Подарков было много, и Макс с Розой не знали, как с ними управиться. Ирв и Виктор помогали им упаковываться, а Голд рыскал по комнатам в поисках пакетов. К подарку Мьюриел, кошельку из крокодиловой кожи, купленному в магазине уцененных товаров, Виктор присоединил дюжину устриц и маринованный язык. Самым важным из подарков был купленный в складчину Карибский круиз, в стоимость которого входили и деньги на карманные расходы. Сид заплатил бо́льшую часть, но остальные тоже внесли понемногу, и поэтому Сид мог сказать Гарриет, что это подарок от всей семьи. В Карибском море будет тепло, тогда как Европа напоминала бы им о сыне, а Калифорния - о дочери. Ни Роза, ни Макс ни разу не были за границей. Они даже на самолете никогда не летали.
- Я просто получаю удовольствие, - сказал Ирв Голду, - от того, как вы, ребята, подшучиваете друг над другом.
Голд был потрясен. Гос-поди-ты-боже-мой! Неужели это производит именно такое впечатление?
- Вам троим палец в рот не клади, - сказал Милт.
Ко времени общего отъезда, после того как все женщины, кроме его мачехи и Мьюриел, энергично взялись за дело, в гостиной и кухне был наведен порядок, последняя сковородка вычищена, последняя стопка посуды загружена в моечную машину. Когда утихла прощальная сумятица, Голду удалось унять и самую главную их тревогу и выпроводить в праздничном настроении.
- Брюс, - набравшись храбрости, спросила Эстер уже в дверях, пока остальные ждали с самым озабоченным видом, - если ты поедешь в Вашингтон, ты ведь не сделаешь ничего такого, за что нам было бы стыдно?
Голд, преодолевая страх, спросил:
- Чего именно?
Здесь мужество отказало Эстер, и другие приняли удар на себя.
- Например, не будешь голосовать за республиканцев?
- Никогда, - ответил он.
- Или способствовать их избранию?
- Конечно, нет!
- Даже если кандидат будет евреем?
- В особенности, если он будет евреем.
- Слава Богу, - сказала его мачеха.
- Эта тетя Роза… - сказала Дина, сидя по-турецки на кровати Белл. - Я никогда не видела ее такой счастливой. Ты когда-нибудь слышала, чтобы она столько смеялась и разговаривала?
- Я рада, что устроила этот праздник.
И Голд тоже был рад. Белл - хорошая жена, и Голд чувствовал, что, может, ему будет не хватать ее, если он решит снова жениться.
В КАБИНЕТЕ Ральфа Ньюсама в Вашингтоне всё сияло и сверкало, кроме брюк Ральфа на том месте, на котором сидят. У лифта Голда встретила хорошенькая девушка, она передала его сногсшибательной женщине лет тридцати с черными прямыми волосами и в полупрозрачном очень дорогом платье, которое обворожительно облегало ее на удивление гибкое тело; она-то и отвела его к секретарше Ральфа, лучезарной кокетливой женщине ошеломительной чувственной прелести, которая сразу же завоевала его сердце своим дразнящим дружелюбием и ласковым рукопожатием. Все здесь отливало таким полированным блеском, что электрический свет казался просто излишним.
Ральф ничуть не постарел за прошедшие годы. Он был высок и строен, медлителен в движениях, рыжеватые волосы над его покрытым веснушками лицом были уложены на одну сторону. Самое яркое воспоминание Голда о Ральфе касалось его волос, которые всегда были аккуратно подстрижены и в то же время выглядели так, будто их никогда не касались ножницы парикмахера. На нем была приталенная рубашка с монограммой, а его брюки казались свежевыглаженными. Он все еще оставался единственным выпускником Принстонского университета, которого Голду - или кому-нибудь из окружения Голда - довелось встретить.
- Надеюсь, ты вчера неплохо провел время, - невинно начал Ральф. - Этот городишко просто кишит хорошенькими женщинами, которые ради приятного времяпровождения готовы почти на что угодно.
Ответ Голда был краток:
- Я устал с дороги и решил отдохнуть.
