Я скользнул рукой внутрь вслед за ней. И испытал нечто необыкновенное: на глазах моя кисть потонула, как в жидкости, в зернах, хотя те были сухие и легкие, бесплотные, как мякина. Густой, горьковатый аромат наполнил ноздри. Я погрузил руку глубже, и в скользко-маслянистой глуби зерен рука как будто встретила что-то иное - мгновенное, легкое касание ее сухих пальцев.
- Ваш мистер Линкер - большой оригинал, - заметил я.
- Он гений, - тихо сказала секретарь.
- Как кофейный деятель?
Будто невзначай я легонько скользнул большим пальцем вокруг ее запястья. Она напряглась, убрала руку. Но только и всего. Интуиция меня не обманула: было в ней какое-то забавное ехидство или, вернее сказать, внутреннее достоинство: эта женщина была не из тех, кто опустится до вульгарного жеманства.
- Он гений, - повторила она. - Он хочет изменить этот мир.
- Своими безалкогольными барами?
Должно быть, это прозвучало несколько насмешливо, потому что она бросила резко:
- Отчасти, если угодно, да.
Словно влекомая неведомым чувственным притяжением она снова погрузила руку в кофе, глядя, как зерна просыпаются между пальцами, темные, как бусины черного дерева или гагата.
- Чем же кроме? - вставил я.
Она взглянула холодно:
- По-вашему, он нелеп.
Я покачал головой:
- По-моему, он заблуждается. Рабочий ни за что не променяет джин на "арабику".
Она повела плечом:
- Возможно.
- Вы так не думаете?
Вместо ответа она зачерпнула очередную пригоршню зерен, и, водя рукой из стороны в сторону, дала им медленно сочиться между пальцев. И тут я понял, что именно напоминает мне этот полутемный, мрачный склад. Навязчивый запах кофе походил на запах ладана, а этот скудный, пыльный свет был сродни мраку внутри громадного собора.
- Это не просто зерна, мистер Уоллис, - сказала она, не отрывая взгляда от перекатывающихся черных капель. - Это семена… это семена новой цивилизации.
Она подняла голову. Я вслед за ней перевел взгляд на окно, выходящее из кабинета Пинкера на склад. За стеклом, глядя прямо на нас, стоял торговец кофе.
- Он - великий человек, - сказала она просто. - Ко всему прочему он мой отец.
Вынув руку из мешка и тщательно вытирая ее платком, она направилась к жаровням.
Я нагнал ее:
- Мисс Линкер! Позвольте мне перед вами извиниться… я не имел намерения… если я задел…
- Извиняться вам следовало бы исключительно перед ним.
- Но ведь ваш отец моих слов не слышал.
- Ну, и от меня он их не узнает, если вы не проговоритесь.
- Но я должен извинится за… - Я запнулся. - За свое поведение в отношении вас, оно было вряд ли уместно по отношению к такой особе, как вы.
- О чем вы? - невинно подняла брови мисс Пинкер.
Повергнутый в замешательство, я молчал.
- Надеюсь, мистер Уоллис, - сказала она, - вы не станете выказывать мне предпочтения в сравнении с другими служащими моего отца.
Отпор или поощрение к действию? Если последнее, то тщательно завуалированное. С минуту она выдерживала мой взгляд:
- И вы, и я здесь на службе, не так ли? Всякие личные чувства следует отмести. "Утром сей семя свое, и вечером не удержи руки своей". Экклезиаст.
Я склонил голову:
- Несомненно. Тогда я буду ждать вечера, мисс Пинкер.
- А я утра, мистер Уоллис.
Я покинул склад равно в приподнятом и одновременно в озадаченном настроении. С одной стороны, мне, похоже, выпала выгодная служба. С другой, встрепенулся под тканью брюк готовый к подъему член, как итог флирта с прелестной Эмили Пинкер. Я нанял лодочника до Набережной, затем пересек Стрэнд и направился к Веллингтон-стрит. Там располагалось несколько дешевых веселых заведений, которые я частенько до этого посещал: все относительно приличного свойства. Но нынче ночью предстоял пир: мне был обещан аванс в тридцать фунтов.
