– Ричард, как насчет ленча?
– Чарльз и Джеффри увлеклись обсуждением кризиса.
– Позвольте вам еще налить.
– Благодарю, дорогуша.
– Генриетта выиграла детские соревнования по бриджу.
– А Дорина пришла?
– Не говори глупостей.
– Доктор Селдон обсуждает с Джеффри печеночную нематоду.
– Я бы не приглашала врачей на праздники, они все портят.
– Тебе не кажется, что швейцара наняли только что, для вечеринки?
– О, только что! А Ричард принял его за настоящего!
– Мэтью и Оливер увлеклись разговором об Оскаре Уайльде.
– А вот и Остин… Пинки, Остин наконец пришел…
– Это кто? Неужели и в самом деле Остин Гибсон Грей?
– Похож на поэта.
– Ну где же Грейс?
– Вон то жених Грейс?
– Нет, милая, это жених Энн.
– А у меня нет, увы, никакой способности к языкам.
– Ричард задумал купить яхту.
– Вон тот молодой человек в бирюзовом, он жених Грейс?
– Остин, извини, еще не нашел для тебя места, но…
– Ради Бога, Джордж, не трать зря времени.
– Я хочу сказать, если тебе понадобится, мы могли бы…
– Спасибо, Джордж. Наличные мне и в самом деле очень нужны, сколько же ты сможешь одолжить?
– Э-э… мне тут… Клер что-то хочет сказать, извини, извини… несомненно, Остин, мы что-то придумаем… прошу прощения…
– Мэтью выглядит как настоящий бизнесмен.
– Дорогуша, но ведь он и есть бизнесмен.
– Лотти, милая, сидишь, как всегда, скромненько в уголке.
– Ты же знаешь, не люблю приемов.
– И куда это вас несет, Ричард Торопыга?
– Извини, всего лишь хотел подойти к Мэтью.
– Пенни, лапочка, Эстер только что рассказала мне о бутике Молли, что там будут продавать только белое.
– У Джеффри свиньи заразились печеночной нематодой.
– Клер, Остин с восторгом согласился принять деньги.
– Пинки, не пугайся, я, кажется, совсем пьяная.
– Клер, у вас сегодня просто потрясающе.
– Клер, ну где же Грейс?
– Пинки, прошу тебя, сходи поищи их.
– Привет, Остин.
– Привет, Мэтью.
– Вы занимаетесь таким интересным делом, мистер Инстон.
– Остин, не пойти ли нам куда-нибудь выпить в ближайшее время?
– Извини, Мэтью, но я скоро уезжаю.
– Вон тот юноша в кружевном жабо – Людвиг?
– Нет, это Оливер Сейс.
– Эстер, мы так жалели, что Себастьян не смог…
– Смотри, Остин и Мэтью так мило беседуют друг с другом.
– Ошибаешься, Остин беседует с Шарлоттой.
– Самое время к этому приступить.
– Только бы удалось с Оксфордом.
– Остин пьяный.
– И я тоже.
– И Молли.
– Куда же подевались Грейс и Людвиг?
– Карен заразилась печеночной нематодой.
– Остин совсем пьяный.
– Побрел в туалет.
– Где туалет?
– Лотти, мне надо с тобой поговорить…
– Мистер Инстон и юноша в бирюзовом до смерти заговорили друг друга, к тому же у них давным-давно пустые рюмки.
– Ах, какой стыд, Лотти, я никудышная хозяйка.
– Да, Оксфорд – это чудесное место.
– Мистер Инстон, разрешите вам представить леди Одмор, она очень интересуется литургией. Мистер Хилтон, разрешите вам представить Оливера Сейса, занимающегося продажей антикварных книг.
– Рад познакомиться.
– Взаимно.
– Я вне себя от радости.
– Весь вечер думаю и все никак не могу понять, кто вы?
