И вот, всю эту историю, слово в слово, включая впечатление от полета к звездам, я и нашел в его компьютере.
Сначала решил, что схожу с ума. Как он потом, от своих собственных ощущений. Я открыл холодильник, выпил рюмку водки и принялся размышлять на трезвую голову. [Две строки зачеркнуто.] Смешно получилось, но я не прозаик.
Все это могло значить только одно. Я стал просматривать другие файлы и вскоре нашел подписанные, но это опровергло мою догадку и еще больше запутало. Да, рукописи, которые он готовил для отсылки в редакции, были подписаны, но имя-фамилия ничего не говорили мне. Николай Суворов. Имя компьютера тоже было Николай.
Николаев у нас в общаге было двое - он и еще один, не помню его фамилии, но не Суворов - точно. Вскоре я понял, что Суворов - это просто псевдоним. Конечно, именно так он подписывал рукописи каких-то стилизованных триллеров, которые рассылал по редакциям. Нетленку же свою, которую также рассылал, как идиот, он подписывал настоящим именем - Николай Кокусев. Человек, который исковеркал мою жизнь.
2
Буду и в этом как они: нумеровать записи. Это, значить, главка вторая.
Что вам сказать, друзья? Начать ли с самого начала, или просто в общих чертах охарактеризовать ситуацию? [Одна строка зачеркнута.] Нет, не могу я писать прозу, тавтология лезет и т. п. Все-таки я поэт, а это другое ремесло.
Итак, игрою случая (ибо ничего другого нет, кроме случая) моя Вича попала и провела несколько часов именно в доме Коли Кокусева, друга моей юности, человека, который отобрал у меня жизнь.
Я стоял на груде его шмоток и примерял их. Какая-то серенькая заячья курточка была слишком велика, и я швырнул ее на пол.
- Продадим, - сказал с весельем.
Голубой свитер, в наши времена совершенно неуместный, мне все же почему-то потянуло надеть. Зов ее крови, что ли?
- Перекрасим, - сказал я, и, наверное, именно в тот момент впервые шевельнулась в моей голове эта мысль.
Я будто вспомнил и понял все уже тогда, рассматривая свои запястья, обтянутые тонкой голубой шерстью. Но идея созревала медленно. Сладко и мучительно созревала идея, словно арбуз, прошприцованный водкой.
Конечно! Как же мне не помнить этот свитер? Я помнил, как она вязала его на своих коленочках, когда я приходил к ним в комнату. Когда сидел в этой неуютной ненужной комнате с гипсовыми стенами и пил чай. Мутный какой-то всегда был в общаге чай. Словно и там был растворен гипс вместо сахара. Стакан с подстаканником, будто мы все трое ехали куда-то в поезде, да и комната эта была ненамного больше купе. Этот стакан, возможно, мелко дрожал, позвякивая, когда он трахал ее. Движение передавалось через ножки казенной кровати паркетным плитам, вибрация поднималась по ножке стола и занимала столешницу, и ложечка в стакане исполняла свой серебряный танец, медленно и неотвратимо двигая стакан к краю, и балансировал стакан на краю, и падал на пол, брызжа коротким веером осколков на самой вершине ее оргазма. Подражание моей жертве неизбежно.
Но все эти мысли сложились позже, когда я залез в компьютер, а тогда он, тот самый свитер, показался мне какой-то зловредной шуткой реальности.
Позже, уже поняв, что моя девочка совершенно случайно столкнулась с самим Кокусевым, я понял, что теперь у меня есть самый реальный шанс отплатить ему.
Сначала у меня был другой план, менее прибыльный, менее изящный, не столь художественный. Я хотел просто подложить ему девочку, а затем типа - ты пошто сироту обидел, болезный? Девочка-то несовершеннолетняя. Вот и получается, что загремишь за совращение по полной программе - и свидетели есть, и сама девочка показания даст, да и видеопленку можно было скондыбасить. А там, на зоне, будут тебя, жирный мудак Жирмудский, ебать в твой старый пукан. Так уж повелось, что за подобные прегрешения у нас на Руси ебут, петушат.