Попутно заскочив в таверну "Савой" лишь ради порции мясного пудинга, я вошел в самый шикарный бордель в доме номер 18. На первом этаже за тяжелыми портьерами находилась обитая красным дамастом приемная зала, в которой полдюжины наипрелестнейших крошек Лондона возлежали в своих неглиже на пухлых диванах. Но какую же выбрать? Одна с роскошными рыжими локонами; другая сильно напудренным лицом похожа на марионетку. Были еще и крепкая рослая красотка-немка, и смуглая кокетка-француженка. И многие другие.
Я выбрал ту, длинные изысканные пальцы которой напомнили мне мисс Эмили Пинкер.
Глава седьмая
Пинкер поднимает глаза: в кабинет входит дочь, чтобы убрать чашки и кувшины, загромождающие письменный стол.
- Ну что? - произносит он мягко. - Как тебе, Эмили, наш эстет?
Она берет салфетку, промокает пятна жидкости на поверхности полированного красного дерева, потом произносит:
- Он все-таки не совсем то, чего я ждала.
- В каком смысле?
- Прежде всего, он моложе. И слишком любит себя.
- Верно, - соглашается Пинкер. - Но по некотором размышлении я счел, что это, может, не так уж плохо. Человек постарше, не исключено, сильней дорожил бы своим мнением. Этот, надеюсь, не так прыток, чтобы сбежать, прихватив твою идею.
- Едва ли это моя идея… - вставляет дочь.
- Ну, Эмили, не скромничай. Раз тебе предстоит работать с мистером Уоллисом, то, подозреваю, такую роскошь ты вряд ли сможешь себе позволить. Разумеется, идея твоя, и она останется твоей. - Линкер вертит авторучку между пальцами. - Думаю, он этого не уловил, - ты обратила внимание, когда я сказал, что учредитель - Линкер, ведь он решил, что это я.
- И не без оснований, не так ли? Тем более, в тот момент он не подозревал, что я твоя дочь.
- Возможно, - Линкер смотрит, как она ставит посуду на поднос. - Ты ему скажешь? Про то, что Определитель - твое детище?
Эмили составила чашки стопкой.
- Нет, - говорит она после некоторого молчания.
- Почему?
- Мне кажется, что на этом этапе, чем меньше он будет знать о наших планах, тем лучше. Если расскажу, он, возможно, захочет узнать подробней, для чего задуман наш Определитель. И все, что мы расскажем, может попасть к нашим конкурентам. Даже, возможно, к Хоуэллу.
- Ты, как всегда, очень мудра, Эмили. - Отец поворачивает голову, наблюдает, как биржевой аппарат, запинаясь, клюет по бесконечно тянущейся ленте. - Что ж, будем надеяться, что для нашего дела он подойдет.
Глава восьмая
Дегустационная зала должна быть защищена от всяких вмешательств извне, в особенности зрелищ, звуков и запахов. Вдобавок - сконцентрируйтесь полностью на насущной задаче.
Тед Лингл. "Справочник дегустатора кофе"
На следующее утро настала очередь старшего секретаря Дженкса быть моим проводником. Если накануне вечером склад показался мне чем-то вроде церковного собора, то в обществе Дженкса я уяснил вскоре, что на самом деле это - машина: громадный, но весьма нехитрый механизм накопления прибыли. "Сырье", как Дженкс именовал кофе, доставляется на судах во время прилива: распределяется по всему громадному пространству склада; очищается от шелухи, дробится, прожаривается и в некоторых случаях мелется, а потом, учетверяясь в стоимости, вывозится с очередным отливом. Дженкс показал мне реестры, находившиеся под его личным контролем; толстенные гроссбухи, четко регистрировавшие столбец за столбцом путь каждого мешка, каждого зернышка.