– Лотти, дорогая, послушай, переедешь к нам, все уже решено, места у нас предостаточно, и нам больно видеть тебя бесприютной, можешь спать в кабинете Джорджа, а потом, когда Грейс уедет, переселишься в ее комнату, в конце недели пришлем машину и заберем твои вещи, нам будет очень хорошо вместе, значит, мы все решили…
– Ты так добра, Клер…
– Ну что ты, мы так о тебе беспокоимся…
– Я тебе очень благодарна, Клер, но у меня другие планы.
– Но тебе нельзя оставаться в отеле…
– Я перееду в квартиру Остина, мы уже договорились, плата будет небольшая. Мне хочется иметь собственный угол.
– Лотти, ты собираешься поселиться… у Остина?
– Но он там жить не будет.
– Грейс и Людвиг слишком много себе позволяют.
– Мэтью собирается уходить.
– Остин заперся в туалете.
– Послушайте все, Мэтью уходит.
– Оливер с тем юношей в бирюзовом пошли в паб.
– Мэтью только что ушел.
– Эстер, тебе с Себастьяном надо…
– Спасибо, дорогая Молли…
– Нам тоже пора уходить…
– Клер, все было чудесно…
– Джеффри меня подвезет.
– Передайте от нас привет Карен.
– И Себастьяну.
– И Генриетте.
– И Ральфу.
– Всего наилучшего… О, глядите, вот и они!
– Грейс и Людвиг, явились, когда все уходят!
– Грейс и Людвиг, изумительно смотритесь!
– Как два юных божества!
– Постойте, минутку, Грейс и Людвиг…
– Грейс и Людвиг!
– Ура-а!
* * *
"Дорогой Джордж!
Вы поступили очень благородно, предлагая мне взять в долг, но я считаю, что обойдусь без Вашей помощи.
Ваш Остин".
"Дорогая Карен!
Спасибо за великолепный ленч, который благодаря твоей великодушной помощи ничего мне не стоил; прости, что письмо такое короткое, но у меня как раз экзамены.
Целую.
Себастьян".
"Милый Людвиг!
Приходи ко мне, прошу, все в порядке, не бойся, и больше написать нечего. Обнимаю.
Дорина".
"Дорогой братец Остин!
Живу сейчас в Вилле, по утрам всегда дома и очень хочу с тобой поговорить. Когда позвонишь?
Твой любящий брат Мэтью".
"Ливингстон советует объяснить отказ от службы моральными принципами. Письмо уже в пути.
Леферье".
"Дорогой Патрик!
Нет времени писать. Занята. Людвиг все время. Прости.
Всегда любящая Грейс".
"Дорогая моя Эстер!
Я страшно рада, что ты приедешь в Миллхауз, изнываем от тоски по тебе, а также по Чарльзу и Себастьяну. Я еще позвоню, чтобы уточнить время. Карен шлет поцелуй.
Целую.
Молли".
"Дорогой Людвиг!
Ты был на приеме? Я там чудесно провел время, особенно поближе к окончанию. Приезжай, поищем тебе жилье.
Твой друг Эндрю".
"Мой дорогой Себастьян!
Твое невообразимое послание получила, жди меня во вторник в шесть, Кинг Арме Слоан-сквер. Еще позвоню.
Твоя раненая птица К.
P.S. И посети, пожалуйста, Миллхауз, хотя бы ради родителей".
"Дорогие мои мистер и миссис Леферье!
Спешу сообщить, что мы здесь все страшно рады обручению нашей любимой дочери с вашим сыном. Они будут очень счастливы, я уверена. Мы с мужем надеемся, что вы приедете на свадьбу и остановитесь у нас. Вскоре я сообщу вам дату бракосочетания. Шлем вам самые добрые пожелания.
Искренне Ваша Клер Тисборн".
"Дорогой Людвиг!
Я перебрался в Степни и хочу с тобой поскорей увидеться. По причинам туманным и не очень важным пребываю в депрессии.
Твой Гарс".
"Любимый муж мой!