План этот был несовершенен, как черновик. Можно было бы вытягивать из него по крупицам, пока не сдохнет, а коль он скоротечно сдохнет? Выдержит ли горячее сердце такой накал? Нет, если уж брать, то не по глотку, а сразу всё. Вот и решил я мою ненаглядную девочку на этом субчике женить.
Решение принято, остальное - дело техники. Девочка была уже отработанная, жить ей оставалось недолго. Она могла в любой момент кинуться от передозняка, если бы я чуть ослабил контроль.
Я не только тщательно отмерял ее дозы, но и следил за ее карманными деньгами, как дядя Гумберт. Наладил контакт с ее дилером. Парнишку, бывшего ее любовника, я изрядно напугал. Суть нашего уговора была в том, что отныне он должен был продавать дурь только мне, и ни под каким видом - лично ей в руки. Его я элементарно приручил кнутом и пряником. Это был один удар кнута и пока что один пряник. Я дал ему сто баксов просто так, как грамоту во имя скрепления нашего уговора. Предупредил, что просто сдам его в полицию, если продаст ей дурь хоть раз. У меня есть связи и так далее, - соврал я ему, и он поверил: мало ли чем владеет этот странный взрослый дядя? Так он и продолжал наш крепкий союз, в боязни кнута и в тщетном ожидании пряника.
3
Я стал сутенером не от хорошей жизни. Да и вообще - это произошло случайно, спонтанно как-то. Вика уже описывала этот момент, этот поворотный пункт моей жизни. В этой тетради вообще: одно и то же может повториться трижды, с разных концов. Вряд ли это будет кому-то интересно читать, хотя чем черт не шутит? Изменить имена, набрать, бросить в какую-нибудь редакцию. Аня Тюльпанова отдыхает.
Я стал сутенером. Она называла меня менеджером. Забавный эвфемизм. Ловлю себя на том, что ухожу от рассказа, как и он, на самых щекотливых местах.
Когда я увидел ее, как она стоит посреди тротуара, приподняв пятку, рассматривая свой "кублук"… Что-то щелкнуло в моей голове. Она мне напомнила Анну. Чем-то она была на нее похожа. Те же длинные светлые волосы. Что-то неуловимо иудейское, напоминающее фаюмские портреты.
Вдруг она потеряла равновесие и стала падать. В голове у меня мгновенно щелкнуло: я хочу ее! И я возьму ее, пусть и малолетка.
Если бы не этот щелчок, я прошел бы мимо и позволил бы ей "эбнуться" в лужицу, в которой отражалась ее изогнутая фигурка. Я быстро обнял ее. У меня хорошая реакция. Упругая, как ластик, грудь попала под мои пальцы, и я ощутил мгновенную эрекцию. В этот день я, впрочем, не взял ее, хотя девчонка и зависла у меня, заступив на ломку.
То, что это наркотическая ломка, я понял не сразу. Поначалу мне казалось, что девушка просто больна, гриппует. Поэтому я и не взял ее сразу: боялся заразы. Затем, когда ей стало совсем невыносимо, она во всем призналась и попросила денег. Я не знал тогда, что Вичка влюбилась в меня. Думал, что использую рычаг наркозависимости.
Встать она не могла. Позвонила дилеру, и мне пришлось встретиться с ним. "Словно растяжка на шпагате", - это она красиво придумала. Возможно, внутри нее и вправду умер писатель.
Почему он считал ее некрасивой? Дурной вкус просто. И она похожа на Анну. Странное дело. Если Анка ему нравилась, но почему же Вичка - нет? Или он просто не замечал этого сходства?
У моей девочки высокий лоб, прямой нос, длинные шелковистые волосы до пояса. Чувственные губы и большие глаза. Впрочем, если бы у всех мужчин был одинаковый вкус, вряд ли бы женщины вообще выходили замуж.
