* * *
Вскоре после этого, Грета услышала на улице обрывок разговора нескольких молодых парней. "Ей за полтинник…прикинь …а туда же…я не мог бы…да я сблюю тут же, как увижу ее дряблую… ни за какие… миллион? Не-е! за два – еще подумаю". А ведь это вполне могло быть про меня, содрогнулась Грета. Последние воздушные шарики, которые волокли ее над землей, вдруг разом сдулись, и она тяжело стукнулась ступнями о твердую почву, но при этом ощутила непривычную устойчивость.
30
– Грета, это ты?
– Я, я.
– Все в порядке?
– Да, все замечательно.
Грета вошла в гостиную.
– Чай пьешь?
– Да. С коржиками. Будешь?
– Вообще-то…Да, пожалуй, буду. Сейчас переоденусь и приду.
– Я налью тебе, пусть немного остынет.
Грета надкусила коржик.
– Вкусно! Откуда коржики?
– Марина Глухова угостила.
– У них какое-то событие?
– Да нет, вроде бы.
Сестры помолчали.
– Как выставка?
– Неплохая. Неровная немножко. Но в целом неплохо.
– Понятно…
– Слушай, Симона, мне Никита не звонил?
Эффект был рассчитан правильно. Симона уставилась на Грету, думая, что ослышалась.
– А ты… разве не с Никитой была?
– Нет. Я была с Груммом.
– С кем?
– С Борисом Груммом, я тебе о нем рассказывала.
– Я не помню.
– Он театральный художник, сделал несколько последних спектаклей в экспериментальном театре у Дрожева. Между прочим, он из Риги. Но уже лет восемь работает в Москве.
– Хм… Хорошо. У тебя с ним роман?
– Нет, какой роман! Мы как-то встретились. Потом снова, и решили, что хорошо бы пообщаться о том, о сем, о разном. Без спешки. Вот и все.
– У него семья?
– Ну, да. Конечно. Точно я не знаю, но, по-моему, у них дом в Майами. Там и его дочка, и внучка, и жучка.
– Ну что же… молодец… но ты мне о нем не рассказывала. Я бы запомнила.
31
Дверь в комнату Греты была открыта, и Симоне было слышно, как Грета говорит по телефону.
– Юрий Маркович? Юрочка, привет, дорогой. Да, я. Узнал? Ха-ха-ха. Я и так богатая! Юр, я насчет пригласительных билетов. Есть один. Это точно. Второй – может быть, но пока не сто процентов. Понимаю! А ты скажи ей, что там будет скучно и нудно. И уйти раньше времени не дадут. Шучу, шучу! Ладно, Юр, я тебя бросаю. Увидимся. Не за что. Я тебя тоже. Пока.
– Здравствуйте, Реваз Николозович! Это Грета. Не узнали? Отлично! Буду богатая! Реваз Николозович, у меня образовался один лишний билет, я подумала о вас. Вы тогда говорили… А-а, уже не нужно. Ну, я очень рада. Просто я вспомнила, что вы… Да, я буду. Обязательно! Привет Тамрико!
– Будьте добры Федор-Кириллыча! Федь, привет, это я. Я тоже рада, но я по делу. Есть лишний билет на открытие. Ты как? Тысячу долларов! Ну, конечно, бесплатно! Начало в двенадцать. Нет, опаздывать неприлично. И нет смысла. Подумай, но недолго. Пять минут. Хорошо. Перезвони мне.
– Игорь Леонидович, здравствуйте, это Грета. А Маша дома?…
"Ей даже в голову не приходит предложить билет мне. Я бы, может, и не пошла бы. Но почему бы и нет? Я так давно нигде не была. Сижу целыми днями одна. Сказать ей?"
Грета вышла из комнаты и внимательно посмотрела на сестру.
– Что-то случилось?
– С чего ты взяла?
– У тебя расстроенный вид.
– Нет. Все в порядке.
