Впрочем, мне было уже не до живописных ассоциаций. Моя многострадальная женщина рассказала такое, отчего вся моя реальность пошатнулась и развалилась, как непрочный пазл, а за ней проступила другая, истинная, или - ну, сколько их там может быть еще?! Будто кошмарный сон вандала: висят на стене музея холсты, один за другим, а вандал режет и режет их, но картина сменяет картину, и нет им конца.
- Самое интересно в том, - продолжала Анна, - что официально мы с мужем не разведены до сих пор.
- Как не разведены? - не удержался я, даже лягнув ее под одеялом, дернувшись всем телом, а не просто "вздрогнув от неожиданности".
- Да вот так. Он пропил пошлину за развод и потерял паспорт, а я свой старый советский сохранила на память. Он связался с Тюльпановым, не подозревая, что это я, и разболтал ему об этом. Я проконсультировалась у юриста, и тот сказал, что наш развод недействителен, и мы до сих пор - муж и жена. Со всеми вытекающими последствиями. Лена, царствие ей небесное, сказала, что у него рак, значит, он скоро умрет. Я его ближайший родственник и наследник. Все его имущество принадлежит мне.
9
После таких слов просто необходимо начать новую главу. Так всегда делают и тюльпановы, и кокусевы, законные супруги тюльпановых, если пишут триллеры аля-тюльпанов.
Выходит, что я выдал мою девочку замуж за женатого человека. У которого рак, которого вовсе и не надо умерщвлять. Впрочем, никакого рака у него нет: он просто похудел от вичкиной диеты, а насчет рака (как я прочитал уже в тетради) он просто напиздил покойнице. Но тогда я об этом еще не знал, и все завертелось в моей голове, и все мои дела и планы стремительно засасывал этот туалетный мольстрем.
- Ты меня любишь? - тихо спросил я.
- Да, а что?
- Ты готова совершить поступок ради этой любви?
- Смотря какой. Если не слишком в напряг.
- Ты не переменишь своего мнения обо мне, если узнаешь обо мне нечто… Впрочем, это ничего особенного… - запутался я, думая: ведь не рассказывать же ей ВСЁ?
- Так если ничего особенного, так что?
- В общем, - с шумом выдохнул я, - ты уже знаешь, что у меня есть… Была… Женщина!
- Очень хорошо. Вот она была и нету. А что?
- Дело в том, что эта женщина - и есть жена Кокусева.
10
Анна уставилась на меня исподлобья, приложив кулачок к подбородку.
- Каким образом это произошло?
- Я любил тебя всю жизнь, - начал я. - Вся моя жизнь прошла не так, как могла, - добавил я, поморгав. - Именно Кокусев и был тем невидимым рулевым, который двинул манипулятором, свернув баржу с намеченного пути, и разбилась она о скалы. И вот, происходит немыслимая неожиданность. На собственном балконе, на лестничной клетке я встречаю девушку. И я неожиданно узнаю, что она и есть - жена Кокусева. И я трахаю ему, чтобы отомстить за свою жизнь!
От удивления перед тем, что мой вариант истории сам собой повернул именно так, я перепутал слово, но Анюта не заметила этого.
- Почему на балконе? - рассеянно спросила она.
- Как ты не понимаешь? - воскликнул я. - Она зашла на балкон, чтобы погреться. Я просто приютил ее. Но каково же было мое удивление, когда я узнал, что эта девушка Вика - и есть молодая жена Кокусева! И я трахнул ее, и стали мы с тех пор любовниками.
Анна покачала головой:
- Странная история, но при чем тут я, и какой я должна совершить ПОСТУПОК?
- Слушай дальше. Девчонка так влюбилась в меня, что решила умертвить Кокусева. Это чудовищное существо. Она поехала в лес и нарвала там паутинника поганого. Эту твою подругу Лену отравила именно она! Просто писатель слил ей грибы, бывшей своей любовнице…
- Что-о?! - вскричала Анна. - Ленка была его любовницей? Ну и ну! - она покачала головой. - И давно, интересно?