Первый раз это получилось случайно, как-то само собой. Мы с Вичкой уже давно шутили на эту тему. Жили крайне бедно: проедали мои последние сбережения, которые остались после последней моей работы на фирме, которая тихо подохла в кризисе. На дурь уже не хватало, и за неделю до перевода от родителей Вичке приходилось ломаться.
Приехал старый приятель из Казани. Пили, переходя из бара в бар, на перегонах он любовался Москвой, цокая языком на новые здания из стали и стекла. Наконец, ему захотелось девочку. Спросил, не знаю ли я таких плохих ребят, очень нехороших таких мальчиков, которые девочек в Москве предлагают?
Как он почуял? Что я как раз и есть такой плохой мальчик. Вернее, вполне был готов им стать.
Я позвонил Вичке. Трудно было произнести убедительную речь в туалете ресторана. Девочка была как раз в преддверии очередной ломки. Я пригрозил, что не дам ей дури, потому что денег на дурь как раз и нет. Но ты их можешь заработать и т. д. Уговаривать слишком долго ее не пришлось. Я привел казанского приятеля к нам на квартиру, якобы на ту квартиру, где живет девушка. На час. Закрывая дверь перед моим носом, Вичка блеснула на меня глазами. Наверное, это были слезы. Он вошел в двери, цокая языком, а часа через два, также цокая, подсел ко мне в кафе, где я ждал его, напиваясь, как Мармеладов, ждал, пока он трахнет девушку, которую я, можно сказать, любил. Прощаясь, он выразил соболезнование, что Москва сделала из меня такого нехорошего парня. Я чуть было не ударил его. Через месяц по его наводке из Казани приехали еще двое. Потом еще один. Потом снова заявился первый, с каким-то своим другом. Потом я разместил Вичку в интернете на соответствующих сайтах, и все это стало обыкновенной рутинной работой.
Я вошел во вкус, да и она тоже. Моя христианочка безумно любит трахаться. Ей хочется многих - толстых и тонких, старых и молодых, темных и светлых. Может, и Сонечка Мармеладова была такой же. Страдает, глядит исподлобья: вот, ты заставил меня, нужда заставила, я это делаю из необходимости, по принуждению, я так низко пала не по своей вине! Жертва, искупление, воскресение Лазаря Моисеевича… На самом деле, с большим кайфом трахается, подмахивает, скачет на мужчинах, догоняя свой невъебенный оргазм. Особый кайф, конечно, испытывают они от того, что за это им еще и деньги платят, причем, скорость зарабатывания в час столь же невъебенна. Не всяк из этих командировочных бизнесменов имеет такую цену времени, как девчонки, которые их обирают в столице. Вот и получается, что не мерзкая ебля происходит во всех этих отелях, а творческая встреча двух деловых людей.
Или трех, четырех… В тот роковой вечер моя девочка отрабатывала групповуху. Я ожидал прибытия четырехсот долларов. Половину из них пришлось бы отдать за дурь.
У меня уже давно зрели планы вылечить мою заблудшую овечку. Но мысль о том, что тогда я потеряю основной рычаг воздействия на нее, отвращала меня от этого решения. Правда, оставался второй - ее неизбывная любовь ко мне. Но вряд ли этого будет достаточно, чтобы регулярно посылать ее на панель. А я уже привык к своему образу жизни и зарабатывать на хлеб в поте лица уже не мыслил. В чем-то я уже стал похож на Кокусева, который жил от аренды квартиры родителей.
Вот повезло москвичам. Многие из них имеют эти вторые квартиры. В сущности, бывшие жители СССР богаче всего остального человечества - именно из за этой приватизации. И цивилизованный Запад душит жаба. На цивилизованном Западе значительная часть населения всю жизнь не имеет собственного жилья: либо арендует квартиры, либо выплачивает кредиты по гроб жизни. Отсюда и стремление эти квартиры у нас отобрать, всеми возможными способами, например, непомерным повышением цен на коммуналку при изматывающем уровне пенсий и зарплат. Чтоб все было как у людей. Нечего владеть в халяву благами коммунизма. В прошлом давно коммунизм.