Это было ложью. Он провел вечер, ошалело бродя по отелю в тщетной надежде, что кто-нибудь, может быть, узнает его и отведет туда, где есть девочки такие же хорошенькие, как любая из тех трех, что он только что видел.
- Господи, Брюс, до чего же я рад снова тебя видеть, - сказал Ральф. - Как в старые добрые времена, да? - Голд хранил молчание. Все было совсем не так, как в старые добрые времена. - Президент будет рад, что я повидался с тобой сегодня, если только узнает. У него от тебя просто чердак дымится. Он сделал копию твоей рецензии на его Мой год в Белом Доме и положил ее под стекло своего рабочего стола в Овальном Кабинете и теперь может целыми днями перечитывать ее во время важных разговоров о сельском хозяйстве, жилищном строительстве, финансах, голоде, здоровье, образовании, социальном обеспечении и о других вещах, к которым он не испытывает никакого интереса. - Ральф не шутил. - Мне сказали, что он уже сделал увеличенную фотокопию твоего афоризма "Сокрушительные успехи, или Все, что намечено, не сбудется" и повесил ее на стене в малой гостиной, где он завтракает, рядом с цитатой из Плиния. Ему это каждый день напоминает о том, что он не должен пытаться делать слишком много.
Голд ответил взвешенно.
- Я польщен, - сказал он и после некоторого колебания добавил: - И все же в его книге есть много такого, чего я не понимаю.
- Вот это-то ему и нравится в твоей рецензии больше всего остального. Он опасался, что ты его раскусишь.
- Раскушу? - Голд неловко задергал ногой.
- Видишь ли, мы-то все понимали, что ему особо нечего сказать о своем первом годе в Белом Доме, понимали еще и потому, что он все время пишет об этом. Он, кажется, хочет, чтобы ты начал работать здесь, как только тебе удастся уладить свои дела, хотя он, кажется, и не хочет, чтобы ты их пока улаживал. Это я тебе могу сказать со всей определенностью.
- Кем работать? - спросил Брюс.
- Кем пожелаешь, Брюс. Ты можешь выбирать из всего, что есть на данный момент и что мы хотим тебе предложить. В настоящий момент у нас нет ничего.
- Ральф, ты мне так толком ничего и не говоришь. Если смотреть на вещи реалистично, то на что я могу рассчитывать?
- На самый верх, - ответил Ральф. - Ты даже можешь начать оттуда. Иногда у нас бывает много вакансий наверху и ни одной внизу. Я думаю, мы можем перешагнуть через представителя и официального представителя и дать тебе что-нибудь повыше, если только для этого не будет никаких препятствий. Ты слишком знаменитая фигура, и мы не можем использовать тебя инкогнито, хотя знают тебя и немногие. У тебя есть в работе что-нибудь еще?
- Я работаю над книгой для Помроя и Либермана и еще я задумал небольшую статью об образовании.
- Я так тебе завидую, - пробормотал Ральф. Голд метнул на него враждебный взгляд. - А о чем эта книга?
Этот вопрос был для Голда, как удар обухом по голове.
- Об американцах, Ральф. Об американцах еврейского происхождения.
- Полагаю, ты сейчас в большой моде. Я бы поторопился с этим, пока не поздно.
- Не поздно для чего?
- Чтобы рисковать с этой темой. Вот статья об образовании будет полезна. Мы скоро назначаем еще одну президентскую комиссию по образованию, ты будешь введен в ее состав. - Ральф нажал на кнопку селектора. - Пылинка, детка, принеси досье на доктора Голда, пожалуйста.
- Сейчас, милый. - Поразившая воображение Голда секретарша принесла Ральфу папку с абсолютно пустым вставным блокнотом. - Пожалуйста, дорогой.
- Спасибо, милочка.
- Она великолепна, - сказал Голд, когда она ушла. - Пылинка - очень миленькое прозвище.
- Это ее настоящее имя. А прозвище у нее Ириска.
- Но ты не называл ее Ириской.