- Да откуда мне знать? Это не важно. Дело в другом. Молодая жена Кокусева раздобыла где-то цианид и хочет отравить его!
- Да не где-то, а у него в столе! - воскликнула Анна. - Он мне сам хвастал, показывал… От одной из его прошлых сучек остался. Химичка.
Анна задумалась, пожевывая губами, уже как-то старчески, отметил я. Может быть, думала об этой химичке, которая ненароком, много лет назад, бросила в наш мирный огород зловещее семечко события.
- Надо бы позвонить в милицию, что ли… - проговорила Анна неуверенно.
- Нельзя, - возразил я. - Они быстро выяснят, кто есть кто, и обвинят в соучастии - меня! И твой милый котик полетит невесть куда, где будут ебать его в его нежный пукан.
- И что же делать?
- Что делать, с чего начать… Ленин, поэма "Хуй". Она мне звонила вчера. Хочет сделать это сегодня. Теперь не отвечает на звонки. Обосралась, но полна решимости.
- Ну что ж… - Анна сняла со спинки стула сумочку. - Я хотела несколько обождать с визитом. Теперь - самое время.
Она зашла в "свою" комнату, вскоре вернулась, запихивая в сумочку томик Тюльпанова.
- Подарю. Войду, как бог из машины.
Как же легко порой бывает манипулировать людьми, - подумал я, а моя женщина исчезла за дверью, отдав по-пионерски салют и процитировав на пороге старое кино:
- Свадьба продолжается. Жених - я!
На горизонте маячит
1
Занято, как в общественном туалете. На сей раз скульптурные негативы строк видны на ближайшей странице разворота. Проницательный читатель поймет, что приближается очередной рассказ писателя, к счастью, последний в этой тетради. Все три рассказа связаны между собой, и я ума не приложу, почему он писал их где попало, а не один за другим. Может быть, как раз потому, чтобы дать нам возможность поселиться у него между строк. Хитрые полиграфические тараканы.
…Чем же заполнить этот разворот? Просто продолжу историю дальше…
На сей раз ситуация была чудом спасена. Анна, войдя, как бог из машины, как персонаж Достоевского, вовремя схватила карающую руку за руку.
Дальнейшие события весьма красочно описаны в этой синей, как зеленая лампа Ильича, тетради. Да - "просто избил до полусмерти", и она "три дня не вставала с постели".
Бил-то я, конечно, не свою маленькую девочку Вичку, а сам себя, яростно работая локтями, поражая самого себя, то в левую, то в правую челюсть.
Ситуация обернулась фарсом. Теперь Анюта жила у Кокусева, жила с Кокусевым, трахалась с ним, законная жена. У меня она появилась два раза: за вещами и когда принесла стишок, но трюк со стишком не удался по причине засадки в анус. В тот день у меня еще оставалась иллюзия, что главный во всем этом - я. После этого дня все иллюзии развеялись, как дым, как запах ее говна, который держался на мне аж дня три. Анна перестала мне звонить, как отрезало. По-английски. Она просто вернулась на свою территорию.
Ко мне же, на мою - вернулась девушка Вика, соломенная вдова. Казалось, что вся эта история закончена. Я с вялым любопытством слушал ее рассказы, в которых неожиданно прозвучали строки из поэмы "Хуй".
Эх, как жалко тех парней,
что хуярят без мудей!
Да, золотые были времена, серебряные. Время надежд. Время будущего. Время жизни вперед.
Но вот и рассказ. Что ж, перевалим через него, как река через порог. А я оборвусь на полуслове. Здесь остались еще три строки. Что ж, начну свою повесть о главном. Проницательный читатель уже составил представление о поэме "Хуй", многажды процитированной на этих страницах. Об этой удивительной поэме и ее таинственном авторе - сразу после короткой рекламной паузы.