– Представляешь, никак не могу пристроить пригласительный билет на открытие выставки для узкого круга. Есть такой художник – Глеб Мешков, он очень талантливый, но немного не в себе. Не смотрит чужих работ, сам нигде не выставляется годами. Но иногда его жена устраивает такой закрытый показ. Некоторые считают, что это все пиар. Не знаю. Он все-таки странноватый. Но талантливый. Слушай, Симона, а может, ты хочешь пойти? Это будет послезавтра в двенадцать.
– Нет, спасибо. Я… занята в это время. Если бы она сразу мне предложила, я бы, конечно, пошла, а так – напоследок, когда все отказались – нет, не хочу.
– Жаль, тебе было бы интересно. Ладно, на крайний случай, остался Никита. Но если надумаешь, скажи мне, а я сейчас буду дальше звонить.
Что значит – на крайний случай? Она, что, идет без Никиты? Что происходит?
– Я не поняла, Грета, ты идешь без Никиты?!
– Да. А что?
– Ну, это как-то…непонятно.
– Ну, почему? Это все-таки необычная выставка, для узкого круга. Никита пока еще не искусствовед, не эксперт. Я бы очень хотела, чтобы он стал таким высоким профессионалом, но пока еще этого нет. И не очень прилично вести его на закрытый показ.
32
Симона вышла из стеклянного магазина "Продукты", открывшегося вместо старой любимой булочной, и неторопливо направилась домой. Последнее время она все чаще предпринимала такие прогулки. Они создавали видимость необходимости выйти на улицу. Симона давно никуда не ходила, нигде не бывала, а работу она в основном брала на дом и поэтому резче ощущала свою изоляцию, свою оторванность от жизни. Она медленно шагала по знакомому маршруту, намеренно растягивая его. "Что там у нее случилось с Никитой? Ведь явно что-то изменилось. И он уже несколько дней не заходит. И на выставки она его не берет. Может, она разочаровалась в Никите? Но с чего вдруг?" У Симоны было ощущение явного подвоха, как бывает, когда смотришь карточные фокусы. Если бы Грета сказала – знаешь, Симона, ты была права, я в Никите разочаровалась и не хочу больше быть посмешищем – Симона бы все поняла и… была бы рада. Рада за нее. Но Грета вела себя так, словно она сама пришла к этому решению, и не было никаких разговоров с Симоной, никаких ссор и скандалов. Ученик усвоил урок, и теперь это его знания, его ум. А учитель вроде бы ни при чем. Так не поступают. Это некрасиво по отношению ко мне. Непорядочно. Неблагодарно.
Симона была раздосадована. Ей было жалко расставаться со своей правотой. Мучительно жалко. Как-то все складывается… не так…
И Никиту совсем не обязательно отдалять… надо просто знать меру во всем. А то сначала его вознесла на вершину, а теперь – "он еще не эксперт". И этот …как его? Грумм. "Я тебе говорила". Ничего она мне о нем не говорила. И наверно, опять затевается роман. И конечно, у него семья. "В Майами!" Вот именно, что в Майами! Как же у нее это получается? Что они в ней находят? Ведь старая уже…баба! А я… у меня никого, сижу целыми днями дома. Только соседки заходят. У всех своя жизнь. Галю вообще не вижу сутками. Мама, привет – мама, пока. Спрашиваю, как дела – все нормально. А у меня как дела? Почему никто не спросит? Что я думаю, что я делаю? Как я себя чувствую, наконец? Может, у меня что-то болит. Это никому не интересно. Я совсем одна. Скоро день рождения – некого пригласить. Нет друзей. Даже перед соседями неудобно. Тяжело. Ну, ничего не поделаешь…Ох, Сеньке забыла купить корм. Ладно, на сейчас хватит. Вечером куплю.
33
Никита встретил своих одноклассников, которых не видел с момента окончания школы. Неожиданно для себя он был рад встрече. Они зашли в кафе-бар, выпили пива, а потом гуляли по улицам, вспоминали учителей, девчонок, рассказывали о себе. Никита на вопрос "ты сейчас с кем?" ответил уклончиво "есть кое-кто".
– Слушай, чувачок, а мне тут вроде говорили, что тебя видели чуть ли не в обнимку с одной престарелой мадам… А?
Все парни заинтересованно смотрели на Никиту.
Он усмехнулся.
– Что "а"? Гон все это.