- Ты хочешь, чтобы я это делал в правительственном учреждении? - добродушно проворчал Ральф. - Так, посмотрим, что тут у нас. - Ральф занялся пустым блокнотом, на первом листе которого написал представитель, источник, официальный представитель. - Мы думали начать с того, чтобы сделать тебя помощником по связям с прессой, но ребята из прессы начнут гадать, откуда берутся такие помощники по связям с прессой. Хочешь поработать секретарем?
- Ну, это далеко от моих помыслов, - с обидой в голосе сказал Голд. - Я не умею печатать.
- Да нет же, не таким секретарем, - Ральф рассмеялся. - Я имею в виду, - он никак не мог подыскать нужное слово, - как же это называется? Кабинет. Тебе не придется печатать или стенографировать. У тебя для этого будут девочки, вроде Пылинки, Песчинки и Соринки. Хочешь быть членом кабинета?
Голд был более чем утешен.
- Ральф, это и в самом деле возможно?
- А почему нет? - был ответ Ральфа. - Хотя, может быть, тебе придется начать с ИО.
- ИО?
- ИО это, кажется, чуть повыше помощника и заместителя, но это еще и не полный член кабинета. Если только не наоборот. Теперь в этом, по-моему, никто толком не разбирается.
- И я мог бы начать с ИО секретаря?
- В Вашингтоне, Брюс, люди растут быстро и не могут упасть очень низко. Как насчет секретаря по вопросам занятости?
Голд, почувствовав себя увереннее, намеренно помедлил перед отказом:
- Пожалуй, нет.
- Не могу сказать, что осуждаю тебя. А как насчет секретаря по внутренним делам?
- Ну, это что-то уж очень темное.
- Кажется, они работают с угольными шахтами. Транспорт?
Голд скорчил гримасу.
- Там работать нужно.
- Коммерция?
- Это что-то вроде торговли вразнос.
- Ты демонстрируешь отличную способность оценочных суждений. Как насчет представителя в ООН?
- Не смеши меня.
- А что ты думаешь о министре финансов?
Голд навострил уши.
- А ты что думаешь?
- Звучит красивее всего остального.
- А что мне придется делать?
- Я, наверно, смогу разузнать. Гаррис Розенблатт должен быть в курсе. Они в основном очень богатые и, кажется, любят считать деньги.
- Я тоже люблю считать деньги.
- Но они знают, как это делать.
Голд с сожалением отклонил это предложение.
- Думаю, я буду себя там неловко чувствовать. Я считаюсь чем-то вроде пацифиста и радикального реформатора.
- Но консервативного радикального реформатора, - напомнил Ральф.
- Абсолютно верно.
- Представь, какая была бы благодать иметь тебя в министерстве обороны.
На Голда нашло вдохновение.
- Как насчет министра обороны?
- Неплохо, Брюс. В особенности для пацифиста.
- Но я пацифист только в мирные времена.
- Мы это запишем, - Ральф сделал добавление к своему списку. - Потом есть еще директора ФБР и ЦРУ.
- А мне нужно будет носить пистолет?
Ральф не был в этом уверен и потому сделал себе еще одну пометку для памяти.
- Это все неплохие места, Брюс. Человек с твоим умением ориентироваться в обстановке, вероятно, сможет проталкивать свое имя в газеты не реже государственного секретаря.
- А как насчет государственного секретаря?
- Неплохая мысль, - сказал Ральф.
- Мне там придется что-нибудь делать?
- Абсолютно ничего, - ответил Ральф; казалось, его удивила даже сама мысль об этом. - В правительстве, Брюс, опыт не в счет, а знания не играют роли. Если и можно что использовать из прошлых уроков, так это единственный: хватай то, что тебе нравится, когда подворачивается случай.
Голд расстроено спросил:
- А хорошо ли это для общества?
- Для общества все плохо, Брюс. Я думал, ты это знаешь. Ты намекнул на это в своей последней работе. А теперь, Брюс, - смущенно продолжал Ральф, - я должен быть откровенным. Может быть, тебе придется обзавестись женой получше.
- Чем Белл? - Настроение у Голда поднялось.