Мысли из дневника
Мысль № 1
Думаю, он начал эту рубрику просто так, ни за чем. Все эти мысли не имеют отношения к основной истории и лишь тормозят действие.
Но уж, коль скоро он начал, а она подхватила, я вынужден оставаться в рамках этого стиля. А мыслей у меня хоть отбавляй.
Мысль № 2
Читаю его тетрадь. Надо же, как точно описал мою куколку! И синяки на коленках, которые у нее никогда не проходили, потому что я драл ее частенько в ванной, на эмалированном железе. И бурная волосня в причинном месте, которая в тот вечер была, как я понимаю, забрызгана многократными излияниями троих самцов.
Да уж. Мысль.
Мысль № 3
Как же я хорошо пишу, если постараюсь! Почему бы мне не попробовать прозу? Сегодня мне приснился сон из прошлой жизни. Будто бы я написал роман. Шлепнул последнюю точку и бегу куда-то:
- Вот! Я написал новый роман! Сейчас все его будут читать.
- Хуй тебе по всей морде, - проснулся я. - Никому не нужен твой новый роман. Никто его не будет читать.
Мысль № 4
Да, человек-тело, он действительно был не что иное, как тело, управляемое мной, дрожащее на веревочках, жалкое бледное тело, и все, что он тут писал, писалось под мою диктовку.
Мысль № 5
Впрочем, хватит "мыслей". Благосклонный читатель уже догадался, что никаких "мыслей" у меня нет.
Хроника объявленной смерти
1
Из Маркеса, если кто знает. "В тот день, когда его зарезали, как свинью, Сантьяго Насар проснулся в пять утра…" Так, кажется, начинается эта скорбная повесть.
В тот день, когда почка смерти лопнула в его судьбе, он вышел на балкон и нашел замерзающую девочку. С этого дня я чувствовал себя кукловодом, держа на обоих руках две тряпичные фигурки. Всё было продумано, рассчитано до мелочей. По моему замыслу, писатель должен был стать жертвой собственного творчества. Назвался груздем - полезай в кузов. Написал рассказ о грибах - умри!
Я посмотрел инетом и грибные места Подмосковья, и ядовитые грибы. В принципе, то и другое я и так знал, но описанием симптомов все же зачитался. Это была весьма живописная визуализация. Читая о том, что происходит с печенью отравленного, я представлял именно ЕГО печень.
Сел в электричку и поехал по Владимирской дороге. Взял с собой книжку "Москва - Петушки", чтобы не скучать, просматривая текст по главам-станциям. В многострадальном Есино и сошел: здесь грибной лес был близко от полотна. Второй раз поехал по Киевскому направлению. Я и посоветовал Вичке этот маршрут: пусть полюбуется красивыми местами. Именно здесь брала свои первые воды знаменитая речка Пахра. Я вырос на большой реке и люблю реки вообще. Мечтаю совершить паломничество к истокам Волги. Но мечта настолько застарела, что выродилась. Теперь мне кажется, что умру, когда доберусь до этого ручейка.
Сидит задумчивая птица
В лесной глуши у родника,
И тихо капает водица
Из каменного желобка.
Стихи Вадима Шефнера, написанные в год моего рождения. Я шел по дачному поселку, который был построен вокруг младенчества Пахры. Река определяла границы владений. На своих участках копошились какие-то люди. Я спустился к воде и опустил руку в реку. Частица воды, до которой я дотронулся, вскоре исчезла в бетонной трубе под дачной улицей, я представил, как она вышла из трубы с другой стороны, представил, что через несколько дней она попадет в Москву-реку, через неделю - в Оку, затем - в Волгу, а через несколько месяцев минует мою малую родину.