[Начало]
Профессионалка истолковала мой черный эротический сон. Бывшая сокурсница, одна из безнадежных поэтесс, ставших со временем кем-то еще… Она начинала лет пять назад, когда пылкий любовник подарил ей 286-й, самую быстроходную на тот момент времени модель (чтобы писала стихи), а лесбийская подруга - пятидюймовый флоппи с астрологической программой (чтобы не скучала…)
Девушка взялась составлять звездные прогнозы, по 10 баксов за штуку, находя дурачков среди знакомых, и как-то незаметно стала жирной астрологиней, сенсоршей, гадалкой и тд, - со своим офисом, всероссийским имиджем, огромной клиентурой дурачков… Ближе к полуночи ее можно увидеть в ТВ-аквариуме, где она, вместе с другими аферистами пучит глаза и липнет ладонями к стеклу.
Ну, я отвлекся… Она позвонила по одному своему дельцу, а я рассказал ей, что видел такой-то вот сон. Я живописал этот не то город, не то коридор… Будто я иду по городу, или по длинному коленчатому коридору, на стенах которого нарисован город. Среди скульптур я вижу изображение кальмара. В конце пути я попадаю в комнату, где ты лежишь на каменном полу, и тебя насилует страшный черный кальмар.
Моя гадалка сразу заявила, что кальмар - это кошмар: элементарный лингвус сновидения, образ, возникший прямо из самого слова. Коридор символизирует влагалище, комната - матку, а твоя фигура - это не что иное, как яйцеклетка, собственной, так сказать, персоной.
Все это говорит о том, что ты хочешь от меня ребенка, но мой путь к этому решению слишком извилист и крут.
Особенно меня заинтересовала символика минералов: лабрадор свидетельствует о твоих добрых намерениях, мрамор предполагает чистоту и бескорыстие, а гранит - это крепость твоей любви.
Эротическая часть требовала отдельного толкования. Я не сразу понял, что здесь происходит совсем не то, чем оно показалось сначала. Никаким насилием тут и не пахнет, а пахнет обыкновенным половым актом двух взаимосогласных партнеров. Пахнет спермой, потом, секрецией… Пахнет мочой и калом. Орально-анально-вагинальная любовь с черным кальмаром, страшным, как ночной кошмар. И этот ебучий кальмар вполне доволен тобой.
Трахальную сцену моя гадалка прокомментировала так. Я очень ревную тебя, причем, сразу к нескольким мужчинам. Или просто к каждому столбу: недаром ведь в моем городе выросли все эти столбообразные архитектурные формы, эти фаллические колонны.
- Ты, наверное, говорил ей, - предположила она, - что хочешь дотронуться губами до каждой ее клеточки, или что-то типа того - я знаю: так часто говорят мужчины. Вот и получил этого многоногого кальмара. По большому счету кальмар - это ты сам.
Я слушал ее с большим удивлением, если учесть несколько существенных деталей. Во-первых, ты никогда не хотела от меня ребенка. Во-вторых, я совершенно не ревную тебя, потому что уже несколько месяцев тебя не видел и подозреваю, что мы вообще больше никогда не встретимся. И, в-третьих, события, которые мне с научной точки зрения растолковали как сон, на самом деле вовсе не были сном. Правда, я не ожидал, что придуманный мною кальмар окажется таким ебливым. Ну, спишем это на издержки производства.
На самом деле все это - чудовищный город, блуждание по его улицам и черный кальмар, с которым ты страстно совокуплялась - просто моя фантазия, досужее, пустое сочинительство.
Я лежал, вертелся, долго не мог заснуть, вспоминал этюды, которые видел в мастерской знакомого художника… Среди них был причудливый городской пейзаж: какой-то инопланетный, иномирный город… Я стал думать об этом мире, представлять себя внутри него… Потом, все-таки поняв, что сегодня уже не заснуть, выпил чашку крепкого кофе, сел и записал свои фантазии: "Никогда прежде я не переживал такого ужаса - ни в жизни, ни во сне. Я шел по огромному городу, многоцветному, простершему…"
И так далее. Чтобы не казаться самому себе безумцем, я позиционировал эту запись как сон. Затем позвонила гадалка, интересовалась, нет ли у меня знакомых в издательствах, которые печатают изотерическую литературу…
Итак, все было давно проговорено и забыто, выдуманный сон истолкован… Вернее - истолковано было некое литературное произведение в жанре сна.
