- Представляете, моя жена вбила себе в голову, что мне необходимо посещать их собрания! Даже не знаю, как быть - что-то не вызывают у меня доверия эти новомодные увлечения.
- Возможно, стоит попробовать. Сейчас очень многие этим занимаются. Вы когда начинаете?
Мойя опустил глаза на свой живот и попытался его втянуть. Спинка кресла жалобно скрипнула, и он оставил свои потуги.
- Еще не знаю. Мне сказали, что на первом занятии каждый новичок должен объяснить присутствующим, почему он решил к ним присоединиться… Как вам хорошо известно, я человек застенчивый… Не умею выступать перед аудиторией.
- Важно, чтобы был результат, - заметил Силанпа. - Хотите, посмотрю в редакционном архиве, что у нас есть об этой организации?
- Да нет, не надо, разве только что-то необычное. Я пока еще думаю.
Силанпа вышел из здания полицейского комиссариата на Тринадцатую карреру и открыл папку, полученную от капитана. В ней находилась стопка заполненных бланков с фотографиями и описанием пропавших без вести, а также сведениями об их психическом состоянии, обстоятельствах и возможных причинах исчезновения, записанными со слов родственников. Силанпа зашел перекусить в "Бургер", купил суперкесо, сел у окна и пересчитал бланки. Их оказалось тридцать восемь. Внезапно его одолела страшная апатия. С чего начать? Он попытался заставить себя сосредоточиться, но мешал уличный шум. Силанпа невольно перевел взгляд за окно и несколько раз бездумно перечитал лозунг на растяжке поверх светофора: "Богота - ваша столица. Берегите ее!" Часы торгового центра "Гранаоррар" показывали два пополудни, а на противоположной стороне авениды, на облупившейся каменной ограде, залепленной старыми предвыборными плакатами, кто-то вывел краской крупные буквы: "Мне не стать Доном Джонсоном… Но я и не Дон Никто!"
Вернувшись в комиссариат, Силанпа узнал от капитана Мойи, что в два часа в морге началось опознание трупа, обнаруженного на Сисге.
- Родственниками этих людей? - потряс он папкой с анкетами пропавших без вести.
- Да. Сходите и вы туда, сеньор журналист. Наверняка узнаете что-нибудь интересное.
Пьедраита дал ему халат и усадил на стул. Первым прибыл мужчина лет двадцати семи.
- Назовите имя человека, которого вы разыскиваете, и степень вашего родства с ним.
- Тулио Поведа Бехарано. Я его старший сын.
- Проходите.
Молодого человека подвели к столу с трупом и подняли простыню. Лицо у него брезгливо скривилось, и ему хватило трех секунд, чтобы сказать - нет, не он.
- Посмотрите внимательно! - настаивал Пьедраита.
- Да не он, говорю же вам!
- Тело в очень плохом состоянии. Хотелось бы знать, по каким признакам вы определили с такой уверенностью?
- По зубам, доктор. У моего папаши из всех зубов остался только левый клык.
Сидя в сторонке, Силанпа сделал пометку на анкете. Следующей вошла дама средних лет в сопровождении юноши.
- Маркос Немкетеба Карреро. Супруга и племянник.
Оба направились к мертвецу, однако юноша, увидев, как поднимают простыню, остановился поодаль.
- Это не он.
- Вы совершенно уверены, сеньора?
- Да.
- Почему, позвольте узнать?
- Мне неловко говорить вам об этом, доктор… - Дама понизила голос, приблизив лицо к уху Пьедраиты. - Учтите, я бы никогда не сказала, если б вы сами не спросили… Женщина хорошо знает собственного мужа, вам не кажется?
- Сеньора, здесь производится полицейское расследование! Пожалуйста, отвечайте на поставленный вопрос!
Дама еще теснее прильнула к уху Пьедраиты.