Надеюсь, ты нашел работу. У меня нет настроения писать, но чувствую себя хорошо и жду встречи с тобой, пусть не сейчас, но вскоре.
Твоя вечно любящая жена Дорина".
"Милая Грейс!
Спасибо и за такое письмо. Мне очень плохо, но понимаю, что тебе не до того.
Твой горестный брат Тисборн".
"Дорогой отец!
Спасибо за сообщение, но боюсь, из этого ничего не получится, и все же жду твоего письма.
Твой любящий сын Людвиг.
P.S. Только что узнал, что невеста моя очень богата. Должность в Оксфорде получена".
"Милая Дорина!
В нескольких словах хочу сообщить, что мы с огромным нетерпением ждем твоего приезда, это будет полезно для всех.
Обнимаю.
Клер Тисборн".
"Уважаемый мистер Сиком-Хьюз!
Я рассчитываю, что Вы как можно быстрее переведете мне некоторую сумму денег, потому что у меня начинаются финансовые трудности. Прошу прощения, что прибегаю к письму, но в конторе мне очень неловко заговаривать на эту тему, еще раз прошу извинить.
Искренне преданная Митци Рикардо.
P.S. У меня уже накопилось шесть ваших векселей".
"Любимая!
Не писал два дня, знаю, я такой мерзкий, у меня нет работы. Вскоре напишу нормальное письмо. О Боже, как же я тебя люблю.
О.
P.S. Не выходи никуда ни с кем даже на минуту".
"Дорогая Шарлотта!
Спасибо за твой звонок. Да, навести нас, скажем, завтра. Дорине срочно требуется нормальное общение, а мне нужен совет.
Целую.
Мэвис.
P.S. Ты уже видела Мэтью?"
"Дорогой Ральф!
Ну хорошо, я совершил глупость, что сказал тебе, но ты поступил еще хуже. Нельзя оставить все как есть. Я очень огорчен. Прошу меня простить.
Патрик".
"Моя дорогая Мэвис!
Я хочу с тобой встретиться, если ты не против. Ты согласна? Если да, то, пожалуйста, позвони. С наилучшими пожеланиями
Мэтью".
* * *
Остин Гибсон Грей лежал полуодетый на неприбранной постели и наблюдал, как за высоким, узким окном голубизна переходит в пурпур, а затем в туманную красноту лондонского вечера. Изрядно напившись на приеме у Тисборнов, он совершил ряд совершенно бессмысленных поступков. Сдал квартиру Шарлотте за три фунта в неделю, отчасти из жалости к ней, но главным образом назло Джорджу и Клер, ну и наконец просто чтобы пофорсить. Беда в том, что пятью минутами раньше именно Джордж предложил ему денег и он согласился. Так можно ли использовать деньги Джорджа для материальной поддержки Шарлотты, чтобы этим ему же, Джорджу, и насолить? Нет. Поэтому пришлось написать Джорджу и все же отказаться от денег. А он ведь совершенно обнищал. На прием пошел только для того, чтобы поесть, потому что сидел голодный, ну и увидеть Грейс; а вышло, что и еды, кроме каких-то паршивых галет с сыром, не подали, и Грейс не изволила явиться.
Денег Шарлотты едва хватит на оплату коммунальных услуг. У него уже образовался долг: за аренду – месяц, за электричество – квартал. Продал уже свои часы и коллекцию значков. Кроме того, назанимал кучу денег у Людвига и Митци. И места, хоть мало-мальски подходящего, никто ему не предложил. Успехом и не пахнет. Он уже выбился из сил. Такое состояние длится уже довольно долго. Мог бы отказать Шарлотте. Но амбиции – это все, что у него осталось.