– Да ладно! Гон! Сам не гони! Кто она?
– Да у нас с ней …деловые отношения.
Парни загоготали.
– Знаем мы твои деловые отношения! Препод, что ли?
– Да какой препод! Она редактор в одном журнале. Она клевая. Но это не то, что вы думаете.
– А сколько ей? Ну, в смысле возраста?
– Много.
– Сороковник?
– Какая разница? Больше.
– Больше?! Ну, ты даешь! Че ты с ней делаешь-то?
– Ладно, пацаны, забейте. Как-нибудь в другой раз.
Никита не был готов к разговору с парнями о Грете. Ему почему-то до сих пор не приходило в голову, что их могут увидеть его знакомые. В компании ее коллег Никита не смущался, к тому же Грета была на короткой ноге со многими известными людьми, и быть рядом с ней было престижно и даже лестно. Но в кругу его сверстников Грету никто не знал. И конечно, в их глазах это выглядело дико – Никита из бывшего 11"Б" и льнущая к нему немолодая холеная дама, по возрасту старше их матерей.
У него все же было ощущение, что он каким-то образом предал Грету. А что я сделал? Сказал про ее возраст? И что такого? Почему я должен был скрывать? И ведь на самом деле мы никакие не любовники. Нет, ничего плохого не произошло – он вовремя прекратил разговор, распрощался с парнями. Она же не хотела бы, чтобы он наплел парням невесть что. Никита вообще не любил рассказывать о себе. А здесь и рассказывать нечего. Но даже если б было…
Если б было – что?!
Никита присел на скамейку, почувствовав, что его обдало испариной. Он понял, что был всего в шаге от того, чтобы переспать с очень…немолодой женщиной. И впервые внятно сказал себе – не хочу! Хотя Грета умеет привлечь, конечно… Но нет! Надо найти девчонку…или лучше женщину лет тридцати… А Грета… нет, пусть она останется мечтой…
34
– Никитка!
– Галка!
– Никитушка! Как я рада! Куда ты делся?
– И я рад! Пошли пить кофе!
* * *
– Сколько мы не виделись?
– Сто лет! Ты почему пропал? Как ни зайду, спрашиваю про тебя, а Грета говорит – нет, не приходил.
– А ты, что, там теперь не живешь?
– Ой, да ты же ничего не знаешь! Представляешь, сколько мы в разлуке!
– Ну, расскажи, что у тебя, где ты, с кем…
– Помнишь, я была во Франции? Я там познакомилась с двумя парнями. Они мне оба нравились, и мы подружились. Я их пригласила в Москву. В общем, приехал Шарль, и тут такое закрутилось!
– Он у вас останавливался?
– Сначала да. Ему предоставили кабинет дедов. Но в первую же ночь, сам понимаешь…Мама нас выследила и хотела устроить скандал, типа, я не позволю, чтобы в моем доме… Но со мной эти номера не проходят. Я сказала – хотя это мой дом тоже, но мне не нравится тут жить. Я предпочитаю жить отдельно. Короче, я уехала с Шарлем знаешь куда? На дачу! А что, у нас зимняя дача, со всеми удобствами. Там, правда, давно никто не жил, дом довольно старый. Но мы с Шарлем его привели в порядок. Он такой оказался умелый – все может починить, и печь даже топил. Там у нас газ, но и печь есть, и камин. Я в этом толком не разбираюсь. Но сама я печь не топлю, конечно. Я пользуюсь газом.
– А он навсегда тут остался?
– Он не остался. Он уехал домой, во Францию. А я вот не вернулась домой и живу на даче.
– Одна? И не боишься?
– Да что ты! Там народу полно. Многие круглый год там живут. Это вполне элитный поселочек, дача-то дедова. Там все такие – врачи, профессора, вернее, их семьи. Меня там знают с детства. Иногда кто-нибудь до Москвы подвозит на машине. А в основном на электричке или на маршрутке – очень удобно, двадцать минут и ты в Москве.
– А в институте ты бываешь?