- У Маркитоса отсутствовало одно яичко, доктор… С ним приключилась ужасная беда. Родился-то он, как и все мальчики, нормальным и без изъянов, но когда мы уже были женаты, произошел несчастный случай. Вообразите, однажды Маркитос катался верхом в Льяно, стал садиться на лошадь, зацепился за ограду из колючей проволоки и упал прямо на нее! Так и покалечился! Но имейте в виду, несмотря на это, он не перестал быть мужчиной!
- Благодарю вас за помощь, сеньора!
Часам к четырем родственники более половины пропавших без вести приняли участие в опознании, и ответ неизменно звучал один и тот же: не он!
- Артуро Каррисо Синоко, шурин.
Посмотрев на труп, мужчина отрицательно покачал головой.
- Почему?
- Это какая-то ошибка, доктор. Он не был таким толстым и таким старым. Кроме того, в последний раз, когда мы его видели, он все еще оставался негром.
- Ну да, тогда, конечно, ошибка. Следующий!
- Ослер Эступиньян Хуарес. Младший брат.
- Посмотрите внимательно, - велел Пьедраита.
- Так-так… - Тот послушно принялся разглядывать мертвеца с головы до пят. Потом задумался.
- Вроде бы, на первый взгляд, не он, но есть что-то знакомое…
- Глядите хорошенько, времени у вас предостаточно.
- Может, и он.
- Пройдите вон туда, наш сотрудник задаст вам несколько формальных вопросов.
Прежде чем усадить мужчину за стол, похожий на кухонный, Силанпа изучающе осмотрел его: невысокого росточка, костюм в мелкую полоску, синий шерстяной галстук, грязные ботинки.
- В этой анкете вы сообщаете, что ваш брат бесследно исчез полтора месяца назад. Это так?
- Да.
- Вашему брату пятьдесят лет, семейное положение - холост, проживал в Фонтибоне, душевным расстройством не страдал, работал шофером легкового такси на машине марки "Шевроле-66", регистрационный номер "FT 3643", правильно?
- Да, "Шевроле-66" с движком от семьдесят третьего.
- Здесь также записано, что вы не видели его с февраля прошлого года. Верно?
- Так точно.
- Учитывая, что сейчас октябрь, вы таким образом утверждаете, что видели брата в последний раз двадцать один месяц тому назад. При каких обстоятельствах произошла эта встреча?
- Вы не поверите! Я, знаете ли, работаю в бухгалтерии кадастровой конторы. Однажды мне понадобилось съездить по делам в Боске-Искьердо. Стою я на остановке на авениде Эль-Дорадо, жду автобуса с Сампер-Мендосы, вдруг смотрю - подъезжает такси и кому-то сигналит. Я сначала подумал, что кто-то из стоящих на остановке решил сэкономить время и проголосовал, но встречаюсь глазами с водителем, и он машет мне рукой! Подхожу - и к своему удивлению вижу Ослера! Честно вам признаюсь, если бы столкнулся с ним в уличной толпе, не узнал бы, ведь мы не встречались девять лет, с того дня, как я уехал в Картахену, только представьте!
- В Картахену?
- Ну да! Чудный город! - с энтузиазмом воскликнул Эступиньян. - В ту пору дела в Боготе шли настолько погано, что я сразу согласился на первую же предложенную мне работенку на побережье. Должность вполне приличная, директор продаж на оптовой базе прохладительных напитков фирмы "Ройял краун". Деньги, правда, небольшие, но на жизнь хватало - за жилье заплатить, раз в год прикупить одежонку кой-какую, а иногда, между нами говоря, и кончик помочить - в Картахене это гораздо дешевле, чем в Боготе. Есть там у них место под городской стеной, где, как стемнеет, собираются бабенки, которые, извините за выражение, на передок слабые. Купишь одной такой банку "баварии" и пакетик кукурузных хлопьев, угостишь сигареткой, сунешь за вырез тыщонку и - есть контакт! - ноги в стороны, что твоя утка!.. На чем я остановился?
- На вашем брате. Вы дожидались автобуса на остановке, а он подъехал.