- Извини. - Ральф говорил официальным тоном. - Белл подошла бы для сельского хозяйства или вопросов занятости. Но что касается государственного секретаря или министра обороны…
- Мы с Белл уже не близки, - доверительно сказал Голд.
- Рад это слышать, - сказал Ральф. - На сей раз попробуй кого-нибудь повыше. Ты ведь знаешь, что ты низенький. Высокая жена добавила бы тебе весу.
- А я не буду казаться еще ниже, если у меня будет высокая жена? - спросил Голд.
- Нет, - сказал Ральф. - Ты ее будешь делать выше. А это добавит тебе весу, отчего она будет казаться ниже. Андреа Коновер идеально подошла бы для этого.
- Я ее увижу сегодня. А ее роста достаточно?
- О, вполне. А ее отец - дипломат на излете карьеры. Он купается в деньгах и у него наилучшие связи. Сделай ей предложение.
- Сегодня? - Голд сконфуженно рассмеялся. - Я не видел ее семь лет.
- Ну и что? - ответный смешок Ральфа прозвучал одобряюще. - Ты всегда можешь получить развод. Андреа занимает важный пост в Комиссии, контролирующей расходы правительства. Из-за нее мы больше не можем звонить по личным делам. Знаешь, Брюс, - Голд поднялся вслед Ральфом, - сейчас у нас начались наши золотые денечки - мы вступили в возраст, который нравится всем женщинам от шестнадцати до шестидесяти пяти. Надеюсь, ты не упускаешь возможностей. Многие из женщин падки на твой тип.
- Мой тип? - Все эйфорические потоки в жилах Голда мгновенно застыли.
- Да, - сказал Ральф.
- Что ты имеешь в виду, когда говоришь "мой тип"? - спросил Голд Ральфа.
- Тот тип, к которому ты принадлежишь, Брюс. А что?
- В отличие от каких других типов, Ральф?
- От тех, к которым ты не принадлежишь, Брюс. А почему ты спрашиваешь?
- Да так, - сказал Голд, а потом решил с головой нырнуть в эту мутную лужу. - Либерман думает, что ты антисемит.
Ральф был поражен.
- Я? - Голос его звучал обиженно и удивленно. - Брюс, я бы чувствовал себя ужасно, если бы думал, что когда-то сказал или сделал что-нибудь, отчего у тебя могло сложиться такое впечатление.
Ральф говорил искренне, и Голд почувствовал раскаяние.
- Ты ничего такого не говорил и не делал, Ральф. Извини, что я поднял эту тему.
- Спасибо, Брюс. - Ральф успокоился, и его красивое лицо засветилось милой улыбкой. - Слушай, я же списывал у тебя работы в Колумбии. Благодаря тебе я закончил курс. Но я и правда считал Либермана не очень-то приятным человеком.
- И ты был прав, - рассмеялся Голд. - Я ведь знаю его всю жизнь.
Напряжение спало. Ральф сказал:
- Дай-ка я отнесу эти заметки Пылинке, пусть она их перепечатает. Мы сегодня прошлись по многим вопросам, верно?
Голд не был в этом уверен, но еще никогда в жизни он не испытывал такого оптимизма относительно своего будущего. Он выглянул из окна, бросил взгляд на официальный Вашингтон и на небо. Сквозь застекленную дверь открывалась перспектива служебных помещений, представлявшая собой чисто пасторальную картинку: ряды сборных столов мирно дремавших под рассеянным светом немигающих ртутных ламп, перегородки из прозрачного стекла высотой до плеча, кабинеты не менее фешенебельные, чем у Ральфа, и фантастически согласованное движение работающих людей, которые были совершенно и во всем безупречны. Все женщины были загоревшими и шикарными - ни у одной не было лишнего веса, на мужчинах были пиджаки и галстуки, а на всех брюках непременно присутствовали стрелочки. Если в этом райском саду в каком-то яблочке и сидел червячок, то он ускользнул от циничного взгляда Голда, который всюду умел разглядеть грязь и первые признаки разложения. Голд мог взглянуть на грейпфрут и сказать, зрелый он или нет.
- Тебе здесь понравится, да? - сказал Ральф, читая его мысли.