Большая часть кофе, поступающего в это хранилище, предназначалась для одной из всего-навсего четырех смесей: "Мокка-микс Пинкера", "Выдержанный Правительственный Ява Пинкера", "Цейлонский Пинкера" и "Причуда Пинкера". Смеси эти не вполне отвечали своим названиям. Скажем, "Выдержанный Правительственный Ява" был так назван потому, что правительство Голландии выдерживало свой кофе перед тем, как пустить в продажу, отчего вкус у кофе становился более насыщенным, что ценилось в Европе. Однако из-за пошлины на голландский кофе фактическое содержание сорта "Ява" в смеси Пинкера могло убавиться до трети, остальные две трети составлял кофе с плантаций Индии и Бразилии. Аналогично, разъяснил Дженкс, и цейлонская смесь, хоть изначально и состояла из кофе с личных плантаций Пинкера в Бразилии, теперь, поскольку урожай был полностью загублен тлей, имела название скорее чисто паспортное, чем соответствующее сути, так как более восьмидесяти процентов смеси составляет в ней дешевый бразильский кофе.
Должно быть, перехватив мой изумленный взгляд, Дженкс сухо заметил:
- Это не мошенничество, это общепринятая практика ведения бизнеса.
- Ну да, разумеется…
- Другие торговцы обычно добавляют в свои смеси посторонние добавки. Цикорий, овес, жареную кукурузу, даже сорго. Приправляют древесной золой и черной патокой. У Пинкера это исключено.
- Хотя это и, как вы заметили, является общепринятой практикой ведения бизнеса? - с невинным видом осведомился я.
Дженкс сверкнул на меня глазами:
- Под словом "общепринятая" я имел в виду недобросовестных торговцев. Таких как "Сеймур" или "Лэмбертс". Да и "Хоуэллс", пусть даже у них имеется Королевское разрешение.
Названия фирм, в особенности последнее, Дженкс произнес несколько зло, с пренебрежением.
- Угу.
И чтобы поменять тему, довольно с него моих подколов, я спросил:
- Наверно, гибель цейлонских плантаций нанесла вам приличный урон?
- Не слишком. Земля была дешевая, а работников мы просто переключили на сбор другого урожая, к примеру, чая. Возникли небольшие балансовые убытки, но мы списали их за счет наших активов.
Разумеется, слова "балансовые убытки", "активы", "списали" в то время были мне совершенно непонятны. Но я кивнул, и мы двинулись дальше.
В конторе Дженкс показал, как торговец определяет качество кофе или, как он выразился, "дегустирует" его. Определенное количество смолотых зерен насыпается прямо в чашку стандартного размера. После добавления воды надо подождать ровно две минуты, потом ложкой сбить гущу на дно и затем попробовать, что получилось.
- Вот так, - Дженкс отработанным изящным движением запустил ложку в чашку, потом вынул, поднес ко рту и шумно втянул.
От утонченного Дженкса подобных шумных звуков я никак не ожидал. Но потом я понял, что он намеренно всасывает воздух вместе с жидкостью, точно так же, как Пинкер делал это в "Кафе Руайяль".
- И каков его вкус? - спросил я.
Дженкс повел плечами:
- Не знаю. Я не умею определять.
В его голосе я уловил некую надменность, будто он хотел сказать, что определение вкусовых свойств кофе лучше предоставить людям вроде меня.
- Должно быть, при вашей должности это некий минус.
- В мои обязанности входит коммерческая сторона дела.
- Может ли удачно развиваться коммерция, если кофе неопределимо на вкус?
- В таком случае нам явно повезло, что появились вы, - бросил он презрительно.
Его тон меня удивил, я взглянул на Дженкса: прежде мне не приходило в голову, что мое назначение может негативно восприняться служащими Пинкера.
В этот момент к нам присоединился сам коммерсант.
- Ага! Наш новичок активно включился в работу. Счастлив, мистер Уоллис, обнаружить в вас такое усердие. Признаюсь, вчера вечером я в какой-то момент ощутил тревогу. Отсюда, в конце концов, никого не "отчисляют". - Он взялся за только что пригубленную секретарем чашку, опустил в нее нос, потянул ноздрями. - Как вы сможете заметить, - задумчиво произнес он, - пахнет по-разному из самой чашки, - он отвел нос подальше, - и на некотором расстоянии от нее. Больше того, если склонить нос на сторону, вот так, окажется, что аромат усиливается. Если слегка покружить жидкость в чашке, - он поводил чашкой, - высвобождается иное сочетание летучих элементов. Это все нам в свое время надо принять к сведению.