- Ах, да! Вот я и говорю, узнал его с трудом. Но он меня сразу заметил и посадил к себе в такси. В тот день нам почти не удалось пообщаться, поскольку я торопился в Боске-Искьердо - подвернулась левая работенка. Но через неделю мы встретились на перекрестке Двадцать третьей и Седьмой и по этому поводу решили нажраться от пуза в "Пунто рохо", где, по словам брата, постоянно тусуются таксисты и вообще работники общественного транспорта.
- Так это труп вашего брата или нет?
- Нет, не думаю. Не знаю. Может, и он.
- Тогда скажите мне вот что - куда, по вашему мнению, мог запропаститься ваш брат?
- Черт его знает! Он почти не выпивал, азартными играми не увлекался, а с женщинами имел дело ровно настолько, чтобы строчка "пол мужской" в удостоверении личности соответствовала действительности - вы понимаете, о чем я? - хохотнул Эступиньян. - В общем, очень положительный тип. У него и врагов-то не было! Понятия не имею, что с ним могло приключиться!
- А если похищение?
- Не-е-ет… Какой смысл кому-то похищать таксиста, у которого даже машина-то не своя! - Он с заговорщическим видом нагнулся к уху Силанпы: - Тут что-то другое. Его машину обнаружили на автостоянке целую и невредимую. В доме царил полный порядок. Просто загадка какая-то!.. Скажите, пожалуйста, работники морга всегда так подробно расспрашивают при опознании трупа?
Силанпа достал из бумажника фальшивое удостоверение и показал ему.
- Ага, понятно… Секретная служба! Работаете под прикрытием?
- Помогаю полиции… Прошу вас позвонить мне, если станет известно что-нибудь новое о брате. Возможно, совместными усилиями нам будет легче разыскать его.
- Так точно, хефе! Позвоню! Keep in touch!
- Вы говорите по-английски?
- Изучаю. Готовлюсь к эмиграции. А вы там бывали?
- Нет. Хотелось бы, но нет пока.
Разочарованный Силанпа покинул здание института судебной медицины. Никто из родственников пропавших без вести не опознал жертву чудовищного убийства, и теперь на него надвигалась лавина анкет со всей страны. Он позвонил Мойе и сообщил о неутешительном итоге. Вернувшись домой, прослушал запись на автоответчике: "Сеньор Силанпа, это сеньора Гальярин. Я проконсультировалась с моим адвокатом, и он согласился, сказав, что достаточно сфотографировать. Так что сделайте снимки и доставьте мне как можно скорее. Спасибо".
Силанпа посмотрел на муньеку, сказал негромко: - Приглашаю тебя сегодня на свидание! - и послал ей воздушный поцелуй.
Затем перевел взгляд на часы и убедился, что в запасе у него еще много времени. Он налил себе пива и принялся не спеша пить, разглядывая фотографии, сделанные им на Сисге, и изучая анкеты пропавших без вести. Потом вдруг вспомнил, что уже несколько дней не виделся с Гусманом.
И поехал навестить его.
Силанпа и Фернандо Гусман вместе окончили факультет журналистики Хаверианы и одновременно начали работать в "Обсервадоре". Только Гусман лучше справился со вступительным испытанием и получил право выбирать, поэтому его сразу приняли в отдел полицейской хроники. Силанпе же предварительно пришлось пройти стажировку в воскресной редакции.
Гусман был журналистом по призванию, одержимым своей работой, обладающим острым умом и профессиональной проницательностью. Силанпа не раз с гордостью выслушивал его аргументацию в ходе обсуждений судебных дел и детективных расследований с коллегами по редакции. "Это мой друг", - говорил он себе в такие минуты, с восторгом наблюдая, как неискушенный новичок Гусман неизменно обставляет своих многоопытных товарищей, находя правильное решение, проникая в самую суть вопроса, нападая на верный след, догадываясь, где и как искать доказательства того, что казалось недоказуемым.