- Здесь всегда так?
- О, да, - уверил его Ральф. - Здесь всегда так, если только не иначе.
Голду удалось произнести без сарказма:
- А как здесь, когда иначе?
- Как иначе, Брюс?
- Не так, как сейчас.
- По-другому.
- Как по-другому, Ральф?
- По-разному, Брюс, если только есть какая-то разница, а если нет, то всегда так.
- Ральф, - вынужден был спросить Голд, - а здесь не смеются или не улыбаются, когда ты говоришь так?
- Как "так", Брюс?
- По-моему, ты смягчаешь каждое свое утверждение или противоречишь ему.
- Правда? - Ральф напряженно задумался. - Может быть, я и правда временами говорю оксюморонами. Я думаю, здесь все так говорят. Может быть мы все оксюморонны. Я действительно как-то раз на одном высоком заседании сказал кое-что, отчего все засмеялись. Я тогда сказал: "Давайте построим парочку лагерей". И все рассмеялись. Я до сих пор не могу понять, почему. Я ведь говорил серьезно.
- Ну, мне, пожалуй, пора, - сказал Голд.
- К сожалению, да. Я бы от всего отказался ради ланча с тобой, Брюс, но не могу упустить возможности поесть в одиночестве. Жаль, что ты не можешь остаться на уик-энд, хотя я и не знаю, что́ это могло бы изменить. Альма с удовольствием пригласила бы тебя посмотреть на ее террариум, но Элли расстроится.
- Альма?
- Моя жена.
- А что случилось с Келли?
- Ты, наверно, имеешь в виду Элли.
- Да.
- Она стала на год старше, Брюс. И потом этот тонкий шрам от кесарева сечения. Она не хотела бы, чтобы мы с Альмой появлялись вместе до тех пор, пока не станет известно о нашем разводе. - Тут Ральф обратился к блондинке за дверями кабинета:
- Пылинка, скажи, пожалуйста, Соринке и Песчинке, что я сам провожу доктора Голда до лифта. Пусть Кристи зайдет ко мне в кабинет. Скажи ей, что я возбужден.
- Непременно, дорогой. Пока, милый.
- Кто такая Кристи? - спросил Голд.
- Это та, хорошенькая. По-моему, ты ее не видел.
- А зачем эта херня с доктором Голдом?
Ральф понизил голос.
- Это производит хорошее впечатление. Все знают, что профессора, в отличие от докторов, мало зарабатывают. Ууух-ты - какая пошла. Ты видел эту хорошенькую попку? Брюс, передай от меня привет Андреа. Она тебе может показаться немного застенчивой, но на самом деле она просто золото. Эй было так непросто: расти единственным ребенком Пью Биддла Коновера со всеми его деньгами и лошадьми. Они ездят на них верхом. - Последнее Ральф произнес так, будто говорил о какой-то пошловатой и нездоровой привычке. - Да, и передай мой привет Белл. Как детишки?
- Отлично. Одна еще дома.
- Это ужасно, - сказал Ральф. - Позволь мне дать тебе хороший совет, Брюс. Это неофициальное мнение Верховного суда США. За него проголосовали семь против одного при одном воздержавшемся, который был с тяжелого похмелья. Когда разводишься, ни в коем случае не требуй себе права опеки детей или даже их посещения. Пусть они сами просятся к тебе в гости. Иначе они будут думать, что делают тебе одолжение, позволяя проводить с ними время, но ты очень скоро обнаружишь, что никакое это не одолжение.
Возле лифтов Голд больше не мог сдерживать свое любопытство.
- Ральф, - сказал он, нервно перебирая пальцы, - а чем ты здесь занимаешься?
- Работаю, Брюс. А что?
- Мне нужны некоторые гарантии, Ральф, понимаешь? Прежде чем я начну менять свою жизнь, разве я не должен кое-что выяснить?
- Конечно.
- Что у тебя за работа?
- Хорошая, Брюс.
- А что ты делаешь?
- То, что от меня требуется.
- Но какое у тебя положение?
- Я из приближенного кружка, Брюс.