- Мистер Уоллис только что высказывал свои соображения насчет смешения сортов, - язвительно вставил Дженкс.
Пинкер, нахмурившись, взглянул на меня:
- В самом деле?
- Я просто заметил, - произнес я мягко (черт бы побрал этого Дженкса!), - как, должно быть, хлопотно покупать столько разных сортов кофе, а продавать так мало.
- Верно, верно. Истинный ценитель всегда обнаружит восхитительную изюминку в кофе с любой плантации, подобно тому, как для любителя вин большое удовольствие сравнивать красное бордо с испанской риохой и так далее. Но нам необходима прибыль, а в отличие от вин, с годами обжаренный кофе не становится лучше.
Пинкер подошел к окну, выходящему на склад, и некоторое время, задумавшись, глядел вниз на громадное хранилище.
- Вообразите, что перед вами армия, - произнес он наконец как бы про себя: мне пришлось подойти и встать у него за спиной, чтобы лучше расслышать. - У каждого полка своя родина, свой характер, и вместе с тем каждый полк состоит из отдельных личностей - бойцов, которые ради общего дела отказались от личного. Вон там у меня мои горцы, мои ирландцы-ополченцы, мои гуркские стрелки. И так же, как в армии, в зависимости от надобности, используют кавалерию или инженерные войска, так и изготовитель смеси может улучшить застарелый бразильский кофе небольшой добавкой суматрского или же скрыть недостатки одной партии кофе с помощью лучших свойств другого сорта.
- Ну, если это армия, то вы, должно быть, ее генерал, готовый направить полки в битву? - сказал я.
Это была шутка, но на лице Пинкера, обернувшегося ко мне, я не обнаружил ни тени юмора: напротив, его глаза жарко вспыхнули в предвкушении побед своих батальонов.
- Именно, - сказал он тихо. - Именно так.
Мы тотчас приступили к работе. Была внесена и подключена к газу горелка. Мы были снабжены большим количеством чашек и чайников с водой, а также малым по имени Саут, в чьи обязанности входило приносить образцы кофе по нашему требованию. Кроме того, перед нами оказались два стальных ведра, назначение которых я сначала не понял.
- Для кофе, - пояснил Пинкер. - Если и в самом деле все выпивать, живот лопнет.
Еще нам была придана Эмили, занявшая свое место на краю стола со своим блокнотом. Я улыбнулся ей, но, хоть она и кивнула, это было чисто деловое приветствие, ничего более. Конечно, откуда ей было знать, что прошлым вечером мы с ней некоторое время совокуплялись на бархатном диване в доме номер 18 по Веллингтон-стрит. (Девица, которую я взял, была довольно мила, но летаргична, а ее натуральная смазка оказалась, как выяснилось, одобренной щедрым количеством "Жира Клейтона". И после, вернувшись в свои комнаты, я обнаружил, что мой опавший член был весь в этой дряни. Любопытно выходит со шлюхами: клиент оплачивает свою неопытность и недостаток потенции - право же, это единственная профессия, где такое возможно. Но не будем отклоняться от темы).
- Предлагаю взять за отправную точку высказывание Линнея по поводу различных категорий запаха, - сказал Пинкер. Он заглянул в записную книжку. - Вот. Линней группирует запахи по семи классам, в зависимости от их гедонических возможностей, то есть по степени приятности. Итак, мы имеем: Fragrantés, ароматические, такие как шафран или дикий лайм; Aramaticos - бальзамические, например, цитрусовые, анис, корица и гвоздика; Ambrosiacos - амброзиальные, например, мускус; Alliaceous - луковые, например, чеснок и лук; Hircinos - псиные запахи, например, сыр, мясо или моча; Tetros - отталкивающие, например навоз и грецкий орех, и Nauseosos - тошнотворные, например, смола из ферулы вонючей. Вы с этим согласны?