Какие все это жалкие мелочи, размышлял он, но до чего убийственные. Есть надо каждый день, а порции, которые готовит Митци, с каждым днем становятся все скромнее. Случались дни, когда он ненавидел Митци. Если бы можно было куда-нибудь уехать вместе с Дориной, пусть все тут лопнут от зависти, показать им всем нос, куда-нибудь на юг, на берег моря, где дуют теплые ветры и где Дорина могла бы ходить босиком по берегу и собирать для него ракушки, и он сам стал бы чистым, свободным, радостным. Сейчас ему было настолько наплевать на все, что он даже перестал мыться и от него уже довольно неприятно пахло. К тому же Митци ради экономии перекрыла горячую воду.
До сих пор еще не навестил Дорину, да и когда со всей этой неразберихой, а теперь Шарлотта въехала в квартиру, так что некуда забрать Дорину, даже если бы нашел работу. Он ненавидел Шарлотту. К тому же прочел письмо Дорины к Людвигу, нашел у того в комнате. Как будто обыкновенное письмо, а вчитался и понял, что слишком взволнованное, прямо умоляющее. После этого возненавидел и Людвига. Он привстал и взбил подушки. Старые, грязные, плоские как блины, никакого удобства, одна пыль. И остальное постельное белье давно не стирано. Теплый, пропитанный пылью лондонский воздух проникал через окно, потом в легкие, и становилось трудно дышать. Таблетки куда-то задевались. Язык болит, прикусил, когда с жадностью поедал галеты у Тисборнов.
Кто-то постучал в дверь. Остин поспешно укрылся одеялом. В комнате было темно. На фоне тусклого света вырисовалась рослая фигура.
– Можно, я зажгу свет? – спросил Гарс.
Свет успел зажечься, а Остин еще не нащупал рубашку. Нижнее белье такое грязное.
– Извини, я не разглядел, что ты уже спишь.
– Вовсе я не сплю… просто… отдыхаю. – Оказалось, рубашка лежит слева.
– Давай я тебе помогу.
– Не надо. – Он надел рубашку и брюки, на разобранную постель набросил индийское покрывало, настолько вытертое и невесомое, что выброси в окно – улетело бы как пушинка.
Остин сел на кровать. Гарс уселся на полу, прислонившись к стене, с ним был какой-то объемистый узелок. Выглядел Гарс так, как только молодые могут выглядеть, – одет бедно, чуть ли не в обноски, а все равно элегантный.
– Как дела, Гарс?
– Прекрасно, отец.
– Шарлотта уже переехала?
– Да.
– А ты выехал?
– Да. Все вещи со мной.
– В этом узелке? Наверное, тебе нравится выглядеть этаким Диком Уидингтоном? Чемодан так и не нашелся?
– Нет.
Он пяткой забросил кучку нижнего белья под кровать. На душе было муторно, донимал голод. Да еще это нарочито-бесстрастное лицо сына, оно лишь добавляло раздражения и боли.
– Ну хорошо, Гарс, расскажи, как ты живешь.
– Я кое о чем хочу тебя попросить. Во-первых, дай мне ключ от синего чемодана. Ну помнишь, тот, что стоит в кухонном шкафу?
– А что, он закрыт? У меня нет никаких ключей. Я даже не помню, что там лежит.
– Там фотографии и разные вещи… мамины фото и мамины вещи.
Наверное, когда-то он запер чемодан, чтобы Дорина не увидела. Почему у Гарса такой агрессивный тон, когда он сказал "мамины" и вообще когда упоминает Бетти?
– Придется взламывать.
– Ты не рассердишься, если я возьму кое-что оттуда, ту большую фотографию?..
– Бери что хочешь.
– А ты уже нашел работу?
– Еще нет. А ты?
– Ищу. А пока устроился мойщиком посуды.
– Мойщиком посуды?
– Да. В ресторане в Сохо.
– Я, пожалуй, уже староват для такого… но все может случиться. Ты сказал, что у тебя несколько просьб ко мне. Одну, даже две мы уже выяснили. Что еще? Неужели так уж обязательно сидеть на полу? Возьми стул.
Но Гарс продолжал сидеть.
– Я хочу навестить Дорину, ты не против?
– Секундочку. – Остин ощутил резкий толчок страха. – А для чего?