И вдруг мне на самом деле снится сон, даже более реальный и извращенный, тем тот, который я сочинил. Я иду по городу, по коридору, затем попадаю в самое сердце кошмара, моего маленького кальмарного театра.
Чудовище трахало тебя, бешено махая своей черной тушей, а его щупальца ласкали твое тело со всех сторон: гладили твои ступни и ладони, тыкались тебе в уши и в рот, в ноздри и в глаза… Вдруг я с отвращением увидел, что эти щупальца залупляются на концах, превращаясь в блестящие эрегированные хуи. Они лезут тебе в груди, в подмышки, в твою счастливую улыбку. Они вибрируют во всех твоих изгибах и складках, обливают слизью твое тело и лицо.
Вы были прекрасно сыгранным дуэтом, исполняющим этюды Дао и камасутры, часто, слаженно меняли позы, ты становилась на коленки, и черный кальмар с громким мокрым шлепком снова набрасывался на тебя, оплетая твое тело со всех сторон, не оставляя ни одного необласканного места.
Ты откидывалась навзничь, схватив себя за пятки, а черный кальмар таращил у тебя между ног свои счастливые глаза.
Ты была сверху и, оседлав черного кальмара, словно горячего вороного коня, летела, взмыленная, разухабистой дорогой своих невъебенных наслаждений.
Ты сама хватала его щупальца-хуи и дрожащими руками направляла себе в зад и в рот, в груди и в подмышки, ты хлестала себя хуями по спине, словно банными вениками, и в этот момент сюрреалистический мастер сновидения изымал тебя из кальмарной оправы и ставил на твое место саму сермяжную Россию - мать и дочь, любовницу и жену.
Вы делали друг другу филатис и куннилингус, минет и тибет, фистинг и лизинг, шопинг и жопинг, боулинг, роуминг, клининг, дайвинг и фитнес… Все эти мерзкие слова, ныне сожравшие мой родной язык, представлялись мне физически, в виде каких-то сексуальных действий… Это был полный, всеобщий, всеобъемлющий кальмаринг.
И вдруг, дико вывернув шею в одном из своих экстремальных изгибов, ты увидела меня. Твои губы стали скорбными, в твоих глазах мелькнул испуг, досада, неприязнь…
Бешенство и злоба захлестнули меня:
- Как ты могла? С кальмаром!
Ты простерла ко мне руку и нетерпеливо махнула раскрытой ладонью:
- Уйди, ничтожный! Разве ты не видишь, как мне хорошо с ним?
Я оглянулся по сторонам и понял, что безоружен, что вокруг, во всем этом каменном изобилии, нет ни одного целого камня, ни единого куска вещества, ручного рубила, которым можно крушить, рвать вашу черную и розовую плоть.
Вдруг я подумал, что, может быть - это мне просто кажется, что он осьминог, а на самом деле - это прекрасный юноша… Вот, даже и я оговорился… Кальмар, конечно. Черный ебучий кальмар.
Я проснулся. Сон был быстро собран по кристаллам и слился в картину, которой я уже не смогу забыть. И дикая радость захлестнула меня. Потому что - свершилось! Я научился создавать новую реальность. Потому что не женщину тут ебал жгучий черный кальмар, а саму Россию. Никогда прежде я не переживал такого ужаса - ни в жизни, ни во сне.
[Конец]
2
Странная жизнь текста во времени. В труднопроходимых лесах. Человеческой памяти. У меня так оно и было:
Засадил, толкнул, откинул,
кончил, вытащил, сбежал
на собранье… Новой шиной
его добрый "Форд" блистал.
Но ему надо было заменить на "Ауди". Хотел приблизить к истине: кого - меня? Истина, конечно, хорошее дело. Но его добрый "Форд" звучит лучше, чем его "Ауди" - евоАуди - яяЯяя - пентон номер три - конечно, забавно, но слишком провальная строка с тремя сильными гласными подряд. Нет, я так не пишу. Вот как я пишу.