Долго кружил по лесу, постоянно возвращаясь к этому удивительному поселку, где копошились дачники, понятия не имея, в каком сказочном месте живут. Нашел два мухомора разного вида: белый и пантерный, а также очень редкий, как говорилось в статье о грибах, гриб - паутинник толсто-мясистый. Очень хорошо. Очень бы подошел для моего толстого, мясистого героя.
Я порезал мои грибы изящными пластинами, столь тонкими, что через них можно было читать газету. Так режут сыр пармезан в хороших домах. Высушенные на глянцевой, белой бумаге, грибы стали выглядеть, как слюда или калька. Я осторожно брал пластинки пинцетом и читал сквозь них творения "писателя", испытывая при этом почти оргиастическое удовольствие.
"Я смотрел на птиц, как смотрят на звезды, далеко запрокинув голову, но можно было видеть птиц и не подымая головы, потому что я сидел у самой кромки воды, и сквозь эту черную воду рассматривал небо…"
Блестяще! Никогда мне так не написать. Только вот какая разница: как это написано? Главное - О ЧЕМ? А смысла в этой красивой фразе нет. Никакого. Да и запятые стоят не там.
2
Наконец, пришла пора и супружеской паре идти за грибами в солнечный осенний лес, как это уже дважды было описано в этой тетради. И они пошли. О том, что они там вытворяли, я узнал уже из тетради.
Увы, операция "Гриб" была сорвана. Это был первый прокол в моей истории. А все дело в том, что я пошел на поводу у писательского слова, поверил в его "волшебный сон осени". Он же с таким кайфом прописал и тихую охоту за упругими зверьками, которые норовят спрятаться под листьями, и обработку, и последующее пиршество. "Осенний день был светел, полон дымных лучей и невесомой паутины…" Вот уж, действительно, писатель! За грибами не ходил, грибов не ел, но так описал это дело, что мы читаем и верим. Ни в чем не повинная телочка Лена отправилась на надувашке по Стиксу, обожравшись наших грибов.
Я вернулся к варианту, который изначально считал запасным. Существовала его записка, которую моя целка умело отфильтровала из общего потока слов. Будь осмотрителен, "читатель"! Не повтори ошибки "писателя"! Нельзя давать в руки эфира неопровержимые доказательства смерти.
В начале октября все было готово, даже орудие опробовано - так, чтобы наверняка, без осечки.
Я сказал куколке, что у меня есть знакомый инженер-химик. Разумеется, никакого химика нет, да если бы и был, то стал бы я суваться к кому-либо с просьбой проверить цианистый калий? На самом деле я, словно светлоглазый колдун Третьего рейха, всего-навсего хотел испытать зелье на каком-нибудь человеческом существе.
На тусклом экране моего воображения, будто MANE FAKEL FARES на стене Валтасара, немедленно вспыхнуло слово БОМЖ, вспыхнуло и погасло, ибо кто есть безликий бомж и зачем мне лишать его его жалкой жизни? Не лучше ли извлечь пользу из эксперимента и отправить в бесконечное путешествие на надувашке какого-нибудь реального врага? Я окинул мысленным взором пространство, будто головой-прожектором на башне туловища крутя. Нет, не нашлось в моей области никакого врага, что странно, правда?
…Мне как-то подарили одну игрушку, взятую из магазина приколов - дешевый перстень-печатку с откидывающейся крышечкой. Помню, в инструкции советовалось, на случай, если будете в гостях у супружеской пары, класть туда снотворное плюс слабительное для мужа и шпанскую мушку для жены. Как в стихах у Вадика Степанцова - "Муж затих…". Вадик не на нашем курсе учился, младше немного, но сколько-то лет мы делили с ним и общагу, и литинститут. Пожалуй, единственный из всех, в те времена деливших, кто добился славы в наши дни. Повезло, как сказал Бездомный о Пушкине.