Немного подумав, я ответил:
- Нет.
Пинкер нахмурился.
- Система Линнея, вероятно, отвечала его личным задачам, - произнес я небрежно, - но эстетические принципы диктуют нам иной подход. Главное для нас - это внешний вид, это цвет и общий облик, - и лишь потом запах, вкус, послевкусие и тому подобное.
Пинкер оценил услышанное:
- Так, отлично!
Удостоверившись тем самым, что тон задается мной, я отослал Саута принести со склада по горсти кофе из каждого мешка. Затем зерна были выложены на столе маленькими горками в ряд.
- Итак, - произнес я с большей уверенностью, чем внутренне ощущал, - вот эти черны, как отчаяние, ну а те отливают золотом добродетели.
- Нет, нет и нет! - запротестовал Пинкер. - Это уж чересчур поэтично. Для кого отчаяние, а для кого уныние, и можно ли сказать, будто уныние и отчаяние одного цвета?
Я ухватил его мысль:
- Тогда нам придется подыскать определения различных оттенков черного.
- Именно, сэр, в этом-то и состоит моя цель.
- Гм! - Я призадумался. Если вникнуть, то предмет весьма заковырист. - Для начала, - объявил я, - сосредоточимся на самых черных оттенках черного.
- Отлично.
Мы оба разом притихли. В самом деле, найти, как определить первозданную черноту самых темных зерен, оказалось делом довольно трудным.
- Густо-черный, как ноздри коровы, - изрек я наконец.
Пинкер скривился.
- Тогда: блестящий черный, как слизняк на рассвете…
- Слишком нарочито. И, позвольте вам заметить, вряд ли возбудит аппетит.
- Черный, как библия.
- Весьма вызывающе.
- Черный, как безлунная ночь.
Пинкер недовольно крякнул.
- Чересчур поэтично? Тогда, может, "как уголь"?
- Но уголь не вполне черен. Он несколько сероват, что-то среднее между цветом корнуоллского сланца и мышиной шкурки.
Эта ремарка последовала от Эмили. Я перевел на нее взгляд.
- Прошу прощения, - сказала Эмили. - Наверно, вы не нуждаетесь в чужом дополнении, уже высказавшись столь определенно.
- Напротив… ваше замечание точно, - заметил я. - И, кроме того, чем более… тесно мы будем сотрудничать, тем лучше наши шансы на окончательный успех.
В душе, разумеется, я глубоко сожалел, что не настоял, чтобы этот Определитель предоставили сочинять лишь мне одному. Минут десять мы дискутировали по поводу черного цвета, а я даже не окупил те десять шиллингов, которые с таким рвением израсходовал предыдущей ночью.
- Соболь? - предложил я.
- Ворон, - парировал Линкер.
- Антрацит.
- Деготь.
- Гагат, - сказал я.
Линкер неохотно кивнул.
Кто оспорит непререкаемую черноту гагата.
- Мы получили первое слово, - сказала Эмили, занося его в блокнот. - Но, думаю, вы должны учитывать, что эти зерна так черны лишь оттого, что их прожарили до такого цвета. В натуральном виде они вообще-то светло-коричневые.
- Да, разумеется, - подхватил я. - Разумеется, я это учел. - (Стоит ли говорить, что я про это забыл.) - Естественно, также и прожаривание надо учитывать. В данный же момент мы задаемся вопросом: если эти зерна цвета гагата, то каковы же вон те?
И я указал пальцем на другие.
- Эти цвета… железа, - предположила Эмили.
- Верно, - согласился я. - Они именно такого цвета.
- С этими вышло легче, - отозвалась Эмили, записывая.
- А вот эти?
Пинкер указал на третью кучку.
- Эти жемчужные.
- И дурак знает, что жемчуг белого цвета.
Я поднес к глазам несколько зерен, внимательно их рассмотрел. Они отдавали опаловым сиянием, как натертая до блеска монета.
- Тогда олово?
- Согласна, - сказала Эмили, записывая.