Но валили люди валом
слушать новую звезду,
и картаво открывал он
рот, похожий на пизду.
Чередование умопомрачительных, никем прежде не заявленных рифм с самыми простыми. Это Ленин на броневике, конечно. В сущности, народная поэма "Хуй" и начиналась с этого расхожего образа.
Это что за большевик
лезет к нам на броневик?
Он большую кепку носит,
букву Р не произносит.
Он известный друг детей…
Назови его скорей!
Не начиналась, в смысле, что это были ее первые строки. Это был прообраз ее строфы. Загадку-то не я сочинил - народ. Все знали эту загадку и многие другие, написанные именно четырехстопным хореем, начало чему положила, несомненно, поэма молодого Твардовского.
Тот вздохнул, пожал плечами,
Лысый, ростом невелик.
- Ленин, - просто отвечает.
- Ленин? - Тут и сел старик.
В поэме "Хуй" было несколько таких ключевых мест, когда внутри текста, никак не закавыченные, стояли отрывки из этих ходячих в миру раешников. Но цель моя была не в том, чтобы создать какое-то там постмодернистское произведение. Этот трюк должен был убедить читателя в том, что поэма "Хуй" - действительно НАРОДНАЯ ПОЭМА. Ведь он уже слышал отрывки из нее.
Таким образом, постмодернизм имел чисто утилитарное значение, цель его лежала за пределами самого текста. Постмодернизм - не авторская блажь, не выпендреж. А некий сверхтворческий метод. Прием, который должен был создать у читателя впечатление, что текст, который он слышит, уже давно ходит из уст в уста…
Впрочем, это была довольно наивная мысль, как я понял потом. О том, что поэму "Хуй" буду читать друг другу, передавать из уст в уста. Да ее будут бояться, как заразу. Одно дело - зубрить и читать в компаниях матерного "Онегина": за это не дадут срока. Возможно, этот матерный "Онегин" как раз и был провокацией КГБ, особой операцией. С его помощью проводился мониторинг связей, выявлялись активные (передающие поэму) и благонадежные (доносящие о ее чтениях).
Необходимость вставить в поэму загадку про броневик и определила ее строфу. То есть, теперь я был обязан сделать частью строфы схему рифмовки ААББВВ, причем, рифмы А и В должны были быть мужскими, а Б - женскими. В этом была моя коренная ошибка, жесткое закрепление именно самого РОДА рифм, но об этом я скажу позже.
Другая часть строфы также была налицо: это народные стишки про Ленина, рифмовавшиеся обычным образом.
Где наш дедушка веселый?
Неужели он забыт?
Знают города и села:
В мавзолее он лежит!
Я эту частушку несколько отредактировал, в стиле поэмы "Хуй".
Где наш дедушка веселый?
Он не ест, не пьет, не ссыт.
Знают города и села:
в мавзолее он лежит!
Так и получилась строфа: АБАБВВДДЕЕ.
Что из этого следовало? Например, мне очень хотелось вставить в поэму расхожее тогда четверостишье:
Слева молот, справа - серп.
Это - наш советский герб.
Хочешь - сей, а хочешь - куй.
Всё равно получишь хуй.
Две парные рифмы - ААББ - все мужские. Причем, идея использовать эти народные слова возникла уже после изобретения строфы, после того, как с десяток строф уже было написано. То есть, переработать саму строфу я не мог. Пришлось всего-навсего добавить к народным стихам два своих. Да простит меня за это мой народ.
Слева молот, справа - серп.
Это - наш советский герб.
Флаг кровавый, кумачовый,
как залупа Ильичева.
Хочешь - сей, а хочешь - куй.
Всё равно получишь хуй.
Это и был, между прочим финал моей народной поэмы. Иллюзия того, что поэма уже давно существует, и разрозненные строки из нее ходят в народе, была полной. Это был, пожалуй, единственный в мировой литературе случай, когда постмодернизм имел какой-то реальный смысл.
Теперь об ошибке строфы, которую я заметил слишком поздно, когда поэма уже шла к завершению.