Когда Силанпу наконец перевели в редакцию полицейской хроники, Гусмана уже повысили до редактора - самой подходящей для него должности, которую он и так уже фактически исполнял на протяжении последних месяцев благодаря своему динамизму и аналитическим способностям. Со дня его назначения даже самые ранние газетные пташки - те, кто приезжал в редакцию на первых автобусах - всякий раз заставали Гусмана на рабочем месте перед включенным компьютером, с покрасневшими глазами, зажженной сигаретой и чашкой черного кофе. Погоня за информацией заводила его, возбуждала, разжигала охотничий азарт. Ему не терпелось быстрее всех разобраться в происходящем, опередить события, чуть ли не заставить действительность подчиниться своему предвидению…
Работал он допоздна. Когда уходили последние редакторы дневной смены, Гусман продолжал что-то писать или править, сидя без пиджака, со сбившимся набок галстуком, приканчивая очередную пачку "Пьельрохи", либо вводил в курс ночных редакторов, расследовал новое запутанное дело, висел на телефоне, опрашивая своих информаторов, а изредка покидал редакцию, чтобы самому "в поле" собрать срочно понадобившиеся сведения.
Уходил он только заполночь - когда в одиночку, а когда с Силанпой, который поджидал его, попивая ром в редакции провинциальных новостей, - и в отсутствие Гусмана всем казалось, что не хватает чего-то важного, будто одна из главных опор газеты внезапно рухнула.
Стремительный подъем по карьерной лестнице оказал на психику Гусмана сокрушающее воздействие. Он замкнулся в себе, не думая ни о чем, кроме работы, а если с ним заговаривали, отводил взгляд куда-то в потолок, словно боясь растерять мысли. Ночные бдения в редакции пристрастили его сначала к алкоголю, а затем и к наркотикам. Силанпе не довелось наблюдать лично, как Гусман потребляет стимуляторы, но все говорили, что иначе он не сумел бы выдерживать такое нечеловеческое напряжение и заставлять собственный мозг работать с полной отдачей почти круглосуточно. После назначения Гусмана редактором отдела полицейской хроники Силанпа мог лишь издалека восхищаться успехами своего кумира, но, попав под его начало, воочию убедился, что у того постепенно съезжает крыша. День ото дня он напивался все раньше, а порции рома с каждым разом увеличивались.
К десяти вечера Гусман менялся, как лакмусовая бумажка: опухшие щеки багровели, нос напоминал стручок красного перца. Силанпа и все остальные оправдывали это тем, что такова, видимо, цена, которую приходится платить обладателю выдающегося интеллекта за свой природный дар. К одиннадцати глаза Гусмана наливались кровью, язык деревенел, а голос становился, как у посланца с того света. Спотыкаясь, он скрывался за дверью туалета, и возвращался совершенно другим человеком, приговаривая: "Сунь голову под холодную воду, и избавишься от любого недомогания!"
Силанпа приезжал в редакцию в девять утра, и за чашкой кофе Гусман объяснял ему то, что предстояло сделать за день. При этом он, не переставая, чертил на листке бумаги, поскольку относился к тем графоманам, которые не могут говорить, не воплощая свои идеи и мысли в линиях, квадратах и кружочках, дополняя собственные слова каракулями и закорючками.
Как-то раз, в одно прекрасное утро, Силанпа уловил в дыхании Гусмана запах алкоголя.
- Вы что, уже выпили? - изумился он. - Сейчас всего девять утра!.. Может, случилось что?
- Ничего не случилось, просто глотнул чуток - горло прочистить!
- Да вы пьяны! Только посмотрите на себя!
Тут он увидел бутылку рома, которая стояла на полу рядом с корзиной для бумаг.
- Спокойно! - Гусман закурил, на лице его мелькнула тревога. - Я - как эта бутылка: налитой, но не пьяный! Давайте-ка лучше займемся делом!
Все рухнуло в тот день, когда Гусману привиделись кукарачи-великаны, и он с воплями принялся крушить редакционные настольные лампы и пишущие машинки. Медики поставили диагноз "шизофрения вследствие постоянного стресса, переутомления, злоупотребления наркотиками и алкоголем"… В итоге Гусману назначили стационарное лечение, и ему пришлось расстаться с редакцией.