– Бываю, но редко. У нас французский теперь в другом здании, так что мы с тобой не совпадаем. Слушай, Никит, приезжай ко мне в гости! Все сам увидишь, захочешь остаться, отдохнуть, пожить – пожалуйста, дом большой. Можешь даже не один приехать…
– То есть?
– Ну, мало ли… С девочкой какой-нибудь. Противной.
– Почему противной?
– Ну…все-таки мне будет чуть-чуть досадно, что ты с девочкой. Значит, мне она будет противна.
Никита рассмеялся.
– Галка! Ну, какие девочки сравнятся с тобой!
– Правда, Никит, приезжай!
– Ладно! Приеду как-нибудь. Без девочки.
– А у тебя есть кто-нибудь?
– Знаешь, так, время от времени – но ничего серьезного.
– Понятно. Слушай, Никит, а почему ты перестал с Гретой общаться? Вы поругались?
– Да как тебе сказать…нет, конечно, как мы могли поругаться?
– Ну как? Она тебе устраивала сцены ревности, а ты однажды не выдержал, хлопнул дверью и – все.
Никита пристально посмотрел на Галю.
– Ты… что имеешь в виду?
– Никитушка, друг мой. Я имею в виду то, что ты слышал. Не знаю, что у вас было на самом деле, но выглядело это, как самый настоящий роман.
– Галка!
– Да мой дорогой, колись уже!
– Слушай, давай закажем что-нибудь посерьезней!
– Давай! Но и поесть тоже, а то мы с тобой тут под стол свалимся.
– Галь! А ты когда…
– Если честно, то сначала я думала, что ты влюбился в мою тетушку, как романтичный юноша, и грезишь о ней в ночи. А потом я стала замечать, что тетушка сама ведет себя как влюбленная по уши телочка…
– Галь! Грета – телочка!
– Ты прямо как моя мама! Кстати, она-то как раз и раскусила Грету самая первая. И стала ее регулярно доводить – мол, ты с ума сошла, образумься, сколько тебе лет и так далее.
– Да, я помню, ты мне рассказывала.
– Вот-вот. Грета с ней такие разборки устраивала, что я думала, они друг друга… не знаю… прирежут. А потом вдруг ты исчез. Так что случилось?
* * *
Выслушав рассказ Никиты, Галя задумчиво произнесла:
– Знаешь, по-моему, правильно, что вы расстались. Это никуда бы не привело. И хорошо, что ничего не было. Все правильно.
– Я согласен.
– Между прочим, у Греты есть поклонник, довольно симпатичный дядька. А мать, как ни странно, часто о тебе вспоминает – куда ты пропал, почему перестал бывать. Сама же травлю устроила, и сама же скучает по тебе.
– Надо же! Никогда бы не подумал! Вообще-то я тоже скучаю.
Галя допила вино, потянулась за салфеткой, и вдруг глаза ее загорелись.
– Никитка! У меня идея! Я знаю, что надо сделать!
– Что? Какая идея?
– Идея шикарная. Пойдем, я тебе по дороге расскажу!
* * *
В квартире пахло выпечкой, свежими огурцами, тушеной телятиной с баклажанами и болгарским перцем, и этот восхитительный дух вырывался за пределы входной двери на лестничную клетку и устремлялся вверх, вниз, на улицу и далее, в остальной мир, вызывая у прохожих томительно-мечтательный вздох.
Симона возбужденно носилась из гостиной в кухню и обратно, добавляя на стол мисочки с салатами, паштетами и прочим угощением.
– Так, что еще?
– Да уже все, угомонись, стол шикарный, уже ставить некуда, – увещевали ее гости.
– Нет-нет, что-то еще было! Я себе потом не прощу! Ну, конечно! Рулетики!
– Все, садимся! Я больше не могу смотреть на эту роскошь! Я хочу ее нарушить!
– Да, да садимся!
– Симона, не забудь снять фартук!
– Ой, да, спасибо! Я, конечно, забыла бы!
