделать себе ещё больнее, продолжая отчаянно злиться неизвестно на кого. – Никогда, никогда, никогда…"
– Дедуля, вот тебе домашняя работа. – Данила водрузил ведро на стул. – Сам напросился…
Анатолий Иванович одобрительно покосился на обильный урожай вишни и довольно крякнул.
– Что он со всем этим будет делать? – спросила Вика негромко.
Данила махнул рукой и скаламбурил:
– Ну, дед у меня – знатный консерватор… Теперь несколько дней подряд будет заниматься заготовками на зиму. Из вишни сварит компот и варенье, из яблок – сок и повидло… Ближе к концу месяца примется за абрикосы. Страшно озабочен тем, чтобы обеспечить семью витаминами зимой.
Словно в подтверждение его слов, Анатолий Иванович бухнул перед Викой на стол огромную кружку свежего сока.
– Пей! – сказал он едва ли не в приказном порядке. – Всё натуральное, это очень пользительно.
– Ну, раз "пользительно"… – протянула Вика с сомнением и отпила глоток. Сок был таким кислым, что она едва удержалась от желания поморщиться. Данила пристально следил за выражением её лица и довольно улыбался.
– Что, не слишком сладко? – подмигнул он. – Да, к дедовскому соку ещё привыкнуть надо. Но, конечно, можно ещё сахарку добавить – это на любителя. Лично я глушу эту кислятину в чистом виде, буквально стаканами…
– Подсласти немного. – Дед подвинул ей сахарницу, и Вика с удовольствием воспользовалась его предложением. После этого пить сок стало значительно легче и приятнее.
– Давай-давай, допивай быстрее, – поторопил её Данила. – Нас ждут великие дела!
– Какие дела? – слабо запротестовала она. – Я хотела на пляж сходить, позагорать, поплавать…
– Сейчас? В самое "опасное" время? Даже не думай! – отрубил он. – И никакой крем от солнечных ожогов тебе не поможет. Купаться мы с тобой пойдём ближе к вечеру. А пока у нас – культурно-развлекательная программа!
Меньше всего на свете Вике сейчас хотелось развлекаться. Она мечтала только о том, чтобы её оставили в покое. Чтобы можно было вдоволь помечтать об Александре… Но, понятное дело, такое она не могла произнести вслух, поэтому со вздохом пришлось подчиниться Даниле.
Два следующих ялтинских дня прошли для неё как в тумане. Они куда-то ездили, где-то гуляли, о чём-то говорили, ходили, фотографировались, смеялись и спорили…
За эти дни без Александра она совсем о нём забыла, убеждала себя Вика настойчиво.
Она думала о нём каждую минуту.
Это было какое-то наваждение. Она словно сошла с ума. Возможно, это южное солнце сыграло с ней такую злую шутку. Конечно, в свои двадцать лет с хвостиком Вика неоднократно влюблялась. Но ни разу её чувство не было настолько пронзительным и острым – так, что ей хотелось кричать. Новизна ощущений и пугала, и радовала её.
Несмотря на то что в сердце её царил полный разброд, Ялта продолжала радовать и приятно удивлять. Тут было милым всё, даже названия: улица Морская, переулок Черноморский…
Вика открывала для себя волшебный мир вкуснейших фруктов. Она не могла насытиться золотистой хурмой, сладчайшими гранатами, райскими яблочками со смешным названием "мушмула", синим инжиром, напоёнными солнцем абрикосами… Она впервые в жизни ела виноград прямо с куста, и это было непередаваемо.
Они посетили дом-музей Викиного кумира – Антона Чехова. Ей было известно, что врачи рекомендовали ему морской климат по состоянию здоровья. Он купил в Ялте участок земли и построил дом. Именно в Крыму писатель жил почти до самой смерти с сестрой и матерью. Именно здесь им были созданы пьесы "Три сестры" и "Вишнёвый сад", а также знаменитый рассказ "Дама с собачкой".
Съездили они с Данилой и в Гаспру, чтобы полюбоваться на Ласточкино гнездо – строение, напоминающее средневековый рыцарский замок с башенками и стрельчатыми окнами, расположенное на высоченной отвесной скале… Сам замок был, по общепринятым меркам, не очень велик, но смотрелся весьма эффектно. Складывалось впечатление, что даже небольшая тяжесть способна изменить это хрупкое равновесие – и Ласточкино гнездо, оторвавшись от массивной скалы, вот-вот рухнет прямо в пучину морскую. Данила, будучи, как всегда, в курсе всех киношных новостей, рассказал ей, что в районе замка снимались советские фильмы "Человек-амфибия" (как раз под скалой было убежище Ихтиандра) и "Десять негритят".
И всё было хорошо, всё было просто замечательно. Вика заливисто хохотала, когда Данила хватал её в охапку и швырял прямо в нахлынувшую волну; он кормил её черешней с ладони, пока они вдвоём сидели на берегу и вглядывались в миллионы солнечных зайчиков на поверхности моря; они ужинали в чудесном ресторане на набережной – и им подавали великолепную жареную барабульку, нежную, ароматную… Это всё было бы просто идеальным. Если бы Вика не думала постоянно о Белецком.