С тех пор его держали взаперти в санатории для алкоголиков в Чие, в полной изоляции от внешнего мира. Только Силанпе разрешалось изредка навещать его.
Он оставил свой "Рено-6" на стоянке у ворот, подошел к калитке в ограде и подозвал монашенку из медсестринского персонала санатория.
- Я - друг Фернандо Гусмана, приехал навестить его.
Монашенка проводила Силанпу в палату Гусмана.
Как обычно, при виде бывшего шефа к горлу у него подступил комок.
- Ну как, вас здесь не обижают? - Силанпа вручил Гусману пакет со сдобными булочками и еще один, с виноградом.
- Нет… - Гусман пристально посмотрел на него, выжидая, пока монашенка выйдет за дверь. - Хорошо, что вы пришли. Мне вчера удалось добиться существенного прогресса в достижении свободы моей личности!
- Какого же?
- Я уговорил их разрешить мне читать газеты!
- Но вам это может навредить! - встревожился Силанпа. - Врач запретил всякую информацию!
- Да нет же, погодите, дело вот в чем: я подбросил им идею позволить мне читать по одной газете в день, но как бы в виде исторического обзора, а не последних новостей! Понимаете?
- Нет…
- Каждый день мне приносят очередную старую газету за тот год, когда меня упрятали в этот чертов санаторий. Хоть помаленьку и с опозданием в несколько лет, но я все же узнаю о том, что творится в мире!
Силанпа с восхищением подумал, что Гусману даже теперь удалось добиться своего!
- Сейчас читаю о захвате дворца правосудия! Это черт знает что, верно? Наше государство поражено тяжелым недугом! Бетанкур стоит перед выбором: либо проводить плебисцит, либо отправляться в отставку!
- То ли еще будет, вы себе даже не представляете!..
- Ни слова больше, стихотворец! - перебил его Гусман. - Но если бы грянул очередной переворот, я бы догадался!
На глазах Силанпы выступили слезы, он отошел к окну и уставился невидящим взглядом в горные склоны. А потом, взяв себя в руки, рассказал Гусману о трупе, найденном на Сисге.
- До сих пор неизвестно, кто он и откуда взялся. Жировая оболочка, набитая песком и водорослями!
- Надо выяснить, не имелось ли похожих прецедентов, - тут же принялся рассуждать Гусман. - Поискать в полицейских архивах дела, в которых убийцы сажали жертву на кол, распинали или вешали и оставляли на всеобщее обозрение. Необходимо от чего-то оттолкнуться. Помимо личности убитого, наверняка есть и другие зацепки.
- Вообще-то все очень запутано. - Силанпа закурил и открыл окно. - Я сейчас работаю с анкетами граждан, пропавших без вести за последние два месяца. Мойя расщедрился, помогает мне в обмен на информацию.
- Это не простое преступление, Виктор! Тот, кто его совершил, испытывал страшную ненависть, яростное желание унизить, опозорить, вызвать чувство омерзения!
Медсестра принесла Гусману таблетку, подозрительно оглядела Силанпу с головы до ног, и тот понял, что пора уходить. Прощаясь, они пожали друг другу руки, и взволнованному Силанпе опять пришлось прятать повлажневшие глаза.
Он не спеша вел машину обратно в Боготу и вспоминал студенческие годы, когда вечерами просиживал у себя дома в компании Гусмана, Негро Феррейры и Хуана Карлоса Элорсы. Они вместе обсуждали статьи, вырезанные из газет, манеру, в которой автор подает информацию, и мысленно уже видели себя за персональными компьютерами в редакции какой-нибудь влиятельной газеты, с телефонной трубкой, прижатой плечом к уху, а из-под их пальцев на экран ползут строчки, которые на следующий день изменят ход истории. Им казалось, что в жилах их течет типографская краска, а печатный лист, словно волшебная дорожка, ведет в вожделенное будущее, где каждый день преисполнен неустанного журналистского труда, а вечера дарят тепло заслуженного отдыха в кругу друзей.