* * *
Симона была в новом платье, которое накануне ей вручили Галя и Грета в качестве подарка и, преодолев ее отчаянное сопротивление, заставили примерить и убедиться, что оно ей идет. Темно-зеленое, с серебристым шелковым отливом, оно в точности соответствовало цвету ее глаз и сочеталось с темно-каштановыми волосами. До этого Галя также насильно отвела мать в салон, где ей сделали совершенно модную стрижку – ежик, почти под мальчика. "Что вы со мной сотворили!" – вскричала Симона, увидев себя в зеркале, после того как мастер разрешил ей надеть очки. – "Я же не призывник и не уголовник! Вы бы вообще наголо меня побрили!"
Она была страшно огорчена и удручена, настолько, что даже не могла возмущаться. Тем более, что сколько ни возмущайся – уже ничего не изменишь. Теперь нужно несколько месяцев ждать, пока они отрастут!
– Мама, ты напрасно расстраиваешься, – утешала ее Галя. – У тебя самая модная, крутая прическа. Она молодит тебя на двадцать лет! Правда, посмотри на себя в зеркало! Ты такая стильная!
Но Симона только вздыхала и безнадежно махала рукой. Ладно, придется пережить и этот удар судьбы. Обидно, что перед самым днем рожденья…
Каково же было ее изумление, когда на нее посыпались комплименты – "Симона Вольдемаровна! Вы такая интересная!", "Симона! Вы прекрасно выглядите!", "Ой, Симоночка Вольдемаровна, как вам хорошо с новой стрижкой!", "Симона, у кого ты стриглась? Там по записи?", И просто – "Ух ты!", "Класс!", "Потрясно!".
Рассудив, что совершенно разные люди не могут участвовать в сговоре, и значит, никто над ней не смеется, она почувствовала себя уверенней и перестала стыдиться своего нового имиджа. Неожиданно у нее началась хорошая полоса – дали премию, позвонила двоюродная сестра Эльза и сказала, что будет в Москве с дочерью на Симонин день рождения. Наконец, в метро какой-то мужчина задержался на ней взглядом. Симоне захотелось праздновать.
– Так, садимся! Садитесь, пожалуйста! Дорогие гости! Прошу к столу!
– Куда прикажете?
– Куда нравится. Места не расписаны. Кто где сядет.
– Я поближе к пирожкам!
– Не волнуйтесь, пирожков много!
– Симона, ты сама-то сядешь?
– Да-да, сажусь!
В это время раздался звонок в дверь.
– Симона! Звонят! Кто-то еще пришел!
– Да… Кто же? Это наверно, Марина. Пойду, открою.
– Не задерживайся, Симона!
– Нет, нет, вы начинайте, я сейчас.
Симона распахнула дверь и…потеряла дар речи. На пороге стоял Никита с огромным букетом роз.
– Никита?!
– Симона Вольдемаровна, это вам.
– Никита! Откуда ты…Ты помнил?
– Да. И я подумал…
– Никита, это так трогательно! Спасибо тебе! Прекрасный букет!
– Я рад…
– Проходи скорей, ты как раз вовремя. Мы только сели.
– Нет, что вы… Я просто хотел…
– Так, молодой человек, без разговоров! Пойдем!
* * *
– Друзья, смотрите, кого я вам привела!
– Никита! Привет, привет!
– Здравствуй, давненько не видели!
– Молодец, что пришел!
– Садись скорей, опоздальщик!
– Так, – распорядилась Симона, – Никита, пойди-ка, принеси себе стул – такой, допотопный, ты знаешь, какой и где.
Никита усмехнулся.
– Да, конечно, сейчас.
– Никитка, тащи стул и садись рядом со мной, я тебя целый век не видела, – требовательно заявила Галя.
* * *
От Симоны не укрылось, как блеснули Гретины глаза, когда она увидела Никиту. Неужели она позвала его на Симонин день рождения, разыграв "сюрприз"? Но он сказал, что сам вспомнил. И потом, зачем Грете сейчас Никита, когда у нее разгар романа с Борисом Груммом? Может, Никита захотел увидеть Грету? Но глупо встречаться вот так прилюдно, ведь он мог это сделать в любой день – позвонить, договориться и встретиться, если уж ему действительно хотелось. Значит, не очень-то… Галя? Нет, вряд ли. Он ей никогда не был нужен. А в конце концов, почему мне кажется невозможным, что он действительно пришел поздравить меня?