– Мне кажется, я мог бы помочь, – задумчиво произнес Гарс. – Я не сразу пришел к такой мысли. Но сейчас уверен. Я говорил о ней с Людвигом.
– Даже так?
– Мне кажется, ей не хватает открытости, свежего воздуха, свободного общения. Ей надо разговаривать с людьми. Я говорю не о враче, не о медсестре. Ей недостает обыкновенных разговоров о самых банальных вещах. Ей недостает обычной повседневной жизни.
– И по-твоему, именно ты можешь ей это все обеспечить?
– Я вижу, ты против.
– Да, я против… Ты совершенно не разбираешься в том, что происходит и с ней, и со мной, и я тебе запрещаю вмешиваться. – Остин старался говорить как можно спокойнее, но гнев поднимался и душил его. Значит, Дорина и Гарс будут прогуливаться, держась за руки, по садику и обсуждать его персону. Будут смотреть друг другу в глаза. Именно так выглядело то, чего он всегда ужасно боялся. Гнев, как снежный ком, рос в груди.
Гарс сидел неподвижно, положив руки на колени, на лице отражалась участливость и еще что-то, что он держал при себе. В комнате горит яркий свет, а за окном – ночь, жаркая, душная, ночные бабочки влетают, как обрывки бумаги.
– Ну хорошо, – произнес Гарс, – может быть, я не прав. Но мне тяжко видеть, какой ты закомплексованный, смотришь на всех волком, не знаешь ни минуты покоя. Надо одолеть в себе злобные чувства. Это очень важно. Попробуй хоть раз это сделать. Если получится один раз, то получится и второй, и третий, и ты уже не захочешь вернуться к старому. Тебе попросту надо простить нас всех.
– Уйди, Гарс, уйди, я тебя прошу, – прошептал Остин. Его пугало это ужасное напряжение, этот напор гнева, который вот-вот прорвется, отвратительный и неминуемый, как рвота. Занавес тьмы разорвался. Дорина и Гарс идут по тропинке, держась за руки.
– Я чувствую, ты на меня сердишься. Мне тоже не очень легко говорить с тобой об этом. Гнев – это страшно. К тому же ты мой отец. У меня такое чувство, что я в суде. Пожалуйста, выслушай меня и прости. Я не буду спрашивать, как ты отнесешься к тому, что я хочу встретиться с дядей Мэтью. И так знаю, что против. Но послушай. Тебе надо увидеться с дядей Мэтью. Просто, без всякого напряжения. Просто пойти. И попросить у него денег.
– Гарс, уйди, прошу тебя, – перебил Остин.
– Ты мог бы разорвать этот порочный круг, если бы захотел…
– Убирайся.
– И мир не перевернулся бы, если бы Мэтью встретился с Дориной…
– Сам не знаешь, что плетешь, – не проговорил, а как-то проскрежетал Остин. – Сумасшедший. Разве ты не знаешь, что Мэтью и твоя мать, не знаешь?..
Гарс с сомнением покачал головой:
– Я подозревал… я догадывался… о твоих мыслях…
– И все же предлагаешь мне…
– Потому что я в это не верю.
– Не веришь?
– Нет. И ты тоже не веришь, ни секунды в этом не сомневаюсь. Прости, отец.
Остин раскачивался, обхватив себя руками, издавая хриплое рычание. Схватил стаканчик и швырнул в стену. Но стаканчик, не разбившись, покатился ему под ноги. Тогда он вновь схватил его и запустил в окно. Ударившись о раму, стаканчик разлетелся на десятки осколков, одно из оконных стекол треснуло. Гарс уже успел уйти. Остин повалился на кровать, сжимая зубами плоскую подушку. Плакал тихо, без слез. Над ним летали ночные бабочки. Летели прямо на свет лампы и падали замертво на вздрагивающую от рыданий спину. Через какое-то время Остин заснул, и ему приснилось, что Бетти упала в колодец. Вода сомкнулась над ее головой.